Какое-то особое наслаждение было видеть, как маленькие пузырьки, обходя выстроившиеся на пути преграды, вздымались и лопались на поверхности с тихим бульканьем, взывая к душе. Потрёпанный временем блокнот зажат меж тонких пальцев искусного пианиста. В отдающей голубизной обложке, совсем тонкий и небольшого размера, он был перевязан кручёной нитью, чтобы выступающие листы, оторвавшиеся от корочки, случайным образом не посмели выпасть и затеряться по пути, в то время как мягкая вода едва заметно покачивалась в аквариуме с рыбками.
Вообще-то, Ким Тэхён не спешил подходить ближе, внимательно наблюдая, выслеживая извилистый, но после немного однообразный путь золотой рыбки, так неумело околачивающейся у небольшой аквариумной скалы — новым интерьером в прозрачной клетке. Сглатывая слюну, юноша переводил взгляд на аквариум, а после, быстро моргая, спешно развязывал тёртый шлейфом времени блокнот, на котором кривыми буквами было выбито: «за стенами реальности».
Когда-то давным-давно, когда Тэхён был совсем ещё ребёнком, однажды, поднимаясь по склону, на глаза ему попалась записная книжка. Потёртая, пыльная и, казалось, совсем уже старинная для тех времён, она одиноко лежала между глыб, перевязанная тонкой нитью. Маленький Ким тогда был любопытным, а книжка эта поблескивала странно, манила, притягивала взор. И мальчишка, улыбаясь широко с находки, дёрнул её на себя, с первого раза не вытащив своей маленькой ручкой. Второй, третий, и как полетел кубарем по склону, собирая шишки! Вместе с книжицей и прикатился, откуда взбирался. Засмеялся резво и чуть сильней прижал к своей груди находку, всем телом ощущая лёгкую прохладу, нежный бриз, пусть и странно всё это было.
Тогда всё было необычно. Какая-то волшебная лёгкость окутывала его с ног до головы, и Тэхён, точно под водой, ощущал, как внутри него всё как-то вздымается. Чувство, словно вода окутывает тело и выталкивает на поверхность — это действительно было так! Действительно странно, но так чудесно, волшебно… Точно в сказке. Тэхён не мог насытиться, потому и бежал скорей домой, первым делом утыкаясь взглядом в необычную обложку, на которой было написано что-то, что он, к своему глубочайшему сожалению, не мог прочитать. Кривые, пусть и знакомые буквы не смели складываться, и единственное, что мальчишка мог, — дотронуться своими дрожащими пальцами до висевшего на туго-туго перевязанного нитью кольца.
«— Волшебное, — сорвалось с губ тогда ещё мало чего понимающего паренька, — красивое». И разве кто-то спорил? Да только даже когда он отвязал от книжки нить, надеясь, что оттуда, как в мультиках, выпорхнет заколдованная птица, ничего не произошло. И только кривые буквы странника, потерявшего своё сокровище, расплывались перед глазами, убаюкивая. Ничего не понимая, мальчик так и бросил затею с прочтением, напрочь отказываясь отдавать находку взрослым. «Волшебная» — крутилось на уме, и Тэхён верил, что это так, бережно закрывая, вновь обвязывая нитью и убирая подальше от посторонних глаз: в старый торшер за пустующим аквариумом.
Спустя года, научившись читать, понимать смысл сказанных слов и излагать здравые идеи, Тэхён вернулся в домик бабушки — тот самый, не далеко от старого склона, где когда-то в детстве любил проводить свои солнечные, как и он сам, деньки. Маленький домик тогда встретил его своей пустотой, и, подумав хорошенько после первого чиха, уже взрослый юноша, немедля ни секунды, решил привести всё в порядок, обживая каждый уголок уютного местечка. А когда последняя рыбка была запущена в аквариум, тогда-то на глаза, привлекая внимания и вызывая недюжинный интерес, и попался тот торшер.
Сейчас же, поглядывая на записную книжку, на нити которой болталось знакомое кольцо, Тэхён боролся сам с собой: отложить ли детскую находку на потом или прямо сейчас, забивая на уборку, пролистать знакомые листы, впервые за столько лет окунаясь в мир «волшебного» тайника.
— Воилд. «Двадцать пять живых колец», — прочитал вслух он первые строки, не выдержав своего душевного любопытства, вот-вот готового разорвать сердечко на куски. Переведя взгляд на отложенное с нитью кольцо, Тэхён хмыкает: — Серьёзно, что ли?
Кольцо было необычное: деревянное, резное и, как обычно бывает на женских кольцах, с прозрачным камнем на внешней стороне, полностью заполняющий верхушку. Покрутив предмет своего минутного любопытства в руках, юноша замечает на внутренней стороне мелко-мелко вырезанную надпись. Возможно, самого названия кольца, как могло подуматься первоначально, узнав о том, что было двадцать пять изящных творений. «Скалистая Лагуна» — скалистая, как тонкие сталагмиты, как раз находившиеся внутри прозрачного, отдающего голубизной, камня. «Красиво», а за мыслями о прекрасном вновь смешок, подавленный тяжёлой рукой.
Тэхён листает дальше, вчитывается в слова и смеётся, подмечая, что всё, что там было написано, пусть и выглядело, словно записки сумасшедшего, но почему-то было, как бы так сказать?.. Внушительным? Пожалуй, текст внушал ему слишком много мыслей по этому поводу, острым ножом проходившись по извилистому мышлению, возвращая слишком падкого на «чудесное» мальчишку. Ким широкой улыбкой наградил аквариумных рыбок, уставившихся на него своими глазками-бусинками, всем сердцем веря в «мир, где кругом волшебство, где, что ни дерево — домик фей, что ни человек — колдун или хранитель». В этом блокноте описывалось каждое из творений, и на одном из них, с таким призрачным тринадцатым числом, красовалось и «Скалистая Лагуна».
— «Мир, под толщей неподвижной воды, где один лишь воздух восстанавливает внутренний баланс. Чарующий свой необъятностью, возможно, один из самых больших моих творений, куда попасть можно лишь полностью очистив разум, глотнув сладковатой воды у мирных гор, отвечающих эхом…», — продолжал читать. О какой такой воде шла речь Тэхён не понимал, но всяко верил в то, что такая существует, а мир этот, возможно, когда-нибудь поддастся его воле, пропуская в свои необъятные, как писалось, владения.
Вдоволь начитавшись, юноша с лёгкой полуулыбкой закрывает блокнот, с каким-то неподдельным блаженством переведя взгляд обратно на аквариум, за тонкими стенками которого скрывался маленький подводный мир. Он закусывает губу и прикрывает глаза, вздыхая: но он же уже не ребёнок. Не ребёнок, у которого в душе до сих пор осталась сказка, пусть и хлипкая, пошатнувшаяся. Тэхён бредет идеей поиска всех колец, но через пару минут успокаивается, приходит в себя и печально вздыхает.
— Мечтать не вредно, Ким Тэхён, — приложившись ладонями к щекам, несколько раз ударил, возвращая адекватное состояние, — но вредно — не мечтать.
Почему-то такое состояние стало преследовать его с тех пор, как он узнал всю тайну загадочного блокнота и его кольца. Тэхён убрал его подальше, хоть и побрякушку эту, всё так же обвязанную нитью, оставил при себе, в какой-то степени надеясь, что однажды найдёт мирные горы и сладкую воду, о которой писал Воилд.
***
В этот раз пузырьки не поднимались. Поверхность была гладкая, чистая, и в ней можно было видеть своё отражение слишком чётко, как для такого дня. На улице стоял мороз, и вроде бы чистая гладь воды уже должна была замёрзнуть, отдаляясь от этого мира корочкой льда, однако водоём всё ещё держал оборону, крепко-накрепко сжимая сердце своей кристальной чистотой — было видно дно. Кристально чистое и достаточно живое для тех мест, где находилось. Оно манило к себе слишком сильно, чтобы была возможность пройти мимо. Как аквариум на всеобщее обозрение, подсвеченное мягкими лучами солнца, да слишком далёкое от цивилизации: водоём этот находился в горах.
Помнится, это место Тэхён нашёл совершенно случайно, не прикладывая каких-либо усилий. Шёл спокойно по тропинке к дому, свистел под нос и оглядывался по сторонам, подмечая для себя чарующие, морозные узоры на стволах высоких деревьев. Медленно двигался вдоль дороги и каким-то образом, решив немного побродить между стволами, заплутал. Как когда-то в детстве — забавно. Те же склоны, восходящие горы. Красивое место предстало перед ним: тихое, спокойное, и ни одной живой души тогда не наблюдалось. Хоть и не странно.
Тэхён тогда же и подметил для себя палитру блеклых красок вдоль лагуны. Окружённый точно стеклянной стеной водоём источал тепло, что даже жарко становилось; а вокруг была весна, за пределами склонов которых всё так же царили морозы. Ким расстегнул свою куртку и присел у обрыва, откуда шли самые нежные порывы волн — идеально. А после и вовсе снял её с себя вместе с ботинками, откидываясь на ласкающую кожу траву и прислушиваясь...
В этот раз пузыриков не было, но бульканье разносилось по лагуне, отдаваясь эхом. Чувство покоя и нескончаемой тяги окунуться в воображаемый мир грёз, и Тэхёна даже не настораживала обстановка — всё казалось настолько нереальным и неприемлемым для реального мира, что и думать долго не нужно было: сон. Однозначно, бесповоротно и неопровержимо. Сейчас, немного поласкавшись на мягкой траве, хотелось лишь коснуться пальцами водной глади, что Ким и стал осуществлять, поднимаясь и подходя совсем близко к краю, где на него смотрело улыбающееся отражение.
Реальность — искажённая иллюзия, не имеющая погрешности в своём искажении. Она слишком страшна. Порой — чересчур. И даже сердце забивается в самый угол, не в силах метаться в поисках выхода к настоящей, сладкой иллюзии. Тэхён улыбается, но не душой. Искусная улыбка на устах, и израненное сердце в груди, которое до последнего верит в сказки.
Да только не долго продержалось это, и перед глазами уже не он сам, не его отражение, а некто совсем посторонний, смотревший в самую душу с печалью и тоской. Этот человек находился по другую сторону воды и тянул руку к глади точно так же, как, завороженный столь необычным поворотом событий, Ким Тэхён. Белые, растрёпанные волосы, пухлые губы, растянутые в кривую полоску, и глубокие, смотрящие прямо в душу глаза, из-за чего прикованная к лицу Тэхёна воодушевлённая улыбка вмиг пропадает.
Как олицетворение его второго внутреннего я…
— «Это наша реальность», — единственное разлетевшееся по всей лагуне предложение, утопившее вместе с собой и перепуганного собственными действами юношу.
Тэхён нырнул с головой, утянутый необъяснимыми силами. Ни всплеска, ни ряби, ни что-либо ещё — что странно, необычно и подозрительно для маленького ребёнка, который и не думал вырастать, душой оставаясь в своих сказочных мечтаниях. Ким губами шепчет знакомые, уже выученные из записной книжки строки и тянется рукой к висевшему на груди под кофтой кольцу, почему-то резко опаляющего тело. А после перед глазами появился тусклый свет. Толща давящий на сознание воды обхватила погрузившееся в неё тело с такой лёгкостью, беспечностью. И даже не дрогнула, от неожиданного, спонтанного решения. Он просто сделал выбор, прогибаясь под собственными мыслями, и не думал, что будет после, когда вода быстро начнёт проникать внутрь.
Вообще-то это началось с того дня, как он прочёл книгу. Углубляясь в неё всё больше, придавая написанным словам слишком большое значение, Тэхён терял себя и свои чувства по отношению к жизни. Почему-то всё стало слишком серо и… однообразно, что сейчас и труда не стоило решиться опуститься под воду, где, открыв глаза, уже не было видно ничего, кроме бесконечной тьмы, — водоём оказался не таким мелким, как выглядел снаружи. Да только поделать уже ничего нельзя было и, бултыхаясь, юноша оглядывался по сторонам и завороженно стонал сквозь толщу, упуская мелкие пузырьки к поверхности.
Намджун находился рядом и всё с той же печалью наблюдал за тем, как тяжелеют веки у Тэхёна…
По жизни человек многое теряет или приобретает за счёт времени. Будь то какие-то вещи, друзья или, быть может, дорогая семья, которую заменить, как предполагается, одним лёгким взмахом просто невозможно. Это время уносит с собой и все силы, энергетические запасы вместе с эмоциями, которые, в свою очередь, подавляются натянутой на лицо маской. А Тэхён был одним из тех людей, кто скрывал свои искренние эмоции за счастливой улыбкой, говоря, что «всё будет хорошо, иначе в жизни никогда и не было бы светлых моментов».
Ныряя в воду, лишь взглядом зацепившись за отображение своего собственного я, которым являлся призрак по ту сторону водоёма, Тэхён не думал, что после, ощутив на мокром лбу дружелюбный ветерок, по-иному сможет вздохнуть полной грудью драгоценный воздух. Перед ним предстал слишком отличающийся от реальности мир: над головой, вместо неба, — вода, а вокруг возросли скалы. Завораживающие, красивые. Они очаровывали, а парящие в воздухе кораллы прибавляли сказке волшебства.
— Не стоит лгать самому себе, — доносится со стороны, когда очередная капля скатывается по подбородку и падает к ногам, тут же превращаясь в хрустальный камешек.
— Разве ж я лгу? — Тэхён улыбается и, до последнего думая, что всё это — сон, смотрит прямо в глаза стоящего перед ним человека. Неизвестный лишь хмыкает и поворачивает в сторону маленького города, в центре которого виднелся храм поклонения божеству с изящной, каких уже давно не бывает в Корее, плавно изогнутыми кверху краями крышей. Тэхён окликнул: — С чего вы это взяли?
— Ты даже не будешь выяснять, что это за мир? — Неизвестный улыбнулся, но и Ким не отставал, оглядываясь по сторонам и быстро шествуя за сопровождающим. Интересно ли ему? Пожалуй, детская натура брала верх, пусть он и не хотел так быстро сдаваться.
Где-то там, далеко за храмом виднелись громадные полупрозрачные змеи, летающие по воздуху и разносящие по воде над головами слабую рябь. И всё это было настолько чарующе и необъяснимо, что нижняя губа сама подрагивала в предвкушении нерассказанного.
— Ложь во благо — не является ложью, — после минутного молчания произносит Тэхён, обращая на себя внимание глубоких карих глаз, смотрящих сквозь верхнюю оболочку в самую душу.
— Не загоняй себя в бутылку реальности, — отвечает мужчина. — Мир не имеет своих границ, а ты так бестактно следуешь законам, забывая о собственных чувствах и целях. Разве твоя мечта была так глупа?
Сказочная мечта о счастье, которого нет и быть не может. Мечта о ярких моментах, затерявшихся в прошлом по воле ненавистной судьбы — болезненная, разжигающая в душе чувство тревоги и бесконечного отчаяния, казалось, отравляющего сердце. Когда-то белые крылья за спиной падают ошмётками на пол и присыпаются траурным пеплом дорогого человека, и Тэхёну больно от воспоминаний настолько, что натянутая улыбка просто не в силах противостоять настоящим чувствам: рушится, спадает, словно её никогда и не было. Склонив голову, он смотрит на собеседника из-под чёлки и, прикусывая губы, ответно пропускает чреду броских взглядов.
— Ты не поймёшь…
— Ошибка, — перебивает мужчина, ухмыляясь. — Разве не понял? — Тэхён вскидывает бровь. — Мы связаны нитью человеческого сознания: можем видеть то, что не могут остальные. Обернись.
Тэхён повинуется. Словно в замедленной съёмке поворачивает голову и оглядывает прошедший путь по песчаной тропе, вместо следов на которой образовались сталагмиты: острые, не высокие, но и не особо мелкие. Они выросли аккурат точно по следам, а за ними, оттуда, откуда они пришли, виднелась стеклянная выемка, за которой находилась мелкая, заснеженная полянка с оставшейся на неё курткой и ботинками.
— «Мир, под толщей неподвижной воды, где один лишь воздух восстанавливает внутренний баланс. Чарующий свой необъятностью, возможно, один из самых больших моих творений, куда попасть можно лишь полностью очистив разум, глотнув сладковатой воды у мирных гор, отвечающих эхом, и по возможности отказаться от понимания действительности. И всё же, наверное, этот мир был одним из тех, который я не «создал», а «открыл», дав возможность пройти лишь самому отчаянному обладателю кольца», — выдал мужчина незаконченный абзац из записной книжки Воланда, заставив Тэхёна впервые чётко осознать реальность происходящего.
— «Скалистая лагуна»… — шепчет Ким, взглядом ловя утвердительный кивок.
— Мир, исполнивший самую драгоценную мечту.
Тэхён злостно сжал зубы и отвернулся от мужчины, бросая взгляд на выглядывающих из-за больших кораллов полупрозрачных детей с широкими улыбками. Сам невольно дёрнулся в умилении и приумолк, не вспоминая, о чём они разговаривали буквально пару секунд назад.
— Намджун-оппа! — резко закричали дети, как только мужчина махнул им рукой за спиной вздрогнувшего от неожиданных действий Тэхёна.
Они выскочили из своего укрытия и бросились со всех своих маленьких ножек с ластами прямиком к ним, не забыв зацепить бледными ручками и новоприбывшего. Резво облепили малыши так называемого Намджуна со всех сторон и защебетали, точно птенчики, просящие у мамки-воробья вкусностей. Дружной компанией завалились ношей на спину, руки и ноги мужчины, да так и присели с ним, громко хохоча.
— Намджун-оппа, ты вернулся!
Тэхён стоял позади этой картины и сдерживал вмиг погрустневшую улыбку, вместе с воспоминаниями вырывавшуюся наружу: когда-то и он был таким «птенчиком» дожидаясь родную бабушку в том самом домике на окраине, с томлением проседая в стареньком кресле. А когда опекунша возвращалась, подлетал, точно окрылённый, и с радостью кидался на шею женщине, надеясь никогда-никогда более не оставаться наедине со своим одиночеством. Только и продлилось его счастливые деньки не долго… а сейчас, прокручивая в голове картину, когда она на последнем вздохе, смотря ему в глаза, произносила слова о любви, слёзы невольно наворачивались и застилали спрятанные за длинной мокрой чёлкой глаза.
— Всё хорошо, — слышится со стороны Намджуна, и Ким поднимает на того глаза, вбирай в лёгкие как можно больше здешнего воздуха, который, невзначай, служил усладой для души, успокаивая. — Твоя мечта осуществима, Ким Тэхён. Пошли.
С секунду посмотрев в глаза собеседнику, Намджун быстро стряхнул с себя прилипших птенчиков и, взяв одну девочку за протянутую ручку, на ходу ухватившись второй за ладонь Тэхёна, потянул их всех в сторону удивительного города, не давая возможности вставить хоть слова. Позади всё так же вырастали мелкие сталагмиты, а спереди, выступая из-за продольных ограждений, появлялись грозные сталактиты, вызывающие, разве что не страх, так тревогу за сохранность целостности наружного покрова тела. Намджун был высоким.
Прямая осанка, гордая походка и ясный взгляд, устремленный в конец небольшого переулка, где они проходили для того, чтобы попасть в город. Он был выше Тэхёна на пять-шесть сантиметров и мощнее в плечах, но даже при таком раскладе, когда юноша жался в центр тропинки, тот не думал даже предостерегаться. Беспечно, хотя и понятно: всё же, как бы то ни было, Намджун здесь живёт, а он — попаданец из другого мира, где и нет таких чудес в помине. Грустно.
— Смотреть за границы реальности — дар, которым владеют не многие обладатели колец. — Мужчина посмотрел через плечо, взглядом указывая на слегка подсвечивающееся кольцо, висевшее на шее. Ким многозначно хмыкнул, но слабо повёл бровью, чувствуя, как очередной порыв морского бриза ударил в нос, создавая в душе вихрь сумбурных эмоций из прошлого, настоящего и возможного будущего, которое ну уж слишком счастливо оканчивалось по ощущениям. — Отчаянный обладатель кольца… Моё кольцо — «Тёмный лес», но выйти было невозможно. Как думаешь, почему?
— Вы не отчаянный? — Намджун кивает, растягивая губы в печальной улыбке.
— Но если б не я, то ты так бы и не окунулся в этот водоём. Возможно, сопровождающий? Пожалуй, это лучшая для меня должность в этом мире. Я… не могу оставлять тех, кто мне дорог, даже с дичайшим желанием покинуть этот мир. А вот ты… Какая твоя мечта?
Мечта? Мечта о домике на краю посёлка. Домашнем уюте с родным человеком, которого, к сожалению, больше нет на белом свете. Без возможности на исполнение, эта мечта канула в Лето, утягивая с собой ребяческую душу Ким Тэхёна — ярого любителя сказок. Он был мечтателем. Самым настоящим что ни на есть мечтателем с добрыми помыслами и чистым, невинным сердцем, не познавшим боль. Всё разрушилось о скалы жестокой реальности, а сам он, потеряв настоящего себя, дёрнулся к незамысловатой дорожке лжи самому себе: всё хорошо? — неправда.
— Моя мечта неосуществима, — с твёрдой уверенностью произносит столь ужасные для себя слова, чувствуя настоящий холод от пустоты, таившийся за хлипкими, как и домик бабушки, рёбрами. — Она похоронена вместе с чувствами, которые не должны были быть слишком сильны.
Вскоре они остановились у небольшого строения, недалеко от главного храма. В округе много бескровных, полупрозрачных людей и животных, дома, обклеенные мелкими ракушками и морскими звёздами, — всё это было завораживающе, волшебно, что и с губ, как в детстве, вновь срывается то единственное слово, заставившее Намджуна попятиться к деревянной, не похожей на все остальные этого мирка, двери.
Время не лечит. Никогда не лечило и лечить, к сожалению, не может. Да и чудес, пожалуй, в мире нет и быть не должно, пусть и то, что сейчас происходит, не поддаётся объяснению. Этот мир, представленный, как настоящая реальность, где есть глупая бутылка — место, где он родился и вырос, — полон чудес и загадок. И они таят в себе не только происхождение этого народа, схему строения сооружений, или тот же рост сталагмитов со следов попаданца, но и что-то более глубокое…
…этот мир исполнял мечты.
«Передо мной предстал тот, кого я меньше всего надеялся увидеть, </i>— первая строчка в новенькой записной книжке, подаренной бабушкой на день нашего первого знакомства. — <i>Мне сказали, что они наблюдали уже давно. За тем, как я прохожу не далеко от скалистой лагуны, понурой двигаясь в пустой дом. Это, признаться, пугающее было заявление, но я долго тогда не мог отойти от шока, замечая, как мягкая улыбка растягивалась на её искусанных и совсем-совсем бледных, как в день перед смертью, губах…»</i>. — Мокрое пятнышко смазало пару строк, и читать дальше, как полагалось, было не очень удобно.
«… наверное, я сам себе лгу, но жить так дальше было для меня лучшем решением. Да и моей душе… Я, наверное, счастлив здесь, в «Скалистой лагуне». Счастлив, как никогда раньше счастлив не был, потому что тот, кто был мне дороже жизни, сейчас находится со мной. Здесь, рядом. Всё так же говорит о том, что нужно больше кушать и следить за здоровьем». — Намджун улыбнулся, закрывая блокнот и тут же снимая со своей шеи зеленоватое кольцо на цепочке.
— Может быть, стоит попробовать найти того, кто сможет пройти за меня?..
— Ты действительно хочешь, чтобы он так же страдал, как этот бедный мальчик? — слышится со стороны хриплый голос пожилой женщины, являющейся по своему корню зачатком всей этой непоправимой истории. А Намджун и усмехается, стараясь не поддаться эмоциям и не высказать всё, что он думает по этому поводу.
У него была цель, задание, которое он обязан был выполнить на все сто. Сопутствуя удаче, столь яро выраженной на тот миг, когда мужчина впервые увидел Тэхёна, двинулся к разлому между мирами, дёргая за ниточки сознания, тем самым и приковав юношу к этому миру, даже не удосужившись узнать: а действительно ли он тот самый «уникум», каких в каждом мире было всего по одному, но сильному и властному. Ким Намджун не узнал, решив протащить ничего непонимающего паренька в этот мир, и оказался совершенно прав, замечая на его шее отчаянно повизгивающее в своём негласном крике кольцо той самой «Скалистой лагуны».
Какое-то время он так и сидел, вглядываясь в забвенные «внутренности» своего же кольца, замечая, как разгорелся маленький огонёк между уподобленными веточкам деревьев. Он скрывался за тонкими иглами и вновь появлялся, то разгораясь слишком ярко, что даже глаза начало щипать, то затухая, поглощая и сознание сопровождающего во тьму. Живое существо, как выяснилось, и, кажется, это один из попаданцев заплутал в чащу, поддаваясь дотошным чувствам любопытства, никогда в жизни не доводившим до хорошего конца.
— Разве же он страдает? — задаёт он риторический вопрос, вплетая пятерню в свои волосы, встряхивая ими и вновь усмехаясь. — По мне, так он уж очень счастлив сейчас находиться со своей обожаемой бабушкой, госпожа Ким. И не думаю, что ему обязательно знать, что ты не совсем его…
— Ты жесток, внучок, — цыкает госпожа, потирая затёкшую шею. — Да и зачем тебе всё это? Неужели так впечатлили те миры, что даже сам решился испробовать это на практике?
— Я не жесток, да и сама же знаешь, что задание изменить невозможно. Так было надо.
Он прикладывает к голове два пальца, цокает, как это недавно делала его бабушка, и прокручивает пальцами у виска, выпучив глаза. Они стояли в гостиной комнате: Намджун у окна, а она — позади. Вдвоём, в абсолютной тишине, не нарушаемой даже тиканьем настенных часов. Разговаривали о том, что нельзя было произносить в слух и даже украдкой не поглядывали в сторону проёма, боясь быть замеченными. Открыто и непристойно, вызывая в душе прижавшегося к стене рядом с проём Тэхёна самые отвратительные, удручающие чувства, готовые вот-вот разодрать на куски, как в тот день, когда он видел смерть единственного близкого человека.
В голове что-то щёлкает, и пламя зажигает в лёгких свой очаг: дышать было тяжело, и пар валил из лёгких, обжигая горло. Перед глазами встало помутнение, и спина ужасно зачесалась. Тэхён просто запрокидывает голову и скатывается по стеночке, поджимая под себя ноги и безжизненно впиваясь взглядом в подрагивающие руки. Тонкие пальцы стали чёрными, точно испачканные сажей. Такие же грязные, как и мысли, разворачивающиеся в голове в маленькую, тонкую линию, ведущую от головного мозга по позвоночнику к нутру. Кругом всё в огне, а он, словно одинокий котёнок, брошенный на произвол судьбы, уставший, грязный и голодный, зажался в самый угол с единственным всплывшем фактом: его использовали.
Как ребёнок, повёлся на пёстрый фантик, не предполагая, что этот фантик скрывал далеко не сладкую конфету, таявшую на языке. Использовали в какой-то непонятной игре, где он — первый, самый лёгкий из всех проходной этап. Вместе с чувствами растоптали, уничтожая частички доверия, и полопали все пузырьки, оставляя тонуть, задыхаться и давиться проступающей в лёгкие водой, которая даже не думала затушить разбушевавшийся пожар.
Тэхён тонул по-настоящему. Ему нужен был кислород. Сию секунду, немедленно! И он подрывается с места, с грохотом опрокидывая небольшой столик под ужасной картиной-сказкой про его реальный и такой родной мир, откуда прибыл. Ещё секунда, и Ким вырывается из дома, сбивая с ног полупрозрачного мужчину, а за ним в тот же миг всплывает сталагмит, бросаясь вдогонку за беглецом. Тэхён рвёт волосы на голове, бежит без оглядки и плачет, понимая, что ничто в этой жизни не может быть идеальным. Сказочная иллюзия подает на пол с характерным грохотом, разбиваясь на тысячи мелких кусочков. Тэхён — идиот. Самый настоящий, глупый и безумный идиот, полезший в водоём.
— Да даже не так. — Стаптывая босые ноги в кровь, всё это время поднимаясь по скалистому дну к тому самому месту, откуда его привели, Ким неожиданно для себя останавливается, по-настоящему ужасно скалясь окружающему миру: — Идиоты — это люди, решившие, что смогут вот так просто остаться безнаказанными.
Маленькие пузырьки навсегда застыли, как того и желали, не поднимаясь на поверхность, тут же лопаясь от соприкосновения с диким воздухом. Всё вокруг замерло вместе с ним, а кожу на спине, доселе точно обожжённую, разрывало на части.
Никто тогда не думал, что через мгновение, в этот мир, возможно, выйдет самое страшное из всех возможных зол...