Это жизнь глубинки

Татьяна Пороскова
В последнее время я увлеклась фотографией.
С раннего детства помню себя в темной комнате рядом с отцом.
Словно вижу  из настоящего дня эту картину.

Там стоят перед нами штативы, в них стёклышки, окошечки.
Отец  в тишине достаёт особую бумагу из чёрного конверта.
Что-то шепчет тихо. Потом кладёт эту бумагу в ванночку с раствором. Опять считает. Я жду с  большим пинцетом в руке. Можно осторожно доставать бумагу. Свершается волшебство. На этой пустой бумаге появляются лица незнакомых мне людей.
Ещё одна ванночка. И снова время колдует.
 После этого сырые ещё фотографии надо положить на стекло и прикатать валиком.

Я запомнила это,  хотя многого не понимала. Отец был  слесарем пятого-шестого разряда на большом заводе. Фотография была для него увлечением и небольшим, незаконным в то время заработком. Ещё охота и рыбалка увлекали его.

Иногда приходила хрупкая женщина с кукольным лицом. Она пристально смотрела на меня.
А я пряталась за отцом и выглядывала насторожённо на незнакомку.
- А глазки-то смородинки и не мыла. Поэтому они у тебя такие чёрные, -
говорила мне чужая женщина.
Это была художница. Она ретушировала портреты.
Чуть- чуть подкрашивала женщинам губы и глаза.

А сейчас у меня появилась возможность фотографировать и смотреть на фотографии, которые выставляют в соцсетях другие, комментировать их.

Однажды я увидела фотографию, на которой осенние листья были подсвечены городскими фонарями. 
Я написала следующее в комментарии:

«Как красиво. Это мне напомнило театр.
Уже погашен свет в зале. Освещена только сцена. И вот-вот зазвучит музыка».

«Нет, это фонари подсвечивают снизу листья. И поэтому такое освещение»,- ответил автор.

В это время я посмотрела за окно. Было девять часов вечера. Загорелся единственный фонарь на всю деревню.

- А у нас только один фонарь.  Его включают  на два часа. А утром всегда темно до рассвета.

- У вас аномальная зона?

- Нет, у нас нормальная зона. Темнота в деревнях стала нормой. Это жизнь, такая, как есть, - ответила я.
 
И диалог закончился.

Однажды утром женщина шла на работу,  на пило-раму. Был страшный гололёд. И её понесло в темноту и неизвестность, крутило и кидало, пока не прибыло к крыльцу дома в другой деревне.
Она догадалась в темноте снять носки и надеть их на сапоги.
Один носок на  ледяной горке сполз с сапога. Еле-еле она добралась до работы.

И я вспомнила, как однажды допоздна засиделась за документами в школе.
Вышла на улицу. На ощупь закрыла дверь в школу, повесила замок и повернула в нём ключ.
 
На ощупь прошла по деревянному трапу до калитки, по  тонким  досочкам через канаву. Ступила на дорогу…  И потерялась.

Было только чёрное пространство.
Нигде ни огонька,
ни в кочегарке,
ни на перекрёстке,
ни в дальних деревнях.
Я потеряла дорогу и оказалась в каком -то углублении и стала вспоминать.
Где я могу быть?

Ведь я никуда не успела уйти.
Напротив школы должен быть дом, а перед ним всегда низкое место. Вероятно, я в этой небольшой низине.
Я почти ползком пыталась выбраться на дорогу и уже взмолилась:
 - Господи! Помоги!

И каким - то чудом нащупала твердую землю, повернулась лицом в правильном направлении и маленькими шагами, спотыкаясь, пошла в сторону своего дома.

Прошла через овраг. И он дохнул на меня ночным холодом.
Поднялась в горку. Здесь перекрёсток. Говорят, что раньше в каждой деревне на перекрёстках стояла часовня. Надо помолиться.
Тихонько шепчу «Отче наш…»
Я, бесстрашная всегда, вдруг стала тихой, смиреной и покорной…
А хозяйкой была Ночь,  и она диктовала свои правила.

Такое может случиться с каждым. В темноте всё кажется совсем другим. Огромный чёрный квадрат, в котором ты не можешь ориентироваться.
Однажды  ночью  возле дома моей подруги остановилась машина.

Приезжий попросил показать дом человека, к которому он ехал издалека. Моя знакомая согласилась. Но она даже в свете фар не сумела найти нужный дом. А ведь жила здесь не один десяток лет.
 
И я вспомнила своих коллег директоров, как рано утром в потёмках они шли не один километр к большой дороге, чтобы добраться на проезжающем маршрутном автобусе на совещание. По дороге, когда идёшь один, каждая ёлочка вдали у обочины кажется волком.

А идти надо. И ты идёшь.
Это жизнь глубинки.


фото автора