Вечерело. Ленивая луна томно выплывала из-за холма, озаряя неярким светом покосившиеся деревенские домики. В воздухе сновали комарики — предвестники ясной погоды, а в молодой поросли ивняка заливисто пел соловей.
Ефимыч вышел на крыльцо, сел на верхнюю ступеньку, достал старенький кисет и, по-мастерски ловко послюнявив газету, соорудил цигарку. Теплый воздух сразу наполнился сладковатым дымком самосада.
— Вот он, Софьюшка, рай на земле. Живу столько лет, а ничего лучшего, чем покурить перед сном, не придумал. Слышь, голубушка, как соловей надрывается? Ума кот наплакал, а он всё одно, ишь любимице своей серенады поёт, а как накличет её, родимую — гнездо вьёт, детей родит. Слышь, Софьюшка, говорю-то чего? Без мозгов вроде птица-то, а не чета человеку, зла никому не делает, больше надобного не возьмёт, а глянь, настроение-то как поднимается, когда песни его слушаешь. Одно слово — тварь господня.
Ефимыч курил медленно, торопиться было некуда, да и вечер был настолько хорош, что и в дом заходить совсем не хотелось. Что ему там? Софья, голубушка, уж десять лет как богу душу отдала, оставив своего горемыку Ефимыча одного век доживать. Детей они не нажили. Дом отстроили светлый, большой, детишек нарожать хотели, да вот Бог не дал. Софьюшка потому, наверно, болеть стала, себя винила. Гнала Ефимыча, просила, чтоб на другой женился, жизнь себе не ломал. А он представить себе не мог, как без неё жить будет, да чтоб другая ему женой была. Это ж как можно?
— Эх, Софьюшка, стосковался я по тебе, сил никаких нет терпеть муку эту. Неужто обидел тебя чем? Ну, хоть бы разок-другой приснилась мне, всё не так бы тоскливо было, а, Софьюшка, хоть бы вспомнила обо мне? А лучше к себе забери! Сколько еще землю топтать без толку? Да и не нужен я здесь, если б кому от меня польза была, а так…
Ефимыч с досады махнул рукой, уронил голову на колени, зарыдал горько, безутешно.
Из-за дальнего леса показались первые золотистые лучики. Вот-вот взойдет солнце, обогреет своим теплом землю-матушку, разбудит всё живое, высушит слезы-росинки. Только Ефимычу солнце не принесет радости, он никогда его больше не увидит. Софьюшка наконец услышала его, сжалилась да к себе позвала. На лице Ефимыча застыла улыбка...
А в ивняке всё так же заливисто пел соловей.