Армия это армия. У меня с ней роман особо не сложился. Своё отслужил, но кайфа не почувствовал. И то сказать, последний призыв полуторагодичников с высшим образованием без военной кафедры. Мне, рядовому, 24 года, лейтёхе 21. После нас уже забривали ребят с первых курсов институтов, лафа кончилась. Отслужи, потом доучишься. Кто-то очень умный это придумал – пусть сначала мозги отшибут, потом учёбу продолжишь. Я, конечно, человек сугубо не военный, всю жизнь козлобаранил и подвергал сомнениям любые устои, правила и приказы. Дед язвил ещё в детстве: « Ну да, вся рота идёт не в ногу, один поручик шагает правильно…». А что, вполне себе может быть. Ну не нравилось мне никогда быть с толпой, и сейчас не нравится. Не по мне принцип демократического централизма и прочие большевистские штучки. Уже на лейтенантских курсах, куда сгоняли всех полуторагодичников за месяц до дембеля, наш комроты так отзывался о моих способностях: «Ну не умеет он ходить строем… И никогда не научится. Как бы ни старался». И он прав. Никогда не научусь, да и никогда не стремился. С оружием тоже песня не сложилась. Стрелял два раза, первый из «калаша» на курсе молодого бойца. Нужно было сделать пять одиночных выстрелов. После первого автомат заклинило, и никто ничего с ним поделать не смог, потом отправили в ремонт. А может, вообще списали. Умный агрегат понял, в чьи руки он попал, и предпочёл самоустраниться. И это правильно, могло быть и хуже. Знающие люди впоследствии говорили, что для такого безотказного оружия это случай очень редкий. Верю. Я тоже случай очень редкий. Второй раз стрелял из пистолета на лейтенантских курсах. Тоже пять выстрелов. «Макаров» выдержал все. Правда, потом выяснилось, что я пулял в чужую мишень, и нам с соседом очки поделили на два. От чего я выиграл, чего нельзя сказать о ни в чём не повинном сослуживце. Прости, боевой товарищ.
Но не всё так мрачно, давайте вспомним что-нибудь повеселей, служивые. Поскольку к боевой обстановке я был явно непригоден, разве что в качестве пушечного мяса, определили интеллигента-штафирку с дипломом режиссёра в клуб части на должность киномеханика. Тем более что скоро выяснился мой самый главный военный талант – писать речи и отчёты для всей политической верхушки полка и дивизии – замполитов, пропагандистов, начальников политотделов и прочая, имя им легион. В те славные годы любая проверка боеготовности начиналась не на полигоне, а с осмотра ленинской комнаты и наглядной агитации. За время службы у меня сложилось полное впечатление, что даже без оружия воевать мы сможем - зубами будем грызть агрессора, шапками закидаем, но без наглядной агитации кирдык непобедимой Красной Армии. Однако вроде собирались вспомнить что-то повеселей. Значит, так… Просыпаюсь я в своём радиоузле, где ночевать приходилось хоть и на полу, зато не вставать с ротой в 5.30 утра от истошного крика: «Рота, па-адъём!!!». Глупый такой ор, некомфортный и крайне неприятный, слух режет. А тут пробуждение наступило от гнусного воя сирены гораздо раньше половины шестого. Опять тревога… Вокруг шум, суета, гудок ревёт, внизу по плацу забегали фигурки. Мат, разброд и шатание. У нас ходила шуточка, что по тревоге половина полка пьяные, половина в каталажке. Недалеко от истины. Не буду называть номер части и конкретные контакты, одно скажу, что во времена моей отсидки (виноват, исполнения почётной воинской обязанности) наш полк получил на очередном смотре оценку «два». Это по пятибалльной системе, и я считаю, что нам здорово потрафили. Но только один полк в Вооруженных Силах СССР получил эту оценку второй год подряд. Правильно, наш. Хреновей не бывает. Большой полк, развернутый, с танковым батальоном, автомобильным и бог войны еще знает с какими приданными подразделениями. Полторы тысячи гавриков по тревоге пытаются построиться, занять позиции согласно штатному расписанию, завести боевую технику и т.д. Настроение у меня было из рук вон. Разбудили, гады. Голова тяжкая, вчера браги перебрал, да и брага явно не соперник «Хеннеси», сволочь ты, прапорщик. Нашёл на что менять тушёнку. Вот от этой хреновости и родилась светлая режиссёрская мысль. Незаконченной казалась мне тревожная картинка. Мизансцена бредовая, явно не хватает звукового оформления. Музыки к спектаклю. Увертюры, блин, к опере «Тревога в бардаке». Подумано – сделано. Беру я недрогнувшей дланью (ох и враньё – пальчики-то дрожали с похмелюги) пластинку с бессмертным произведением А.Александрова и В.Лебедева-Кумача и ничтоже сумняшеся врубаю на полную. Торжественные аккорды и мощный звук поплыли по всем радиоточкам, казармам и репродукторам военного городка. «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…». Фигурки на плацу замерли. На мгновение всё стихло, чтобы тут же возобновиться с удвоенной силой. Сирену вырубили. Кто-то верно понял режиссёрскую задумку. Глядя на дело шаловливых рук и похмельных мозгов своих, я размышлял, чего я за эту постановку огребу. Неделю губы или две? Это как настроение будет у командиров. Ну, хрен с ним, дело сделано и его не исправишь, как говорят в армии, запузырив пару снарядов по близлежащим к полигону огородам во время сбора урожая. Наслаждался я минуты две, не более. В дверь радиоузла застучали тяжелыми сапогами и отборными матюгами. «Хрен там губа. По политической части пойду. Трибунал, дисбат…Недолго музыка играла…» - это были последние обрывки моих мыслей перед казнью. Всё. Писец подкрался, и очень заметно.
- Открывай! Быстро, мать-перемать! – ревел за дверью бас комполка. Ему вторил визгливый дискант замполита.
Перекрестившись, снял очки, зажмурил глаза и открыл дверь. Очки, как выяснилось, снял не зря. Крепко ухватив меня за уши, с которыми я мысленно попрощался, командир полка влепил мне в рыло три сочных брежневских поцелуя, крепко обнял и чуть не прослезился.
- Молодца, солдат, мать твою растак! Сам придумал? Громче можно? Давай, бляха муха режиссёрская!
Вот так, друзья. Как все же приятен хэппи энд, когда уже приготовился отдать концы. Наверное, так же приятно осужденному на смерть, если утром вместо отсечения башки вручают орден, почётную грамоту и путёвку в санаторий с незамужним женским персоналом не старше тридцати лет. Работки, правда, я себе прибавил. Отныне каждую тревогу приходилось озвучивать соответствующим образом. Зато теперь никаких неожиданных пробуждений. Первыми о том, что тревога будет завтра совершенно неожиданно в 4.30 утра, узнавали два человека – Сашка киномеханик, ну и комполка. Ему тоже надо.
А вот еще приятная была история. Служил-то я на юге. Юге Западной Сибири, в Новосибирске, городе академиков, холмов и новостроек. Первыми словами, которые я услышал, впервые сойдя на сибирскую землю, были: «Сибирь – тюрьма!». Так нас встретил у трапа самолёта сопровождающий из числа дембелей. Достойная оценка завоеваний Ермака, и мне за время службы показалось, что отчасти (особенно военной части) она близка к истине. Позвольте немного отвлечься по тюремной тематике, это так близко каждому россиянину. Кто-то сказал, что даже блатной шансон у нас любят потому, что треть страны отсидела, треть сидит, а треть готовится сесть. Шансоном на военной службе заниматься не приходилось, а вот различных пропагандистских текстов наваял я за эти полтора года немало. За правильное понимание политики партии и правительства был награжден внеочередным отпуском, в который ехать отказался. Нагло заявил, что должен отсидеть весь срок и потом уже на свободу с чистой совестью, за что был направлен в гарнизонную каталажку. Отсидеть, правда, не удалось, подходил очередной съезд партии, к которому необходимо было ваять победные реляции. Замполит не дал даже довести меня до губы, перехватил по пути и развернул конвой со словами: «Хрен ты у меня на губе отдохнёшь!». Но довольно отвлечений, обещал приятную армейскую историю – вынь да положь. Слушаю и повинуюсь. Нет, не то… А, вспомнил - есть, товарищ читатель, так точно! В общем, однажды ко мне приехала мама. Само по себе уже событие приятное, но это был не простой визит матери солдата по месту доблестной службы. Мама тогда служила в министерстве и руководила всем кролиководством в РСФСР. По понятным причинам на ревизию новосибирского участка она героически отправилась лично. Очевидно, сибирский кролик очень важный зверь, а не просто ценный сибирский мех и три-четыре килограмма легкоусвояемого мяса. Это стало понятно после того, как мама нарисовалась у нашего КПП, прибыв на чёрной «Волге» председателя Новосибирского облисполкома в сопровождении жирного кролика. Кролик был тоже в чёрном костюме и при ближайшем рассмотрении оказался тем самым председателем. Поднятый по тревоге командный состав дивизии уже выстроился для торжественной встречи. Привели меня, быстро сунутого в парадную форму и не особо врубающегося в ситуацию – для вящего сюрприза мама ничего о своём визите мне не сообщила. Ах, как приятно было видеть отдающего маме честь комдива и вытянувшихся в струнку комполка, замполита и штук пять более мелкой челяди.
- На какое время я могу забрать сына? Когда вернуть? – резонно спросила мама.
- Что вы, что вы, Искра Владимировна, - ответствовал предварительно зазубривший её имя-отчество начальник политотдела дивизии. – Вернёте когда хотите! Он у нас отличник боевой и политической…
Это говорил человек, который только вчера грозил мне ужасающими карами земными за описку в тексте очередного доклада на каком-то партийном пленуме, вплоть до дембеля в 0.00 часов в последний день приказа. Ну таки охренеешь при такой загруженности. «Прогрессивый курс США», - недрогнувшей рукой начертал я вместо «агрессивного курса США». Никто бы и не заметил, нефиг было акцентировать внимание и извиняться по ходу доклада. Это к вопросу об отличнике политической подготовки. О боевой уже говорилось выше. В случае реального боя, боюсь, вышло бы по старому еврейскому анекдоту: «Яша, куда тебе писать в армии? – Мама, пишите сразу в плен». Эх, и отдохнул я в интуристовской гостинице недельку под боком у мамы! Ох и отожрался… И даже напился, но старался не злоупотреблять, хотя бы в присутствии Искры Владимировны. И даже несколько раз сбегал на два этажа выше, где жили две француженки бальзаковского возраста. Хочу напомнить, уважаемый читатель, что бальзаковский это за 30, а не за 50… Я с ними в лифте столкнулся нос к двум носикам еще в первый день обжираловки, когда с пакетами поднимался в номер из ресторана. Парень видный, ладный, лысины и жирка в помине не было. «Оля-ля, ле сольдатс!», - прокуковали дамочки, явно неравнодушные к душкам-военным. Душка их не разочаровал, но маме ничего не сообщил, убегал по более уместным поводам – якобы кино, пиво, лимонад, мороженое. Очень люблю с тех пор Францию. Хорошая страна, товарищи, отзывчивая. Ну чем не приятное армейское воспоминание? Где бы я еще с интуристами так весело провёл время? Только в Сибири… Чисто декабрист. Кроликам отдельное спасибо.
Новогодняя ночь 1983. Начальник клуба капитан Федюшин на полковом дежурстве. Оценив наши скудные запасы спиртного, горько вздохнул и пошел в рейд по ротам. Через пару часов вернулся, вывернув из шинели три бутылки водки, четыре вина и пять флаконов одеколона «Тройной». Армейская шинель еще не то принять сможет, поместилось легко.
- Это я только по сливным бачкам прошёлся, и то не по всем, - гордо сообщил бравый дежурный.
Да, никакой фантазии у солдатиков, чего не скажешь о полковых клубных работниках – вашем покорном слуге и выпускнике Ростовского филологического Толе Бедрике. Уже после встречи НГ и распития почти всех напитков, кроме одеколона, мы поспорили с Федюшиным, что спрячем бутылку водки так, что даже опытный нюх и глаз товарища капитана найти не сможет. Замазали. Кэп вышел, через 10 минут зашёл. Потом было часа два простукивания полов, стен, отборного мата и предположений типа: «Выпили, суки, и выбросили. Колитесь, нет здесь ничего». Эх, кэп, кэп… Это тебе не военное училище, юнкера отдыхают. Не учился ты в творческом институте, где режиссёры прятали водку в одних местах, музыканты в других, а хореографы в таких, что и опытным зекам было бы в диковинку. Получив заверения в признании проигрыша и выдаче назавтра двух увольнительных, я взял отвёртку и раскрутил баян, в мехах которого уютно расположилась искомая бутылка. Так-то. «Играй, мой баян, и скажи всем друзьям, отважным и смелым в бою…». Скажи, скажи, мой баян, как правильно прятать водочку…
Много чего еще можно вспомнить об армейских буднях и редких праздниках. Как всегда, не будем о грустном. Самым большим праздником было объявление о том, что дембель наступает на неделю раньше обещанного срока. Эта нечаянная радость случилась по случаю приезда «партизан» на военные сборы. Срочно была нужна казарма. Картина Репина «Не ждали» была гораздо приятней, чем у классика русской живописи. В казарму вошёл не народоволец, а наш комроты в капитанских погонах и объявил о том, чтобы завтра утром и духу нашего не было на лейтенантских курсах. Звания всем присвоены. Всем идти на… и к… В общем, домой. А ведь билеты уже взяли с датами отъезда через недельку, как положено. Но какие нахрен билеты! Прорвёмся, по шпалам пойдем… Дембель!!! Гуляй, погоны золотые ДМБ 84… Курсы были уже в Омске, и долго еще содрогалась тихая колчаковская столица от буйной ночки преждевременного дембеля новоиспеченных лейтенантов. Колчаку и не снилось. Все-таки самая большая радость - это не когда что-то хорошее приобретаешь, а когда от чего-то нехорошего избавляешься. После первого развода я еще острее ощутил всю прелесть этого незыблемого правила.
На гражданке полтора года привыкал спать на кровати. Слишком мягко, не мог после полутора лет крепкого здорового сна на дощатом полу радиоузла. Сползал на пол при первой возможности, до или после исполнения супружеских обязанностей. Очень жена обижалась на такую полноценную половую жизнь…