Превратности любви
Была осень 1980 года. Как всегда в эту пору в Чите, опадалижёлтые листья с деревьев и, гонимые ветром, разлетались по
скверам и паркам, сбиваясь в углах тротуаров и улиц в небольшие
кучки. В эту пору студенты вторых и третьих курсов Читинского по-
литехнического техникума возвращались с полевых работ. Одни груп-
пы копали картошку, другие — морковку. А в группе, где учился я,
собирали турнепс. Совхоз располагался вблизи Беклемишевских озёр,
это более ста километров от города Читы. Село, в котором жили мы,
находилось на берегу небольшого озера под названием Шакша. Каждое
утро к красному уголку конторы совхоза, где были построены нары и
жили студенты, подходил трактор с прицепом, к бортам которого были
приделаны лавочки. Заходил преподаватель, закреплённый за нашей
группой, и говорил:
— Карета подана!
Мы выглядывали в окно, где на улице стоял трактор с прице-
пом, с шумом вываливали на улицу и садились в «карету», то есть в
прицеп, и ехали в поле. Там выкапывали турнепс, складывали его в
кучи, а когда подъезжала машина, загружали её. Бригада, в которой я
работал, считалась самой передовой. Платили за каждую отгруженную
машину, поэтому к концу осенне-полевых работ у меня на счету была
сумма около ста восьмидесяти — ста девяноста рублей. По меркам того
года это приличная сумма, если учесть, что средняя пенсия была тогда
сто двадцать рублей. Вернувшись из совхоза, я, конечно, потратил эти
деньги на себя: купил электронные часы и ещё что-то из барахла, по-
дарки маме и отцу.
Первого октября я пришёл на занятия уже второкурсником. Мы на
первокурсников смотрели так, как школяры-второклассники смотрят
на первоклашек: с высоты. Тогда мы их называли шантрапой. А в тех-
никуме первокурсников называют «абитура». Да и на второкурсников,
которые поступили в техникум на базе десяти классов, мы также смо-
трели свысока. Как же — мы уже второй год учимся, а они первый.
«Абитуры» было много: лесных механиков — две группы, механиков
автомобильных — две группы, технологов лесных — три группы, элек-
335
триков — две группы. Это на базе восьми классов, на базе десяти клас-
сов столько же. Получается восемнадцать групп, в среднем по тридцать
человек в каждой. Поэтому «абитуры» было более пятисот человек. И
надо учесть, что девчонки учились только в группах лесных техно-
логов и электриков, да и то там в каждой группе их было не более
тридцати процентов. Да и ещё один факт: в группах, где учились меха-
ники, были одни парни. Поэтому парней училось в нашем техникуме
намного больше девчонок. При техникуме было два общежития, одно
здание четырёхэтажное, старой постройки, величественное, красивое.
Его фасад выходил на центральную улицу Ленина, а угол — на улицу
Девятого января. Рядом стояло второе общежитие, пятиэтажное, но оно
было ниже первого, серое, кирпичное, семидесятых годов постройки.
Так вот, в первом общежитии только второй этаж был мужским, там
жили электрики, а третий и четвёртый занимали девушки. Второе было
полностью мужским. И как мы завидовали электрикам, которые жили
в одном общежитии с девушками! А мы только обходились тем, что
толпились на улице у дверей, да в фойе. Нас вовнутрь не пускали.
С первых же дней учёбы я заметил среди «абитуры» белокурую
девушку. Она явно выделялась среди сверстниц да и старшекурсниц,
те уже примелькались. Да там и не на кого было обратить внимание. Я
сразу заметил эту светловолосую девушку. Нетрудно было вычислить,
в какой группе она учится и где живёт: училась в группе электриков, а
жила в общежитии, потому что все общежитские на занятия ходили с
двумя тетрадками. После второй пары был сорокапятиминутный пере-
рыв. Общежитские ребята и девчата бегали в общагу, чтобы перекусить,
а на следующие пары брали уже две или одну тетрадку в зависимости
от количества пар. Местные же приходили с сумками или пакетами,
где был полный набор тетрадей и учебников.
Конечно, я из-за своей скромности не мог подойти к ней. Наблю-
дал издалека. Где бы она ни находилась, я старался быть рядом. Она
не могла этого не заметить. Так шло время. Прошла зима. Наступила
долгожданная весна. В Чите уже после восьмого марта чувствуется по-
тепление. Снега уже нет на улицах и тротуарах. Настроение улучшается.
В это время в общежитии № 1 проводили вечер. Приглашались все
желающие студенты нашего техникума и местные в том числе. В нашем
общежитии тоже висело объявление. Я со своим студенческим другом
Колей Касаткиным тоже решил идти на вечер. Помыли с шампунем го-
ловы, чтобы волосы были попушистее, приоделись прилично и пошли.
Дискотека была в разгаре, мы подключились, танцевали быстрые тан-
цы. В перерывах преподаватель русского языка и литературы читала
какие-то заметки. Медленные танцы я не танцевал. На вечере, конеч-
но, находилась та белокурая девчонка, она вытанцовывала в тапочках,
прыгала, веселилась. Её светлые, с лёгкой желтизной, слегка накручен-
ные волосы были распущены и спадали по плечам, а в момент танца
развевались, придавая её и так красивому лицу ещё большую прелесть.
336
Конечно, она видела, что я смотрю на неё завороженным, немигающим
взглядом.
Когда заиграл медленный танец, белокурая девушка подошла ко
мне и сама пригласила, хотя он и не объявлялся белым. Мы стали с
ней танцевать. Не знаю, как у меня получалось, потому что я делал это
в первый раз. Я смотрел на неё немного свысока. Она была в тапочках
и поэтому ниже меня. Подняла на меня большие красивые зелёные гла-
за, обрамленные длинными чёрными ресницами, и не мигая смотрела.
Потом спокойно спросила:
— Как тебя зовут?
Этот вопрос ввёл меня в ступор, хотя я ждал его или даже сам
хотел спросить об этом, несмотря на то что знал, как её зовут. И я про-
молвил:
— Сергей Алексеевич!
Девушка прыснула от смеха и сказала:
— Тогда я Анна Александровна!
И мы уже вместе засмеялись, эти её слова вывели меня из нелов-
кости. Мы разговорились. Она стала звонко болтать:
— Ничего, если я в тапочках?
— Конечно, ничего, — ответил я ей.
— Туфлями мозоли натёрла, а танцевать хочется, — пояснила она.
Так мы и познакомились, но в этот вечер больше не танцевали.
После вечера все разошлись по своим общежитиям и комнатам.
С каким нетерпением и трепетом я ждал следующего дня, чтобы
в техникуме увидеть свою белокурую девчонку. Во время первого пере-
рыва я пошёл и посмотрел в расписании, в какой аудитории у неё за-
нятия. И сразу направился туда. Она стояла в гуще девчонок из своей
группы и что-то весело, смеясь, обсуждала. Я прошёл мимо так, чтобы
она увидела меня. Подошёл к окну и повернулся. Она увидела и сразу
подошла ко мне.
— Здравствуй! — сказал я ей.
— Здравствуйте, Сергей Алексеевич! — улыбаясь, ответила она.
— Ну зачем так официально?
— Ну хорошо, больше не буду, — смеясь, сказала она.
Глаза её светились таким ослепительным блеском, как в небе
огоньки, мне невольно захотелось утонуть в них. Но я от смущенья
опустил глаза. Заметил её пояс, обтягивающий талию и свисающий
вниз. Я взялся за его концы и стал теребить в руках. Так потом я
делал часто, когда мы встречались с Аней на переменах. Притягивал
её к себе близко, так что наши тела прикасались. Но поцеловать не
смел, мы находились в общественном месте, и не дай бог увидят пре-
подаватели.
Так шли дни весны 1981 года. Мы с Анечкой по вечерам гуляли
по городу, ходили в кино. Каждый день, почти на каждой перемене,
когда была возможность, мы встречались, стояли в сторонке, и я тере-
337
бил пояс на её платье. Почему-то все её платья были с поясами. Или
специально надевала такие, чтобы я дотрагивался.
В техникуме было правило: в конце пар дежурные по группе долж-
ны убирать аудиторию. Дежурили обычно по двое. Аня дежурила с
девушкой, у них было распределение: три дня моет та, три других дня
недели мыла Аня. В эти весенние дни Анечке пришлось дежурить, и я
с большим воодушевлением взялся помогать ей. У техничек взяли ве-
дро и швабру. Я наполнил ведро горячей водой и принёс в аудиторию.
Взгромоздил стулья на парты и с любовью наблюдал за каждым дви-
жением девушки: как она махала шваброй, полоскала тряпку в ведре
и выжимала. Даже эти движения были грациозны и красивы. Когда
аудитория была вымыта, я ходил и выливал грязную воду, а ведро воз-
вращал техничкам. Так продолжалось все эти три дня.
В тот период мне казалось, что время идёт мимо меня. Есть только
я и она. Но мы даже не целовались. Это была платоническая, юноше-
ская любовь и истинная дружба.
На майские праздники я собрался ехать домой, чтобы навестить
родителей, затариться продовольствием: из дому всегда вёз рюкзак кар-
тошки и сумку с соленьями и вареньями. Аня поехала к подруге в го-
сти. Билеты взяли на один поезд, но в разные вагоны. Они выходили
раньше. Я обустроился в своём вагоне и по переходам пришёл к девчон-
кам в их вагон. Они сидели на нижней боковой полке. Я пристроился
рядом с Анютой. Сидели, разговаривали, смотрели на мелькающие за
окном станции и полустанки, проплывающие пейзажи. Когда стемнело,
пассажиры в вагоне стали укладываться спать. И когда практически
все спали в купе, мы разложили полку, на которой сидели. Девчонки
на ней легли валетом. Я присел рядом со своей любимой девушкой.
Голова её лежала на подушке, белокурые волосы были расколоты и
рассыпались по ней. В полумраке на меня смотрели два немигающих,
красивых зелёных глаза. Я склонился к Ане и в первый раз поцело-
вал её. Она своими руками обняла мою шею и притянула к себе. При-
жавшись, я почувствовал телом упругость её девичьих грудей. Мне не
хотелось отрываться от них. От её сладострастных губ. Поезд нёс нас, а
мы целовались. Отрывались только, когда мимо проходил кто-нибудь
из пассажиров, проводников или ревизоров, мы потом снова сливались
в горячем поцелуе. Время прошло мгновенно. Проводник подошла и
сказала, что скоро их станция и пора собираться. Девчонки поднялись.
Я им помог собрать полку, и они сели на сиденья, а я пошёл к себе в
вагон. Когда поезд отходил от станции, на которой вышли девушки, я
видел из своего вагона (он был последним), как Аня стояла на перро-
не и вглядывалась в окна проходящего. Я махал ей, но она не видела
этого. Поезд прошёл, и я увидел, как Аня с подружкой вошли в осве-
щённый электричеством вокзал. Поезд помчал меня дальше. Я тогда
не знал, что это были последние мгновенья нашей совместной с Аней
счастливой дружбы.
338
После праздников я приехал первым. Ани с подружкой ещё не
было. В нашей общаге, когда съезжаются студенты с каникул или
праздников, обязательно организуются сабантуи. То в одной комнате,
то в другой собираются кучками и что-нибудь пьют. Обычно громко
играет музыка, ее слышно на весь коридор. Мы тоже сидели в своей
комнате, распивали спиртное. Когда я уже был под хорошим хмельком,
к нам в комнату зашёл студент из параллельной группы. Второгодник,
как мы таких называли. Он был старше на один год, но брал академи-
ческий отпуск, поэтому учился с нами. Он сказал, что приехала моя
Анна. В моём общежитии все знали, что я встречаюсь с ней. А Анну все
студенты техникума знали.
Я был нетрезвый, но что-то меня побудило немедленно увидеть
её. Я надел трико, кроссовки и штормовку и пошёл к женскому обще-
житию. С парадного входа меня, конечно, никто бы не пустил, да я и
не пытался. С чёрного хода попытался, там как раз студенты выносили
мусор. Когда они возвращались, я пристроился к ним, но вахтёр уви-
дела меня и не пропустила. Тогда я стал обходить общежитие в надеж-
де найти способ как-нибудь проникнуть туда. Мой взгляд остановился
на пожарной лестнице, ведущей на крышу здания. Но допрыгнуть до
нижней перекладины я не смог. Поэтому попросил проходящего мимо
студента из местных, который пришёл к девушке в общежитие, чтобы
тот подсадил меня. Я вскарабкался по спине на его плечи и схватился
руками за нижнюю перекладину. Подтянулся, сделал выход силой и
ухватился за следующую перекладину. Так сначала на руках, а затем
при помощи ног по пожарной лестнице я залез на крышу. По краю про-
шёл на другой конец здания и по водосточной трубе спустился к окну
четвёртого этажа. В окне горел свет, я заглянул в него, там девчонки
занимались. Я постучал в окно. Я видел, как в комнате начался перепо-
лох. Одни выбежали из комнаты, другие посмелее стали приближаться
к окну, пытаясь рассмотреть, кто стучит. Да и понятно их состояние.
Как можно постучать на четвёртом этаже в окно с улицы, если нет ни
лестниц, ни других приспособлений. Когда одна приблизилась к окну
вплотную, я узнал её, и она, видимо, тоже узнала меня, стала что-то
говорить своим подругам. Я стал кричать ей, чтобы открыла окно. По-
мешкав некоторое время, она открыла. Я ступил на подоконник, затем
на стол, который был ниже подоконника, как по ступеньке и спрыгнул
на пол. Девчонки находились в изумлении или в лёгком шоке. Та, что
посмелее, спросила меня:
— Как ты залез?
Я спокойно ответил:
— По водосточной трубе.
И с деловым видом вышел из их комнаты и направился к ком-
нате, где жила Аня. Постучал. Из-за двери никто не ответил. Я стал
стучаться в соседние комнаты, спрашивал:
— Анну никто не видел?
339
В комнатах и проходящие мимо студентки отвечали мне или «Не
знаем, где она», или «Она ещё не приехала».
Так я обошёл весь этаж, не встретив Анны и не услышав внятного
ответа, где она. На мою беду навстречу мне шла воспитатель общежи-
тия. Я, конечно, попытался скрыться в открытой комнате. Но она всё
же заметила это. Вытащила из комнаты и повела вниз по лестнице. У
вахтёра она строго спросила:
— Как он сюда попал?
Испуганная женщина дрожащим голосом отвечала:
— Не знаю, через вахту не проходил!
Но я, как истинный джентльмен и честный молодой человек, за-
явил:
— Я по водосточной трубе залез.
Не знаю, поверила она мне или нет, сказала, чтобы я шёл к себе в
общежитие. А вдогонку крикнула мне:
— Завтра будет доложено директору техникума.
Но её слова не остановили меня. В голове моей играл хмель, меня
уже никто не мог остановить в желании увидеть свою любимую. Не
зная, находится она действительно в общежитии или ещё не приеха-
ла, аналогичным способом залез на здание общежитие, спустился по
той же водосточной трубе и опять постучал в окно. На этот раз девчон-
ки не испугались, но и открывать окно не стали. Со злости я ударил
кулаком по стеклу и разбил его. Но и через разбитое стекло пролезть
я не смог. Девчонки испугались и стали кричать, что сейчас позовут
воспитателя. Теперь уже и я испугался, что во второй раз попаду ей
на глаза и стал спускаться на этаж ниже. Там свет в окне не горел, в
комнате никого не было. Раздосадованный, я спустился ещё на этаж
ниже, но там тоже в комнате никого не было и окно было закрыто. На
первом этаже были хозяйственные помещения. Поэтому я спустился
на землю. Из руки текла кровь, и мне ничего не оставалось, как идти
к себе в общежитие. Наша вахтёрша увидела кровь, предложила пере-
вязать. Я согласился.
Наутро с первой же пары меня вызвали к заместителю директора
техникума по воспитательной работе Стародубцевой Светлане Иванов-
не. Когда я зашёл к ней в кабинет, там уже сидели комендант и вос-
питатель из женского общежития. Я всё сразу понял.
— Ты что это вытворяешь? — кричала Стародубцева писклявым
голосом.
Я молчал и тупо смотрел в пол. Объяснять что-то было бесполезно.
Консилиум сразу решил: отчислить из техникума. Немного успокоив-
шись, Светлана Ивановна отпустила меня на занятия.
Последствия были следующие: моего отца вызвали в техникум, он
заплатил за разбитое стекло, этим дело и кончилось.
Но утром-то приехала моя горячо любимая и обожаемая Анечка.
Ей ещё до занятий рассказали о моих подвигах.
340
На перемене мы встретились, в её глазах я увидел глубокое огорче-
ние. Ей, видимо, было очень стыдно за меня. Она стояла, как всегда, в
кругу своих подруг. Увидев меня, она не спеша отделилась от них. Мы
отошли к окну. Я что-то пытался объяснить ей, но она меня не слуша-
ла. Смотрела как-то мимо меня. Я, как всегда, взял в свои руки концы
её пояса. Она медленным движением, плавно, забрала пояс. Это меня,
конечно, насторожило. Разговор у нас явно не получался. Раздался зво-
нок, и мы разошлись по своим аудиториям. Так в течение трёх дней
мы встречались на переменах. Я пытался разговорить Аню. Но она про-
должала отмалчиваться. Я приглашал её в кино или вечером погулять.
Но она от всего отказывалась. Тогда я спросил:
— Ты что, не хочешь со мной встречаться?
Она молчала.
Ах, если бы не мои молодые амбиции! Мне бы подождать, про-
явить мудрость, выдержать паузу, и всё бы наладилось. Но я ничего
умнее не придумал и сказал:
— Тогда до свидания!
Аня с грустным лицом повернулась и пошла к своим одногруп-
пникам. А я сбежал по лестнице и пошёл в аудиторию, где начинались
занятия.
Это было первое расставание. Без ругани. Без выяснения отноше-
ний. Молча расстались. Хотя оба, наверное, пожалели об этом.
Шло время. Конечно, я страдал и не находил себе места. Где бы ни
находилась Аня, я старался хоть мельком посмотреть на неё. А когда
она проходила мимо, то смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скро-
ется из виду.
Между общежитиями была волейбольная площадка, там мы часто
играли в волейбол. Девчонки из окон своего общежития наблюдали за
нами. Среди них, конечно же, была и Аня. Не знаю, смотрела она на
меня или просто наблюдала за игрой.
Осенью я был уже третьекурсником, а Аня училась на втором. Я
вновь попытался наладить отношения. Мы стали встречаться в техни-
куме, разговаривать о пустяках. Но Анна не давала повода приблизить-
ся к себе. Я приглашал её погулять, она отказывалась. В кинотеатре
«Удакан» начался хороший фильм. В одну из встреч я пригласил Аню
в кино. Она согласилась, сказав:
— Всё равно на него надо сходить.
В кинотеатре во время сеанса я обнял Аню за плечи, но она накло-
нилась вперёд и попросила, чтобы я убрал руку.
После сеанса я предложил Анне погулять, но она не согласилась,
сославшись на то, что у неё много домашнего задания. Когда подошли
к её общежитию, она попросила, чтобы я не приглашал её больше и она
не хочет больше со мной встречаться. Не потому, что я ей не нравился
или был противен. Она сказала, что ни с кем не хочет встречаться. Бу-
дет заниматься учёбой и на большее у неё нет времени. Убитый горем,
341
я побрёл к себе в общежитие. Ни злости, ни обиды у меня на неё не
было. Я её просто любил и был рад хоть краешком глаза взглянуть на
неё. Встречая её в здании техникума, я провожал её взглядом и не мог
оторваться от неё, смотрел, пока она сама не скроется из виду.
Шло время, закончился третий курс. На каникулах я поехал в
стройотряд в Красноярский край. После стройотряда были небольшие
каникулы и практика, которую я отрабатывал по месту жительства.
В техникум я приехал после зимних каникул. Аня училась уже на
третьем курсе. Встречалась ли она с кем в тот период, не знаю. Я ви-
дел, как она ходит по коридорам техникума, и всё так же провожал её
молчаливым взглядом. Поговорить и подойти к ней я не мог, не знаю
почему, наверное, просто стеснялся. Ведь уже прошло много времени.
Вернее, не было времени, потому что в этот период я писал диплом.
Через два месяца я его защитил. С ребятами, разумеется, обмыли это,
как и положено. И я пошёл в общежитие к Ане. Неосознанно шёл, ноги
сами несли. Когда уже находился в фойе, вызвал Аню. Она вышла и, не
увидев никого, кто мог её вызвать, собиралась уже идти назад. Тогда я
вышел из тёмного угла, она увидела меня и даже растерялась.
— Ты, что ли, меня вызвал? — спросила она, направляясь в мою
сторону.
На лице её сияла улыбка, и, как мне показалось, она даже обрадо-
валась этому обстоятельству.
— Что, защитился? — спросила она меня, зная о том, что в этот
период защищались дипломники.
— Да, — ответил я.
— На сколько?
— На четыре балла, — восторженно ответил я.
Мы с ней пообщались некоторое время. Я знал, что этой весной
меня заберут в армию, спросил Анну:
— Можно я буду тебе писать из армии?
— Отчего же, конечно, можно, — ответила та.
Много девчат переписывались с солдатами, но никого это ни к
чему не обязывало.
На прощание Аня с воротника моего полушубка убрала нитки и
ворсинки. Делала это как-то ласково, приблизившись ко мне вплотную.
И это мне вселило надежду.
Службу я проходил в городе Хабаровске, первые письма я написал,
конечно, родителям, сёстрам и своей любимой Анечке. Она отвечала,
рассказывала о делах в техникуме. Я в каждом письме признавался ей
в любви, высылал фотографии. Обещал, что после армии обязательно
на ней женюсь. Она мне тоже выслала фотографию. Я носил её в во-
енном билете в левом кармане, возле самого сердца. И так как служил
я водителем, то, когда оставался один в кабине автомобиля, доставал
фотографию и любовался ею. Она помогала мне переносить все тяготы
и лишения воинской службы.
342
Но вдруг от Ани письма прекратились. Я не знал, что делать, но про-
должал писать. Через несколько месяцев получил ответ, в котором Анна
сообщила мне, что она беременна, — гуляла на свадьбе и вот так случи-
лась. Отца ребёнка она не собирается искать и поэтому будет рожать без
мужа. Это шокировало меня. На меня навалилась депрессия. Я не знал,
что делать. Недели три я приходил в себя. Ходил, как зомби. На машине
ездил в таком же состоянии. Как не совершил тогда аварии? Бог, видимо,
уберёг. Немного успокоившись и поразмыслив, решил: обвинять Аню мне
не в чем. Она не обещала меня ждать из армии. Это я строил иллюзии. И
всё же пришёл к выводу, что всё равно не смогу без неё жить. Я не пред-
ставлял другую девушку возле себя. За все студенческие годы сколько
было вокруг девчат и в моём техникуме, и других учебных заведениях, в
том числе землячек из моего посёлка, но я ни на кого не обращал внима-
ния, а смотрел только на свою Аню, хоть она и не была моей.
Собравшись с мыслями, я написал ей, что всё равно люблю и её
неродившегося ребенка. Обещал, что приду из армии, и мы обязательно
поженимся.
Ответ не заставил себя долго ждать. Аня согласилась со мной.
Даже описывала, как проходит беременность, — видимо, ей надо было
с кем-то поделиться. Ответы от неё приходили регулярно. Аня родила
девочку, назвала её Настей, отчество дала моё. Переехала жить в по-
сёлок, где проживала её мама, и просила меня, чтобы я присылал ей
письма на мою фамилию. Как будто она вышла замуж. Я всё готов был
делать, о чём просила меня любимая. Думал и надеялся, что уже ни-
что не помешает нашему семейному счастью.
Служба подходила к концу, но письма от Анны опять перестали
приходить. Я стал беспокоиться. До демобилизации оставалось меньше
месяца. Я заказал переговоры с Аней на адрес мамы. Но на переговоры
пришла мама Ани. Я спросил:
— А где же Аня, она вышла замуж?
И в ответ я услышал:
— Нет, Аня не вышла замуж, а уехала на станцию Выдрино, куда
у неё направление после техникума. И там будет постоянно жить. Она
продиктовала мне адрес, где проживала моя любимая. Я незамедли-
тельно воспользовался этим обстоятельством и отправил телеграмму:
«После демобилизации приеду, жди».
Вторую телеграмму отправил, когда уже подъезжал: «Встречай, но-
мер поезда и вагон».
В вагоне-ресторане купил бутылку шампанского за двадцать пять
рублей, хотя в магазинах она в тот период стоила не более пяти рублей.
Аня встретила меня, я бы не сказал, чтобы холодно или горячо,
как-то обыденно и просто. Дома с семимесячной Настенькой водилась
Анина мама. Она как раз гостила у неё и должна была за день раньше
уехать, но, получив телеграмму от меня, осталась, чтобы посмотреть на
возможного зятя.
343
***
Когда мы пришли со станции, Аня быстро собрала на стол. Я
достал бутылку шампанского. Сели. Мама Ани, державшая на ру-
ках маленькую Настеньку, рассматривала меня в упор. Аня сидела
рядом. Я что-то рассказывал. О службе, наверное. Мама поинтересо-
валась:
— Кто твои родители?
Я стал красноречиво рассказывать о своих родителях.
— Родители уже пенсионеры. Проработали на шахте по тридцать
лет и в пятьдесят ушли на пенсию. Живут в шахтёрском посёлке.
Анечка сидела рядом и рассматривала меня. Мы не виделись два
года. Но вряд ли что изменилось во мне за этот период.
Посидев некоторое время за столом, мама Ани ушла ночевать к
родственникам. У Ани была однокомнатная квартира. Уложив спать
маленькую Настеньку, мы впервые с любимой и столь дорогой мое-
му сердцу легли в постель. Я впервые почувствовал запах женского
тела. Впервые прикоснулся к её гладкой и нежной коже, гладил осто-
рожно, ласково, ощущая каждый миллиметр её бархатистого тела. Во
мне воспылали те чувства, которые ощущает обнажённый мужчина,
прикоснувшись к обнажённой женщине. Наши тела слились в по-
рыве страсти. Сколько она длилась, мгновение или вечность, я уже
не помнил.
Проснувшись утром, позавтракав, я вышел во двор. Он был на два
хозяина. Со стороны крыльца, где расположена квартира Ани, забор
был завален. Я спросил у Ани:
— Есть ли у тебя какой-либо инструмент?
— Да откуда у меня, мужика в доме же нет.
Я пошёл к соседям, взял топор, молоток, гвоздодёр и принялся за
работу. Освободив столбы от прожилин, выпрямил их, укрепил, затем
поднял пролёт и прибил прожилины к столбам. Некоторые штакетины
отлетели, поэтому я их приколотил вновь.
За этим занятием меня застала мама Ани, возвращавшаяся от род-
ственников.
— Вот, хозяин, не успел приехать, а уже работает.
Я только заулыбался в ответ.
Я поработал ещё некоторое время, когда на крыльцо вышла Аня и
спросила:
— Обедать будешь?
И с особой интонацией добавила:
— Хозяин!
Видимо, они с мамой уже обсудили, что я не успел приехать, как
взялся за работу.
За обедом мама Ани спросила:
344
— Работать здесь собираешься или поедете куда?
— Здесь собираюсь, — быстро ответил я, потому что других вари-
антов и не рассматривалось.
— А кем? — допытывалась она.
— Да я вообще-то механик, могу и водителем, и трактористом.
— Хороший заработок на бирже, — сказала мама Ани.
— А что это? — не понял я.
— Это где из озера Байкал поднимают сплавленный лес на рас-
пиловку.
Немного подумав, порывшись в мозгах, вспомнил по занятиям в
техникуме такую технологию. Я ответил:
— Знаю такую работу, но чисто теоретически.
— Я тебя свожу после обеда, — тут вмешалась Аня и продолжи-
ла: — Бабушка посидит с Настенькой, а я свожу тебя на экскурсию по
посёлку и на биржу заведу.
После обеда мы пошли гулять по посёлку. Встретили проезжавшего
на мотоцикле парня, который учился у нас в техникуме и которого мы
с Аней знали. Он остановился, узнав меня. Мы поздоровались.
— Ты как, в гости или насовсем? — спросил он у меня.
Я ему с уверенностью ответил:
— Насовсем!
На тот момент у меня других планов не было.
По дороге мы обсуждали разные бытовые проблемы. И я сказал:
— Официально регистрируем наши отношения, Настеньку я удо-
черяю.
Аня, шедшая рядом и державшая меня под руку, молчала, не воз-
ражая. Мне было приятно идти с девушкой под руку. Я своим боком
ощущал прикосновение её руки, которое передавалось мне по всему
телу.
Зашли на биржу. Это был участок воды, где стоял большой кран
и прямо оттуда доставал длинные хлысты, складывал их на эстакаду,
и они по транспортёру двигались в сторону распиловочного цеха. Рабо-
чие, находившиеся на транспортёре, кто ломом кто крюком поправляли
хлысты, чтобы они двигались ровно.
Затем отправились в контору лесокомбината. Там в отделе кадров
сказали:
— Перед тем как устроиться на работу, необходимо встать на во-
инский учёт.
Выйдя на улицу, я подошёл к ожидавшей меня Ане и спросил:
— Где можно встать на воинский учёт?
Аня ответила:
— Нужно ехать в районный центр, а это несколько десятков кило-
метров. Завтра поедешь. Туда ходят автобусы.
На обратной дороге мы зашли к подруге Ани. Она была дома, у
неё было двое детей. Старшему было лет пять-шесть, маленькому — два
345
месяца. Её муж работал в зоне с заключёнными, которые также тру-
дились на этом лесокомбинате. Пробыв некоторое время в гостях, мы
вернулись домой.
Вечером я остался с Настенькой возиться, а Аня пошла провожать
маму на поезд.
Да, приехав к Ане, все деньги которые у меня были, отдал ей, а
когда мы с ней ходили по посёлку, она сказала:
— У мамы скоро день рождения, давай ей купим подарок из твоих
денег. Моих пока нет.
— В чём вопрос, конечно, — ответил я.
В магазине Аня купила своей маме тёплую кофту и дома по-
дарила её.
Вернувшись, она уложила Настеньку спать. Мы легли в постель.
Это была вторая наша ночь. Лучше, чем первая. Я был на седьмом небе
от счастья, близости с любимой женщиной.
Утром я поехал, чтобы встать на воинский учёт, надел военную
форму специально для этой цели. На поездку в районный центр у меня
ушёл целый день.
Вернувшись вечером, увидел, что меня ждал ужин. Мы с Аней
мирно побеседовали, но она высказала своё беспокойство:
— В посёлке все знают, что не ты отец ребёнка, поэтому, когда она
подрастёт, ей об этом скажут, и тогда могут начаться проблемы. Я их
не хочу.
— А что делать? — ответил я.
— Надо уезжать отсюда, — твёрдо сказала Аня.
Для меня это было, конечно, шоком. Я стал обдумывать заявление
Ани. Возражать я не стал, аргументы были вескими. Мне не хотелось
обидеть Аню. Судьба ребёнка тоже находилась в моих руках, и я был за
неё в ответе. Поэтому стали думать, куда можно поехать. Рассматрива-
лись разные варианты: к моим родителям, к её маме, но остановились
на том, что надо ехать на БАМ, там есть мои родственники и дефицит
рабочей силы.
На следующий день я опять поехал в районный центр, но уже сни-
маться с учёта. Проездил опять почти целый день.
Вечером уже собирал сумку. Китель не стал забирать. Сказал Ане:
— Продашь солдатам, которые охраняют заключённых и едут на
дембель.
Вечером, когда Аня уложила спать Настеньку, мы тоже легли спать,
это была третья наша ночь. Всё было по-старому, но только внешне, вну-
три у меня что-то болело. Душа чувствовала неладное.
Наутро я ушёл на вокзал. Пока ждал поезд, стоял и думал. На
сердце было неспокойно. Но я гнал всякие дурные мысли.
Вернулся я сначала к родителям, взял денег на дорогу и сразу
поехал на БАМ. В городе Тында остановился у родственников. А на сле-
дующий день после приезда дядька повёл меня устраиваться на работу.
346
В Производственном объединении «Тындалес» мне предложили долж-
ность механика в леспромхозе, расположенном в ста восьмидесяти ки-
лометрах от Тынды. Я, конечно, согласился и на следующий день уехал
к месту назначения. В Лопче, так назывался посёлок, где расположен
леспромхоз, меня встретили хорошо. Поселили сразу в «Заезжку». Так
называлась комната в конторе, где останавливались командированные.
На работу меня взяли механиком нижнего склада, расположенного в
пяти-шести километрах от посёлка. Возили на работу, обратно и на
обед вахтовым автобусом. На нижнем складе было несколько башен-
ных кранов, разгружавших лесовозные автомобили с хлыстами, кото-
рые распиливали на сортименты (брёвна). Затем эти же краны грузили
сортименты в вагоны. Работа несложная. Леспромхоз был корейским,
только инженерно-технический персонал, выполнявший функции кон-
сультантов, был русским. Вот таким консультантом-механиком был я.
Кроме того, директор меня предупредил, что корейцы плохо обращают-
ся с нашей техникой, поэтому она часто ломается. И я каждый день
лазил по кранам, эстакадам, проверял её техническое состояние. О всех
замечаниях докладывал на планёрках, где также присутствовали ко-
рейские специалисты.
По приезде я сразу написал Ане и сообщил место своего житель-
ства и работы и с нетерпением стал ждать ответа.
Ответ пришёл и не то чтобы разочаровал меня, он просто убил,
морально убил, причём наповал. В письме было сказано: «Я тебя не
люблю, а без любви жить с тобой не хочу».
Я, как чумной, ходил по нижнему складу, ни пить, ни есть не мог,
было бы ружьё — застрелился.
Потом, когда стал немного отходить, написал подряд три пись-
ма, в каждом по два развёрнутых тетрадных листа в клетку, где
мелким почерком на каждой клетке с обеих сторон были написаны
и слова мольбы, и нехорошие слова, в том числе и то, что покончу
с жизнью.
Ответа ни на одно письмо не последовало. Тогда я заказал перего-
воры. Аня пришла, но разговора не получилась: я её уговаривал, она от-
казывалась. Конца разговора она не дождалась, бросила трубку и ушла.
Через несколько дней меня вызывает директор леспромхоза и го-
ворит:
— Освобождается однокомнатная квартира. Там раньше жил на-
чальник станции. Сейчас его переводят начальником вокзала в Тынду.
Пойди, посмотри.
Конечно, я сделал вил, что обрадовался и ушёл. Квартиру я сразу
нашёл, так как она находилась недалеко от столовой. Начальника стан-
ции я тоже уже знал, поэтому знакомиться не пришлось. Он вывез все
вещи и сказал, что скоро отдаст мне ключи.
Я получил ключи, мне леспромхоз выделил кровать и матрац.
Стол на кухне и два табурета мне оставил начальник станции.
347
Так я стал жить один в квартире. Прошло несколько дней. С нами
на «вахтовку» сел заместитель директора и, глядя на меня, сразу спросил:
— А ты что за семьёй не едешь, тебе квартиру дали, а ты тянешь?
— Да, вот… — что-то промямлил я.
— Езжай, я отпускаю, — жестко сказал заместитель директора.
«Что делать? — думал я. — Может, действительно поехать. Может,
уговорю?»
«Поеду!» — твёрдо решил я.
На следующий день я купил билет и выехал в Тынду. И пока было
время до поезда, стал ходить по магазинам. В одном магазине заметил
пинетки и подумал: «Надо купить, Настенька, наверное, начинает уже
топать, а надеть на ноги нечего, в деревне такого нет».
На БАМе в то время было всё. Купил бутылку шампанского, сел в
поезд и поехал.
С поезда мчался, как на крыльях. От станции до дома было при-
личное расстояние, но я его преодолел в одно мгновение — летел на
крыльях любви. Вот, думаю, обрадую Аню: на стол поставлю шампан-
ское, Настеньке надену пинетки.
Но каково было моё огорчение, когда я увидел на двери замок. У
соседского пацана спросил:
— Где Аня?
Он ответил:
— Она уехала.
— Куда уехала? — недоуменно спросил я.
— Совсем уехала, — пожимая плечами, ответил пацан и пошёл к
своему крыльцу.
Я сел на Анино крыльцо, опустил голову ниже колен, так мне, во
всяком случае, показалось. И как говорится в сказке «…и склонил воин
свою буйну голову…».
«Что делать?» — думал я.
Посидел на крыльце, немного пришёл в себя и поплёлся по улице
посёлка. Куда глаза глядят. По дороге стал очухиваться. Решил зайти к
подруге Ани, узнать, куда она могла уехать.
Подруга Ани в это время гуляла на улице с коляской. Я подошёл
к ней.
— Здравствуйте, — сказал я. — Вы меня не забыли?
— Нет не забыла, — растерянно ответила та.
— А куда Аня уехала? — спросил я.
Немножко помолчав, видимо, обдумывая свой ответ, подруга Ани
сказала:
— В Карымское.
Я знал, что там живёт молодой человек, который учился в одной
группе с Аней и тоже был влюблен в неё. Но в настоящее время он
служил в армии. Всё это я знал со слов Ани.
— Зачем приехал? — спросила она.
348
— Да вот, получил квартиру, хотел забрать, — ответил я.
Видя моё огорчённое лицо, она молчала.
— Может, адрес дадите?
Сразу отреагировала:
— Ты коляску покатай, а я домой сбегаю, принесу адрес.
Через несколько минут она прибежала с клочком бумаги, на кото-
ром был адрес. Я взял листок, поблагодарил, попрощался и направился
в сторону станции. Там взял билет на ближайший поезд до станции
Карымская. Ждать пришлось недолго, всего несколько часов.
На станции Карымская я побрёл искать адрес, который был указан
в листке. Нашёл. Там стоял частный деревянный дом, почерневший от
старости. Таким же был забор.
Я на всякий случай открывал калитку медленно, вдруг во дворе
злая собака. И вошёл во двор. Прямо от меня на противоположной
стороне двора стояла пожилая женщина и что-то делала. А под наве-
сом, на верстаке, прибитом вдоль стены, стояла Аня. Причёска у неё
уже была другая, тогда модная «Гаврош», она была босиком. Увидев
меня, она побледнела и пошла в мою сторону, но не ко мне, а мимо
меня и выскочила из калитки. Я пошёл следом за ней. Там она спро-
сила меня:
— Ты зачем приехал?
— За тобой, — ответил я.
— Я никуда не поеду, — ответила Аня.
— Я квартиру получил, за тобой приехал, — настаивал я.
Но разговор не складывался. Мы уже стали разговаривать на от-
влечённые темы. Я понял, что приехал зря. Поэтому настаивать было
бесполезно. Я достал пинетки и бутылку шампанского и передал Ане,
сказав:
— Шампанское тебе, а пинетки для Настеньки. А где Настенька?
— Спит, — ответила Аня.
Вот так мы и расстались.
От дома я пошёл на вокзал, купил билет в обратный путь и уехал
на БАМ. Там мне поработать удалось недолго, всего несколько месяцев.
Начальство потребовало, чтобы я освободил жилплощадь, так как на-
род стал возмущаться, что молодой механик живёт один в квартире, а
рабочие семьи с детьми проживают в общежитиях. Я сдал её и уехал в
Хабаровск.
***
После моего отъезда Аня поехала к своему другу на станцию
Завитая, где он служил, поверив в то, что после армии он женится
и удочерит Настю. Но после окончания службы отношения у них
не сложились. Аня собрала вещи и поехала на БАМ. Остановилась
в посёлке, расположенном между Тындой и Лопчей, где проживала
её двоюродная сестра. Оставляла Настю на попечение сестры и вы-
ходила на трассу, спрашивая у проходящих лесовозов из Лопчи обо
мне. Ей отвечали, что такого не знают. Тогда она собрала Настю и
сама поехала в Лопчу. Там в конторе леспромхоза ей сказали, что
я уехал, а куда не знают. На станции мой земляк сказал ей, что я
уехал в Хабаровск.
Через неделю после приезда в Лопчу Аня неожиданно вышла
замуж за одного работающего там мужика. Он удочерил Настю, но,
прожив восемь месяцев, они разошлись, и Аня с ребёнком вернулась
к маме.