- Кошечка, здравствуй! Это я, твоя Машка.
- Привет, Машуль! Как дела?
Чае-мыслительница Юрьна, в прошлом Коша, второй комсорг "А" класса, и Маша, первый комсорг, любят поболтать по телефону как комсорг с комсоргом. О разном. О жизни, о смерти, о литературе, религии и прочих таблетках от давления. Голос Марии в этот раз кажется встревоженным.
- Кошечка, я должна тебя попросить кое-что сделать.
- Проси.
- Дай мне, пожалуйста, телефон твоего сына, а ему дай мой телефон.
- Зачем? - недоумевает Коша-Юрьна.
- Как зачем?... Ты что, не понимаешь? - голос комсорга номер один звучит загадочно и даже как-то подпольно-конспиративно.
- Нет, не понимаю.
- Ты что, уже забыла, о чем мы в прошлый раз говорили? - грозно наступает Мари.
- Забыла.
- Мы о Булгакове говорили, о том, что человек смертен, а главное - внезапно смертен.
- И что?
- И то, - Марию злит непонятливость подруги, - Коша, говорю тебе ответственно, я хочу участвовать в твоих похоронах.
- Ну ты даешь, Маш! - Юрьна не в курсе, как полагается отвечать на подобные слова участия.
- Обещай прислать телефон сына. Клянись. Я хочу принять участие в твоих похоронах! Я обязательно приеду!!!
У Юрьны кризис в сознании, радоваться Машиной клятве или как? Приглашать на собственные похороны? Или отказать? Как реагировать на заботу?
Одноклассник Коля, ныне американец, однажды на встрече выпускников самолично выдал официальное приглашение, восхитившись пением одноклассниц:
- Шман и Кошкина чтобы пели на моих похоронах! - потребовал отличник по жизни, - билет в обе стороны плачу.
Заманчивое предложение на халяву в Америки слетать, вернее шикарный комплимент. А у Машки что? Опять её самобытное чувство юмора или она это всерьез?
В трубке слышен сдавленный смех.
Одиночество, оно такое, и сам не захочешь, а заставит казаться веселым.
- Коша, ты когда приедешь?
- Раньше Нового года не смогу.
- Давай соберемся на Рождество, Шманчика позовем, песни наши попоем? А?
- Давай.