Через полгода Томский женился вторично; новую пассию звали экзотически – Изольда. Он как-то стремительно и сломя голову организовал очередные брачные узы. То ли истосковался по женскому обществу, то ли полагал, что для нормального человека семейная жизнь естественна, как дыхание, а нести никому не нужный крест аскетизма – маразм, глупость.
Изольда была молода, стандартно красива и проста характером. Игоря пленила стройностью: высокая, худощавая, вполне соответствовала облику журнальных модниц, и профессию имела самую желанную – манекенщица. Томский, однако, не мог побороть убеждения, что у всякой женщины куриные мозги, что Изольда – не исключение. Такой критический взгляд на близкого человека исподволь приближал к разладу отношений.
…Свадьба, между тем, отличалась традиционным весельем, торжественностью. Тёплым августовским днём во дворе установили столы, и гулянка сразу вошла в активную фазу. Были родственники и соседи, несколько человек – коллеги жениха из редакции. Произносились тосты, поздравления сыпались со всех сторон.
Родители скромно сидели в сторонке и тоже втихомолку радовались; лишь вспоминая про внучку, Пётр Фомич переставал улыбаться и украдкой вытирал платочком глаза. Ещё гостям врезалось в память когда мужик-алкоголик, живший где-то по соседству, лез к молодожёнам с поздравлениями, протягивал к ним стакан с водкой, чтоб чокнуться и откровенно советовал жениху:
- А ты жарь, жарь её, Игорёк…
Его оттолкнули, сопроводив неласковой фразой:
- Да иди ты отсюда, дуремар, проспись!
Этот брак на удивление самих молодых продлился меньше года. Едва миновал медовый месяц, как выяснилось, что Изольда совсем не приспособлена к семейной жизни, совершенно ничего не может делать по хозяйству. Обыкновенно полдня она проводила в постели - то ли в болезненном состоянии, то ли прикидываясь больной. Игорь вскоре понял, что совершил глупость, да и отец открыто толковал, что такая женщина никуда не годится, и поддержал Игоря в его намерении снова развестись.
Изольда и сама понимала, что пришлась не ко двору, что в этом семействе нужно соответствовать традициям, а ей попросту не дано останавливать коня на скаку и входить в горящие избы. К тому же она не в силах была подавить в себе привычку сибаритствовать, это так шло к её профессии – пройтись ходульной походкой по подиуму.
Впоследствии, будучи снова холостым, Игорь признавался Климову с ностальгической ноткой сожаления о минувшей поре:
- Вообще-то она неплохая баба, такая, каких я люблю… Встретились как-то в городе – обрадовалась, затащила меня к себе и сразу в постель. Отвела душу…
… Очередной приезд Климова к другу складывался как-то неважно и невесело. Накануне Игорь долго увещевал, соблазнял, изощряясь в письме: «Возьмём удочки, ружьё… Ночлег у речки, рыбка, уха, а где и зайчик. Самое главное, Алексис, я приобрёл «Запорожец», и теперь на колёсах. Великолепно отдохнём, установим сухой закон, а вместо пьянства будем философствовать всласть, всё фиксировать в блокнотах и на плёнку. Я пару цветных припасу…»
Так оно в общем и вышло, только в наборе философских воззрений у Томского прорывались сетования:
- Люблю природу… Если оженюсь, всё равно вырвусь вот в такую благодать. Буду искать себе понятливую и заботливую… Устал я, кот, от всей этой ерунды, от этой свободы. Хочется уюта, ласки и тепла. Смеёшься, зверь?! Мол, кто ласку запросил?! Да, устал я, и все мои беды, все неприятности только на почве употребления зелья…
Иногда взгляды Игоря останавливались на проблемах иного порядка:
- Наши вожди извратили марксово – «Бытиё определяет сознание», и в результате мы получили тупого, жирного, инертного обывателя, которому кроме фуфайки, резиновых сапог, чашки борща с чёрствым хлебом ничего не надо… Не случайно я потянулся к пантеизму. Одно знаю наверняка: при нашей жизни мы нового человека не увидим. Наша страна, наша история – это сплошная череда тихих заговоров, страстного желания и великолепного умения кучки хитрецов дурачить массы за счёт их инерции и дебильных запросов души и тела. Я верю в Горбачёва, двумя руками и ногами за его магистральную линию, но он здорово опоздал, и вряд ли ему удастся сдвинуть эту лениво колыхающуюся массу дураков. Рад бы ему помочь – не знаю как… Надо избавиться от обломовской созерцательности и покрепче ухватить жизнь зубами…
- Теперь ты уже точно ухватил, господин Грушницкий. Я вчера любовался твоей новой шинелью с капитанскими погонами. Теперь ты в органах, а это такой статус!.. Мне даже немного не по себе. Кем ты там, в МВД, думаешь стать? Сыщиком? – умиротворённо глядя на пляшущие языки костра, спрашивал Климов.
- Знаешь, дружище, иногда судьба сама нас выбирает. Я ведь давно хотел заняться спортом, особенно борьбой, но всё не хватало силы воли, времени. И вот приказ министра, и я в группе повышенной боеготовности, иначе говоря, это спецгруппа по освобождению захваченных самолётов, по задержанию особо опасных вооружённых преступников. Конечно, без отрыва от основной работы. Два раза в неделю изнурительная тренировка – каратэ, бокс, самбо и прочее – вплоть до метания ножей и стрельбы из пистолета со всех положений. Пока это всё – игра в войну, но случись что-то серьёзное, наша группа идёт первой. В общем я рад что окунулся в это дело, очень трудное, но мужское… Скажу тебе вот ещё что. Где-то ещё весной сошёлся близко с одной дамой. Она была замужем, мужа ненавидела и бросилась в мои добрые объятья. У неё дочь трёх с половиной лет. Короче говоря, в мае она перешла жить ко мне. Что она из себя? Двадцать три года, небольшая, стройная, работает в системе МВД. И носит моя Тамарка одного или двоих в своём животике уже четыре месяца. Я этого и хотел; конечно, жду мужичка, но если Бог наградит девчушкой, я не остановлюсь.
И хотя Томский охотно рассказывал, что любит свою Тамару, несмотря на то, что по характеру она – полная противоположность: задорная, любит активный отдых, он всё же добавлял про отдельные искры во взаимоотношениях, но пока что удаётся их гасить.
- Нравится мне её умение создать уют, чистоплотность, аккуратность. Вот только с жильём проблема. Живём у отца, но сам понимаешь, меня это бесит: здоровый, не дурак, тружусь на благо общества и не могу обзавестись углом. Идиотизм! Живёшь, как подонок, за счёт чужого настроения… В случае с Тамарой тоже не всё до конца хорошо. Это знаешь, как дефицит продают с безделушкой в нагрузку. Так вот судьба подкинула мне это в виде её дочери. Эгоистичная, капризная, вредная. А ты меня знаешь, я этого не терплю. И на этой почве часто «искрим»… Помимо всего учусь уже на третьем курсе Высшей школы МВД. Если закончу, будет вторая специальность: юрист-правовед.
Климов мысленно воспринимал это перевоплощение друга как причуду, прихоть и во всю иронизировал:
- Ну куда тебе, братан, с таким вспыльчивым характером в адвокаты?.. Станешь нервничать и проигрывать все процессы.
Игорь думал о чём-то своём, грустил и неожиданно со всей откровенностью пожаловался Климову:
- Почему мы так быстро устаём от действительности? Тяготит суета, маята. Хочется размеренной, спокойной жизни где-нибудь в маленьком городке, где есть лес и речка, есть люди и зверьё. Да и заниматься хочется чем-то свободным и творческим… Не радуюсь даже что связал жизнь с МВД. Стать бы лесником или егерем или редактором маленькой газеты. Давай подумаем вместе, подкопим деньги и махнём куда-нибудь в Маньчжурию или в Пруссию – Калининградскую область Прибалтики. Станем охотниками. На кой чёрт все эти потуги лезть вверх, чего-то добиваться?! Никому это не нужно. Вот я перешёл к критике твоей толстовской концепции – жить ради людей…
Климов хотел возразить, ибо в своём восприятии Льва Толстого как удивительного человека, величайшего писателя и мыслителя, он ценил прежде всего его самого, творческую личность. А учение Толстого, философские религиозные трактаты не очень-то впечатляли. Тем более что Климов никогда не заявлял ни себе, ни другим, что стремится жить ради людей.
- Ты не берёшь в расчёт эпоху, - продолжал доказывать своё Томский. – Времена Толстого ушли, и его распахнутость души неприемлема. Ты её распахнёшь, эту душу, а туда нагадят. Я лучше знаю и жизнь, и людей. Насмотрелся…
- Я давно выбросил из головы толстовство в твоём понимании, как непротивление злу.
- Всё равно ты витаешь в облаках. Кому нужна твоя вера в людей, самопожертвование ради них? Учти, они ради тебя не пожертвуют. Общество погрязло в вещах, мещанстве, пьянстве и разврате… Начавшаяся перестройка затянется надолго, ибо червь стяжательства и эгоизма проник в подавляющее большинство людских душ. Что нам по большому счёту предстоит? Ломать хребты сволочам и пройдохам, душить жуликов и тварей всех мастей.