Сестрам моим посвящается
Побегут же они когда- нибудь…
Ещё как побегут, но пока все действующие в моей жизни лица поимённо не будут названы, титры будут бежать и бежать.
Самые главные герои, так сказать, сценаристы этого романа будут вначале. Затем режиссёр, то бишь я, которая срежиссировала свою жизнь, но, может быть, тут и не я должна стоять, а сам господь бог.
Это он старательно и неутомимо, шаг за шагом, вёл меня по жизни, подводил за ручку к тем или иным людям, предоставляя самой обрисовывать мизансцену с ними.
В моей власти было любить их или не любить, зло или добро вместе с ними свершать.
Но совсем не в моей власти было вычертить географическую карту жизненного пути.
Как говорится, «где дом, а где Кура».
И вот тут я так и вижу некоего ухмыляющегося гражданина, весьма ироничного, где-то даже ехидного, вольготно расположившегося пузом вниз на огромном, пушистом, серебристом облаке.
Он всегда основательно сыт.
Впечатление такое, что раза три в день он кушает плотно, с удовольствием и сколько душе угодно. Он обязательно чревоугодник, это даже непременное
условие его существования, благодушия и, если угодно, ехидства.
Что касается ручек – ручки у него обязательно есть, такие небольшие, пухленькие, их удобно потирать при особо удачной комбинации из людских судеб.
Для полноты образа надо сказать и про бороду, но не лопатистую такую бороду и не клинышком, а то вы представите себе угрюмого мужика, которому впору топор за пояс и в лес, ёлочку в лучшем случае рубить, или профессора, взобравшегося на кафедру с каким-нибудь старославянским языком и вопрошающего оттуда: «А скажите мне, что такое «бяшети»?»
Нет, у того, с облака, борода круглая, пушистая и обязательно светлая, не седая, а просто светлая, потому что седая от времени станет когда-нибудь с прозеленью, а светлая так и будет вечно светлой.
В ней невозможно застрянуть каким-нибудь крошкам, она не становится ни больше, ни меньше, эта светлая, круглая борода.
Волосы только над ушами, но и на лысине что-то типа подпуши от лёгкого ветерка шевелится. Вот чего нет, так это нимба над головой.
Все говорят, что есть, а я не вижу и всё тут.
Нет нимба.
Что такое?
Все видят, а я нет.
Надо будет в церковь зайти, сравнить, так сказать, копию с оригиналом.
И вот он лежит на облачке, а под ним проплавает и проплывает земля.
На ней все мы копошимся.
Он знает нас, да и как не знать, если всё – творение рук его, и я тоже.Да что говорить про нас с вами, он помнит всех от Адама и Евы, и для него все равны.Всем воздаёт поровну,только не все это замечают.Самое главное- солнце, воздух, земля, вода.
Пожалуйста!
Покажите мне, кому не хватило земли, чтобы уйти в неё.Сколько ваши руки могут обнять,столько и дано.А если вам хочется в гектарах, то, извините. это уже от лукавого.
Но потом всё-таки остаётесь с тем, что сумели обнять, т. е. ,опять с двумя метрами.в этом , видно, и есть высшая справедливость того, что на облачке-то полёживает.
Ехидный старичок вполне мог бы не допустить вашего общения с лукавым, ведь ему подвластно всё.
Но тогда стало бы скучно: смотри- не смотри с облачка- все одинаковые, все по его десяти заповедям живут.
Это ещё будет, когда он людей на роботов поменяет, а пока тут тебе и драма, тут тебе и трагедия с комедией.
Только человечков с места на место переставляй и всё.
Вполне могла бы девка в своей деревне замуж выйти, в крайнем случае на Чистовку какую-нибудь. Но тут этот с облачка посмотрел на неё сверху,двумя руками переставил две крохотные фигурки- и вот тебе пожалуйста, эта девка за три- девять земель оказалась.
Остаётся только ручки потирать, на неё глядючи: сколь ты, девка, книжек прочитала, вспомни-ка, за дровами идёшь, читаешь,подметать начнёшь, под кроватью читаешь,на печь залезешь- читаешь.
Уж ослепла наполовину- а всё тебе любопытно, что в них.
Не хватит ли?
Надо тебя так завертеть, чтоб забыла о них.
И пошёл её с разными людьми сводить да смотреть,как она с ними обойдётся.
Это ж надо так устроить, чтобы и весна, и молодость, и красота какая- никакая, и полный грузовик подснежников- и все к её ногам- замуж пойдёшь за меня?
Нет, отвечает девка, с тобой скучно, другой судьбы хочу.
А какая другая?
Лучше или хуже?
Не знаю, говорит,а только другую, как в книжках.
Да ты что, девка, ведь при жизни в ад попадёшь, куда помчалась?
А пускай, только мир хочу посмотреть, себя в этом мире пристроить.
И понеслась, и понеслась.
Что же с собою взяла?
А что маменька с папенькой дали, то и было с ней.
А много ли дали?
Много!
Жизнь с тем добром прожила, и ещё осталось, людям бы раздать, да никто брать не хочет, добро это теперь не ценится.
Устарело, говорят, не надо никому.
Может, вы возьмёте?
Возьмём, а носить его можно?
Нет.
А съесть?
Тоже нет.
Тогда не надо.
Зачем оно?
По молодости девка сама так думала – зачем? Но всё -таки несла, не бросала, всю жизнь таскала с собой, а на старости оглянулась – до чего хорошо прожила с ним, лучше уж некуда.
И приличный возрасту дом, и дружок любимый, задушевный рядом, и покой с благополучием, чего ещё надобно?
Сёстры с братьями ласкают издалека, приветы посылают, любовью окутывают, как облаком одни с этого, другие с того уже света, а всё-равно всегда рядом с ней.
За что ей столько?
А всё за добро маменькино с папенькиным.
Не разбросала по дороге, не преуменьшила, вот и на тебе, сказал, наверное, тот, что с пушистой бородой на пушистом же облаке.
- Богатые же родители у неё! Вон как девку облагодетельствовали! На всю жизнь хватило. Тратила, тратила, а его вон ещё сколько! Наследники-то хоть есть?
- Как не быть, есть, да только не по прямой линии.
- Что так?
- Да не всем интересно это добро. Многие так и говорят – зачем оно? Не берут, отказываются.
- Где сундук-то, покажите, может, мы отберём, что понравится.
- Да сундуков как раз и нет.
- А в чём же таскать, в чём хранить его?
- Сердце надо большое иметь, в нём всё помещается.
- Всё-всё?
- Всё-всё!
- Разорвётся, не выдержит груза.
- Выдержит, у родителей её выдержало, трещало, рвалось, а потом опять затягивалось, до хороших годов дожили со своими сердцами.
- Тогда давай, что там?
- Доброжелательность, во-первых, добра желательность всем, кто в твоей орбите оказывается. Да не просто пожелать и всё, а сделать добро им.
- Чем?
- Делами, деньгами, сочувствием, помыслами и не для видимости, не для людей напоказ, а от души.
- А так бывает?
- Так родители её делали.
-А ещё?
-Трудолюбие ещё, да чтобы от труда не усталость была, а радость, что сделал, что кому-то пользу принёс, что справился, что до конца да до ума дело довёл
-И только?
- Не только, а к какому делу тебя господь приставил, посох дал в руку идти этой дорогой, так и иди по ней- детей ли учить, машину ли водить, свиней ли пасти, деньги ли народные считать- делай честно, и тебе зачтётся.
-Кем зачтётся?
- Кем надо, тем и зачтётся.
-Как поверить?
-А я бабушкой Олей поклянусь, вы и поверите.
-А она что, святая?
- Святая, святая, святее не бывает.
Всю жизнь по божьим заповедям жила, и хоть в церковь не ходила, а бог всегда рядом с ней был, люди подтвердят.
Кто глаза закрывает навек, тот её рядом видеть хочет. Чтоб проводила в последний путь, силы бы придала в преднебесном испытании, достойно уйти помогла.
- Для этого батюшка есть.
- Не каждому батюшке люди поверят, к себе в последний час призовут, её хотят.
- Страдала ли она в жизни?
- Вся жизнь её была страдание, да только страдала она с улыбкой на устах, с терпением в сердце, с великой верой, что так и надо, что это и есть человеческое предназначение.
- Какая же награда ей за такую жизнь?
- Годы долгие, дом на старости хороший, да не в смысле комфортабельный, а тёплый, людьми хорошими наполненный, её любящими, заботящимися о ней, долгого века ей от души желающими.
- Для чего ей долгий век?
- Господа бога за жизнь отблагодарить, за ушедших сыночков помолиться, живых на путь истинный наставить, примером благочестия быть для людей.
- А потом?
- А потом память вечная в сердцах человеческих.
- А пишешь зачем?
- Не в каждом роду хорошие сказители бывают, в каком- нибудь поколении не окажется, и всё, и забудут о ней.
А если даже расскажут, то переврать могут, а я напишу, и люди читать будут о ней, радоваться, что такая у них пра- была, силы черпать для своих испытаний, пример брать.
- Одна разве она такая?
- Много, наверное, да я не знаю про них, а её жизнь у меня на глазах прошла, вся как на ладони. Видела, как она трудилась, как детей растила, как к людям относилась.
- Все трудились, все растили.
- Не каждому господь десять детей дал, к трудному делу приставил, войны пять лет отпустил, трёх сынков на её глазах прибрал, мужа своенравного рядом поставил, из края в край земли бросал, других испытаний великое множество посылал. И всё она сносила с терпением в сердце, с великой любовью в сердце к людям.
- И правда, святая, вижу. Будет жить ещё многая лета на радость людям.