Повесть Надежды Кохановской «Рой-Феодосий Саввич на спокое» создавалась ею на протяжении ряда месяцев 1863 года и уже к концу декабря была вполне завершённой. Первым слушателем нового произведения в авторском чтении был недальний сосед по Изюмскому уезду, Григорий Петрович Данилевский. В письме к Надежде Степановне от 7 января 1864 года Иван Сергеевич Аксаков писал: «На днях был у меня Данилевский и рассказывал, что вы ему прочли половину вашей повести. Он в совершенном восхищении, но тоже говорил, что язык представляет некоторую странность, именно там, где говорится от лица автора. Трудно судить об этом заранее, не прочитавши всего произведения, и потому я воздерживаюсь от всякого преждевременного суждения». Но уже первого февраля И.С. Аксаков, после внимательного прочтения «Роя» наедине, и дважды вслух перед близкими ему людьми, с волнением признаётся писательнице: «Это великое, серьёзное творение. Его нельзя назвать повестью; это поэма, но поэма в роде Илиады и Одиссеи, или лучше сказать – эпопея, которой содержание взято из русского народного эпоса. В том-то и состоит заслуга художника, что он даже в нашей или близкой к нашей современности русской народной жизни, умеет познать и услышать её эпический склад. Поэтому в вашем новом произведении было бы совершенно ложно отыскивать ту мелочную, пошлую натуральность, ту будничную, внешнюю правду действительности, которую так легко воспроизводят наши дешёвые романисты» (Русское Обозрение, литературно-политический и научный журнал. 1897. Август. С. 476 – 477).
Вся действительность повести «Рой-Феодосий Саввич на спокое» взята из эпохи царствования Елизаветы Петровны, Царствования благочестивого, умеренного в жестокостях и совестливого в правлении. Барство ещё жило по-старозаветному, придерживаясь русского обыкновения, народной поэзии и природного языка. Чуткая писательница создаёт образы вполне душевных людей, выражающих в общении свой мирный характер. И сам сударь Рой-Феодосий, отдав ряд молодых лет коронной службе, уйдя секунд-майором в отставку, на спокой, и все его близкие и домочадцы устраивают свою жизнь по совести, нравственно, как бы осуществляя божественный идеал, выраженный в святости. И святой в повествовании присутствует, Пастырь добрый и суровый, личность историческая, известная всему Южнорусскому краю – Владыка Иоасаф (Горленко), духовный водитель совести православных душ на Белгородчине, включающей тогда и Курские, и Воронежские земли, и часть Слободчины, потянувшейся под скипетр Российского самодержавия. Крепкая связь с родным народом и с родной Верой отцов и являлись основой для жизни благополучной и деятельной. Это в значительной степени был идеал самой писательницы, Надежды Степановны Соханской (1823 – 1884), известной в литературе под именем Кохановская. Родилась она на Белгородчине, а с юности и до конца дней своих прожила на своём хуторе Макаровка, в 80-ти верстах от Харькова, в глуби украинских степей, где и в 40-х годах Девятнадцатого столетия ещё сохранялся быт и уклад времён стародавних, когда благовествовал Епископ Белгородский Иоасаф. Умонастроение Соханской, её жизненные ощущения были в лад духовным стремлениям верных церковных чад, и свой исключительный талант она целиком положила на пользу людям.
Ко времени создания «Роя» Кохановская была не только замечена, но и весьма уважаема в отечественной литературе. Её повести с самого начала привлекли пристальное внимание вдумчивых критиков. Привлекла позиция новой писательницы, она находит в русской жизни положительных героев, делая упор на самостоятельность поведения и на гармонию отношений в семье и окружающем мире. Припомним произведения, что были созданы Кохановской до «Роя». Это, прежде всего, повести «Гайка» (1856), «После обеда в гостях» (1858), «Из провинциальной галереи портретов» (1859), «Кирила Петров и Настасья Дмитрова» (1861), «Старина. Семейная память» (1861), а также развёрнутый очерк «Степной цветок на могилу Пушкина» (1859), крупный вклад её в пушкиниану тех лет. В своих повестях Надежда Степановна показывает мелкопоместную жизнь, как она есть, несколько поэтизируя быт и взаимоотношения людей разного уровня достатка и социального положения. Зорким глазом подмечены тревожные признаки перемен, расшатывающих устойчивость нравственных принципов, составляющих основу здоровой, счастливой жизни. В новой своей повести «Рой-Феодосий Саввич на спокое» писательница показывает натуральную быль середины XVIII века, с её опасностями, путями их преодоления под благодатным покровом духовной стойкости. Иван Аксаков, редактор газеты «День», в десяти номерах которого, с пятого по пятнадцатый, за 1864 год и печаталась это крупное произведение Надежды Кохановской, был и первым благожелательным, но строгим критиком «Роя», как в отношении композиции повести, так и со стороны необычного языка. В том же письме от 1 февраля Иван Сергеевич пишет:
«В «Рое» все фигуры размеров эпических, гомерических, но тем не менее они вполне верны высшей внутренней народной правде, вполне согласны с тою подпочвенною действительностью, которой и не видят близорукие очи наших народолюбцев. Речь не обыденная, не будничная, прозаическая, но настоящая, русская речь, только высшего подъёма, выше настроена, звенящая, как натянутая тетива. И чисто эпический склад, не то былина, не то сказка, не то язык древних грамот, всё слышится в этой речи, и в то же время это не подбор слов, выражений и оборотов народных, а живая, самородная, творящаяся под пером автора, органическая речь… Все действующие лица в «Рое», как оно и есть в истинной русской жизни, действуют и стоят как бы перед лицом Божиим, и лицо Божье как бы смотрит на них и светит им» (С. 477). Далее Аксаков восклицает: «Какою страшною наделены вы силой! Какая мощь слова, мощь образов, мощь духовная ощущается в «Рое»! Были в письме и упрёки автору в употреблении слов и выражений, несогласных с общим эпическим течением повествования. Светская, лощёная публика негодовала и даже бранилась, читая это новое произведение Кохановской, зато люди, проникнутые началами славянофильства, любящие свою Родину, были вознаграждены и утешены обильным пиршеством красок и созвучий родного языка. Будто отживающая старина и не отодвинута в прошлое целым столетием!
«Конец «Роя» не удовлетворил никого, а меня раздосадовал, - признание самого Ивана Сергеевича». – «Рой из христианского деятеля обращается в пошлого человека, который во славу Божию ест, пьёт и прохлаждается, бездействует и сибаритствует, который скучает и не знает, что с собой делать». Досталось и женским персонам. «Да и матушка хороша! Стоило так пострадать, так поэтически воспитываться среди красоты Удолья и сиротской скорби, стоило познать цену Книги, вложенной ей в руки крестьянством, - для того, чтоб превратиться в пошлую барыню, разъезжающую по гостям и не заботящуюся о дочерях, оставляющую их баловаться и укореняться в невежестве и дурных привычках у бабушки! Сам Рой был в детстве иначе воспитан». Зато образ Владыки Иоасафа (Горленко) выписан превосходно, его приезд в имение на освящение церкви, его нравоучительные слова – всё это «прелесть несказанная». Давая общую оценку новому произведению Н.С. Кохановской, знаменитый публицист и общественный деятель И.С. Аксаков заключает своё письмо так: «Вы совершили такой громадный, исполинский труд, требовавший таких сил духовных, такого всепроникновения духом народной жизни, которого не было в нашей литературе». Надежда Степановна, как натура строптивая – в этом сама признавалась – упрёки и товарищеские замечания отводит. В письме из своего хутора Макаровки от 14 мая того же 1864 года она прямо заявляет: «Вас и многих из вас не удовлетворил конец, не ответивший вашим ожиданиям. А ожидали вы чего? Сколько я могу судить по вашим требованиям, вы ожидали от «Роя» громкого провозвестника и образца в жизни того, что зовётся в литературе «славянофильскими началами». И «Рой» народно и вполне верен им, насколько эта верность свободно и художественно может совмещаться в произведении, которое писано не на заданную тему, не в видах провозглашения того или другого начала, а просто писано, как пишется живо, почти помимо воли автора, создающееся в его душе произведение».
Публикация новой, крупной повести Надежды Кохановской не стала в полемике тех лет явлением оживлённым, резонансным: эпоха реформ ставила на видное место критику радикальную, разоблачительную. Умеренные взгляды известных литераторов были обращены на злобу дня, и поместная жизнь даже далёкого прошлого пересматривалась согласно этим взглядам. Так, Фёдор Михайлович Достоевский в письме из Милана поэту Аполлону Майкову 26 октября 1868 года назвал повествование «Рой на спокое» Кохановской как «аллилую с маслом, от которой даже Аксаков морщился». Вот если бы писательница предоставила «что-нибудь вроде «Гайки», ну тогда и погордиться можно». Недоволен был повестью и Тургенев: «Каждое слово «Роя» словно в мурмолке ходит, и потому всё впечатление тяжёлое. Всё уж это больно искусственно, хотя талант большой» (И.С. Тургенев. ПСС. Письма, Т. V. С. 268). Общее мнение русских писателей-классиков о творчестве Н.С. Кохановской высокое, раздражительные оценки относились лишь к явно славянофильским вещам, да и то диктовалось это разве что предпочтениями в мировоззрении на статусное устройство России.
А что говорили об эпическом полотне другие люди? Может быть, менее известные на ту пору, но кто захватил и знал старинную русскую жизнь, пусть и в самом её конце. Откроем страницы отзыва Елизаветы Николаевны Львовой (1788 – 1864), дочери знаменитого архитектора (ск. в 1803), что была секретарём Г.Р. Державина и ближайшей родственницей его семьи – племянницей Дарьи Алексеевны, жены поэта. Вот что пишет Е.Н. Львова в своём отзыве после прочтения «Роя» Н.С. Кохановской. О языке этого творения в нём сказано так: «Речь чисто-русская, тароватая, заливная-соловьиная приветствует нас во всякой её строке. Она скорее прибегнет к выражению местному или обветшалому, или почти новому, но самою странностью некоторых оборотов будто придаёт более значения самому месту и времени, которые описывает, и выражает свою мысль во всей её яркости и вдохновенной самородности». И это говорит человек, чьё детство прошло в XVIII веке, когда ещё были живы свидетели далёкой поры, опоэтизированной талантливой писательницей. Отзыв Елизаветы Николаевны опубликован в 1864 году в шестом номере журнала «Семейные Вечера», издаваемого дочерью Львовой, Марией Фёдоровной Ростовской (1814 – 1872), известной детской писательницею. Можно предположить, что дочь в какой-то мере помогла матери оформить этот достаточно обширный текст, поскольку престарелая Елизавета Николаевна, будучи в бодрой памяти, сильно недомогала, и в конце того же 1864 года скончалась. Кстати, её «Записки», насыщенные весьма интересными историческими фактами, помещены в «Русской Старине» 1880 года. Так что просвещённое мнение о новой превосходной повести Надежды Кохановской «Рой-Феодосий Саввич на спокое» крайне важно в литературной оценке современников небесспорного этого произведения. «Возвышенные черты уже почти-угасшего мира, добротность всех его разнообразных отношений ярче, прелестнее, мощнее всего выражена г-жою Кохановскою в её последнем творении» - заключительные слова отзыва.
Нам остаётся добавить, что имя Надежды Степановны Кохановской (Соханской) всё чаще вспоминается в наше время, отмеченное тягой к отеческим корням, бытописанию жизни русских людей, к нравственным началам воспитания сильной воли и человеколюбия. Не зря же это важнейшее произведение даровитой писательницы только теперь издано отдельной книгой, первый раз в Белгороде (2011), второй – в Санкт-Петербурге (2014).А до этого повесть «Рой» можно было прочесть лишь в газете «День» Ивана Аксакова. Так наше бесценное, национальное, с трудом пробивает дорогу. Но всё же пробивает по милости Божией.
А.Н. Стрижев и М.А. Бирюкова.
Полный текст Отзыва Е.Н. Львовой о повести "Рой Феодосий Саввич на спокое" можно прочитать здесь:
http://www.proza.ru/2016/11/01/861