Двадцатого июля Николаю исполнилось тридцать пять. Впервые этот день он решил провести не в шумном столичном ресторане в кругу друзей, коллег и партнёров по бизнесу, а в маленькой, почти безлюдной, алтайской деревне.
Это был не переломный момент в жизни или ностальгия по прошлому. Это была пауза перед очередным подъёмом. Вопрос только куда? К чему восходить? Идти к власти и деньгам, другими словами к тому, что понятно и знакомо, или к чему то, что не выглядело в глазах современного человека хоть сколько-нибудь значимым – духовному росту. Нет, речь не шла об отказе от прелестей материального мира и комфортного существования в нём. Дело было в жизненных целях, желаниях и средствах достижения желаемого, которые были сформированы многолетним личным опытом. Теперь Николай был на распутье, и это сильно волновало его. Где-то в глубине души он был готов признаться, что боится. Боится что-либо изменить в жизни, которой жил последние годы. Боится нового и особенно боится, что новое разоблачит его жизнь, раскроет ложь и притворство, к которым он привык, которые стали нормой жизни.
Предельность и бессмысленность всего, что было важным всю его сознательную жизнь, Николай понял ещё несколько лет назад, но это было всего-навсего небольшое озарение. Одно из тех, что лишь приоткрывают завесу над истиной и слегка беспокоит. Сегодня он ощущал, что правда больше ничем не скрыта, и отрицать бесполезно – его жизнь была абсолютно бессмысленной, бесцельной и пустой. Это осознание не подталкивало его к стакану или острой бритве. Такой финал Николай скорее считал слишком простым, чем логическим и единственно верным. Теперь ему нужна была цель. Настоящая цель, досягаемая цель, цель, которая будет с ним до конца жизни.
Николай не знал, что делать дальше. Отказаться от всего, что у него было и кардинальным образом изменить свою жизнь, ему казалось запредельным, а возвращение к его жизни в том виде, в котором она есть сейчас, больше не представлялось ему возможным. Где искать ответы на извечные вопросы он тоже не знал. Кто-то сказал, что это благословение свыше, если в голову приходят вопросы о смысле жизни. Николай бы поспорил с этим человеком. Он ещё хорошо помнил, как добрый десяток его знакомых за последние годы отправились на поиски этого самого смысла и пропали.
Одной из наиболее весомых утрат был Пётр – добродушный, кучерявый толстяк, менеджер крупной компании. В поисках ответов на вопрос о смысле жизни Пётр, сначала, отправился с женой на Гоа, чтобы посетить какую-то лекцию, и задержался там на три месяца. После этого он в течение года перевернул свою жизнь с ног на голову: уволился с работы, продал почти всё имущество и переехал в Индию. Год назад он прилетал в Москву и встречался с Николаем. Петра было не узнать – худой, коротко стриженый вегетарианец, рассказывающий о своих постижениях. Николай кивал, но даже не вникал в суть рассказа. Единственное, что он тогда отметил, это счастье, которым светились глаза друга. После той встречи Николай вычеркнул Петра из записной книжки и из своей жизни. Сегодня он бы с удовольствием вернулся бы на ту встречу.
Николай никогда не любил возвращаться в прошлое, но сам того не осознавая, оказался в единственном месте, память о котором давала ему силы сначала бежать без оглядки, а потом уже уверенно идти вперёд.
В детстве и юношестве он проводил в этой деревне все лето. Тогда она была полна жизни и казалась ему огромным, необъятным и неповторимым миром. Теперь опустевшие дома иногда служили ночлегом для охотников, перевалочным пунктом для туристов или базой исследовательских экспедиций. Эта деревня была единственным доступным ему прошлым.
Спустя девятнадцать лет с его последнего визита многое поменялось. Деревня была безлюдной и чужой. Только над одним домиком поднимался дымок. «Неужели здесь ещё кто-то живёт», – подумал Николай. В одном, покосившемся от времени и поросшим зелёным мхом домике, кто-то жил. Дом же его деда почти полностью исчез. Частично сохранилась стена с окном и дверью, ведущей в никуда, несколько деревянных балок крыши, часть забора и лавочка, вытесанная в массивном бревне. На ней то и сидел Николай. Его взору открывался бескрайней простор Алтая: горы, зелёные луга, извилистая река и лес. Тот самый лес, где Николай дал первый в своей жизни осознанный бой страху.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить события того дня...
Николаю было шесть. Совсем маленький, щупленький парнишка с выгоревшими добела волосами. Дни напролёт он проводил, гуляя с дедом в лесу, или выслеживал горных духов с местными мальчуганами. Только когда он не успевал проснуться раньше деда Николай оставался дома. В день своей первой победы над животным бессознательным страхом он проснулся позже обычного. Его разбудил аромат бабушкиных пирожков с яблоками, его любимых. После бабушкиной смерти он больше никогда их не ел, он вообще разлюбил яблоки.
В доме деда он не застал, но всё же пошёл его искать, не имея понятия, куда тот мог отправиться. Он вооружился небольшой палкой, вышел из дому и затопал по тропинке, ведущей от домика прямиком в лес. Эта тропинка привела Николая к старому раскидистому дубу, увешенному тысячами лент – дереву шамана. Обычно такие деревья есть на горных перевалах, и ленты привязывали в знак уважения духу – Хозяину перевала. Дерево хранило на своих ветвях просьбы к духам защитить любимых, которые уходили в лес на охоту или шли на реку удить, просьбы не дать заблудиться детям, а иногда ленты привязывали просто в знак почтения к духам гор, лесов и рек.
Маленький Николай замер напротив это массивного дерева и заворожено смотрел, как ленты развиваются на ветру. Казалось, время замерло. Вдруг раздался шорох листвы и треск веток, от толстого ствола дуба отделилась тень. «Дух леса», – подумал Николай. Тень стала плотнее, голова существа была в перьях, на плечи был накинут плащ из кожи оленя. Существо стало поворачиваться к маленькому Николаю. Он вскрикнул и бросился по знакомой тропинке прочь из лесу. Чудовище что-то кричало вслед, но Николай не прислушивался. Ему чудилось, что лесные птицы вторят грозному духу: «Постой, ой, ой». Он бежал все быстрее, подгоняемый ужасом, а птицы продолжали кричать «Найду, в аду, аду...».
Добежав до границ леса, Николай остановился отдышаться. Он согнулся пополам и упёрся маленькими ладошками в коленки, а потом плюхнулся на землю. «У страха глаза велики», – вспомнил он слова деда, – «а вот если ты хорошо присмотришься, то и боятся нечего. Вообще нечего боятся. Все самое страшное уже случилось – ты родился. А самое важное знаешь что? Ты, Коля, родился не для того чтобы бояться. Никто не рождается для страха. Человек рождается для Любви…».
Сейчас Николай попытался вспомнить подробности того разговора, но перед глазами была совсем другая картина: маленький Николай поднялся с земли отпустил пыль, глубоко вздохнул, набираясь смелости, и решительно зашагал обратно в лес. Его первая победа над собой. «Нечего боятся, нечего боятся», – повторял про себя маленький Николай. Пока он шёл к дереву шамана уверенность и прилив храбрости не раз покидали его. Николай хотел было вернуться, но слова деда звучали в голове: «Нечего боятся, нечего боятся». Последние несколько метров он шёл с закрытыми глазами и когда открыл их, увидел деда и шамана. Последний и показался ему чудовищным воплощением духа леса. «Вот это мой Коленька», – гордо заявил дед шаману, – «смело смотрит в глаза своему страху». Шаман похлопал Николая по плечу и пообещал помолиться за него духам.
Эти воспоминания заставили Николая подняться со скамьи и проделать тот же путь, что и почти тридцать лет назад. По пути к дереву он все никак не мог избавиться от ощущения, что время не властно над этим священным лесом.
Николай мог бы с закрытыми глазами дойти до дерева шаманов и обратно. Хоть дед и говорил, что дерево оберегают духи, подростком он убедил себя, что дерево шаманов на самом деле было всего-навсего раскидистым старым дубом с множеством лент на ветках. За пятнадцать минут он добрался до места. Там он осмотрелся по сторонам, подошёл к дереву и замер, наблюдая, как колышется ленты. Такого благоговения как в детстве он не испытывал, но почувствовал острое желание повязать ленту на одну из веток. Он пошарил в карманах. Ничего пригодного не нашлось. Осмотрел свою одежду и вытащил шнурок из капюшона спортивной куртки. Подошёл к ветке, находившейся на уровне его лица и замер. Когда-то свою первую ленту он завязал вместе с дедом:
- О чем бы ты хотел попросить? – Спросил дед.
- Не знаю. А о чём можно просить?
- О чём угодно. Просят здоровья близким, успешной охоты, но чаще просто благодарят духов, – ответил дед.
- А можно попросить велосипед?
Дед рассмеялся:
- Наверное, можно.
Тогда Николай так и сделал, но сегодня, держа в руках шнурок, он хотел бы прожить своё детство ещё раз. Вместо этого он просто поблагодарил духов, дедушку, мир. Николай немного постоял возле дерева и вернулся к скамейке возле развалин дедушкиного дома. Он заметил, что по дороге идёт пожилой мужчина. «Последний из могикан», – подумал Николай. Мужчина не спеша приближался. Когда он поравнялся с Николаем, тот понял, что это совсем ветхий старик. Выяснилось, что его зовут Иван Степанович и он единственный житель этой деревни, точнее, последний. Большинство жителей постепенно переехали в райцентр, молодёжь, как водится, потянулась в столицу. Николаю он разрешил называть себя Дядя Ваня и предложил провести экскурсию, но когда выяснилось, что Николай местный, да ещё и внук лесника Никиты, дядя Ваня настоял, что бы Николай заночевал у него. Николай согласился, он всё равно собирался побыть здесь как минимум неделю. Не ради одного дня он проехал три тысячи километров.
К дому дяди Вани они отправились на машине Николая. Старик восхищался, как мягко внедорожник едет по просёлочной дороге, почти как его старый советский мотоцикл. Николай в таком сравнении сомневался, но спорить не стал.
Дом старика был таким же ветхим, как и он сам. Покосившиеся стены сруба подпирали поросшие мхом деревянные балки. Николай разулся в сенях и зашёл в дом. Внутри всё тоже было деревянным, кроме большой печи. В доме было две комнаты и небольшая кухонька. Посреди комнаты с печью стояли обеденный стол и два стула. На столе аккуратно лежала кружевная салфетка и стояла стеклянная вазочка с карамельками. Николай невольно улыбнулся – так же делала его бабушка. Дядя Ваня заметит улыбку Николая и смущённо пояснил:
- Марии, жене моей, так нравились, чтоб красиво.
- Понятно, отец.
Одиночество Николаю было понятно больше всего.
- А что, дядя Ваня, забрать тебя некому? – Спросил Николай, рассматривая фотографии, висевшие на одной из стен.
- Отчего же некому, сын у меня в Питере. Все зовёт к себе, а я не хочу.
Николай с сожалением посмотрел на старика. Судя по фотографиям, сын уже много лет не приезжал, а забирать отца и подавно не собирается. Словно прочитав в глазах гостя жалость, дядя Ваня грустно улыбнулся и пошёл на кухню ставить чайник. Николаю стало ясно, что Иван Степанович прекрасно знает, что за ним никто не приедет, но сказать об этом вслух было больно и стыдно. Хотя чего стыдиться? Люди делаю себя сами такими, какими они есть. Не человек сам по себе, а люди в целом: уничтожают семейные ценности, передвигают рамки морали, гонятся за навязанными атрибутами успеха и в этом бесконечном беге теряют в себе человека, становясь скорее говорящим бессознательным животным. Николай когда-то тоже бежал, но хорошее воспитание, приближенное отцом к муштре, не позволило ему совсем скатиться, а потребность понять жизнь и вообще вывела его с кольцевой дистанции.
Дядя Ваня приготовил чай и поставил на стол бутерброды, брусничное варенье и какие-то свежие ягоды. Пока они пили чай и беседовали, выяснилось, что Дядя Ваня не совсем один. Он на своём «железном коне», т.е. хвалёном советском мотоцикле регулярно ездит в соседнее село за продуктами и в райцентр продавать дичь. Кроме того, к нему раз в месяц наведывается фельдшер на рагу из дичи и, так, поговорить за жизнь. Фельдшер тоже уже преклонного возраста, поэтому и звонит ежедневно дяде Ване.
- Здесь, что, и телефон есть?
- А как же, – удивился дядя Ваня и достал старенький мобильник. Николай взял его телефон и вписал туда свой номер. Теперь в телефоне Ивана Степановича было два номера.
- Я тоже буду звонить, – пообещал Николай.
- Коля, не обещай того, что не будешь выполнять.
- Я никогда так не делаю.
Действительно, Николай был тем редким человеком слова, о котором в народе говорят: «мужик сказал, мужик сделал». Не было ни одного человека, который мог бы упрекнуть Николая в том, что он не выполняет своих обязательств. Впоследствии, Николай звонил дяде Ване каждый день и всегда давал старику выговориться, даже если тот рассказывал одно и то же по несколько раз.
Дядя Ваня поведал своему гостю, что хорошо знал его деда и что тот очень гордился своим внуком и собирался приехать в столицу после демобилизации Николая, но этому не суждено было случиться.
Когда Николай служил в армии, дед умер. До его возвращения дедушка не дотянул всего полгода, а бабушку родители перевезли в столицу. Она уже не была такой, как прежде. Она больше никогда не была, как прежде. Город сделал её беспокойной и болезненной. Бабушка говорила, что здесь нет духов, которые оберегали жителей деревни и заботились об их покое. Она так боялась умереть в муках, и, видимо, духи на самом деле не властвуют за пределами алтайских гор – она уходила очень мучительно и долго, словно в наказание за то, что покинула родную землю. Единственным желанием бабушки было быть похороненной на родной земле рядом с мужем. Николай тогда не поехал на похороны, но в этот раз он хотел навестить их.
Допив чай и убрав со стола, мужчины отправились на кладбище. Дядя Ваня без труда нашёл место, где были похоронены бабушка и дедушка Николая, он то был на похоронах. Две могилы с родными именами. Крест на могиле бабушки покосился. Николай сначала хотел поставить его ровнее, но вдруг ему показалось, словно кресты прислонились друг к другу, как делали бабушка и дедушка. Он оставил всё, как было.
Иван Степанович тем временем пошёл проведать свою жену. Николай смотрел, как старик смахивает пыль с креста и что-то говорит. Ему почему-то стало безумно жаль старика, может это одиночество дяди Вани, которое стало таким осязаемым, может его собственное, а может осознание того, что скоро, не завтра конечно, но скоро рядом с крестом Марии будет стоять ещё один для дяди Вани. И больше никто не придёт поговорить с ушедшими.
«Так странно», – думал Николай, – «в мире, где живёт семь миллиардов, столько одиноких, никому не нужных людей». Ему вдруг захотелось быть нужным, так отчаянно он ощутил потребность быть нужным, которую никогда ранее не ощущал, нужным кому-нибудь. Конечно, у Николая была семья – родители и брат, друзья, у него была Алина, но он не ощущал себя нужным или точнее жизненно необходимым. Ему захотелось быть центром чьей-нибудь маленькой вселенной. Это неожиданное открытие заставило Николая ужаснуться безграничности своего эгоизма и усомниться в своей самодостаточности, которой он всегда гордился.
На ночь Николай остался у дяди Вани. Его сон был беспокойным, мучительным и даже утомительным из-за бесконечных картин прошлого и настоящего, которые во сне переплетались в единый поток его собственных выборов и поступков. Большую часть ночи он просто лежал с закрытыми глазами, но и тогда картины его собственной жизни преследовали его, вызывая всё тот же вопрос: «Куда дальше, Коля, куда дальше?».
Только под утро Николай провалился в сон без снов и мыслей, словно в один миг его сознание вошло в режим тишины. Он проснулся под звуки, доносившиеся из кухни. Поднявшись, он отправился во двор к колодцу, что бы умыться. На кухне дядя Ваня жарил яичницу. Настоящую яичницу на сале. Последний раз Николай ел такую вечность назад. Приборы и горячий чайник уже стояли на столе.
Дядя Ваня признался, что уже очень давно завтракает один и визит Николая это большой подарок. Николай позволил старику насладиться живым общением и с энтузиазмом соглашался послушать ту или иную историю. Завтрак растянулся на несколько часов. С каждой новой историей Николай всё сильнее проникался симпатией к Ивану Степановичу и отмечал, что этот старик был похож на деда. Нет, не внешне, но по рассуждениям и взглядам на мир.
«Всё самое важное всегда находится под ногами», – не уставал повторять дед Николая. Эту фразу говорил и дядя Ваня. Похоже, Николай только сейчас понял, что имел в виду дед. Он вдруг ощутил как это важно и правильно, что он сейчас в этом месте с этим человеком. Несмотря на то, что дядя Ваня постоянно благодарил Николая за то, что тот остался и с пониманием отнёсся к старику, Николай считал, что эта встреча более значима для него, чем для дяди Вани. Именно Николаю раскрылась ценность настоящего момента, для дяди Вани же это никогда не было секретом.
Николай всегда жил будущим, а прошлое старался позабыть. Что же касалось настоящего, то жить «здесь и сейчас» по его мнению, конечно, хорошо, но взор должен быть устремлён в будущее, что бы было ещё лучше. Такой подход к жизни явно был ошибочным и требовал немедленного пересмотра, ведь теперь Николай понял, как ошибался насчёт прошлого, настоящего и даже будущего. Он понял, что не стоит забывать прошлое, даже то прошлое, что причиняет боль или разочаровывает, а счастливое прошлое тем более достойно того, чтобы не быть забытым. Без прошлого нет будущего, есть только неосознанный повтор прошлого, а значит, нет и настоящего, а настоящее достойного того, что бы его ценили как самый ценный дар.
Весь остаток дня и два следующих Николай провёл, помогая дяде Ване с ремонтом сарая, им даже пришлось дважды ездить в райцентр за стройматериалами. Дядя Ваня настаивал на поездке на его «коне», но потом согласился, что «машиной оно удобнее». Также, Николай, зная, что старик денег не возьмёт, тайком заполнил погреб, холодильник и кладовку дяди Вани продуктами, что бы тот ни в чём не нуждался пока Николай не приедет снова.
На следующий день после завершения ремонта Николай спустился к реке. Той самой, возле которой некогда поджидал Хозяйку воды – духа местной реки, который по рассказам деревенских жителей был рыжеволосой девицей. Мальчишки часами сидели в засаде, надеясь увидеть водного духа, но так ни разу его не застали. Николай прошёлся по берегу до больших каменных глыб, на которых часто ловил рыбу в детстве. Они не изменились, как не изменился лес по берегам, даже вода их не источила. Он сел на нагретый солнцем камень, снял солнцезащитные очки и подставил лицо тёплым лучам, зажмурив глаза. Наслаждаясь журчанием речной воды, солнечным теплом и едва прохладным ветерком Николай вспоминал, как приходил сюда с дедушкой. Пока тот пытался поймать обед, маленький Николай выискивал плоские камушки и бросал их в надежде, что они отскочат хотя бы раз от гладкой поверхности воды. Дед всегда припугивал внука духом воды, которого могли беспокоить детские забавы, но Николай лишь посмеивался и тайно надеялся, что действительно разгневает духа и тот покажется хоть в каком-нибудь обличии. Однажды Николаю повезло.
Когда ему было шестнадцать, он пошёл к реке ловить рыбу и встретил того самого духа, точь в точь как описывали его люди: худенькая девушка в белоснежном сарафане, изумрудными глазами, копной огненно-рыжих волос и россыпью веснушек на лице и плечах. Словно легенда воплоти, она стояла по щиколотку в холодной воде и собирала ракушки. Николай от удивления выронил удочку. Тогда он был готов поклясться, что это сама Хозяйка воды, но девушка оказалась дочкой одного из геологов, которые проводили какие-то исследования в ближайших горах.
Девушку звали Анастасия, Анастасия Светлова. Она мечтала объездить все страны мира с фотоаппаратом и запечатлеть «мгновения жизни». Все лето они были неразлучны: часами беседовали, ловили рыбу, ходили в лес за ягодами и грибами, делились мечтами и планами. Сегодня Николай не мог вспомнить и половины того, о чём они говорили, но одни лишь мысли о времени, проведённом Настей, согревали его сердце. Именно здесь, на берегу реки он впервые поцеловал свою "Хозяйку воды". Он вспомнил, какими холодными были её губы, вспомнил их вкус... Каким запретным, а потому восхитительным, казался ему тогда этот поцелуй! Каким нелепым и неуклюжим этот поцелуй вспоминался ему годом позже, когда он впервые проснулся с девушкой. Каким трогательным и совершенно незабываемым он представился ему сейчас.
Николай невольно усмехнулся. Как по-разному видится жизнь с годами, как непредсказуемо меняется ценность тех или иных моментов и как обесценивается все материальное на фоне действительно значимых вещей.
Тогда они гуляли вдоль реки, держась за руки. Николай вспоминал то ощущение спокойствия и мира, которое принёс этот жест. Тогда он чувствовал, что это правильно, что рядом тот самый человек, но он был слишком юный. Никогда он не чувствовал себя так ни с одной из своих женщин. Ему захотелось узнать, что с Настей стало, исполнились ли её мечты и надежды, есть ли у неё семья и такая же рыжеволосая дочка, увидела ли она мир.
Возвращаясь к деревне, Николай повторил их с Настей прогулку и прошёл по тропинке вдоль реки. К его удивлению ничего не изменилось: деревья, река, камни, – все было таким же, как раньше. Ему вдруг почудилось, что если он сейчас, прямо сейчас вернётся в деревню, то увидит знакомые лица, целые дома и деда. Он поддался этому желанию, хотя прекрасно знал, что увидит.
Николай вернулся в дом к Ивану Степановичу. Он провёл в деревне ещё пару дней, помогая старику по дому. Он также, не удержался и припрятал в доме деньги, на случай если дяде Вани что-то срочно понадобится. Кроме того, Николай познакомился с фельдшером и оставил ему свой номер телефона, на всякий случай.
Когда пришло время прощаться, дядя Ваня всё пытался оттянуть тягостный момент. Он то предлагал ещё чаю, то перекусить, то проверить, всё ли собрано, то посидеть на дорожку. Николай соглашался со всеми предложениями и несколько раз перепроверил свои вещи, но ехать нужно было всё равно. Прощаясь, старик повторял: «Ты звони, Коленька, хорошо. Позвони, как приедешь». Николая так и подмывало сказать «Я не такой как твой сын, я позвоню», но решил, что действия убедительнее всяких слов. Он несколько раз звонил Ивану Степановичу по пути домой, а добравшись до своей квартиры, набрал старика и торжественно сообщил, что уже дома. На следующий день Николай проснулся в пять утра, что бы поговорить с дядей Ваней во время завтрака, на Алтае было восемь. С тех пор он звонил каждый день, а дядя Ваня отвечал после первого же гудка, и у него всегда было что рассказать.
Николай приезжал ещё трижды к дяде Ване, последний раз, что бы проводить старика в последний путь и смахнуть пыль с креста.
Поездка на Алтай не дала ответов на беспокоящие Николая вопросы, но дала ему представление о том, что он, несомненно, должен поменять в кратчайшие сроки. Он решил хорошенько пересмотреть свою жизнь, но ничего не делать сгоряча, а постепенно менять то, что он в силах изменить и что угнетает его больше всего.
Первое, что он сделал – пересмотрел все свои контакты, пока только дружеские или те, что считал таковыми. Он взял чистый лист и в две колонки выписал имена знакомых и друзей. В правую он вписал тех, кого ни при каких обстоятельствах нельзя терять, а в левую определил тех, кто не несёт для него никакой ценности. Николая приятно удивило, что правая колонка была значительно длиннее левой, и немного расстроил тот, факт, что он, даже не задумываясь, вписал свою пассию Алину в левую колонку.
Забавно, ведь Алина была воплощением всего, что он ценил в столичных женщинах: красота, острота ума, здоровая меркантильность и расчётливость. Надо сказать, Алина знала себе цену и никогда не стеснялась её называть – именно это всегда нравилось Николаю. Но то, что, что казалось ему удачным, почти идеальным союзом, на самом деле было удобным убежищем для них обоих. Алина даже не изображала обеспокоенность или заинтересованность в его персоне за десять дней его отсутствия она не удосужилась ему позвонить и узнать как его дела. Николай вдруг понял, что она даже не позвонила на его день рождения, она прислала смс примерно такого содержания «Happy Bday!». Даже его дантист была более многословна.
Николай пригласил Алину в ресторан в надежде на то, что в публичном месте она воздержится от сцен, и сообщил ей, что уходит. Его надеждам не суждено было сбыться. Алина кричала, выплеснула стакан воды ему в лицо, но всё это не из-за того, что от неё уходит мужчина, а лишь потому, что рушится их совместный отдых, запланированный полгода назад. Николай не разозлился и не расстроился – ему было смешно. Как мало значил он для женщины, с которой провёл два года, а вот что действительно было важно, так это что теперь подумают их друзья. «Ничего они не подумают», – улыбаясь, спокойно ответил Николай. – «Им всё равно. Всем всё равно». Она пыталась изобразить обиду, но безразличие преобладало. Алина сообщила Николаю, как он и ожидал, что он её никогда не заслуживал и удалилась. Николай согласился. Он был уверен, что такой холодной и бездушной женщины рядом с собой он однозначно не заслуживает. Хорошо, что ни не жили вместе. Ему не придётся терпеть подобные сцены дома.
С Алиной всё было кончено. Может, это тоже было проявлением сильнейшего эгоизма, но Николай понял, что не вынесет с ней больше ни минуты.
Бизнес контакты тоже претерпели глобальный пересмотр, но бизнес есть бизнес. Там нет места сантиментам, поэтому отказаться ему получилось лишь от нескольких крайне недобросовестных партнёров, а вот со всеми остальными он даже стал жёстче, что имело неожиданный поворот – партнёры стали ценить сотрудничество с ним намного больше.
Освобождая свою жизнь от бессмысленных и пустых связей, Николай стал замечать, что у него стало больше времени для себя и близких людей, для занятий интересными ему делами. Он стал чаще приезжать к родителям, больше читать, встречаться с друзьями, которые ничего не хотели кроме его времени и не требовали, что бы он соответствовал каким-то надуманным стандартам. Он проводил время с теми, кто никогда не оценивал его по одежде, машине, женщине или доходу. Единственным критерием были их отношения друг к другу. У него появилось время для давно позабытого увлечения живописью. Нет, кисть он в руки не взял, но обновил свои впечатления от картин столичных галерей и музеев.
В личной жизни настало приятное затишье. Николаю больше не надо было притворяться, что он состоит в невероятно серьёзных отношениях. Теперь он смело говорил, что свободен и, если его собеседницей была женщина, добавлял, что «неволи» пока не ищет. Но он лукавил. Просто, теперь он точно знал, чего он хочет. Несколько раз он пытался искать Анастасию Светлову в социальных сетях, но каждый раз, набирая её имя, боялся увидеть возле её фото другую фамилию. Воспоминания о «Хозяйке воды» периодически накатывались на него, но н каждый раз отмахивался от них, ведь назад дороги нет, это ему было хорошо известно.
В один осенний вечер Николай в компании Петра (того самого друга, что, казалось, был потерян в Индии навсегда) ужинал в арт-кафе. Пётр восхищался переменами, которые наблюдал в друге. Особенно его поразило спокойствие, которое излучал Николай, да и сам Николай порой удивлялся этому спокойствию. Николай шутил, что это от осознания неосознанности жизни. Он поведал Петру, что вопрос, приведший его на Алтай, так и остался без ответа. Куда он идёт, Николай не знал по сей день, но он точно знал, что больше не стоит на месте. Он ищет. И кто знает, сколько ещё будет искать. Пётр пригласил Николая к себе в Индию. «Может, тебе что-нибудь откроется на родине Будды», – шутил тот. Николай пообещал приехать и был намерен сдержать и это обещание.
Вечер незаметно перешёл в ночь, и друзьям пришлось прощаться. У них ушло несколько минут на спор о том, кто оплатит счёт. Честь выпала Николаю. Он взял из рук официанта простенький для арт-кафе чек бук, развернул его и замер – с флаера какой-то галереи на него смотрела Анастасия. Он бросил деньги на чек и вынул флаер. Надпись гласила: «Фотовыставка Анастасии Светловой «Загадочный Пекин». В программе встреча с фотохудожником и чайная церемония». Николай внимательно посмотрел на фото: такие же огненные волосы, только теперь пламя было аккуратно уложено, зелёные глаза всё так же светились. Он никак не мог поверить, что это действительно происходит. До выставки была целая неделя, самая длинная в его жизни.
День открытия фотовыставки был рабочий и крайне напряжённый. Николай опоздал к началу, зато принёс букет её любимых розовых тюльпанов. В толпе любителей фотографии он с лёгкостью нашёл Настю, но подходить к ней не спешил. Она была одета в строгое зелёное платье, рыжие волосы были подкручены в упругие пружины, глаза подведены широким стрелками. Николай наблюдал, как она благодарит за комплименты гостей, улыбается, пожимает руки. Он внимательно присмотрелся к рукам – никаких колец не было. Он испытал облегчение и продолжил за ней наблюдать. «Как жаль, что в этом платье не видно веснушек на плечах», – вдруг подумал он и невольно улыбнулся, вспомнив, как она стеснялась их.
Николай ничего не ждал от встречи и ни на что не надеялся. Он просто хотел подарить цветы и получить улыбку, одну, только для него. Наконец, он решился подойти. Николай направился к ней с шикарным букетом тюльпанов и люди, окружавшие Настю, стали обращать на него внимание. Настя обернулась. Она его узнала. Смесь радости и боли пробежала по её лицу, но Николай не стал это даже анализировать – он чувствовал то же самое.
- Коля! – Радость в голосе преобладала над удивлением. В глазах Насти Николай отчётливо видел надежду, такую отчаянную надежду, что он был готов увести её отсюда немедленно.
- Не думал, что ты меня узнаешь, – сказала он, и заметил, как её губы дрогнули. Она хотела, что-то сказать, но смутилась.
- Зайдём куда-нибудь после выставки? Если, конечно, тебя никто не ждёт, – предложил он.
Вместо ответа она кивнула. На чайную церемонию они не остались. Николай повёл Настю в своё любимое кафе, где подавали самый вкусный горячий шоколад, её любимый. Там, в кафе, Настя рассказала, как не просто было начинающему фотографу в столице и что теперь она вполне успешна, но одинока. Николай поведал ей о своей жизни, об одиночестве, о путешествии на Алтай, о том, как вспоминал свою «Хозяйку воды», о мучивших его вопросах. Ему казалось, что они расстались только вчера и это «Вчера» длинною в двадцать лет наконец-то закончилось. Он не получил ответы на свои вопросы, но был уверен, что эта встреча дана им свыше силой, которая движет всем сущим, которую он ещё успеет открыть...
Николай подсел ближе и поцеловал Настю. Её губы были такими же холодными как тогда у реки. Он не любил возвращаться назад, но сегодня он понял, что это не возвращение – это новая дорога вперёд...