Продолжение 31 Первая брачная ночь

Дава Аутрайт
Предыдущее  http://proza.ru/2016/11/08/133

Как я ни подготавливала себя на «месть» - пока он спал после «заклинания от пьянства», следующая ночь превзошла самые фантастические эротические мечты.
Убранная цветами кровать с подаренными им недавно тремя тюльпанами посредине, его подушка с надписью "мой повелитель", моя подушка надписью "твоя судьба", напомнившие наше объяснение в любви, умилили даже этого страшного нигилиста, который ещё недавно на мой вопрос "какое свадебное платье из этих тебе нравится больше?" ответил, "которое быстрее снимается", а о самой свадьбе - "оргмероприятие","кино" и ещё хуже.

Только когда я нырнула к нему под одеяло, я поверила в ожидаeмoe счастье. Сначала я сбрасывала с себя весь "багаж" нашей предыдущей суррогатной близости, как будто с другим мужчиной, и внутренне привыкала к тому, что сейчас произойдёт. Похоже, что и он почувствовал то же самое. Я уже забыла, когда он так радостно дрожал в моих объятиях. Я не спешила его возбуждать, хотелось насладиться новизной с ним. Оказалось, что ему вовсе не надо, чтобы я его возбуждала, как это часто бывало раньше. К своему удивлению, я почувствовала, что он меня воспринимает куда более остро, чем это бывало в первые дни наших встреч после длинных перерывов. Казалось, что и я заряжаюсь не только и не столько от ожидания желанной новизны, сколько от исходящего от него напряжения.

По информации от подружек, я ожидала определённую грубость – особенно в самом начале. Я ласкала его, чувствовала страстное напряжение, ожидала даже грубую его инициативу. Но – ошиблась.
Меня уже даже захватило – до какой степени он владеет собой. Смазывая его из стоявшей рядом пиалки с лубрикантом, я слегка вводила его в себя в разных позах и замирала, позволяя ему ласкать меня. Он выдержал и, казалось бы, самую страшную пытку – обняв его колени я медленно приседала до тех пор, пока впервые не почувствовала натяжения внутри. Прижатые к его коленям груди выбрасывали в меня какие-то пьянящие флюиды. Больше я уже не могла выдержать. Легла рядом и произнесла первую за всё время фразу:
- Я хочу немножко отдохнуть. Поцелуй меня.
Он хотел целовать меня в губы, а я, почему-то, подставляла глаза. Потом я ещё раз, хорошо его смазав, присела над ним и попросила:
- Теперь ты, и не останавливайся.
Хоть я и ойкнула, но боль была ниже ожидаемой. А его реакция была просто испуганной. Но, наверное, не от моего возгласа, а от излившейся на него немножко крови. Я прильнула к нему и произнесла третью заготовленную фразу:
- Спасибо, родной, наконец-то я стала твоей женщиной, твоим счастьем. Как долго я ждала и мечтала об этом.
Он улыбнулся и сказал только:
- Спасибо, ласонька, ты меня просто делаешь самым счастливым.

Потом, когда мы писали нашу поэмку "Былое" «по переписке», я заменила эту свою фразу на более красивую:

    ...Спасибо за награду.

    Теперь я женщина твоя,
    Жена, любовь и счастье,
    А ты теперь судьба моя
    И в счастьи и в несчастьи.       

Он на эти строчки ответил целой страницей признательности в любви!
Конечно, ни одной рекомендации мамы 'В' я не упустила. И он оказался очень послушным, мне было достаточно только два раза прикрыть ему рот, и больше уже ни одного слова он не произнёс до утра. И легко переносил, что я прерывала любую его инициативу наслаждаться мною, как хочется ему (наверное, запомнил, что я хочу не бояться грубого мужчину в Любимом).

Здесь снова уместно сделать отступление для размещения нескольких строф из нашей поэмки, подходящих к этому моменту.

    И вот ты здесь. Тебя я обожаю.
    Мне так легко с тобою говорить.
    За то, что пил – тебя не укоряю,
    Но близость нам придётся отложить.
 
    Я знаю, в пьяницу нетрудно превращаться
    Тому, кто в руки не желает взять себя.
    А если ты не можешь удержаться,
    То я не подпущу к себе тебя.
    . . .
    Теперь продолжу я. Да, так ты и сказала,
    Чтоб всякие сомненья отвести.
    Я знал, что ты беременности ждала,
    Но «чтоб от пьяного детей не завести».
 
    Свою одежду наглухо закрыла,
    Чтобы меня не мучить и не злить,
    Спокойным голосом причину объяснила,
    Клянясь моё терпенье наградить.

    Сказала мне «Как ты, хочу сближенья,
    Но мне оно так просто не сойдёт,
    И в 9 месяцев с момента единенья
    Ребёнком из меня же изойдёт»
 
    Своею твёрдостью и нежными словами
    Бунтующую плоть ты усыпить смогла,
    За нею сон, наполненный мечтами,
    Как ангел сна, на крыльях принесла.
 
    12 часов беспробудного сна –
    Такого со мной не бывало –
    Эротикой полон до самого дна,
    Проснуться мне сил не хватало.
 
    Чуть только глаза приоткрыл я, и вдруг
    С твоим нежным взглядом столкнулся.
    Я понял: меня охраняет мой друг,
    К жене я с любовью вернулся.
 
    Ты тихо шепнула, что «гости нас ждут,
    Но мы не должны торопиться.
    Никто не посмеет тревожить нас тут,
    Мы можем с тобой объясниться.
 
    Я пробужденья твоего ждала,
    Как птица ждёт рассвета.
    Я от тебя почти не отошла
    Жду твоего ответа.
 
    Ты вдруг уснул вчера во время разговора.
    Боюсь, что ты не понял правильно меня,
    Мне сердце сжало, я боюсь малейшего раздора -
    Безоговорочно я вся всегда твоя...».
 
    Ты что-то продолжать ещё хотела,
    Но поцелуем я остановил тебя.
    Лицом ты сразу просветлела
    И даже что-то спела про себя.
 
    Мне не забыть тот первый час
    С тобою единенья,
    Как мы решали, кто из нас
    Что хочет от сближенья.
 
    Кто хочет как его начать,
    Кто хочет что увидеть,
    Что хочет от кого узнать,
    Что мы должны предвидеть.
 
    Кто что мечтал до этих пор,
    В чём видит наслажденье,
    Как будем мы решать наш спор
    На случай расхожденья.
 
    Что можно мне и что тебе,
    Что можно с разрешенья,
    Как чувства сдерживать в себе,
    Дрожа от нетерпенья.
 
    Договорившись обо всём,
    Что «близость» означала,
    Решили мы, что принесём
    Цветы в кровать сначала. 
 
    Ты вышла, чтоб цветы собрать
    (и справиться с волненьем)
    А я, раздевшись, лёг в кровать,
    С особенным томленьем.
    И вот ты в серой темноте
    В кровать ко мне нырнула,
    Впервые в полной наготе
    На миг ко мне прильнула.
 
    Мои глаза от наготы
    Одной рукой прикрыла,
    Другую руку нежно ты
    На член мой опустила.
 
    И, оттолкнувшись, вскрикнув «ох»,
    Поцеловала в ухо
    (Да так, что я почти оглох
    И справа слышал глухо).
 
    Ты голову свою на грудь
    Мне нежно положила,
    Рукою правою чуть-чуть
    По телу заводила.
 
    Слегка погладила живот,
    Тихонько вниз спустилась,
    Казалось мне – ещё вот-вот ...
    Но ты остановилась.
 
    Чувств первый всплеск у обоих
    Стыдливо отводила,
    Но нежно между ног моих
    Вдруг руку положила.
 
    Я в лихорадке задрожал,
    Ты ж молвила – «Не бойся,
    Хоть ты меня так долго ждал,
    Мой милый, успокойся.
 
    Дай мне всего тебя узнать,
    В то, что ты мой, поверить,
    Свои желанья рассказать,
    Свои мечты доверить:
 
    Как сладко ты меня ласкаешь,
    Блюдёшь интимные места,
    Моим желаньям подчиняешь
    Свои нескромные уста.

    В любви усталости не знаешь,
    Целуешь там, где я хочу,
    К соитью нежно приступаешь,
    Когда призывно я молчу...
 
    Хочу в объятьях трепетать
    И быть тобой желанной,
    Я, как в мечтах, хочу дрожать
    От близости реальной.
 
    Я столько лет хочу тебя,
    Стерплю ещё немного,
    Чтоб ты вошёл в меня любя
    И без насилья злого.
 
    Я покажу тебе себя,
    Чтоб ты, потом владея,
    Знал всё, что надо от тебя,
    Любимого злодея».
 
    И, заключив меня в свой плен,
    Совсем с ума сводила,
    Когда, зажав рукой, мой член
    В себя слегка вводила. 
 
    Но вдруг, решившись прекратить
    Терзать моё терпенье,
    Ты предложила мне свершить
    Последнее движенье.
 
    А вслед за этим слабый крик
    Невольно не сдержала,
    И член мой моментально сник,
    И теплотой обдало.
 
    Ты проявляла божий дар
    Всегда быть чуткой, если надо,
    Остановила шоковый удар,
    Сказав «Спасибо за награду.
 
    Теперь я женщина твоя,
    Жена, любовь и счастье,
    А ты теперь судьба моя
    И в счастьи и в несчастьи».
 
    Как деловито ты потом
    Неяркий  свет включила
    И смоченным в воде платком
    С нас кровь легко обмыла!
 
    А волосы в паху ты сразу невзлюбила,
    Их разрешенье снять на ушко попросила.
    Естественно, его, конечно, получила
    И пеной депилятора немедленно покрыла.
 
    Я этим был шокирован немало:
    Ничто подобное не мог я ожидать,
    Но к наготе твоей, влекущей небывало,
    При свете стал немного привыкать.
 
    Пока покрытый пеной я валялся,
    Ты новую «забаву» принесла:
    Чтоб перерывом я не очень огорчался,
    Журнал порнографический дала.
 
    Опять меня нежданно удивила –
    Такого от тебя не ожидал,
    Но ты странички с юмором открыла,
    И я, как ненормальный, хохотал.
 
    Язык английский был нам не помеха,
    Неловкость ситуации прошла,
    Мы оба просто корчились от смеха,
    Потом меня ты мыться увела.
 
    И, стыд забыв, меня всего
    При свете изучала,
    Не тронув члена моего,
    Яичками играла.
 
    Меня чуть-чуть пекло, но ты, конечно, знала,
    Что делать и что надо применять.
    Салфетками обтёрла, нежно крем втирала,
    И, главное, не забывала целовать.
 
    (С тех пор тобою проверяем,
    Твоим шампунем обмываем,
    Обритый наголо хожу
    И с депилятором дружу).
 
    Признаться, я уже не жаждал продолженья
    Твоих забав, и потянуло спать.
    Но вдруг из спальни, полный возмущенья,
    Раздался голос: «Сколько можно ждать?»
 
    Пока я вытирался, ты постель сменила,
    Цветами убрала широкую кровать,
    Варенье капнула на грудь, меж ног тюльпан всадила,
    И с нетерпеньем стала призывать.
 
    Вошёл я голый и остолбенел с порога,
    Отказывался мозг мой воспринять,
    Как ты могла, в приличьях очень строга,
    С журнала пошлую картинку повторять.
 
    (Старушка старичка за тряпку-член тянула,
    Вином и тортом свой прикрыв скелет).
    На мой опавший член как-будто намекнула,
    Но красотой ты мне затмила белый свет.
 
    Мой член был возмущён подобным подозреньем,
    Мгновенно распрямился, сила прилила.
    Смутился я опять, а ты же с восхищеньем
    Метаморфозу эту сразу приняла.
 
    Ты с удивлением с кровати встала,
    Прижавшись телом, крепко обняла,
    Вдруг на колени предо мною стала
    И член восставший нежно в рот взяла.
 
    Сказала ты ему потом «Спасибо, милый,
    Ты выручаешь нас, как было в первый раз.
    Ты нас не подводи, служи нам, полный силы,
    Отрадой будь моих влюблённых глаз».
 
    Потом взяла его обеими руками
    И потянула прямо на кровать,
    Восстановивши всё, что было между нами,
    И я забыл, что мне хотелось спать.
 
    Как ты могла при том шутить -
    Всё в сказку превратила,
    И снова нежно возбудить,
    Всё то, что остудила!
 
    Как ты сумела подчинить
    Себе мои желанья,
    При этом так обогатить
    Нескромные мечтанья!
 
    Когда оргазм и твой и мой
    Совпали в одночасье,
    Ты замерла вдруг подо мной,
    Продлить желая счастье.
 
    И вновь меня зажечь смогла,
    Зубами чуть кусая,
    И я горел, как ты ждала,
    Послушно уступая.
 
    И снова ты меня вела
    В волшебный мир соитья,
    И я, в блаженстве от тепла,
    Принял твои наитья.
 
    Какие дивные «дела»
    Ты вдруг изобретала
    И, распалившись «до бела»,
    В истоме замирала.
 
    То языком просила вдруг
    Соски трепать небрежно,
    То им же обласкать вокруг
    Твой клитор очень нежно.
 
    (Твой нежный клитор мой язык
    Находит моментально
    А следом твой оргазма пик
    Проходит идеально).
 
    То грудь твою рукою сжать,
    То прикусить губами,
    То твой язык во рту держать,
    А всю обжать руками.
 
    То вдруг, губами раздразнив
    Меня промеж колен,
    Руками крепко обхватив,
    Ты лижешь твёрдый член.
 
    То вдруг валетом оседлав,
    На корточки привстала,
    Гудящий член внутри зажав,
    В оргазм себя вгоняла.
 
    Ты отдыхала от «забав»,
    Меня не охлаждая,
    Одной рукой мой член зажав,
    Другой меня лаская.
 
    Но стоило мне самому
    К тебе приникнуть нежно,
    Ты ногти, к страху моему,
    Вонзила в плоть небрежно.
 
    Ты мной владела, как могла,
    Мне не давая воли,
    Мои движенья стерегла,
    Царапая до боли.
 
    Сначала я не мог понять
    Такое поведенье,
    Но ты была чутка опять
    И дала разъясненье:
 
    «В любви мужской одни черты –
    Я лишь хочу владенье,
    А если что-то хочешь ты,
    То это – наслажденье».
 
    Я сдался с радостью тебе,
    Твой довод принимая,
    Всё лучшее, что есть в себе,
    Навстречу поднимая.
 
    Всю ночь я был в твоих руках,
    Как инструмент прилежный,
    Сам чёрт играл в твоих глазах,
    Но чёртик очень нежный.
 
    Когда ж вконец устала ты,
    То страстно прошептала:
    «Ты превзошёл мои мечты –
    Я рай с тобой познала».
 
    И лишь тогда мой час настал –
    Меня ты не держала,
    Как сладостно тебя я взял –
    В восторге ты стонала.
 
    Ты извивалась, как змея,
    «Удобство» мне давая,
    И слёзы радости лия,
    И снова призывая.
 
    И не хотелось мне кончать,
    Глядя на эту радость,
    И долго мог я продолжать,
    Твою вкушая сладость.               

А потом уже всё было, как в поэмке - и депиляция, и журнал, и варенье, и тюльпан.
Уже через пару часов после этого я поняла, глубоко прочувствовала и возненавидела всю суррогатность нашей предыдущей близости. Не могло там быть изнемогания от силы и нежности объятий и ласк после оргазмов. Но я не забывала совета мамы 'В' о необходимости ему отдыха. Поэтому и я могла отдыхать, прижавшись к нему, слушая его сердце, зажав хотимчик в себе или в руке, когда он ослабевал, и, готовясь к следующей «выдумке», заводить его снова и снова, применяя рекомендации мамы 'В', и каждый раз радоваться его отзывчивости и благодарности – всё это разнилось, как небо и земля, не только от того, что я знала от подружек, но и того, что я воображала в своих мечтах.
Я уже полностью насладилась крепостью и нежностью наших объятий, тяжестью его тела и, в то же время, послушанием моим трепетным желаниям. Как легко он изгибался, как я хотела, или поддерживался на локтях и коленях, когда я хотела забраться под него, как восхитительно он обнимал меня, отвечая на мои объятия! ...
Естественно, что после того, как под утро я уже не могла двигаться, абсолютно исчерпала и удовлетворила все свои желания, из меня вырвалось «Ты превзошёл мои мечты», что потом удачно поместилось и в поэмку "Былое", и в его стихотворении «Любовь – прекрасный пир».
Уже после этого меня сначала поразила, а потом заразила его прекрасная «жадность» без грубости, осторожно сдерживаемая сила – на пределе взрыва – сначала слегка меня напугавшая, а потом зарядившая новой энергией. Нежность, с которой он управлял мною после того, как я уже изнемогла от усталости, была сродни тому, как прекрасный танцор управляет дамой в танце – и снова я млела, покорённая наслаждением происходящего.
И всё время меня неудержимо тянуло смотреть в его прекрасные глаза. Потом – после его отъезда – именно они остались у меня в памяти, как самая «зажигательная» его часть и первое, с чего всегда начинались мои эротические "бредни".

Казалось, что «управляя» им, как мне хотелось, и получая, всё, что мне хотелось, я получила совершенно запредельное наслаждение. И «Ты превзошёл мои мечты» означало, что уже ничего слаще быть не может – и мечтать о большем уже невозможно. И что, согласно тому, что я знала – он и так совершил «подвиг Геракла» - я бы была совершенно удовлетворена и парой часов такого восхитительного его поведения – я рассчитывала на гораздо меньшее! Я не очень верила рекомендации мамы "В" на первой предсвадебной консультации, когда она мне рассказывала, как правильно управлять им, чтобы можно было получить нам много оргазмов, а не один-два. Когда она говорила это, я не догадалась спросить – сколько. Я мечтала хотя бы о трёх. Уже где-то после пятого я сбилась со счёта и перестала про себя считать их. После третьего я уже почувствовала себя счастливой обладательницей сокровища – я – не имеющая никакого опыта в этом прекрасном новом мире чувств. А когда я поняла, что не он мною, а я владею им, и что в моей странной власти заводить его, когда и сколько захочу, такое радостное спокойствие снизошло на меня, что я стала удлинять интервалы, не боясь, что каждый оргазм может оказаться последним. Я даже позволяла себе доводить до оргазма только его, получая наслаждение наблюдать за ним в это время. Я заметила, что сперма уже перестала выходить совсем, а его содрогания стали мягче и дольше. Именно в эти секунды его объятия становились сладостно жёсткими. А потом он «отваливал» от меня на спину, глубоко дыша полуоткрытым ртом, пока его красавец хотимчик, подрагивая, превращался снова в нежного родимчика. Мне во время «перерывов» хотелось поговорить с ним, но в памяти колом стояло предупреждение мамы 'В', что если я посмею заговорить с ним – всё – больше оргазмов не будет. Поэтому я позволяла себе только целовать его и играть с яичками. А если он собирался заговорить со мной, я закрывала ладошкой ему рот, давая понять, что сейчас мне не до разговоров. Он оказался очень понятливым, и после второго такого «закрывания» мы уже до утра не произнесли ни одного слова, сосредоточившись на наших ощущениях и обмениваясь только ласками и взглядами, трудно различаемыми при слабом освещении.

А потом я снова заводила его, начиная поцелуями, объятиями, лёгким «доением» ртом, а когда родимчик только начинал пробуждаться - специальным растягивающим массажем, превращающим его в хотимчика (этому тоже меня научила мама 'В' на той же консультации). И всегда это принималось им с радостью и благодарностью.

У этой прекрасной медали есть и «оборотная» сторона»: вскоре он не хотел уже «самостоятельно функционировать» после первого раза – настолько привык к «руководству». Хорошо хоть, что он всегда легко «подчиняется руководству». Как-то раз я завела об этом разговор с ним, так оказалось, что он принимает это, потому что уверен, что более одного раза можно только, если хочу я. Я не сочла нужным его разубеждать в этом. Потом этой стороне медали я уже всегда радовалась безмерно. Слава Богу, его никогда это не огорчало. И он даже посвятил этому стихотворение - «Дирижёру».

Когда уже почти под утро я вроде ничего больше не хотела и подумала, что после такого волшебства неплохо бы и поспать, он расцеловал меня всю и начал свою «игру» со мной. Что это было за чудо! Его «мощь» меня сначала поразила, потом напугала, а потом растопила так, что я уже старалась подставлять себя ему как можно удобнее, не забывая урока мамы 'В' о том, что он, как «мужчина вообще», в основном любит только глазами. То есть, какие бы позы я не принимала, я всегда думала о том, чтобы они не выглядели некрасиво.

Этому же правилу я по сию пору следую и в домашней одежде и своём внешнем виде – ничего «затрапезного» и неаккуратного. Благо – я «жаворонок», а он «сова», поэтому я всегда встаю раньше, и, когда он просыпается, я лежу с ним под одеялом или встречаю его в ванной или на кухне в самом лучшем виде. Может быть, поэтому и в квартире поддерживается полный порядок – ничего наброшенного. Кстати, я никогда не позволяю себе разбрасывать небрежно одежду, даже когда мы бросаемся друг на друга, если «приспичивает» неожиданно – она вся летит за ночной столик, и остаётся там невидимой для него.

С ним произошло что-то удивительное – он услаждал меня, казалось, бесконечно, не кончая. Мы даже меняли позы, он явно наслаждался невероятным явлением – его оргазм не приходил, но и возбуждение не спадало. А меня охватывали волны уже не то, что острого оргазма, а какого-то сладкого экстаза и радостного предвкушения такого счастья в будущем. Я уже не могла больше выдержать такую пытку и попросила остановиться, не уходя от меня.  Когда он, начав успокаиваться, неожиданно перестал поддерживать надо мной на локтях своё тело и придавил своей тяжестью - на меня накатил последний оргазм – глубокий и, в отличие от предыдущих, очень горячий. Я сделала попытку столкнуть его с себя. Но и когда он отстранился и лёг рядом - меня не оставляло это состояние. Я должна была прижаться к нему и так выжидать, когда меня отпустит это горение. (К сожалению, это больше никогда не повторялось, как мы ни пытались довести себя до такого же состояния, оставшегося в моей памяти навсегда, как волшебный сон. Были другие, но их надо было специально "готовить").

Я неаккуратно перекинула свою ногу через него, и он вскрикнул – оказалось, что я неосторожно придавила яички. Он поднял голову и спросил:
- Ты считаешь, что я заслужил такую экзекуцию?
Эти его первые слова и сияющий, счастливый вид, подчёркивающий юмор этой фразы, привели меня в восторг. Я расцеловала его всего, а когда очередь дошла до родимчика, я его слегка прикусила и спросила:
- Когда я захочу тебя съесть – начинать отсюда?
Он притянул меня к себе, крепко поцеловал в губы и ответил:
- Нет, этим ты закусишь.
Мне почему-то страшно не понравился такой ответ, и я влепила ему пощёчину. Он засмеялся и раз навсегда отучил меня поднимать на него руку: как я не сопротивлялась, он легко сложил мои руки за спиной, положил меня на спину и так сильно сдавил под собой, что весь воздух из меня вышел, и вздохнуть он мне не дал несколько секунд, а потом ещё запечатал мой рот сильнейшим поцелуем, так что пришлось дышать носом. А когда он предоставил мне возможность расправиться с ним за это – у меня уже отпала охота с ним сражаться – так приятно было отдыхать на нём, слушая его сердце и ощущая томление в своих прижатых к нему грудях.

И вот его первое серьёзное обращение ко мне:
- Я был поражён тем, как ты была счастлива со мною. Я не ожидал даже приблизительно, что могу доставить тебе такое наслаждение. Почему-то только моё наслаждение мне грезилось всегда до этого, да и то – жалкое подобие реальности. Только теперь я понимаю, чего мы лишили себя своим кастрированным умом. Представляю, какими идиотами мы показались маме 'В'.
А я ещё добавила ему:
- Сколько лет я мечтала, чтобы ты так расправился с моим сопротивлением, как ты сделал сейчас.
На что получила здравый ответ:
- Как она сказала? Не должно быть ничего, что неудобно просить друг у друга? Я вижу, что твои желания значительно богаче моих. Я хочу, чтобы ты никогда не умеряла их – владей мною независимо от того, что я хочу или не хочу. И если не будешь мною довольна – напомни мне, что я тебе сказал сейчас.

        (Вот как он отразил это потом в нашей поэмке:

        С тех пор как раб веду себя –
        Меня ты зажигаешь,
        А если я хочу тебя –
        С полвзгляда понимаешь.
 
        И даже если я “не мог” –
        Ты мной руководила:
        Простою лаской между ног
        Мгновенно заводила.
 
        Так радуй же меня своим очарованьем,
        Влюблённых глаз волнующим сияньем,
        Волшебных рук твоих прикосновеньем,
        В объятиях твоих восторженным гореньем.      (См. Поэмку полностью в 33)
 
А заключил фразой, взорвавшей меня:
- Если мы не будем думать о том, чтобы другой был счастлив, то зачем же мы соединяем свои судьбы – только для собственного удовольствия? Не для ребёнка же только.

Ах ты чёрт! Это он напрасно сказал. Он задел самое больное во мне. Ну я и выдала ему! Он не понимал, что я нашим будущим ребёнком, а не только им, живу в мыслях уже годы. Все мысли и чувства, взросшие во мне за это время, я обрушила на него.
 
И тут первая его реакция была такой, что меня уже никогда не покидало счастье общаться с ним.
- Только что ты наслаждалась мною. Что же произошло, что ты уже мною недовольна? Ты не сочла нужным разделить свои мысли со мной с первого момента их возникновения. Наверно, ты недостаточно верила в меня всё это время. Значит, я когда-то дал тебе какое-то основание для этого. Я прошу тебя поверить, что это была какая-то трагическая случайность. Скореее всего, недопонимание друг друга. Теперь уже ничего подобного происходить не будет.

Пока он говорил, принимая вину на себя, я убеждалась, что виновата я. Во мне снова стало разливаться чувство нежности к нему. В добавок ко всему, мне захотелось заплакать. Как нежно он ласкал меня, успокаивая! И он влил в меня этот прекрасный покой!

Проснулась я уже во второй половине дня, не понимая, что происходит и куда он делся. Моментально всё проявилось в сознании – захлестнуло огромное счастье, подпорченное только одной мыслью – повезло ли забеременеть?

Я встала. Подошла к зеркалу. Пожалела, что оно - не во весь рост: хотелось представить, как он видел меня всю. Накинула халат и пошла звать его обратно в спальню. А в квартире - никого, и она закрыта на ключ. Ну и ну! И никакого объяснения - куда все подевались. Ну и что делать? А во мне творится что-то радостное! Потянуло к дневнику. Почти без помарок родились две строфы:

        Я таю от твоей любви
        В глазах, руках и жарком теле,
        И вот - девятый вал в крови,
        И я тону на самом деле!

        И не желаю я спасенья -
        Хочу тонуть - и быть в огне:
        Твои волшебные движенья
        Рождают музыку во мне.

Больше ничего писать не хотелось. Я подошла к роялю и задумалась: очень захотелось ту остроту, что я пережила при последнем оргазме, выразить в музыке. И вот - первые аккорды - они меня подожгли. От них - вдруг кантатное продолжение! Нет, оно не для этих слов! А я не хочу поступиться ни одним словом! Рождается волнообразное движение женского голоса! Скорее записать!
Ура! Это оно самое - для женского голоса! Боже мой - что лучше - слова или эта законченная музыкальная фраза? Только стала сравнивать, как почувствовала слабость слов: они не передают сладости ощущений и волнообразной пульсации с нарастанием экстаза, как в музыке - спиралеобразное повышение тона - от спокойного начала - до почти крика в конце четвёртой строчки - и симметричное обратное движение голоса до спокойного в восьмой строчке . Почему-то вдруг мне показалось, что эту мелодию я где-то слышала! Замерла, прислушиваясь - да или нет? Кажется, нет. А ощущение похожести вызвано, кажется, совершенством этой короткой музыкальной фразы. Но сама музыкальная фраза без слов - может трактоваться по разному, а с этими словами - только так - гимн тому моему удивительному оргазму в его объятиях, который я почувствовала только под тяжестью его тела! Плохо только то, что спеть ему я это не смогу так, как слышу - нужен сильный голос - настоящее сопрано - и зал с прекрасной акустикой!
Осталось придумать вступительный и заключительный аккорды, чтобы фортепьяно прозвучало достойным партнёром голосу. Варианты уже заиграли в голове,но я одёрнула себя - "что - оргазм на сцену?" и захохотала счастливая - ах - попадись он мне сейчас!

Один раз это было исполнено со сцены. Это страшная история.
Я, конечно, не удержалась, и сыграла это своим двум подружкам. Одна из них сыграла это певице, которой частенько аккомпанировала. Та сдуру спела это со сцены своим изумительным сопрано - ей было что показать! Через неделю её исключили из консерватории. (Я об этой истории не знала до встречи с этой подружкой почти 15 лет). К счастью - та певица была исключительно талантлива. Её взяли в Кировский. Не знаю, проклинала ли она меня. Нас судьба никогда не сталкивала.

Почему-то я уверена, что именно такая эта первая наша близость явилась как-бы "причиной-залогом" многолетнему счастью и радости от этой составляющей части  нашей любви. При этом он всегда старался, чтобы сначала достигала оргазма я. А я по совету мамы 'В', чтобы облегчить ему это, освоила упражнения для укрепления внутриматочных мышц (разные их варианты легко найти на интернете, например, по запросу "упражнения Кегеля для женщин". Более детально это будет описано в разделе "Заметки о здоровье").

Примечание:

Первая брачная ночь: как это было на Руси.

Первая брачная ночь на Руси устраивалась особым образом и имела очень много отличий от аналогичной традиции других наций. У народов Африки, Европы и Индии право первой ночи подразумевало интимный контакт невесты с посторонним мужчиной. Зачастую это был старейшина племени, знатный господин, а то и просто первый встречный.
На Руси право лишения девушки девственности традиционно принадлежало ее будущему мужу. По церковным канонам венчанный брак священен и любое покушение на чужое брачное ложе является большим грехом. Позднее феодалы нередко пренебрегали этим законом и пользовались правом первой брачной ночи, но церковь это не приветствовала.

Время проведения.

Обряд свадьбы на Руси был сложным таинством, соединившим в себе христианские и языческие традиции. Время проведения свадьбы всегда тщательно подбиралось. У многих народов мира первое соитие новобрачных могло произойти на третьи или четвертые сутки, а то и позднее (некоторые мусульманские страны, Индия и др.).
У русских же первая брачная ночь происходила во время свадебного торжества, поэтому очень важно было назначить свадьбу на разрешенную церковью дату. По православным законам нельзя иметь половые отношения в пост и в церковные праздники, поэтому и свадьбы на это время не назначались.

Ритуал подготовки к брачной ночи.

У русского народа брачную ночь долгое время именовали подклетом. Это связано с тем, что ложе молодых всегда устраивали в прохладном месте: в подклети избы, чулане, амбаре или бане.
Это всегда происходило на территории жениха, поскольку девица после свадьбы переходила жить к нему. Для новобрачных готовили высокое ложе на крепком деревянном основании. Его застилали постельными принадлежностями из приданого девушки. Подготовкой ложа для жениха и невесты занимались женщины-постельницы из числа свах. Также постель могла готовить мама или сестра жениха.
На ложе укладывали много ритуальных предметов, которые должны были защитить молодоженов от порчи и обеспечить им в будущем безбедное существование. К таким оберегам относились небольшие ржаные снопы, мешки с мукой, матрасы, перины. Сверху ложе застилали белоснежным вышитым покрывалом. Под кровать постельницы клали несколько поленьев, сковородник, кочергу, можжевеловую ветку. Эти предметы должны были уберечь пару от всякой нечисти. Поленья символизировали будущее потомство, поэтому их нужно было класть побольше.

Проводы новобрачных.

В подготовленную таким образом «опочивальню» новобрачных провожала целая толпа гостей: дружки, свахи, родственники и вообще любой, кто хотел поучаствовать в шумном и веселом действе. Проводы сопровождались песнями, непристойными шутками и советами. Дружка бил кнутом по ложу, выгоняя нечистую силу. Затем он должен был заплатить выкуп постельницам.

Наедине.

После всех этих ритуалов новобрачных наконец оставляли одних. Дверь закрывали на замок, а возле нее оставляли охранника-клетника. Он тоже должен был оберегать молодоженов от злых чар и разной нечисти. Но и гости нередко оставались под дверью и попросту подсматривали за молодыми.
Оставшись одни, жених с невестой сначала угощались хлебом и курицей. Эта пища должна была дать паре плодовитость. После еды девица обязана была снять с ног парня сапоги. Тем самым она демонстрировала смирение перед будущим мужем и показывала готовность во всем его слушаться. Также девушка должна была спросить у мужа разрешения лечь с ним. Затем обязательно должен был состояться половой акт. Об этом несколько раз приходил осведомиться дружка. Как только девушка теряла девственность, брак считался физически подтвержденным, о чем громогласно объявлялось всем гостям. Молодых могли снова вывести на пир и радовать их песнями самого непристойного содержания, либо гости сами приходили в подклеть к молодоженам и оставались там с ними до самого рассвета.

Невинность как главный атрибут.

Самым главным моментом во всем этом ритуале была демонстрация рубашки невесты с пятнами крови. Если невеста сохранила девственность до свадьбы, она считалась честною. В противном случае она навлекала позор не только на себя, но и на родителей. На шею свахе и родителям нечестной новобрачной вешали хомут. Отцу подносили чарку вина с дырявым дном. Девушку могли даже вернуть в отчий дом.
Потерю девственности в первую брачную ночь символически отмечали развешиванием расшитых красными нитками полотенец и битьем горшков. После этого девица становилась «молодкой», а парень — «молодым». После брачной ночи молодку обряжали в одежду замужней женщины и надевали ей соответствующий головной убор. Весь ритуал нужно было строго соблюсти, иначе новой семье грозили бесплодие и нищета.

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/11/12/92