Один из самых ярких представителей санкт-петербургского современного искусства это, несомненно, Феликс Волосенков. Известнейший живописец, художник театра, президент Санкт-Петербургской академии современного искусства. Он начал выставляться в моей галерее в самом начале девяностых и к моменту того случая, о котором я хочу сейчас рассказать, мы уже были в хороших приятельских отношениях. История, о которой я вам поведаю, произошла в 1994 году и была довольно поучительна для меня…
Итак – четырёхлетие галереи, очередной юбилей. Поскольку я случайно назвал вторую годовщину «юбилеем», то и все последующие дни рождения «Палитры» автоматически приобрели этот громкий титул. Как всегда 15 июня открылась традиционная выставка «Узкий круг друзей»,который с каждым годом становился всё шире и разнообразнее. На эту выставку Феликс принёс большую картину, довольно симпатичную и полу-абстрактную, на которой было изображено некое древо, то ли познания, то ли жизни – за давностью лет уже и не помню. Но вся загвоздка была в том, что картинка была уже продана, должна была через пару месяцев уехать в Париж и участвовать там в какой-то очень престижной выставке. К тому же она уже была отснята организаторами, и её изображение должно было украшать обложку каталога этой выставки. О самом “юбилее” я сейчас рассказывать не буду, хотя и там было много весёлого и памятного. Мероприятия четырёхлетия успешно закончились, началась другая выставка, и Феликс попросил оставить на время это “древо” у меня, что бы не возить его взад-вперёд - уж больно тяжела была картинка. Я согласился и поместил её в хранилище рядом со своим кабинетом. Вот тут-то и начинается история создания шедевра…
В Петербурге летом проводят испытания труб отопления – дают в них повышенное давления и наблюдают за тем,что получится. Этакий ЖЭКовский аттракцион… А под моим кабинетом как раз и находился подвал с этими трубами. И вот прихожу я в галерею, а там филиал хорошей русской парилки, по стенам стекают струйки воды. Быстро проветрив комнату я открываю запасник и вижу эпическую картину… Да, надо сказать пару слов о технике, в которой была написана картина Феликса. Писал он на оргалите,краску накладывал не мазками, а объёмами – каждый мазок был равен целому тюбику. В результате получался пяти-семи сантиметровый пласт, в который он ещё вставлял всякие дощечки, гвоздики-шурупчики и всё остальное, что не пригодилось в мастерской. И вот вся эта масса краски и дерева, отвалившись от оргалита,сейчас лежала передо мной и мирно дымилась. Катастрофа! Сказать об этом Феликсу я не могу – стыда не оберёшься. Ничего лучше не придумав, я вытащил феликсов лист оргалита и начал компоновать мягкие куски краски по своему усмотрению. И дощечки вставил, конечно, и болтики не забыл… Но саму картину я начисто забыл и мне пришлось руководствоваться общими понятиями о композиции и биологии –древо, всёж-таки!
Через пару часов картина была готова и я, с ног до головы в краске, деревяшках и болтах, положил её обратно в запасник сохнуть… Целую неделю придумывал всевозможные отговорки, сочинял историю, по которой у меня выходило, что Феликс сам виноват и просто не помнит как выглядела его картинка. Но всё вышло проще – приехала машина, грузчики с трудом подняв вытащили теперь уже мой шедевр, погрузили и уехали. Возвращения Феликса из Франции я ждал с ужасом, но приехав и придя на очередное открытие он ни словом не обмолвился о каком-либо скандале. Я поинтересовался, как там, мол,в Париже всё прошло? И получив ответ, что всё прекрасно и даже лучше,окончательно успокоился…
Через пару лет я всё-таки рассказал ему эту историю. Реакция Феликса была абсолютно спокойной и благостной, единственно, что его тогда заинтересовало – не собираюсь ли я претендовать на половину его гонорара. Я заверил его, что ощущаю себя не соавтором, а скорее учеником и подражателем, и мы, довольные друг другом, пошли испить по рюмочке коньячку. За содружество МоцАрта и Сальери…