10.3.Станционный смотритель. Отец и дочь.
Повесть «Станционный смотритель» идёт следом за повестью «Гробовщик». К гробовщику Адрияну Прохорову, - как мы открыли, - в конце приходит сознание своей отдельности от мертвецов, вообще отдельности жизни от смерти, и – может быть, - призрачности смерти… Мы привели в той главе о «Гробовщике» незаконченное стихотворение Пушкина о любви к родному пепелищу, любви к отеческим гробам… Кажется, одно противоречит другому, - как же, любовь к гробам, - и ощущение себя – отдельно от них? Но ведь любить можно только то, с чем ты ощущаешь свою раздельность! Любить можно только – «другое», «других», - выбрав, вычленив предмет любви из хаоса. До своего сна гробовщик жил в хаосе, смешавшись со своими мертвецами. Во сне эта ситуация доведена до предельной живости: скелет готов обниматься с гробовщиком! И тогда из глубины существа Адрияна Прохорова поднимается здоровое чувство отвращения и ужаса, – и он решительно отталкивает от себя прах. Упав на него без чувств, гробовщик переживает кризис. А просыпается – здоровым, - радуясь солнечному свету и тому, что купчиха Трюхина не умирала. И готов не ругаться на дочерей, - как обычно, - а пить чай с ними вместе.
И вот, в конце следующей повести – «Станционный смотритель», - мы видим – глазами рассказчика – красивую, нарядную, благополучную Авдотью Самсоновну, неподвижно лежащую на могиле отца и плачущую. И нам отрадна эта сцена. Дочь не забыла отца, она чувствует свою вину перед ним; она любит родное бедное пепелище, чтит могилы отца и матери. Значит, за неё можно быть спокойными, она – на верном пути! И трое её детей вырастут хорошими людьми.
Но сначала Дуня оставила Вырина, заставив старика страдать и плакать о себе...
Сейчас мы хотим рассмотреть эту повесть в таком ракурсе, в каком её никогда не рассматривали, - поскольку сто семьдесят лет мы зациклены на восприятии Самсона Вырина как «маленького человека». Уверяем вас, сам автор никогда его так не воспринимал, и сам термин этот Пушкину должен быть чужд.
И что такое «маленький человек» его эпохи? Сам Александр Сергеевич – великий, величайший русский поэт, - кем был он – не только в глазах царя или Бенкендорфа, - но в глазах светской публики, а с другой стороны - в глазах извозчиков, портных, лавочников, которым он зачастую не мог заплатить за их работу или товар? В глазах швейцаров, называвших его «литератором» с глубоким презрением к несерьёзности этого занятия… Кто его при жизни почитал за «большого человека», - когда даже для Жуковского, Вяземского, Боратынского только после его смерти стало открытием то, что Пушкин умел мыслить!..
А декабристы – большими или маленькими людьми они были тогда? Герои 1812 года, увешанные орденами, спасители Отечества, которым грубые солдаты в рудниках говорили «ты» и давали в зубы за «барские» замашки…
Мария Николаевна Волконская, княгиня, дочь и жена героев Отечественной войны, правнучка первейшего российского учёного, - она не должна была появляться в читинском театре, поскольку – жена преступника… Маленький человек была Мария Николаевна, или - большой? А муж её, Сергей Григорьевич, единственный в истории России двадцатилетний генерал! .. Каторжник в кандалах… Персона нон грата…
Но вернёмся к нашему станционному смотрителю. Во-первых, для «маленького человека» у него слишком «претенциозное» имя: Самсон. Самсон – это герой, победитель филистимлян; разорвавший льва, как ягнёнка, рушащий каменные своды… Во-вторых, что у него за фамилия – Вырин? Откуда такая фамилия? От какой такой «Выри»? ..
Когда-то так наши предки называли Рай – Вырий.
«Вырий (вирий, ирий, урай) — в восточнославянской мифологии древнее название рая и райского мирового дерева, у вершины которого обитали птицы и души умерших. В народных песнях весеннего цикла сохранился мотив отмыкания ключом вырия, откуда прилетают птицы. Согласно украинскому преданию, ключи от вырия некогда были у вороны, но та прогневала бога, и ключи передали другой птице. С представлением о вырии связаны магические обряды погребания крыла птицы в начале осени.»
(Источник: «Славянская мифология. Словарь-справочник.»)
Можно ли нашего Вырина назвать тогда – Райским? Или, – может быть, – Раевским?!
Слышим возражения читателя-демократа: «Раевский – аристократ, а Вырин – бедный станционный смотритель, из мещан…» (Но – между прочим, - Самсон ещё и «старый солдат, с медалями на полинялых лентах…). Продолжая аналогию, в таком случае надо назвать одну из дочерей генерала Раевского – Дуней… Ни одна из них не была такой красавицей, какой мы представляем себе Дуню – по описанию автора. И менее всех, может быть, была ею Мария. .. Но – ведь Пушкин писал х у д о ж е с т в е н н о е произведение, в котором всегда есть вымысел. Но у Пушкина (да и у всех больших писателей) это никогда не полностью вымысел. Отчего бы прототипом Дуни не быть Марии Раевской, а прототипом Самсона Вырина – Николаю Николаевичу Раевскому, генералу, герою 1812 года?
Социальное положение, происхождение и воспитание прототипов и литературных героев различны, но отношения отца и дочери, не понявших друг друга, драма отца и дочери, - она одна и та же – и у короля Лира, и у отца Горио, и у купца Русакова*. И во дворце, и в бедном домишке; и для короля, и для нищего, - приходит час, когда отец для дочери перестаёт быть главным мужчиной в жизни. Когда она выбирает кого-то другого, и этот другой становится главнее отца. И очень часто бывает так, что этот другой отца не устраивает…
Хотя, – что касается Николая Николаевича Раевского, то его в его зяте как раз всё устраивало, и он сам предложил его в женихи дочери Марии, - как сам Вырин велел своей Дуне проехаться с гусаром Минским. Вспомним, как это было.
-Что же ты боишься? – сказал ей отец, - ведь его высокоблагородие не волк и тебя не съест…
«Волк» - Минский: Волк -он -ский?..**
(А кроме того, фамилия эта, - конечно, - объединяет в себе фамилии двух спасителей Отечества - гражданина Мин-ина и князя Пожар-ского).
* * *
И потом, это нам – по портретам, - кажется, что сёстры Раевские не блистали красотой, но Пушкин в 1820 году из Крыма писал брату Лёвушке, что все дочери генерала – «прелесть». Летом 1820 года Марии было четырнадцать лет (родилась 25 декабря 1805), - столько же, сколько Дуне в первую встречу с ней автора. Так же, как Минский, - только не притворно, а по-настоящему, - был тогда болен сам Пушкин; на него в своей поездке «наткнулись» Раевские, в одной из бедных хижин, - и взяли с собой. Наверное, был и поцелуй поэтом девочкиных губок, - лёгкий, шутливый, целомудренный, - оставивший в нём особо долгое и приятное воспоминание. ..
Через четыре с половиной года, - в январе 1825, - Мария стала женой генерал-майора Сергея Григорьевича Волконского. Раевский знал о том, что зять состоит в тайном обществе, он потребовал от него выхода из него; Волконский обещал, но не сделал этого. И кто мог знать, что так скоро умрёт Александр Первый, сам благословлявший, казалось, эти тайные общества, - или, - по крайней мере, - «дремавший» в отношении них, - как сказал в «Евгении Онегине» Пушкин!..
Решение Марии Николаевны ехать к мужу в Сибирь было воспринято стариком Раевским как измена ему, отцу (прямо по «Королю Лиру»!) Вдогонку уезжавшей дочери Николай Николаевич крикнул, что проклянёт её, если она не вернётся через год. Он ещё не знал, что вернуться (в царствование Николая I) ей будет невозможно, - даже если б она захотела это сделать. Но она – и не хотела. Она выбрала мужа, - оставив отца и маленького сына, - а так же - мать, сестёр и братьев. (Мать никогда не примирилась с дочерью.)
Мария выбрала – страдальца, - «мученика Истины».
Старый генерал Раевский писал дочери Екатерине уже после отъезда Марии Николаевны, в 1827 году: "Если бы я знал в Петербурге, что Машенька едет к мужу безвозвратно и едет от любви к мужу, я б и сам согласился отпустить ее навсегда, погрести ее живую; я бы ее оплакал кровавыми слезами, и тем не менее отпустил бы ее…" И всё же – за несколько месяцев до смерти – в 1829 году, - «в ней уже всё – от Волконского, и ничего – от Раевских…». Так и не понял старый генерал (хотя – какой старый, и до шестидесяти не дожил!), - что в дочери его, может быть, более, чем в других его детях, проявились его собственные доброта и чувство долга…
Когда Мария Николаевна узнала о смерти отца, - она пишет в "Записках": «…мне показалось, что небо на меня обрушилось, я заболела».
Надо сказать в отношении Марии Николаевны, – что поступок её не поняла и не приняла практически вся семья, - кроме сестры Екатерины, которая сама была женой декабриста Орлова.
Пушкин придумал в своей повести счастливый, благополучный конец, - по крайней мере, для Дуни. Она богата, у неё трое ухоженных детей, и она – благодарная дочь. Имя Евдокия – Авдотья – Дуня, - значит «благая слава», «благоволение».
С душевно-духовной точки зрения, Мария Николаевна была так же счастливым и благополучным человеком. И она – единственная из декабристок – пережила ещё и эту драму: она выступила против диктата собственной семьи, чтобы поступить так, как считала правильным, - чтобы душа её пребывала в согласии с ней.
Всего декабристок, - жён декабристов, последовавших за своими мужьями в Сибирь, - было одиннадцать. Снова – одиннадцать! Наверное, это так же была инициация, - самого Провидения.
Во всех них, - в каждой, - проявилась сострадательная душа Девы Марии, - Покровительницы России; Душа самой России!
* из пьесы А.Н. Островского "Не в свои сани не садись".
**Нашу мысль подтверждает и Ф.М. Достоевский, устами своего Макара Девушкина: "... вот хоть бы и наш бедный чиновник, - ведь он, может быть, такой же Самсон Вырин, только у него фамилия другая, Горшков. Дело-то оно общее, маточка, и над вами и надо мной может случиться. И граф, что на Невском или на набережной живёт, и он будет то же самое, так только казаться будет другим, потому что у них всё по-своему, по высшему тону, но и он будет то же самое, всё может случиться,.." /"Бедные люди".
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/11/10/2103