Часть III Ленькины друзья
До ели я уже доползал, из носа шла кровь, голова трещала и, казалось, готова была взорваться, телогрейка – изодрана в клочья. На небе, время от времени, словно прорываясь сквозь пелену ядовитого мрака, на мгновение загорались звезды – они тоже спешили на помощь, но пока что нежить оказывалась сильнее. С воем, стоном и треском рушились сосны и ели, некоторые из них тут же превращались в угли. Неподалеку от меня стоял, словно каменный, с испепеленной, тут и там, шерстью волк, с раскрытой пастью, он тяжело дышал, высунув язык. Волк словно врос в почерневший снег, правее от него – лиса, сзади ее – зайцы. Я обернулся, некто, сидевший на бревне, согнулся в три погибели, сова неподвижно лежала на снегу, но единственным крылом укрывала Ленькикну голову. Жива сова или нет, я не мог понять. Неподвижное тело друга наполовину было вжато в снег. Черный. Мне вновь безумно захотелось вернуться, растормошить Леньку, разбудить его, но когда я уже поворачивал вспять, словно чья-то невидимая рука схватила меня за локоть, и вновь голос, раздавшийся в самом сердце: «Держись!». Ленькин голос? Хотелось бы сказать – что «Да». Но тогда мне трудно было это понять.
Я-таки дополз до углей, оставшихся от ели. Тьма, между тем, сгустилась еще больше, с минуту я видел только силуэт волка, но потом пропал и он. Звезд, даже на мгновение, больше не было видно. Снег уже пах не пеплом, а гарью, тело пронзили какие-то невидимые спицы, я не выдержал боли и закричал, но понял, что мой крик раздается только где-то внутри меня. Не то что кричать – говорить я больше не мог и в этот миг осознал, что жизнь уходит из Леньки, а вместе с ней – уходит жизнь и из этой поляны. Еще немного и все кончится. Сосны и ели стали подать одна за другой. Понимая, что меня никто не услышит, я, все же, с отчаянием, закричал:
– Лееенька!!!! – и на удивление – услышал свой голос. В этот же миг раздался волчий вой, лай лисы, и… и, как я понял, боевой клич деревьев. Их, защищавших опушку, осталось немного, но сдаваться нежити они не собирались. В ту же секунду, сквозь пелену мрака, прорвался свет звезды – единственной; казалась, вся нежить пыталась убить ее, но звезда то пропадала, то вспыхивала вновь. Мне до боли захотелось услышать еще уханье совы, понять – что она жива. Но сова не отзывалась. Вместо этого вдруг раздался оглушительный звук, мною ранее никогда не слышанный. Пронзительный и, главное, живой. Я посмотрел в сторону неба, именно в сторону – неба-то видно не было. И увидел крылья. Огромные. Дракона. Следом за ним, одна за другой стали вспыхивать звезды. Я обернулся, Ленька по-прежнему лежал неподвижно. Но костер заполыхал вновь. Рядом с ним стоял воин, в отблеске огня я увидел крест на его шее и шлем на голове, Черная, заплетенная борода. В левой руке он держал меч, а правой поддержал того, кто сидел возле костра. Точнее – уже стоял. Облаченный в тулуп, он с трудом держался на ногах. Но держался, опираясь на воина. Я увидел как несколько сосен, поверженных, но не успевших превратиться в угли, поднимаются с треском и шумом вновь. Волк, лиса и зайцы были живы и стояли на своих местах. А снег постепенно, с трудом, но снова становился белым. С каждым взмахом крыльев дракона нежить отступала, а ядовитая пелена тьмы рассеивалась словно утренний туман. «Слава Богу» – промелькнуло в моей голове, после чего сознание оставило меня.
Очнулся я… от смеха. Вот уж не ожидал его услышать-то. С трудом открыв глаза, я увидел пламя костра, возле которого сидели: сложивший крылья дракон – вот не думал, что драконы такие величественнее и красивые; перевязанный с лап до головы волк, рядом – лиса, два зайца, воин с черной бородой, человек у тулупе, ну и – Ленька. Голова моя была ясная и не болела. Я приподнялся на локтях. Первым меня увидел воин. Он хлопнул себя по коленям, громко рассмеялся басом, и произнес:
– О, очнулся!
Сидевший рядом с Ленькой дед в тулупе, попыхивая трубкой, сказал:
– Ну, вот видишь, Яков, а ты его все будить хотел, я ж говорил – сам очнется, а н т и л л е г е н т.
Сделав акцент на последнем слове, он толкнул Леньку в бок и, улыбнувшись, произнес:
– Друг-то твой очнулся, а ты все переживал: чой-то он спит так долго, я ж говорю: а н т и л л е г е н т.
– Да, дедушка, зато он про город столько всего знает.
– Ага, и нам сейчас расскажет – с неизменно громким смехом произнес воин.
– Погоди, – ответил ему дед, помешивая кашу в котелке, – пускай подкрепится сначала.
А друг, улыбаясь, махнул мне рукой:
– Слышь, хватить там спать-то, иди к нам, гречка как раз поспела.
Тут я ощутил голод, дикий, и, быстро встав на ноги, пошел костру, друг мне протянул миску, полную горячей гречки, и чашку с ароматным чаем. Я посмотрел на небо. Светило солнце и звезды. Да-да, звезды. Прямо днем! А вокруг опушки, на серебрящемся в солнечных лучах ослепительно белом снеге стояли сосны и ели. Молодые. Немного поодаль росла молодая ель, которую прежним вечером я хотел предложить Леньке нарядить. Словно разгадав мои мысли, друг произнес:
– Ну что, кушай и пойдем наряжать елку.
– Точно, – рассмеялся воин, – а потом ты нам про город все-таки расскажешь!
– Никогда не слышал про город – пыхнул трубкой Ленькин дед.
Расскажу, конечно; но потом, когда мы с Ленькой останемся вдвоем, я буду ждать его рассказа, да и вопросов у меня к нему ох как много. И вы, верно, догадались – каких.
9 – 10 ноября. Анискино. По дороге из Королева в Москву.