Бабья сказка

Наталья Юрьевна Сафронова
* * *
Всё неправда. Светло и темно -
на меня не найдёшь ты управы.
По какому-то женскому праву
я с тобою – не всё ли равно?

По весне от зари до зари
вьются гнёзда, а осенью тихо.
Только слёзы твои и мои.
Только слёзы, да горькое лихо.


* * *
Слова теряются, да просто устают.
Молчанье мается, не в силах объясниться.
И марта долгий беспокойный неуют
притихнет нежным ожиданием на лицах,
 
охрипшей паузой, чтоб дух перевести,
уснет безудержным теплом на льнущих ветках...
Деревья осторожно, как в горсти,
мою любовь качают до рассвета...

* * *
И я жила. И не было отца.
Ходила тень по дому – без лица.
Бродила тень ночами во хмелю
и мне шептала: я тебя люблю.

Родным и страшным пахло от руки.          
Привычно в окна бились  мотыльки.
«Пусть дети спят», - с тоской молила мать.
И я спешила детство переждать.

* * *
Поникший дождь. Осеннее безволье.
Тугую ночь вопросом разорви.
Ведь от любви всегда бывает больно.
Еще больнее, чем от нелюбви.

Вздохнет рассвет, измученный молчаньем.
Проглотит ночь привычное вранье.
Нанижет нежно  бусы из печали
на тихое дыхание твое.


* * *
На детском тарабарском языке,
моей далекой нежностью согретом,
не отпускающем – рука в руке –
и щедро дарящем весенним светом,

на языке тоскующих дорог –
ведь лишь к нему всегда ты возвращался! –
что, детской откровенностью жесток,
души твоей доверчиво касался,

на языке игрушек, сказок, снов,
шумящих ливней и безмолвной ночи
я говорю с тобой. Незримость слов
вдруг обретает плоть и кровь, и точность.

* * *
Да не хочу я без тебя!
И, раз уж не хочу - не буду!
И жизнь, всех дураков любя,
подарит крошечное чудо.

Быть может, заяц поутру
скользнет по твоему стеклу -
смешной и солнечный - ресницы
тебе разлепит. И синица

протенькает в морозе звонком…
И ты по льду скользишь ребенком!
Ну, вот и утро удалось.
А там, глядишь, и повелось…


* * * 
Я-то знаю, что все настоящее.
Только жизнь – как болото стоячее.
Только слезы застыли у глаз.
Все,  твоя остановочка, слазь.

Дни мелькают: часы за минутами
поспешают. А ты лишь «как будто бы».
Параллельно. На пальце колечко.
На окошке затеплена свечка.

В торопливых  записках – история.
Прочитаешь – и бросишь, не более.
Лишь отметка – вот я и вот ты.
Ожидания зябкая стынь.

Детских песенок, сказок, козявочек…
Отогреть, расстегнуть все булавочки.
Все смешные словечки – тебе -
в ежедневник хозяйке судьбе -

на заметку, задумку, раскраску…
Впрочем, что я… и так все прекрасно…
На замерзших окошках – узоры.
Здесь моя остановка – не спорю.

Продышала прозрачную дырочку.
Виден мир в том окошке – с крупиночку.
Выхожу на обочину – холодно…
За тобою – хоть шагом, хоть волоком,

в кандалах  - каторжанкою, нищенкой…
За тобою - вернее не сыщешь ты!
Все преграды сметая  - к тебе!
На потеху старухе судьбе…

* * *
А ночи душные в июле.
Но утра негой от земли,
прохладой ветра в окна дули
и наслаждение несли.

Еще далеко знойный полдень.
И веки нежные рассвет
тебе  целует. Спишь ли? Полно!
Вдохни прозрачных красок цвет

всем  телом -  сделай передышку
в горячечном глухом чаду.
Сад обступает дом.  Неслышно
растает утро в том саду.

* * *
Подойду, обниму со спины
и к плечу  прислонюсь головою.
За плечом  твоим звезды видны,
так нелепо, так нежно ясны,
в вальсе кружат и кружат по двое.

Никого-никого. Тишина.
Лишь морозец хрустит под ногами.
Небо выше и дальше. Луна,
беспощадно и страстно, одна,
свое стадо обходит кругами.

Наврала и спустилась с небес
я  на грешную мерзлую землю.
К бабьей сказке прислушался лес,
только  ты ей привычно не внемлешь.

Сам не веришь - и мне не велишь.
Мед течет по усам старой сказки…
Словно звездочка, бронзовый лист
отражается в небе и гаснет…


* * *
Когда-то я жила. Потом была.
Воспоминанья – слабая защита.
Лишь обязательств вечных  кабала
на прочную живую нитку сшита.

Всего чудес-то: кофе поутру,
долги,  квартплата, мамина болезнь
еще со мной.  А значит, не умру –
мне есть куда карабкаться и лезть.

Ты помнишь, ты когда-то строил дом?
Вот он стоит: ни окон, ни крыльца.
Того гляди, наш дом пойдет на слом.
Мой безымянный палец без кольца

уже  не вызывает интерес.
А ты-то как? Еще на высоте?
Наш старый кот давно уже облез.
Да, видно, времена уже не те.

В застрехе безголосый воробей
кричит и дразнит старого кота.
Все хорошо, любимый, не робей.
Хотя, конечно, жизнь уже не та.

И дом не тот, что ты нарисовал
когда-то. Не достроил – не беда.
И свадьбы золотой веселый бал
уже  не состоится никогда.

Не под руку… не в ногу… не в глаза…
Всего того, что намечтали – нет.
Наш дом – как будто пристань иль вокзал.
В билетной кассе, как всегда – обед.

Поедем зайцами? Поднимем паруса.
Колесами по рельсам застучим.
Но для отказа, верно ты сказал,
всегда найдется тысяча причин.

Когда-то я жила. Потом была.
Воспоминанья – слабая защита.
Лишь обязательств вечных  кабала
на прочную живую нитку сшита.

* * *
Не убавляется грехов.
Не прибавляется открытий.
В суровой завязи стихов
родные с детства злые лица.

С пелен знакомая тоска.
Издревле тщетная надежда.
От материнского соска
отнятая глухим невеждой.

От белой яблони в саду.
От старой дедовой рубашки.
Я за руку себя веду
в день   завтрашний
                                    сквозь
                                                день  вчерашний…

* * *
Постучу в твою дверь. Постучу
и прощенью тебя научу.
Мои слезы - не жемчуг, вода.
Ты мутней не видал никогда.
 
Пусть текут по лицу - не утру.
Я уйду от тебя поутру.
А пока, прислонившись к плечу,
я терпенью тебя научу.
 
Окна нежно окрасит рассвет,
смоет темный полуночный бред,
чтобы ясно и точно в стихах
прозвучало лишь горькое "ах!"

ВЕЧЕР
А вечер тает и лучится,
как улетающая  птица.
И умещается в руках.
И оседает на висках.
И вот уж мал, как ноготок.
И долог, как воды глоток.
И я тяну его… тяну…
В ладонях осторожно мну.
И он податлив, словно глина,
и кошкой выгибает спину…