Куда киты уплыли, что землю держали? Да я и сам не голубь мира - балагурил, бездельничал, баловался, двойки приносил, но чтобы родным и близким в душу…. Нет, такого не было, да и вряд ли будет. Не таковские мы. Из другого металла наши гвозди.
Был у меня товарищ, пути чуть разошлись, но иногда пересекаемся. В Афгане отпылил полтора года. Перед посадкой в самолёт ему широкую «соплю» на погон повесили, а так рядовым ходил. Штабные все при медалях, орденах, при званиях и при положении, а он с губы не вылезал. Однако, как на войну, на блок, так его и еже с ним - вызволяли, экипировали и в путь. По приходу, морду набьет кому ни будь из тех, кто всегда в засаде и по новой - на нары.
Как увязать себя, не воевавшего и товарища, понюхавшего пороху, пока представляю плохо, хотя во время пребывания в трудовом лагере со школьниками, сошлись моментально, даже ещё не ведав друг про друга ничего. Утверждают, что сходятся разноимённые полюса, но по жизни, сколько раз убеждался, притягиваются и сливаются воедино, одноимённые.
Как дружба, которая невозможна, по утверждению педагогов и психологов, между тремя людьми, очень даже хороша собой, неплохо выглядит, разрушая все стереотипы научные. «Афганца» после года жизни на гражданке, нашёл командир и пригласил к себе, на сверхсрочную. Сам сажал на «губу» постоянно, сам и вызвал. Как потом выяснилось, не только его, но всех товарищей по камере и взводу разведки. Самых недисциплинированных, но самых надёжных.
- Эх, молочка бы сейчас парного, из под коровы…
- Не очень люблю теплое и пахнувшее всем тем, что парнокопытное животное скушало, и вывело из себя, но именно его сейчас хочется.
- Кстати, про молоко…
На втором курсе института, летом, были в спортивно – оздоровительном лагере. В пятнадцати километрах от города, на реке Обь. Красота, романтика. Жили в лачугах, постройки ещё сотоварищей Ермака Тимофеевича. Единственным подходящим помещением была столовая. Большая летняя открытая веранда с красивым резным крыльцом. Вокруг квадратных столов, рассчитанных на четыре едока, стулья с мягкими сидениями. На столе набор со специями и стеклянная баночка под столовые приборы. Из многообразия приспособлений для поедания пищи - только алюминиевые ложки. Только у нас на столе, красовались вилки и ножи, привезённые спецрейсом из города. Прицепом тогда доставили магнитофон, гитару, с десяток берёзовых веников и копчёной колбасы – метров семь. Оттуда добирались сами, а туда подвёз начальник лагеря, он же по совместительству – декан нашего факультета.
Мыл как-то автомобиль свой на полянке – раскидал шланг, подсоединил, выкинул на травку коврики, инструменты, раскрыл дверки, а тут мы – трое из ларца, одинаковых с лица. Меня подталкивают, мол, как самого говорливого. Сам не хотел, но рот говорит вдруг:
- Давайте мы вам машину помоем!
На меня повернулись две пары недоумённых глаз – не такого монолога ожидали. Тот, естественно согласился, передал нам ведро, тряпки и удовольствие окунуться в работу. Кстати, после сам предложил и отвёз до места.
Выгонял из лагеря и института ежедневно, а после, вечером, после построения, подзывал, вручал ключи от всех кладовых лагерных и назначал дежурить, следить за порядком. Говоря при этом, не обращая внимания на понурые взоры:
- Простите, орал в назидание другим, понимая, что вы адекватные и всё поймёте.
- Надежда только на вас, тем более, рядом дом отдыха и возможны варианты связанные с «боестолкновениями» наших молодцов и тамошних.
- Короче, рассусоливать мне некогда, берите ключи и бразды правления..
Так и жили. Вечером выгоняли, утром назначали. Получали за всех и за всё, при этом – за всех и за всё отвечали. Нам такая беспокойная жизнь нравилась, да и сами пальцы в рот никому не клали.
- Смотри!! Корова!! Сама в руки идёт. Вымя огромное, сразу видно – не доенная ещё!!
Вилки, ложки, ножи на стол, банку в руки, куда и ноги. Бежим за ней, вернее – к ней. Окружаем. Для верности привязываем рогами к берёзе. Народ на веранде перестал ожидать пайки и следит за нашими телодвижениями. Гадает, судит да рядит. Ставки ставят – сможем или нет. Если да, то сколько. Иные делят нашу еду, предполагая, что поступим в санчасть, мимо стола.
- Кто доить станет?
- А как это делается и, с какого боку?
- С которой титьки начинать и верно ли название?
- Слышал, что нужно сначала мазью помазать и приласкать, а мы её башкой к дереву!!!
- Ну, начали!!
Шум утих, как только вступили на палубный пол обеденной зоны. Лохматые, грязные, довольные и улыбающиеся. Руки ещё трясутся от непривычной работы. Ставим на стол восьмисотграммовую тару, наполненную по плечики живительной влагой. Полстакана начальнику. А как по-иному? Тот снимает пробу, утирает усы молочные. Кряхтит, чуть кривит губы в улыбке:
- За животное ответите по полной!! Душегубы.
- За срыв графика приёма пищи по два наряда.
- Молодцы, знай наших!
И чуть приглушённым голосом добавляет – так, чтобы не для постороннего прослушивания:
- Вчера избили парня из соседнего лагеря. Может и не наши.
- Выяснить, доложить, если нужно, то спрятать.
- Если не наши повинны, то узнать, чьи и приструнить.
- А ежели нашенские, то через…два дня фамилии мне на стол!
- Задача ясна? Выполнять..
- Наказание за несанкционированное молоко, получите позже, сорванцы!
На ком земля держится? Или уже не так всё и опоздал я с рассказиком этим? Никогда «ботаники» и офисные мыши не рулили. Понятное дело, что – украл, выпил, в тюрьму!!!...и тогда было не в фаворе. Но чтобы соврать по крупному, подставить, обмануть, предать… Не помню я такого. Может, жил где-то не там и видел что-то не то.
Метки:Виктор*