Райские птички... Глава 25

Джон Маверик
Марк Фреттхен не выдержал и заплакал. Впервые в жизни. Он стыдился своей слабости и одновременно жалел себя, а слёзы текли всё сильнее и сильнее. Рыдания поднимались из груди неприятными, булькающими звуками,  и подавить их никак не удавалось.
Когда всё пошло наперекосяк, он так и не понял. Может быть, с приездом Верхаена?
Всё было так чудесно – и медитации под шелест волн, и праздники с кострами, танцами и песнями, и дружба с воспитанниками. Его уважали, к нему прислушивались, его ценили. Он поверил в то, что это и есть счастье и рай на земле - вечнозеленый оазис, окруженный с трех сторон лазурными водами океана. Кусочек гармонии и порядка в жестоком, беспорядочном мире.
Фреттхен сразу почувствовал скрытую угрозу, исходящую от Гельмута Верхаена. Энергетика этого жёсткого человека никак не хотела вплетаться в позитивные, высокие частоты Эколы. Свинцовые глаза под нависшими веками излучали тяжёлое превосходство, оно давило, прибивало к земле. Скрипучий голос убивал всякую радостную эмоцию. Холодная сдержанность сбивала с толку и повергала в растерянность.
А после того, как он увидел пожилого профессора в ногах у обнаженной Софи… Гельмут Верхаен стал Марку не просто неприятен, но отвратителен. Как отвратителен огромный, заросший седой шерстью паук, сосущий в своем плесневелом углу кровь из трепетной бабочки.
И как назло, Верхаен становился всё дотошнее, следовал за Фреттхеном неотступно, распространяя вокруг затхлую ауру. Порой Марку казалось, что ещё немного и он начнет задыхаться. Даже сам профессор заметил эти приступы удушья у коллеги, но списал их на пыльцу тропических цветов и брезгливо посоветовал принять что-нибудь от аллергии.
Когда Верхаен неожиданно позвонил с дороги и объявил, что ему пришлось уехать по семейным обстоятельствам, психолог возликовал.
Он порхал весь день без устали и даже после вечерней медитации закрутил в танце лёгкую, как перышко, Триоль. А после, возвратясь домой, позволил себе щедро полить любимое мороженое густым, ароматным бэйлисом.
Но проклятье профессора не исчезло с его отъездом. Словно поры плесени, оно рассеялось по всей Эколе. Чем ещё объяснить, что в тот же вечер случилось доселе неслыханное?
Несчастный психолог поперхнулся мороженым, когда с пропускного пункта позвонил дежурный и сообщил, что Джереми и Вилина пытались бежать. Что это, если не проклятый вирус похоти, который старый извращенец притащил с собой и которым заразил молодые неискушенные души? Слава всем богам, его не было в этот момент на месте! Иначе всем бы не поздоровилось и в первую очередь - самому Фреттхену.
Так размышлял Хорёк, шагая сквозь нежный утренний туман к «детскому городку».
«Хоть бы он там просидел подольше, - стучало в висках в такт шагам по пустому, коридору сонной и тихой школы. – Или вообще бы не вернулся, - думал он, дёргая ручку двери своего кабинета. - Да, это было бы здорово!»
Последнюю фразу он, очевидно, произнес вслух, потому что Верхаен, преспокойно сидящий за столом, будто никуда и не отлучался, тут же отреагировал:
- Что было бы здорово?
Взметнув прицельный, недобрый взгляд на психолога и нервно постукивая карандашом по столу, он ожидал ответа.
- Ээээ, доброе утро, Гельмут! Это я сам с собой. Замечтался, знаете.
- К сожалению, знаю. Вы слишком много мечтаете, господин школьный психолог. Поэтому у вас под носом и творятся всякие непотребства.
- Что вы имеете в виду? – выдавил Фреттхен, каменея в предчувствии разноса.
- Ну, что вы встали как изваяние? Пойдите, сделайте нам кофе.
- Одну минуту.
«Нет, похоже, проклятый паук ничего не знает про Джереми с Вилиной, - размышлял Хорек, заливая воду в кофемашину, - иначе бы про кофе и не вспомнил. А, может, ещё что-то стряслось за ночь? Это постоянное ожидание неприятностей доведет меня до инфаркта!».
Верхаен принял чашечку с эспрессо, сделал мелкий, воробьиный глоток и вместо благодарности произнёс:
- Что это за опросники раздают у вас под носом?
- Какие опросники? – прохрипел Фреттхен и, едва успев поставить чашку на стол, зашёлся кашлем.
Профессор, брезгливо сморщившись,  терпеливо наблюдал, как Хорёк вертится на стуле, пытаясь похлопать себя по спине.
Наконец, психолог откашлялся и переспросил, задыхаясь и утирая слёзы:
- О каких опросниках идёт речь, Гельмут?
- Вот видите, - с чувством превосходства отозвался Верхаен, - вы даже не в курсе, что у вас в Эколе делается. Хотя сидите безвылазно на этом полуострове в отличие от меня.
- Кто вам про них рассказал? Я ничего об этом не знаю.
- Не важно, кто мне рассказал. Важно, что ваш воспитанник Хайли — между прочим, приятель Джереми, тёмная лошадка — умудрился провернуть какую-то масштабную акцию. И вы об этом не имеете никакого представления. Как не имеете представления о том, какие вопросы задавали вашим подопечным и с какими целями. И что они отвечали вы тоже, разумеется, не знаете.
- О, боже мой, - устало пробормотал Фреттхен, - я, правда, ничего об этом не слышал. Сейчас же с этим разберусь. То есть не сейчас же, а после утренней медитации.
- Будьте так любезны. И непременно доложите мне обо всем, что узнаете. Хотя, нет. Я сам, лично, этим займусь. Мы вместе допросим Хайли. Позвоните мне, когда будете готовы. Я подойду.
- Хорошо, - покорно кивнул Фреттхен и поинтересовался. - Как вы съездили?
- Отвратительно, - холодно бросил Верхаен. – А вас что, это правда интересует?
- Нет. Да. Ну не то, чтобы очень. Простите за любопытство, Гельмут.
Хорёк совершенно смешался, как, впрочем, и всегда – этот паук так умело раскидывал свои сети, что несчастный психолог неизбежно в них застревал, трепыхаясь в самой неловкой позе.
Он вытер вспотевший лоб и поспешил откланяться:
- Позвольте мне приступить к работе – мне нужно обговорить с учителями тему сегодняшней медитации.
- Идите и не забудьте мне позвонить, я приду лично допросить этого негодника.
- Конечно, Гельмут. Непременно!
«Старый извращенец, - прошептал сквозь зубы психолог, выскочив из кабинета. - До чего же неприятный тип! Слава богу, хоть про Джереми с Вилиной не разнюхал».
- Доброе утро, Марк! – глубоким контральто пропела Триоль, появляясь из соседней двери.
- Доброе утро, Мэйли.
- С вами всё в порядке? Что-то случилось?
- Случилось,  - придушено ответил психолог, с опаской оглядываясь на свой кабинет, который теперь ассоциировался с паучьим гнездом. – Вы на «длинный пляж»?
 - Да, - подтвердила китаянка, хмуря гладкие, будто шёлковые, брови.
- Пойдёмте вместе, я вам всё расскажу.
Рука об руку они вышли из школьного здания.
- Ситуация вышла из под контроля, - расстроенно делился психолог с коллегой, держа её под локоток. – Вчера ночью мне позвонили с пропускного пункта. Джереми и Вилина пытались бежать. Вы представляете?
- Всё-таки бежали? Жаль. Я надеялась, что Роберт сумеет вовремя сориентироваться и укрепить отношения с женой.
- Я вообще не понимаю, что происходит, Мэйли!
Хорёк остановился посередине покатого спуска к пляжу и возмущённо воздел руки к небу, отчего на секунду потерял равновесие. Покачнувшись, он вцепился в неожиданно крепкое плечо китаянки.
– Чего им не хватало? Ну, вот, скажите? Чего?
- Вы когда-нибудь любили, Марк? – спокойно ответила Триоль, продолжая спускаться по скользкой каменистой дорожке.
- Я? Любил, - неуверенно ответил Фреттхен, помедлил и  добавил, - в школе. А что? Причем тут любовь?!
- Любовь - это сила, которая сметает все преграды. Вы же психолог и должны об этом знать. Из-за любви убивают других и лишают жизни себя, а вы говорите о каком-то побеге. Не мне обсуждать политику руководства, но если бы меня спросили…
- Постойте, Мэйли, я не понимаю, при чём тут любовь? Какая любовь? Она замужем, она любит Роберта! – он помедлил и, вспомнив откровения Вилины на своей кухне, расстроенно добавил. - Или – не любит?
- Марк, она просто пошла туда, куда ей сказали, и сделала то, что ей велели. Они ведь послушные, эти райские птички.
- Но я сам видел – она была всем довольна, особенно - новым домом… Я заходил к ним после свадьбы, проверял.
- Я читала её дневник. Она любит Джереми.  Просто обстоятельства не позволили ей выпустить эту любовь из сердца. Вот она и загнала её поглубже. В самую-самую глубь, в самое надёжное место – туда, где прячется подлинное «Я».
- Вы? - Хорёк так и подскочил на месте, рискуя снова оступиться на покатой тропе. - Вы читали её дневник?
- Да, я читала, - без тени смущения подтвердила Триоль. – Я педагог, а эти дети находятся под моей ответственностью. Я обязана знать, чем они живут и чем дышат, чтобы вовремя исправить возможные ошибки. Разве вы не занимаетесь тем же? Разве вы не установили повсюду камеры и не следите за каждым их шагом?
- Почему же вы ничего мне не сказали? – упавшим голосом спросил Фреттхен, проигнорировав вопрос о камерах. – Почему я обо всем узнаю последним?
- Потому что я посчитала возможным доверить судьбу жены её мужу. Я дала ему шанс переиграть соперника. Но, похоже, природа не одарила его талантом стратега. Более глупой выходки, чем его нападение на Джереми, и придумать нельзя. Хороший урок всем нам, Марк, и мы должны сделать из него выводы.
Пляж заполнялся гомонящей толпой – подростки затевали борьбу на рассыпчатом, как крахмал, песке. Молодые пары усаживались рядышком в ожидании медитации, обнимаясь и перешёптываясь.
Счастливые лица, смех и улыбки - Фреттхена кольнула зависть. Он бы тоже хотел стать птичкой в этом раю – воспарить в медитациях над белоснежным песком прямо в бездонную синь. Ни о чем не думать и не тревожиться. И никакого груза ответственности, никакого страха и неловкости под свинцовым взглядом Гельмута Верхаена.
- Хорошо, спасибо, Мэйли! Мы непременно сделаем выводы, но позже. Время медитации. Пора приступать.
- Конечно, Марк! Я всегда к вашим услугам, - смиренно ответила китаянка, снова пряча под непроницаемой маской и душу, и эмоции.
- Спасибо, правда, - он взял её крепкую ладошку и сжал тихонько в знак благодарности, - у вас такая чудесная энергетика. С вами рядом необычайно комфортно.
- Я рада это слышать, Марк, - она склонила черную и гладкую, будто облитую лаком, голову и легкой походкой балерины пошла вперед.
- Ребята, пора начинать! – сильный голос Триоль порхал над пляжем. – Рассаживаемся, поскорее, - она энергично хлопала в ладоши, разнимала борцов и приветствовала влюблённые парочки.
Ей улыбались, её слушались и очень скоро хаотичные группки рассеялись. Присмиревшие воспитанники Эколы расселись в аккуратные ряды.
Фреттхен откашлялся и взял в руки микрофон:
- Сегодня, друзья, мы переходим к новому, совершенно восхитительному этапу, - он помолчал, демонстрируя волнение. – Настало время задуматься не только о гармонии окружающего пространства, но и о том, кого оно окружает. О человеке. О том, кто создает и разрушает. От кого непосредственно зависит мир и процветание на нашей планете. Можно веками ждать, пока каждый достигнет того уровня развития, при котором болезни и войны исчезнут, как исчезли чума и оспа. А можно инициировать процесс, исцеляя и облагораживая души прямо сейчас. Вам нравится моя идея? – спросил он, повышая голос и наполняя его энтузиазмом.
- Дааааа! Нравится! – нестройно, но радостно отозвались ряды воспитанников.
- Прекрасно! – воскликнул Хорек. – Раз так, я передаю слово нашей замечательной Мэйли. Она объяснит вам суть!
Триоль с вежливым достоинством приняла микрофон, и психолог, облегчённо вздохнув, отошел и уселся поодаль.
- Сегодня мы начнём нашу медитацию с путешествия туда, где скрывается истинное «Я». То, что во многих религиях зовётся душой и продолжает жить после смерти физического тела.
Бархатный голос, сопровождаемый равномерным рокотом океана, успокаивал, убаюкивал, тянул за собой в то самое путешествие, о котором вещала маленькая китаянка. Фреттхен сидел на прохладном песке и чувствовал, как все его тело, каждый мускул расслабляется, а запутанный клубок нервов разглаживается и распрямляется.
- Загляните вглубь вашего сердца и вы увидете его – этот маленький огонёк любви. Позвольте чистому, ослепительно-яркому свету расти, заполняя ваше сердце…
«Да, да, я вижу его», - шептал Хорёк, с закрытыми глазами раскачиваясь в такт мудрым и правильным словам, на которые уже накладывалась тихая волшебная музыка из репродуктора.
Он уже начал проваливаться в уютное, тягучее забытье, как неожиданно барабанные перепонки пронзило металлическим скрежетом.
Психолог распахнул глаза и завертелся волчком на месте, стараясь понять, что случилось.
- Ребята! – Фреттхен не сразу узнал голос Джереми, искаженный волнением и микрофоном. - У меня мало времени, поэтому я сразу перейду к сути – нас обманывают. Мы – марионетки и подопытные кролики.
Психолога накрыло волной жара, а глаза затянуло розовой пеленой. Он вскочил и ничего не видя, побежал вперёд, туда, где начинался подъём с пляжа.
За спиной прошелестел возмущенный гул голосов, их перекрыли спокойные слова Триоль: «Спокойно, друзья! У Джереми последствия травмы, параноидальный бред. Мы должны проявить сочувствие и понимание».
Хорёк вслепую карабкался по склону, цепляясь за колючие кусты и обдирая ладони, а над Эколой разносилась речь Джереми. Она хлестала и жалила сильнее колючек, подстегивала, гнала вперед. Он, Марк, должен прекратить это безобразие и заткнуть рот мальчишке, пока его не услышал Верхаен!
«Они подменили нам память. Вспомните своё детство – оно у всех у нас одинаковое! Я докажу!»
Но доказать Джереми не успел.
Вместо этого раздался усиленный микрофоном шум возни, вскрикивания, звук тяжёлого дыхания, и все смолкло.
Несчастный психолог, успевший к тому времени выбраться на ровную поверхность, стоял под столбом, и, задыхаясь от прыгающего в горле сердца, пытался сфокусировать вновь обретённое зрение на черном пятне репродуктора.
«Фреттхен, - раздался как будто совсем близко, над ухом, зловещий скрип, - вы мне за это ответите».
Хорек обессиленно рухнул на жёсткие колючки и впервые в жизни разрыдался, как ребёнок.



(с)   Маверик Д., Пераллес С.