Немецкие истории. Хайнс

Елена Шольц-Мамонтова
Он единственный из клики, продолживший дело отцов, дедов и прадедов – виноделие. В каком колене он винодел? Если судить по возрасту некоторых домов в центре городка, то производство вина на Мозеле началось пол-тысячи лет тому назад. Старинные рыцарские замки отматывают время ещё лет на двести-триста в обратную сторону. Добавив к этому древность римских руин, получаем, что мозельским виноградникам как минимум тысяча лет. Вот и посчитайте поколения.

С марта по ноябрь городок становится местом паломничества любителей романтики. Грандиозна рукотворная панорама виноградников, чудом умостившихся на отвесных скалах! На века выложены из камня террасы и ступени. Каждый уступчик, каждый солнечный кусочек горы отвоёван под лозу. Непревзойдённый живой памятник человеческому усердию, терпению и мужеству.

Отличные мозельские вина приумножают романтику местности. И названия-то своим винам Хайнс даёт местно-романтические: «Розовая гора», «Белая гора», «Под железной дорогой» или «На крутом склоне у Мариенбурга».

По окончании туристического сезона  дегустационный подвальчик Хайнса становится местом сборищ клики. Когда в скат потренироваться, когда в покер поиграть, а когда и просто в балагурстве поразмяться. Уютно здесь зимой. Запах вина и тепло чугунной печурки располагают к разговору по душам.

Дитер хоть и не местный, но многолетней верностью Хайнсову винному подвальчику заслужил статус "своего". И вне сезона у него есть допуск в «дегустационное помещение». Завалившись на диван после трудового дня, Хайнс отмахивается от гостя: «Ты знаешь, где лежит вино. Дрова сам наколешь».

Напробовавшись по-приятельски, Дитер по-своему благодарит за гостеприимство. Перед отъездом домой закупает впрок хайнсова вина. Для себя, родни, друзей, коллег, знакомых увозит бутылок сто. Рука руку моет. Расчёт с Дитером Хайнс проводит небрежно, явно занижая сумму, а то и вовсе говоря: «Неохота считать. В другой раз сочтёмся». На слова: «Не быть тебе богатым», отвечает: «Да я и не хочу. Хлопотно». Капиталист-бессеребренник.

И хорош собой, и неглуп, и поклонниц не счесть, а семьи не завёл. Кстати, многочисленные помолвки "откосили" его от армии. Регулярно появляясь на призывном участке, он каждый раз признавался, что как раз собирается «подавать заявление». Лояльные армейские чиновники отпускали его домой для завершения благого дела. До завершения почему-то не доходило.

Тоскуя по несостоявшейся семейной жизни, он с гордостью вспоминает свою роль "осеменителя округа". И сетует порой, что на алименты никто так и не подал. А он был бы рад: недаром в юности старался, и хоть одно зерно проросло.

Хайнс любит свою работу, любит возделывать виноградники и делать вино: «Выйдешь на гору ранним утром, свежий воздух, звуки природы, красотень! Что может быть лучше!» И ненавидит время дегустации: «До жути надоело рассказывать седые анекдоты про виноделов. Улыбаться и расшаркиваться… Терпеть не могу это шутовство».

То ли от напряжения на дегустациях, то ли от чего другого начали Хайнса одолевать головные боли. Пришлось обратиться к местному эскулапу. Молодой доктор, обнаружив у пациента повышенное давление, задал прямой вопрос:

- Вы кто по-профессии?

- Винодел.

- Ясно, значит, алкоголик!- отрезал молодой максималист.

Хайнсу совсем не было ясно, почему молодому доктору всё сразу так «ясно».

- Значит, так: сначала пройдём реабилитационный курс, - прозвучал безапелляционный приговор. – А там, глядишь, и давление нормализуется.

Сникнув, вернулся Хайнс домой. При чём тут алкоголик? Что за выводы дурацкие: винодел – значит сразу алкоголик.

Во вторник, как всегда, в подвальчике собрался карточный консилиум. Подготовка к сезону по скату пока не началась, поэтому для разнообразия играли в покер. Юпп, быстрее других расставшись со своими фишками, подавал советы, пристроившись за спиной Зигги. Тот, не имеющий особого опыта покериста, начал было прислушиваться к мнению "знатока".

-Нашёл кого слушать, - заметил Нильс. - Он же вечно первым проигрывается. 

Печаль Хайнса не укрылась от сердобольного Юппа. Переключившись на роль утешителя, он предложил безотказное средство от всех печалей - шнапс:

-Остуди слёзы холодненьким, сполосни заботы и смой в кишки.

-Нельзя мне, Юпп. Мне доктор реабилитацию прописал.

-Что за реабилитация, от чего?

-От алкоголизма.

-То есть?

-То есть, пить мне нельзя! Направил меня в реабилитационный центр.

-В реабилитационном центре тебе вкус к выпивке отобьют, - заметил начитанный Вернер.

-Это где ж такое видано. Винодела лишить вкуса к спиртному! Это всё равно, что музыканту – уши отрезать, художнику – глаза выколоть, парфюмеру – нос свернуть…- посыпались метафоры о креативных профессиях.

Никто в компании не сомневался в высшем назначении винодела, в его творчестве, ставя виноделие на одну ступень с другими видами искусства.

-Бетховен, тот тоже оглох. Музыку писал по памяти, из головы, - снова подал реплику Вернер.

-Тут дело серьёзнее, чем у Бетховена – озабоченность друзей возрастала. – Вино-то по памяти не произведёшь. Вино пробовать надо!

-Знаешь, Хайнс, я знаю одного доктора, он очень опытный. Сходи-ка для верности к нему, что он скажет.

Придя к другому доктору, Хайнс дал померить давление и, с трепетом ожидая вопроса о профессии, удивился, услышав утвердительное:

-Вижу, ты - винодел, - доктор, урождённый в мозельском винном краю, смерил Хайнса опытным прищуром. - Вот тебе пилюльки, принимай по два раза в день. Это от давления.

-А как быть с реабилитацией?

-Ступай домой, делай своё вино. Надеюсь, оно у тебя хорошее?

-Люди не жалуются.

-Ну, так и ступай себе с Богом. Какая тебе реабилитация. А вино кто делать будет?