Ер Таргын древнетюркский, ногайский эпос

Райхан Алдабергенова
 Авторизованный перевод Райхан Алдабергеновой

        Гимн тенгрианству



      
            Часть первая

Я расскажу сегодня вам не сказку,
Из глубины времен седую быль
Поведаю, не потускнели краски,
Смахнем с нее мы вековую пыль.
В моих, в твоих, а также в его жилах
Течет батыра доблестного кровь.
И, думаю, что это в наших силах
В душе сберечь нетленную любовь
К великому герою, гордой славой,
Увенчано чье имя на века.
С бесчисленным врагом в боях кровавых,
Не дрогнула чья крепкая рука.
Предание гласит, был он бессмертен,
Огонь не брал и не тонул в воде.
Один врагов одолевал несметных,
Батыр на нашей древней жил земле.
Прошли века, и в памяти размылся
Героя облик с давних тех времён.
Он львом бесстрашным некогда родился,
Защитник верный ногайлы(1) племён.
В груди его большое билось сердце,
Что с голову лихого скакуна.
Себя батыр делами обессмертил,
В моем рассказе ложь исключена.
И приукрасил, может быть однажды
Жырау(2) повествование о нем.
И младший брат жыршы(3) возможно жаждал,
Но не сумел спеть правду о былом.
Вам расскажу о том, как было в жизни,
Известно всем, что истина одна.
Служил батыр народу и Отчизне
В те смутные, лихие времена.

Средь ногайлы не стало единения,
Мечтали люди обрести покой.
Правители устроили гонения,
Народ страдал под тяжкою пятой.
Враги на эту землю не ступали,
Свободным прежде был родной простор.
Улусов (4) ногайлы вдруг сорок стало,
И что ни хан, преступник или вор.
Разбой в степи правители чинили,
При каждом хане ненасытный бий (5).
Нигде нет правды, все ее забыли,
Народ влачил в мытарствах свои дни.
Отобранного ханам стало мало,
Сородичей взялись они теснить.
Последнее бесстыдно отбирали,
Вослед им бии принялись творить
Великое народу унижение.
Друг в друге люди видели врага.
Используя лихое безвременье,
Взялись ограбить ближних донага.
Когда-то из-за дальних перевалов
Внезапная грозила им беда.
Теперь не слышно стало аксакалов,
Под боком были тяжбы и вражда.

Там, где ключи с прозрачною водою,
В долине под названием Киян,
За Кызылыком, горною грядою,
В суровый тот и тягостный заман(6)
Жил, к людям неприязни не питая,
Мерген(7)известный, славный Естерек.
Охотой на сайгаков промышляя,
У берегов степных и вольных рек.
На склоне лет родился у мергена*
Отрада сердца, долгожданный сын.
Наследник силой обладал отменной,
Отец дал ему имя - Ер Таргын.
Дивились все разумности ребенка,
Он Айдахара(8) мог бы усмирить.
Вола в руках могучих, как ягненка,
Не стоило труда ему скрутить.
Смышленый мальчик понял очень рано,
Раздорами терзаем был народ.
От хана, беков, биев, всех тиранов,
К горам, что у Железных у Ворот,
Увел как можно дальше свое племя.
Тот звался перевал Темир Какпа(9).
В суровое и бедственное время,
В тревоге ждал нашествия врага.
Набеги кызылбасы(10) совершали,
Сквозь перевал проложенным путем.
Оружие в готовности держали,
Чтобы с мечом их встретить и огнем.
Имел батыр Азбана(11) и Тарлана(12),
Двух резвых, быстроногих скакунов.
На одного садился утром рано,
Аулы охраняя от врагов.
А в ясный день седлал в дозор Тарлана,
Был бдителен и осторожен он.
Прислушиваясь, нет ли звуков странных,
Чужих мечей не раздается ль звон?
Казалось, враг в покое их оставил,
Под мирным небом шли за днями дни.
Коня домой к полудню он направил,
Дозором степь и горы обошли.
Азбан устал, влачился, словно кляча,
Явился Ер Таргын сменить коня.
Отец ему навстречу старый с плачем,
В крови лицо и в клочьях борода.
Батыр сражён был зрелищем печальным.
Откуда в их края явился враг?
Кольнуло словно остриём кинжальным,
С лица ему отёр кровь кое-как:
- О, акетай(13), посмел тебя кто ранить?
Кто залил кровью бороду твою?
Успел кто в доме нашем набуянить?
С тобою счёты кто сводил в бою?
Не я ль стоял днём, ночью на дозоре,
Охрану у Железных нес Ворот,
Не зная о мучительном позоре?
Кто, кто посмел наш осквернить порог?
Не видел я врага на перевале,
С иными у нас не было вражды.
И разве зла кому-то мы желали?
Побоев вижу на тебе следы.
Быть может Айдахар(см.8) с небес спустился,
Иль вышла Жалмауыз(14) из-под земли?
Скажи, кто с кулаками напустился,
Кто жаждал твоей старческой крови?

- Сынок, настало вновь лихое время,
Хоть не было ни с кем у нас вражды.
На голову седую моё бремя
Легло от тех, кто жаждет своей мзды.
Нет, не смириться мне с позорной ношей,
Грабителей послал к нам Орман хан.
Явился враг с бараньей сытой рожей,
С козлиной бородою бий Шортан.
Объездил он все ближние аулы,
Чтоб дань с народа силою содрать.
Кого камчою, а кого посулом
К покорности, к смирению призвать.

- Мы в стороне от ханского улуса.
Налоги кто заставит нас платить?
Живем трудом, без всякого искуса,
Раздора клин не смеют они вбить.
Быть может, бий приехал угоститься,
За дастарханом(15) нашим посидеть
И дружеской беседой насладиться?
Не мог гостеприимство он презреть.
Почета и внимания, возможно,
Гостям воздать, отец, ты не сумел?
Оплошность допустил неосторожно,
Кумыс для свиты бия пожалел?

- Тебе, сынок, так думать не пристало,
Рассудка не лишился Естерек.
Встречал, раскрыв объятия, бывало,
Я каждого, будь он бедняк иль бек (16).
Белее снега юрту для Шортана
Велел поставить посреди степи.
Отборных резать повелел баранов,
Кумыс гостям с поклоном поднести.
Но были все старания напрасны,
Шортан с коня, надувшись, не сошёл.
Цедил сквозь зубы и глядел бесстрастно,
И был при этом почему-то зол.
Мергеном чернокостным обзывая,
Сказал, что беспросветный я глупец.
И жизнь моя бесцельная, пустая.
Унижен был Шортаном твой отец.
Что бедняку тулпара (17) не пристало
Держать в своем убогом табуне.
И что добро мне чудом перепало,
Лишь хану ездить на таком коне.
То криком исходил, а то вдруг лаской
Он выманить хотел моих коней.
От гнева все лицо залило краской,
Кому владеть, сказал, ему видней.
Я в дар поднёс ему шесть аргамаков,
Кормил, которых словно на убой.
Он отказался, со всего размаха,
Стегнув меня по голове камчой.
Уже отдать готов был Кускетпеса (18),
Который может птицу обогнать.
Не взял он ни его, ни Жельжетпеса (19),
Степному ветру будет что под стать.
Тогда решил Бозатом (20) откупиться,
Чьи хвост и грива – соболиный мех.
В ответ заставил бия лишь взъяриться,
Презрительный раздался его смех.
Шортан отверг и этот мой подарок,
Приставил к горлу сабли остриё.
И вот тогда я проклял свою старость,
Стыд жгучий и бессилие моё.
О, лучше б перерезал старцу горло,
Чтоб захлебнулся в собственной крови!
И смерть была бы не такой позорной,
Когда б разделал тело на куски.
Мою седую бороду руками,
Зажав, клинком булатным отрубил.
С ухмылкой дерзкой бил, пинал ногами.
Он чести твоего отца лишил….
И этого Шортану было мало,
Тарлана бий увел из табуна.
С издёвкой его свита хохотала,
Отняв у нас лихого скакуна.
Тарлана ноги стройны, как у лани,
Копыта, словно кованая сталь.
Велел его нукерам заарканить,
Вослед коню смотрел я долго вдаль.
Седло на нем из золота литого,
И золотые сбруя, стремена.
Нет больше жеребца у нас гнедого,
Он тысячного стоил табуна.
Бий толстобрюхий сядет на тулпара,
А не батыр, кому скакун под стать.
Игривый, быстроногий и поджарый,
На нем смельчак мог счастья попытать.

Услышав это, Ер Таргын взорвался,
Лицом в невольном гневе потемнел:
- Как над тобой посмел он издеваться?
От власти безраздельной очумел!

Он тут же пересел на Кускетпеса,
Тулпара у мздоимцев отобрать.
На поводу повел и Жельжетпеса,
Коней чтоб в скачке бешеной менять.
Степной дорогой Ер Таргын несётся,
Неистовая дробь слышна копыт.
Табун немалый впереди пасётся,
Шатер богатый на лугу разбит.
К нему, пылая яростью, метнулся,
А там Шортана раздается храп.
Сквозь строй нукеров молча протолкнулся,
Не вмешиваться подавая знак.

Перед шатром Таргын остановился,
Концом копья край полога поддел.
В удушливой улыбке рот кривился:
- Да, бий Шортан, ты, вижу, разжирел?
Средь бела дня в постели развалился,
Не ночь еще, чтоб беззаботно спать.
Как ты до жизни жалкой докатился?
Мужчине не пристало так лежать.

Шортан в шатре от ужаса проснулся,
На месте замер, словно истукан.
Затем, ползком до щели дотянулся:
 «Не бросил бы на шею кто аркан?
Спаси, Творец небесный, мою душу.
Быть может аруаков (22) я озлил»? -
С трудом поднял с постели свою тушу,
Подушками прикрывшись, заскулил.
Придя в себя, увидел Ер Таргына.
Стоит пред ним обычный человек.
«Послал, как видно, вслед за мною сына,
Мерген всего лишь жалкий, Естерек». –
Разгневался бий, дрожь уняв коленях,
Напыжился, грудь выпятив дугой.
Незадолго боялся своей тени,
Но нынче он доволен сам собой.
Выходит из шатра, хватая саблю:
- Щенок, как смел нарушить бия сон?
Согнуться в три погибели заставлю,
Отправлю по степи гонять ворон!

- Эй, горлопан, остепенись немного,
Ты в белой юрте не желал гостить.
Кумыс и мед отведать у порога
Не захотел, себя лишь в том вини.
Седого аксакала опозорил,
Хлестал его камчой по голове.
Себя со мною этим ты поссорил,
Клинком оставив след на бороде.
Сгореть душа готова от обиды.
Что скажешь мне на это, бий Шортан?
Ты думал, нет у старика защиты?
Что свой аул разору я предам?
След от камчи со временем исчезнет,
В груди моей останется пожар.
Не знал подлее бия и бесчестней,
Тайком, что в спину мне нанес удар.
А может быть, твой разум помутился?
Зло совершив, его не изменить.
На немощного старца напустился.
Кому ты, трус, замыслил навредить?

Увидев в гневе грозного батыра,
Смертельный страх Шортана обуял.
Вот почему заговорил он льстиво,
И облик прежде важный полинял:
- Ты прав, конечно, брат мой благородный,
Вчера хватил я, видно, через край.
К чему с тобой нам этот спор бесплодный?
Тарлана, если хочешь, забирай.
Немедленно готов назад вернуться
И в юрте твоей белой погостить.
Я каюсь, ведь друзья так познаются,
Батыру не пристало другу мстить.
Дай мне взамен тулпару Кускетпеса,
Уступке своей буду только рад.
Забрать готов я также Жельжетпеса,
Достойной данью будет и Бозат.
Шесть аргамаков заберу в придачу,
Назад за них Тарлана вам верну.
Задал ты мне нелегкую задачу,
Уважь, батыр, Шортана седину.

- Ты просишь седину твою уважить?
А ты отца уважил седину?
Не стар ты, бий, довольно-таки кряжист,
И вот что я, Шортан, тебе скажу:
Позор мой смоешь лишь своим позором,
Отцу пасть должен в ноги моему.
Подверг за то, что старика разору,
А иначе, знай, голову сниму!

Старается Таргын, похоже, тщетно.
Глазами воровато бий косит,
Пока нукеры сзади, незаметно
Успели его все же окружить.
Толпой таких же трусов ободрённый,
Бий тут же кверху бороду задрал.
Стоял, расставив ноги, разъяренный.
Клинком, из ножен вынув, помахал:
- Язык поганый прикусить заставлю!
Как смеешь, чернь, так с бием говорить?
Мечом тебя вот этим обезглавлю.
Что стоит мне тебя с отцом казнить?
Взгляните, мои верные нукеры,
Устроит вам потеху бий Шортан.
Я отомщу, чтоб для других примером
Был мой урок, который преподам.
Нос отрублю ему, затем и уши,
К седлу, проткнув копьем, приторочу.
И внутренности выверну наружу.
Вот радость будет дикому зверью.

В седло с одышкой хриплою взобрался,
И даже повод бий не подобрал.
Вниз саблю опустил и похвалялся.
Вот, что в ответ Таргын ему сказал:
- Ты, бий Шортан, так не шути со мною,
Пустой угрозы я не потерплю.
Зря удалью кичишься показною,
От слов своих и я не отступлю.

- Кто ты такой, чтоб я шутил с тобою?
Вчера с отцом твоим я не шутил.
Встань на колени, обратись с мольбою,
Пока клинок вот этот не всадил!

Но не успел Шортан поднять и саблю,
Таргын дои;ром (23) тяжким полоснул.
Вкруг брызнули напором крови капли,
Соболью шапку с головы смахнув.
Со свистом диким плеть обвила шею,
Конец свинцовый череп раздробил.
Вот так батыр воздал в ответ злодею,
Ему за слёзы старца отомстил.
Взглянув на бия, павшего на землю,
Нукеры разбежались, кто куда.
Им повезло, им удалось избегнуть
Таргына в гневе праведном суда.
К чембуру (24) привязал батыр Тарлана
И снял с него короткую узду.
- Убил я бия ханского Шортана! –
Сказал, в аул вернувшись, он отцу.

- Злодей понес заслуженную кару,
Но тем навлек, сынок, на нас беду.
Задаст нам Орман хан ей-богу жару,
Боюсь я лиха к своему стыду.
Кончина бия может стать проклятием,
Недолго мести нам осталось ждать.
С меня они и взыщут, вероятно,
Что смог тебя достойно воспитать.
Ты не тужи, сынок, не падай духом,
На склоне лет я смерти не боюсь.
И мне земля однажды станет пухом,
Но знай Таргын, что я тобой горжусь!
Степь наша широка и беспредельна,
Седлай Тарлана поскорее в путь.
Твой стар отец, совет дает он дельный,
Управимся с бедою как-нибудь.

К Есенбике Таргын пришел проститься,
Чтоб поклониться, мать свою обнять.
Поведать обо всем и повиниться:
- О анашым (25), сумеешь ли понять?
Седины ваши омрачил я горем,
Шортана в гневе яростном убил.
За то, что наш порог он опозорил,
Ему за слезы ваши отомстил.
За молоко твое, любовь и ласку
Без устали готов благодарить.
Я ухожу, чтоб избежать огласки,
Вас и себя не дать им погубить!

Есенбике Таргына обнимает:
- Мужчина так и должен поступать! -
Тайком от сына слёзы утирает,
Вздохнула, прежде чем ему сказать:
- Не зря тебя я молоком вскормила, -
Раскинула ладони пред собой.
На счастье сына в путь благословила,
И взор ее светился добротой:
- Бата (26) в дорогу дам и три совета,
Хочу от бед нежданных оградить.
Их слишком много, сын, на этом свете,
Мать бога будет о тебе молить.
Не проходи, совет мой первый, мимо
Стен неприступных ханского дворца.
Пройти придется если, поправимо,
Коль будут вниз смотреть твои глаза.
Так обойдешь заботы стороною,
Добра к дворцу дорога не сулит.
Не ведать лучше, что там за стеною,
Где стража неприступная сидит.
Однажды назовётся кто-то другом,
Лук у тебя попросит со стрелой.
Но никогда не расставайся с луком,
Да и стрелу оставь, само собой.
Но если лук отдать кому придётся,
Оставь себе на случай тетиву.
Охотник если на стрелу найдётся,
Отдай, конец затупив, и стрелу.
Когда три этих выполнишь совета,
Еще один совет запомни, сын.
Достигнешь лишь тогда мечты заветной,
Домой вернешься, цел и невредим.

Батыр Тарлана оседлал в дорогу,
Покинуть нелегко родной порог.
Копытом бьёт под ним конь быстроногий.
- Удачи! С богом поезжай, сынок! -
В далекий путь Таргына снарядила,
В слезах смотрела долго ему вслед.
Тревога сердце матери сдавила.
Разлуки сколько предстоит им лет?

Остались позади родные дали,
Тулпар могучий мчит во весь опор.
Под вечер до развилки доскакали,
Где одинокий высился бугор.
В степи широкой, без конца и края,
Пред ними три дороги пролегли.
Направо ждет Казань их золотая,
Налево до Азова бы дошли.
А если ехать по прямой дороге,
Там впереди лежит далёкий Крым.
Решенье принял Ер Таргын в итоге,
Отправиться вперед путём прямым.

В те времена царила смута всюду,
На сорок был разрознен Крым частей.
Страдал народ от распрей безрассудных,
Нелегкой жизнь была простых людей.
Средь жаждущих безмерной власти ханов
Был Акша хан могущественней всех.
В дни мирные, на поле грозной брани
В делах ему сопутствовал успех.
Заслуженною пользовался славой,
В кулак единый Крым собрать мечтал.
Своим народом справедливо правил
И день удачи терпеливо ждал.

Явившись во владения Акша хана,
Таргын аулы мирные застал.
Слегка на сердце затянулась рана,
В печаль, случалось, иногда впадал.
Дни, месяцы проходят чередою,
Батыр живет в ауле, не тужит.
Враг вероломный не грозит бедою,
Сюда с войной захватной не спешит.
Со всеми был почтительным и ровным,
В краю, куда ему пришлось бежать.
И в юноше приветливом и скромном
Никто батыра не сумел признать.

Закончились дни мирные однажды,
Собрал большое войско Акша хан.
Чтоб утолить священной мести жажду,
За прошлое воздать своим врагам.
Соседи – франков (27) племена нередко
На земли ногайлы разор несли.
Не раз набег их отражали предки,
Родной ни пяди не отдав земли.
Но франки год от года вероломней
Опустошали край, аулы жгли.
Не мог народ смириться непокорный,
И месть горела пламенем в груди.
Врага согнуть, поставить на колени
Решился Акша хан в конце концов.
Чтоб каждый франк боялся своей тени,
Он самых лучших взял в поход бойцов.
Никто не думал приглашать Таргына,
Батыр, однако, к войску сам пристал.
Семибатпанный (28) меч из ножен вынул,
Готовясь к битве, пять оружий (29) взял.
Вослед неделям месяцы летели,
Достигло войско вражьих рубежей.
Без дела франки тоже не сидели,
Незваных встретить собрались гостей.
Немало конных воинов и пеших,
Заслышав только барабанный бой,
В порядке боевом идут поспешно
На ногайлы клокочущей волной.
Великая случилась в поле битва,
И кровь лилась кипучею рекой.
Тела горой, не счесть в бою убитых,
Сражению подходит день седьмой.
Враг заперся за крепостной стеною,
Верх одержало войско ногайлы.
Сердца полны их радостью шальною,
Вперед степные ринулись орлы.
Не дрогнули враги, лишь отступили,
Таятся за бойницами стрелки.
Батыров метко лучники разили,
Кольчуги не спасали и щиты.
Но смельчаков угроза не смущала,
С трудом пробились к крепостным стенам.
Карабкались по лестницам осадным,
Кривой грозили саблею врагам.
Обрушил враг на головы батырам
Град из камней, кипящую смолу.
Огнем объяты, ядовитым дымом,
Презрели страх в безудержном пылу.
Об шлемы бьются камни, вниз сбивают,
Потоком льется огненным река.
Им стен не одолеть, все понимают,
Никак наскоком не достать врага.
Без устали батыры шли в атаку,
Но крепость франков просто так не взять.
Ослабло войско Акша хана таки,
Припасов нет, стал голод нарастать.
А франки снова с силами собрались,
Их замысел непросто угадать.
Врата в нежданном месте раскрывались,
На ногайлы текла лавиной рать.
Враги крушат обозы и припасы,
Закованы в железную броню.
День ото дня их вылазки опасней,
Попало войско хана в западню.
Предав тылы жестокому разбою,
Вновь прячутся за крепостной стеной.
Ни днем, ни ночью нет от них покоя,
Война вдруг стала слишком затяжной.
Теперь хан о победе не мечтает,
На этот раз решает отступить.
В обратный путь аскеров собирает,
Потери ему нечем окупить.
Вспять войско развернуться не успело,
Все ворота враг настежь распахнул.
Рать франков с диким воем налетела,
Готовясь к бою, хан войска стянул.

Таргын решил без спешки приглядеться,
Причины поражения понять.
Подсказывало что-то его сердцу,
Их так вот просто невозможно взять.
Узрев в тылу врага одну слабину,
Решил, пора бы силы испытать.
Недаром прибыл с войском на чужбину,
Тулпара к бою время оседлать.
В кольчугу облачился, чьи просветы
Поменьше будут воробьиных глаз.
Зерцала же от солнечного света
Огнем сияют чистым, как алмаз.
Из стали белой шлем надел булатный,
Пучок совиных перьев - оберег.
Укрыл Тарлана из железа в латы,
Чтоб и скакун смертельных ран избег.
Покрепче подтянув коню подпругу,
Вступить собрался в нужном месте в бой.
С надеждой к Небу воздевая руки,
Он обратился с жаркою мольбой:
«О, духи предков, к помощи взываю,
Без вас врага никак не победить.
Что битва будет беспощадной, знаю,
И потому прошу благословить»!

Враги текут из крепости лавиной,
И вот уж франки принялись давить.
Вперед несется рати половина,
Кольцом взялась другая окружить.
Не стал Таргын бросаться в гущу боя,
Противники друг друга где теснят.
Стегнув коня плетеною камчою,
У крепостных он оказался врат.
Дорогу алдаспаном (30) расчищает,
Играя, засверкал под солнцем меч.
С седла врагов одним рывком снимает,
Им головы, ярясь, срубает с плеч.
И справа франк теснит его, и слева,
Очистил площадь у железных врат.
Вокруг себя он страх и ужас сеял,
Огнем горел в руке его булат.
Шокпар (31) схватив, что весом в семь батпанов (см.28),
Засовы каменные раздробил ворот.
Кому-то шеи затянул арканом,
Кому-то дал кинжалом отворот.
Метнулись было франки вновь к батыру,
Их стрелами стал Ер Таргын разить.
Ему нет равных, видно, в этом мире,
Врагов вот так кто смог бы покосить.
В джигите гостя прежнего признали,
Примкнул к нему кой-кто из ногайлы.
А следом и другие прискакали,
Степные все, как на подбор, орлы.
Сквозь насыпи, препятствия пробившись,
Ворвался в крепость с гиканьем (32) отряд.
За стенами на два крыла разбившись,
Вокруг себя крушили всё подряд.
И не было им равных в этой схватке,
Сильны в бою открытом ногайлы.
Вновь наступают недругам на пятки
Степи бескрайней гордые сыны!
И пала перед ними крепость франков,
На сорок окриков (33) тянулась чья стена.
Проломы всюду, жалкие останки,
В них ногайлы вливались, как вода.
И вот уже на башнях в честь победы
Знамена реют с волчьей головой (34).
Своих старейшин мудрых вняв советам,
Бросает враг, разбив, мечи долой.
Поникнув головой в знак поражения,
Пощады просит франк у ногайлы.
Смирились, кинув пояса на шеи,
Идут сдаваться лютые враги.
Победу одержав в бою кровавом,
Возликовало войско ногайлы.
Нашлась на франков и у них управа,
Достоин каждый воин похвалы!
Вернулся с войском хан в свои наделы,
Душа его вновь обрела покой.
Спросил у свиты о батыре смелом:
«Кто к воротам прошел сквозь вражий строй»?
Нукеры разыскали Ер Таргына,
К престолу Акша хана подвели.
- Кто вырастил столь доблестного сына? -
Но не узнал батыра хан вблизи.

- Сынок, ты, видно, дан нам во спасение.
Откуда и какого рода ты?
Ужель меня обманывает зрение?
Своих я знаю, кто твои деды?

- Приехал в ваши земли издалёка,
Из рода ногайлы я, мой таксыр (35).
Бежать пришлось мне от судьбы жестокой,
Неправедно устроен этот мир.

- Ты тоже ногайлы? Одно печально,
Сегодня рознь средь ногайлы царит.
Степной простор достался нам бескрайний,
На сорок ханств народ теперь разбит.
Причину бегства своего поведай,
Отцу какому славный будешь сын?
И кем был наречен твой дальний предок?
Зовут тебя, я слышал, Ер Таргын?

- Вы правы, так и есть, о повелитель,
Зовут меня и вправду Ер Таргын.
Врагов несметных род мой победитель,
Что с благородным именем Алшын!
Алау мой предок будет самый дальний,
Земля, где обитаем – Кобансу (36).
Веками в тех краях мы кочевали,
Теперь меж нами сеет знать вражду.
Народ страдает под несносным игом,
Властители чинят там произвол.
Мечом грозя, размахивая пикой,
Несут нукеры хана нам разор.
Был вынужден убить в отместку бия,
Был Орман хану правой он рукой.
Набеги совершал, как враг, лихие,
За то и поплатился головой.
От гнева Орман хана убегая,
Спасения в твоей земле искал.
Внимания к себе не привлекая,
В ауле тихо, мирно поживал.

- Бежал от мести, проявляя слабость?
А как насчет родного очага?
Куда, батыр, девалась твоя храбрость,
Когда семью оставил на врага?

- Не по своей пришлось уехать воле,
Не унижай сомнением меня.
И без того хватает людям боли,
Живу здесь, что ни день, себя кляня.
Оставшись, стал бы трусу я подобен,
Народ, страдать заставив, и родных.
И был бы в Кобансу всем неудобен,
Присутствием им участь осложнив.

 -  Возможно, я слегка погорячился,
Не придавай значения словам.
В бою с врагом ты славно отличился.
Судить батыра лучше по делам.
Ты очень храбрый юноша, как вижу,
Хорош собой, к тому же и умён.
Я справедлив, героя не обижу,
В аскербасы (37) мной будешь возведён.

Возглавив войско по указу хана,
Таргын порядок взялся навести.
Поставил всюду зоркую охрану,
Сон безмятежный людям возвратив.
В те времена случалось, и нередко,
Чинили даже жузбасы (38) разбой.
На родичей, живущих по соседству,
Набеги совершали в день иной.
Мир и покой аулам омрачали,
Не пожалев ни старцев, ни сирот.
Отчаявшись, разбоя люди ждали
От тех, кто грабил, не стыдясь, народ.
Бессильных слез немерено пролито,
Случись напасть вдруг истинным врагам,
Народ бы, оставаясь без защиты,
Был, связан словно по рукам, ногам.
Таргын, собрав батыров и багланов (39),
Конец решил бесчинствам положить.
Окоротить воров и горлопанов,
Несправедливость в корне задушить.
Джигитов посадил на аргамаков,
Кривые сабли в ножны им вложил.
Все сорок по Таргына только знаку
Ему готовы преданно служить.
Мир, наконец, в улусе воцарился.
Заслышав, люди шли сюда толпой.
К Таргыну, что ни день, народ просился,
Кто был давно в своих краях изгой.
Обиженные беками батыры,
От ханов отвернувшаяся чернь.
Потоком шли, убоги кто и сиры,
Изношенный подпоясав чекмень.
Все обрели в улусе свое место,
Для каждого нашелся теплый кров.
Никто не ждал набегов или мести,
Исчез разбой, не стало и воров.
Молву о справедливом Ер Таргыне
Из уст в уста народ передавал.
Воспели мудрость чью в степи акыны,
Чью храбрость каждый в песне восхвалял.

До ханшайым (40) дошли однажды вести,
Что Ер Таргын хорош собой и смел.
Желает знать и не найти ей места,
Как одолеть врага батыр сумел?
Как, бросившись на тысячное войско,
Засовы врат железных раздробил?
В груди ее стучало сердце хлестко,
Уже батыр ей, кажется, был мил.
Дни напролет о нём одном мечтала,
Во сны ночами Ер Таргын входил.
От мыслей беспокойных исхудала,
Он в грёзах ей взаимностью платил.
Была дочь Акша хана баловница,
Лик Акжунус белее молока.
Взор обрамляли длинные ресницы
И до земли тяжелая коса.
И не один ее в мечтах лелеял,
Завидуя степному ветерку,
Который мог стан тонкий ей овеять
И утолить щемящую тоску.

Доселе никому не удавалось
Красавицы любовь завоевать.
Хоть сватать ее многие пытались,
Им всем пришлось ей лишь вослед вздыхать.
Однако с Акжунус случилось чудо,
Лишил ее покоя Ер Таргын.
Батыр один мерещится повсюду,
Охраннику сулит она алтын:
- Быть золоту залогом нашей тайны,
Таргына незаметно приведи.
Об этом только мы с тобою знаем,
Ни с кем не смей и речи заводить.
Когда меня ослушаться посмеешь,
Велю тебя на части изрубить.
Ночной порой один к нему поспеешь,
Чтобы мое желание сообщить.
Пусть ищет Ер Таргын со мною встречи,
Его лишь жаждет сердце ханшайым.
Как у себя тайком его привечу,
Тебя алтыном одарю вторым.

      
    Часть вторая.

Отправился гонец искать Таргына,
Потратил не один на это день.
Наведался в кочевий половину,
Ему б застать хотя б батыра тень.
И ближние, и дальние аулы
Аскербасы (см.37) недавно обходил.
Успел расставить всюду караулы,
Об этом каждый встречный здесь твердил.
Повсюду смех и радостные лица,
Порядок строгий Ер Таргын навёл.
Владений Акша хана где границы,
Лишь там с трудом гонец его нашёл.
От вести неожиданной смутившись,
Сказал Таргын – ему не до того.
На встречу с дочкой хана согласившись,
Заботы разве станут ждать его?
Ума и здравомыслия, однако,
Ему хватило, чтоб не отказать.
Гонцу батыр ответ дает двоякий,
Слова такие просит передать:
«Скажите, я польщен ее вниманьем,
Но, буду честен, дел невпроворот.
Пусть знает, что о будущем свидании
Все дни мечтать я буду напролет.
Пришла пора подумать о народе,
О том, что день грядущий нам сулит.
О мирной жизни нашей, о свободе,
Когда враг местью, что ни день, грозит».

Сомнением батыр обуреваем,
Дочь хана своенравна и горда.
Свидетеля ее душевной тайны
Она простить не сможет никогда.
Задумался батыр, гонца отправив,
Но верного решения не нашел.
Судьбе себя решая предоставить,
Был на свои сомнения слишком зол.
Доспехов, как и прежде не снимая
И не сходя дни напролет с коня,
Улус дневным дозором объезжая,
Увлекшись, незаметно для себя
Однажды мимоходом очутился
У стен высоких ханского дворца.
Тарлан под ним на камне оступился,
Упала шапка в ноги скакуна.
Блеснув, косица по спине скользнула,
Айдар (41) открылся взорам золотой.
Раздался шепот, тень к окну прильнула,
Ах, как же был джигит хорош собой!
Таргын нагнулся, шапку поднимая,
Заметил, кто-то смотрит из окна.
В проеме шаль мелькнула кружевная,
Вуаль смахнула с нежного лица.
Красой затмит луну на небосводе,
Лицом она белее молока.
Надменный взор с ума батыра сводит,
Таят усмешку черные глаза.

Таргын забыл былые опасения,
В груди огонь мгновенно воспылал.
Увидев несравненное видение,
С ней встречи тайной пылко возжелал.
Взглянула Акжунус на Ер Таргына,
Растаяли обиды без следа.
Он, только он тому быть мог причиной.
Вдруг заробела девичья душа.


От ханшайым (см.40), смущаясь, взор отводит,
Прижал ногами скакуну бока.
Неведомо, что с сердцем происходит…
Трепещет, словно крылья мотылька.

Она гонца обратно призывает,
С собою ей уже не совладать.
Опять к Таргыну тайно посылает,
Чтоб ту же весть повторно передать.

В порыве страсти Ер Таргын метался,
Как будто в клетку заточённый зверь.
Горя желанием, знака дожидался,
Во встрече не откажет ей теперь.

Окошко золочёное открыто,
Батыр явиться должен к ней сейчас.
Лицо вуалью дымчатой прикрыто,
Вот тут и начинается рассказ.
Пред ним открыла ханшайым покои,
Куда войти бы прежде он не смел.
Все девушки мечтают о героях,
С лица сошла, белея, словно мел.

Поют цикады, тонут в песне звуки,
Вот так бы век он на неё смотрел.
На брови, как натянутые луки,
И на ресниц пушистых веер стрел.
Смущенно очи долу опустила,
Раздался вздох, как легкий ветерок.
В округе незаметно тьма сгустилась,
Луны на небе показался рог.
Сказал Таргын:
                - О, как же вы прекрасны!
Иной бы мысли допустить не мог.
Сюда явился я, презрев опасность,
Надежды мне подайте хоть намёк.

В ночной тиши, в сиянии светила
Два юных сердца бьются, как одно.
Сама судьба их встречей наградила,
Легко двоим вдруг стало, хорошо….
Как солнце в ясный день ее улыбка,
Волной струится по спине коса.
И лишь мелькнёт порою тенью зыбкой
Былых сомнений след в её глазах.

- Что стала первой добиваться встречи,
Батыр, прошу, за это не винить.
Сама за свой поступок я отвечу,
Сомнения чтоб ваши устранить.
Достигла красота моя расцвета, -
Сказала Ер Таргыну Акжунус,
- Но прежде никогда на этом свете
Любви оков не ведала, клянусь!
И взгляд мой ни на ком не задержался,
Ни с кем не знала встреч наедине.
И ни один ко мне не приближался,
Сказать и слова не посмел бы мне.

-  Вас видеть для меня одна отрада. –
С волнением Таргын ей отвечал.
- А эта встреча - лучшая награда,
Какую в своей жизни только знал!

Стремительно летят часы, минуты,
Смех звонок её, речь его нежна.
Вот летний ветерок пахнул под утро,
Как рукоять камчи, ночь коротка (42).
Забыты все волнения, тревоги,
Тепло хранят ладони его рук.
День без нее казался одиноким,
Когда теряет краски мир вокруг.
Дорожкой проторенною к любимой,
Таясь от всех, он что ни день бежал.
Ждала его, надеждою томима,
И каждый радость встречи предвкушал.

Судьбы дороги неисповедимы,
К ним юность безрассудная глуха.
Казалось им, они неразделимы,
Когда пришла нежданная беда.
Сваты однажды во дворец явились,
Посланцев привечает Акша хан.
Но вот ведь как на этот раз случилось,
Имел жених высокий очень сан.
Не раз пришлось и прежде Акша хану
Сватов, как дорогих гостей встречать.
Нет в женихе, казалось, ни изъяна,
Им всем успела дочка отказать.
Но жизнь диктует нам свои законы,
Хан не посмел сказать посланцам: «нет».
Несёт родство опору его трону,
Отдать им дочь даёт отец обет.
Гонец с поклоном к ханшайым явился,
Веление ей хана передать:
«Отец твой со сватами согласился.
О, дочь моя, прошу не отказать»!
Ему перечить Акжунус не смеет,
Но Ер Таргына разве ей забыть?
Душа от мысли тяжкой леденеет,
Не стоит в этом деле ей спешить.
«Пусть даст отец три дня на размышления,
Сказать что-либо сразу не могу.
Приму как только верное решение,
Сама к нему с ответом я приду».

Гонец с поклоном низким удалился,
Она другого к Ер Таргыну шлёт.
Немедля чтоб в покои к ней явился,
И в страхе беспокойном его ждёт.
Вошел Таргын, в слезах к нему метнулась:
- О, мой батыр, нас разлучить хотят! –
Дрожа от страха, в грудь ему уткнулась,
Ему же слёзы душу бередят.
- Конец пришел моей поре беспечной,
Как говорят, девичий краток век.
Признаться не могу чистосердечно
Отцу, что люб другой мне человек.
Он радости своей и не скрывает,
Что будет нам роднёй соседний хан.
Тот сына своего женить желает,
Отец поднёс свату шеге шапан (43).
Жених, как говорят, богат и знатен.
На что богатство мне его и сан?
Твердят о том, что он красив и статен,
На что мне сдался его стройный стан?
Кровь благородная течёт и в моих жилах,
Но только сердце просит об ином.
Готова ко всему, что в моих силах
И за тобой идти хоть босиком.
Не соглашусь другому быть женою,
Земли сырой объятия милей.
Судьбу делить хотела бы с тобою,
Как быть со мной, теперь тебе видней.
О, Ер Таргын, не дай меня в обиду,
А лучше тёмной ночью укради.
Иначе будет жизнь моя разбита.
Ты слышишь, бьется сердце как в груди?

Три дня прошло, ждёт Акша хан ответа.
Неужто дочь ослушалась отца?
Служанки сообщили на рассвете,
Что ханшайым исчезла без следа.
Подумал хан:
                «Три дня она просила.
Сбежала, видно, дочка от меня.
Ни словом прежде мне не возразила», -
Вскочил на ноги, сам себя кляня.
Велит скакать во все концы улуса,
Искать того, кто совершил побег.
О том, какие бродят в людях слухи,
Узнать о дочки ветреной судьбе.
Всё выведав, гонцы к отцу явились,
Ему дают они ответ один:
- Кого б в аулах только ни спросили,
На месте все, исчез лишь Ер Таргын.

- Однолошадник (44) был в бою бесстрашен,
И столь же дерзко выкрал дочь мою. –
Пронзительный взор хана стал вдруг страшен,
- Догнать обоих и схватить велю!
Выходит, я растил её, лелеял,
Чтобы связалась с чернью хана дочь?!
Наглец безродный что со мной содеял?
Немедленно в оковах приволочь!
Презрела Акжунус отца веленье,
Мне голову позором облекла.
Подвергла благородный род глумленью.
Пеняет пусть отныне на себя!
Теперь судьба её мне безразлична.
Поймает кто, тому дочь и отдам.
Вручу ее любому самолично,
Неблагодарной по делам воздам!
Догнавший пусть богат он будет, беден,
Кто знает, может, молод или стар, –
Как полотно, внезапно стал он бледен,
- Мне этот надо прекратить кошмар!
И если даже будет дочь убита,
За это ни с кого я не взыщу.
Увы, надежды все мои разбиты,
И честь отца уже не возвращу…

Охотников отправиться в погоню
Немало отовсюду набралось.
Дорогу чуя, бьют копытом кони,
В поход, казалось, войско собралось.
Чтоб лошадей своих не обезножить,
Кто сменных взял одну, две или три.
Кто оседлал единственную лошадь,
В путь затемно рванули, до зари.
В дороге и судили и рядили,
Известно всем, бесстрашен Ер Таргын.
Им дочку хана не отдаст, решили,
Скорей батыр их перебьёт один.
Разумно рассудив, назад вернулись,
И лишь один готов помчаться вслед.
В усмешке едкой губы чьи согнулись,
Старик с лишком шестидесяти лет.
Коней нет сменных у него в помине,
И страха за душою также нет.
Крепка и широка грудь исполина,
Хоть прожил на земле немало лет.

Раз уж собрался в долгую погоню,
Старик решил опасности презреть.
«Что значит дрогнуть лет моих на склоне?
Коль суждено, так проще умереть.
От рук батыра лучше в равной битве
Открыто смерть почётную принять.
Или же, Небу вознеся молитву,
В бою упорном девушку отнять».

Тарлан, опасность чуя за собою,
Тревожно и протяжно захрапел.
Там далеко, под горною грядою
Таргын погоню сразу углядел.
Вослед им мчится одинокий всадник,
Добра им от него не стоит ждать.
Кто бы он ни был, бек, однолошадник,
За ними хан успел его послать.
Мчит по степи, как грозовая туча,
Горит в его руке булатный меч.
О, сколько ярости в груди его могучей,
И до чего батыр широкоплеч!
Размашистым несется в гору скоком
И падает на спусках, как звезда,
Что вниз летит в сверкающем потоке,
Приходит звездопада как пора.

- Дана любовь с тобой нам в испытание, -
Сказал батыр, взглянув на Акжунус.
- Меча его расслышал я бряцание,
С судьбы превратной волей не смирюсь.
Взлелеяна была в любви и в ласке,
Ты полюбила лишь за то меня,
Что я, презрев открытую опасность,
Один, как лев бросался на врага.
Трусливым зайцем мчаться без оглядки...
Да разве мне к лицу такой удел?
Нет, нет, с врагом играть не стану в прятки,
Колчан мой, как и прежде, полон стрел.
На бой открытый выйду с великаном,
Один из нас кровь пенную прольёт.
Дано кому-то лечь на поле бранном,
Известно, враг лишь силу признаёт.
Но если суждено в бою погибнуть,
Впитает кровь Таргына мать-земля.
Плоть, не душа в могиле будет стынуть,
Знай, что любил я только лишь тебя!


          Часть третья

Безвестный всадник ближе подъезжает,
Уздечки уже слышен тихий звон.
На беглецов рассерженно взирает,
Глазами полоснул их, как ножом.
Круп скакуна покрыли клочья пены,
Свалялись хвост и грива на ветру.
На шее великана вздулись вены,
Коня остановил на всем скаку.
На месте встал могущественный воин,
В стальных доспехах царственная грудь.
Седая борода спадает вольно,
Немалый, видно, одолел он путь.

- Куда, батыр, в такой несешься в спешке? -
От чужака Таргын ответа ждет.
Волнение скрывает за усмешкой.
Подъехав, ему крепко руку жмет.
- Не дикого ль выслеживаешь зверя?
Суров твой облик, как степной буран.
Я с кречетом тебя невольно мерю,
Твой острый взор присущ степным орлам.
И бродишь по степи совсем не праздно.
Что, подскажи, тебя погнало в путь?
Летишь куда-то, явно ненапрасно,
Когда с добром, мне другом верным будь.
Но, если затаил на сердце злобу,
Сразимся в равном прямо здесь бою.
Дерзни и победить меня попробуй,
Дай разгуляться своему мечу!

Поводья натянув, ответил путник:
- На твой вопрос скажу одно, джигит,
Одел в дорогу я стальной нагрудник,
Погибнуть в битве чтоб иль победить. –
Раздался бас густой, как будто рокот
Грозы, весной бушующей в степи,
- Я здесь, Таргын, чтоб вызов тебе бросить.
Совет таков мой - миром уступи.
Звезде на небе Акжунус подобна,
Умом и красотой отметил бог.
Об этом и сказать-то неудобно:
Украсть алмаз бесценный как ты мог?
Отдашь когда беглянку добровольно,
Жизнь сохранить обет тебе даю.
Кивни в ответ, и этого довольно,
А иначе рекою кровь пролью.
Одно ты можешь мне в укор поставить,
Лишь старость и седины в бороде.
И этим огорчение доставить.
Что толку нам в бессмысленной вражде?
Кольчуга неспроста легла на плечи,
Кинжал не для забавы на ремне.
Я смерть свою без сожаления встречу
В бою открытом, сидя на коне!

Сверлит Таргын его суровым взглядом,
Немыслимую силу разглядев.
Не ведает взор путника пощады.
Сказал ему, тая растущий гнев:
- Назвать бы мог тебя я перевалом,
Атану (45) не по силам, что пройти.
Где ветра необузданного шквалы
Сметают все живое на пути.
И я батыр не менее могучий,
Таргына чтит и знает весь народ.
Здесь нас сегодня свел особый случай,
И на тебя найдется укорот.
Однако ссора не к лицу мужчинам,
Пора давно назваться, аксакал.
С таким на битву выйти исполином
И мне не в радость, чтоб ты это знал.
Дай–ка подсказку, чем тебя я хуже,
Невесту чтоб без боя уступить?
Хочу скорей услышать это, ну же!
Быть может, и сумеешь убедить.

- Ты много говоришь, с огнем играешь, -
Пророкотал во гневе великан,
- Меня, юнец, напрасно задираешь.
Когда с батыром говоришь, привстань!
И я, как ты, был прежде смел и молод,
И так же брал когда-то города.
Кидался на врага, как тяжкий молот,
И разум был мой холоднее льда.
Промчалось время быстролётной птицей,
Со мной всё это было так давно.
Но также полновесен взмах десницы,
И также сердце страха лишено.
Я на крылатом некогда тулпаре
Народа славу своего вознёс.
Мой меч был отлит из булатной стали,
Седых не знал в помине я волос.
Живущие в Крыму об этом помнят,
Мой дальний предок – славный Ер Толык.
И Коянак - отец, вот мои корни.
Батыр, он был известен и велик!
Я жизнь прожил под сенью его славы
И честь отца ничем не уронил.
Врагов в бою немало обезглавил,
Но недруга достойного ценил.
С тобой готов немедленно сразиться,
В бою узнаешь, кто есть Карт Кожак (46).
Когда булатный меч в тебя вонзится,
Изведаешь, как тяжек мой кулак.

Взглянул Таргын с прищуром на батыра,
Не торопясь из ножен вынуть меч:
- Старик, уж лучше отпустил бы с миром,
Покуда голова не пала с плеч.
Твои слова, как пламя полыхают.
Но есть ли сила в старческих руках?
На склоне жизни в юрте отдыхают,
Снег серебрится на твоих висках.

Слова Таргына старца забавляют,
В седле батыр могучий привстаёт:
- Сам Тенгри (47) мою руку направляет,
Кинжалом сердце вырежу твоё!
Тарлану кровью спину я окрашу,
И храбростью себя ты не спасёшь.
Отплатишь жизнью за обман и кражу
Намного раньше, меч чем занесёшь.
Слова мои сражению предтеча,
Не будем растекаться похвальбой.
С великим нетерпением ждал встречи,
Так выходи, батыр, на равный бой!
Неопытен ты, вижу, слишком молод,
И битве дать начало должен я (48).
Кто младше, тот оспаривать не может,
Таков закон степного бытия.

Отказывать седому старцу в праве
Не стал Таргын, хоть гнев его душил.
Был доброго, уступчивого нрава,
Он на коне, расправив грудь, застыл:
- Пусть первый выстрел будет за тобою,
Почтенную уважу седину. –
Взглянул тайком на небо голубое,
У горького сомнения в плену.

Внезапного такого поворота
Кожак, видать, совсем не ожидал.
На страх в Таргыне вовсе нет намёка,
Уже победу будто одержал.
«Добром ее отдать мне не желает, -
Кожак батыра, молча оглядел, -
Ну что ж, пусть на себя теперь пеняет,
Есть всякому терпению предел».
Во взгляде старика мелькнула злоба,
Пора юнца за дерзость наказать.
По кожаному колчану похлопал,
Рука нырнула, чтоб стрелу достать.
Примериваясь, тетиву сгибает:
«Как молод он и жизнь вся впереди. -
Вдруг жалость его сердце наполняет,
- Смогу мальчишке разве навредить?
С врагом не удавалось долго сладить.
Не он ли лишь вчера его разбил?
Семи колен нам в памяти не сгладить,
Как мир и волю людям возвратил.
И где б ни жил батыр, он будет думать
О чести всего рода ногайлы.
Себя пора давно мне образумить,
Джигит достоин только похвалы.
Его не стану бить, коня калечить,
Иначе свою силу покажу.
Поступок будет мой бесчеловечен,
Когда стрелу в грудь юную всажу.
Как только он увидит мою силу,
Уступит непременно хана дочь.
С надеждой в сердце мать его растила», -
И гнев сумел старик свой превозмочь.

В колчан рука могучая нырнула,
У Карт Кожака много всяких стрел.
Ладонь по оперению скользнула,
Внимательно на каждую смотрел.
Вот кез-стрела, что пламенем сияя,
Кольчугу может без труда пробить.
Горит стрела на солнце боевая,
Ее он не решился применить.
Взял в руки тиз-стрелу, что для охоты,
Дичь очень просто ею подстрелить.
Вернул обратно с приглушенным вздохом:
«Покуда пусть без дела полежит». 
Кияк-стрелу, звенящую в полете,
Слегка пощупал и сложил в колчан:
«Нет-нет, отнять жизнь юную на взлете
Я никогда стреле такой не дам».
«Ягнячью» повертел в руках «лопатку»,
А этой кончик, словно лунный серп.
Как лезвие рогатая насадка,
Невосполнимый нанесет ущерб.
А красная стрела лишает жизни,
Страх сеет ее вихревой полёт.
От бронебойной кровь сквозь латы брызнет,
И горе, если он ее пошлёт.
Догал-стрелу в итоге выбирает,
Вертел ее, себя не торопил,
Чей толстый наконечник, обжигая,
Кузнец умелый прежде затупил.
На всю длину стрелы, цель выбирая,
Он натянул тугую тетиву.
В колчан Таргына, метясь, попадает,
В прах золотую разнеся тесьму.
Посыпались дождем на землю стрелы,
Гул тяжкий издала догал-стрела.
Колчан с глухим ударом лишь задела,
На тысячи обломков разнесла.

Уступки юность дерзкая не знает,
Выхватывает саблю Ер Таргын.
Он одного никак не осознает,
Для Карт Кожака он почти как сын.
Готов с восторгом кинуться навстречу.
- Нет, нет, постой! – воскликнул Карт Кожак.
- Ты видел сам, что не в тебя я метил.
Какой же после этого я враг?
Мне жаль огонь, в твоих глазах горящий,
Нельзя ответить злом на доброту.
Удар не смел я нанести разящий
И сердцем дрогнул к своему стыду.

Услышав это, Ер Таргын подумал:
«Ведь правду старый воин говорит. -
Сражаться с ним он в тот же миг раздумал
И за оплошность сам себя корит.
- В Тарлана, что возвысился утёсом,
Попасть сумел бы, если б захотел.
Да и меня с коня б на землю сбросил,
Когда в седле расправив грудь, сидел.
Ценить и я умею благородство,
Однако жалость старца не приму.
Чтоб не казал свое мне превосходство,
Возможность дам еще одну ему».

- Седой батыр, чья слава беспримерна,
Меня, поверь, не стоило жалеть. –
На старца посмотрел высокомерно,
- Попробуй снисхождение одолеть!
Бери стрелу, не ведая сомнения,
Щитом не стану прикрывать я грудь.
Коль смертное мне суждено ранение,
Знать, доли неизбежной не минуть.

Вложил Кожак со вздохом сожаления
В лук красную кровавую стрелу.
Джигит не внял нисколько вразумлению.
Поднес ладонь к печальному челу.

Стоит Таргын, внутри бушует сердце,
Распахнута врагу навстречу грудь:
«Смешно подумать, верил я в бессмертие.
Вот завершился жизненный мой путь».
Мгновенно перед взором пролетели
Все прожитые некогда им дни.
Глаза лишь лихорадочно блестели,
Про слезы вспомнил горькие родных.
Сказала мать, чтоб не ходил он мимо
Стен неприступных ханского дворца.
Пройти придется если, поправимо,
Коль будут вниз смотреть его глаза.
И все же пренебрег ее советом,
Вверх любопытным взором посмотрел.
Нет большей радости ему на этом свете,
Чем та, кого в окне он разглядел.
Нет, не сумел бы поступить иначе,
Как на стезю своей судьбы ступил.
Тот день был ему свыше предназначен,
Он Акжунус всем сердцем полюбил!
Любви в защиту пред Кожаком стоя,
Ждал от врага заслуженную месть.
Печалило его совсем иное,
Дороже жизни для Таргына честь.
Родную землю в битве защищая,
Погибнуть должен истинный батыр.
Не в сваре за невесту, унижаясь.
Несправедлив он, бренный этот мир….

Не дожидаясь окончания битвы,
Пока Кожак прилаживал стрелу,
Шептали губы Акжунус молитву:
«О, Жараткан (49), не дай свершиться злу»!
Сойдя с коня, рванула к месту боя,
Махнув обоим шелковым платком:
- Я здесь одна, а вас, батыры, двое,
Вы не должны друг другу быть врагом.
Нет, братьям ногайлы не стоит драться,
Вам это говорю я, ханшайым.
Мужчинам за оружие надо браться,
Чтобы с врагом расправиться лихим.
Ведь смерть батыра лишь тогда прекрасна,
Когда он в битве яростной с врагом,
Народ свой защищая, не напрасно
Погибнет, сидя на коне верхом.
Во мне причина вашего раздора.
Оставь меня, Таргын, и уезжай.
А иначе не смыть вовек позора,
Себя, батыр мой, чести не лишай.

Могучий воин прост бывает сердцем,
Народ об этом говорит не зря.
В мирских делах подобен он младенцу,
Душа его наивна, как дитя.
Беспомощно развел Таргын руками,
В словах ее он прихоть углядел.
Отчаянно сверкнул в ответ очами:
«Есть ли коварству женскому предел?
Красавице я ветреной поверил,
Со мною встреч искала что сама». -
И в том себя он в трудный миг уверил,
Что Карт Кожака выбрала она.
В обиде жгучей тут же развернулся,
На Акжунус он даже не взглянул.
Со сна, как будто странного очнулся,
Ярясь, коня камчою стеганул.

Обрадовался Карт Кожак такому,
Стрелу в колчан обратно положил.
И навредил бы, может быть, другому,
Хотел зачем-то, юноша чтоб жил.

А Акжунус, с коня сойдя на землю,
От горьких слез сжимается в комок.
Другого счастья сердце не приемлет.
О, беспощадный, неизбежный рок!
Лицо прикрыла легкою вуалью.
Нет, радость жизни ей не суждена.
К порогу нелюбимому пристанет,
Уж такова, видать, ее стезя...

Сказал Кожак:
                - Нет, нет, не надо плакать,
Причина слез таких мне не ясна.
Приехал я сюда тебя не сватать.
В чем, не пойму, скажи, моя вина?
Меня считаешь беркутом, быть может,
Что к старости с насеста пасть готов?
А может седина тебя тревожит?
Она лишь признак прожитых годов.
Судьба твоя отцу, знай, безразлична,
И он любому дочь готов отдать.
Тебя отбил в степи я самолично,
А значит, мне беглянкой обладать.
Презрела дочь отцовское веленье,
Позором имя хана облекла.
Подвергла благородный род глумленью,
Пенять должна отныне на себя.
Прими его решение достойно
И прекрати свой заунывный плач.
Да выслушай слова мои спокойно, -
Сказал, сверкнув глазами, ей силач.
- В погоне если будешь ты убита,
С меня за смерть не взыщет Акша хан.
Уймись, да слезы горькие утри-ка,
Перерублю иначе пополам.
Все говорят, что ликом ты прекрасна.
Раскрой передо мной свое лицо,
Чтоб знать, что следом гнался не напрасно.
Жениться или нет, в конце концов!
И если вдруг придешься мне по нраву,
Обет даю тебя с собой забрать.
Коль не на чем остановиться глазу,
В степи одну оставлю умирать.
О прошлом сожалеть, поверь, не стоит,
Его развеет память, словно дым.
Я также полон всяческих достоинств,
Есть доказательство одно словам моим.
Джигита твоего согнуть несложно,
Как гибкую тростину поломать.
А старика любить вполне возможно.
Сегодня мое право выбирать!

       
            Часть четвертая


Услышанное в оторопь повергло,
Блуждает взор, сама полужива.
Надежда в ней, однако, не померкла,
В ответ ему так говорит она:
- Эй, Карт Кожак, могучий, славный воин,
Остепенись, поводья натяни.
Отняв меня, подумал, что достоин
За доблесть свою девичьей любви?
Жизнь миг назад на ханшайым ты ставил.
Теперь изъян во мне решил искать?
Ты девушку хотел, себя бесславя,
Одну в степи безлюдной запугать?
Дочь Акша хана я, чья добродетель
Давно известна каждому в Крыму.
Сегодня ты единственный свидетель
Утерянному счастью моему.
Меня растили в доме, как гусенка,
Чтоб крыльев неокрепших не сломать.
Услышав жизни зов однажды звонкий,
Птенцу пора приходит улетать.
Была я в доме нежною овечкой,
Что, взбрыкивая, прыгает на тор (50).
Мои копытца стали как покрепче,
Искать взялась я волю и простор.
Для каждого найдется в мире пара,
Теперь ее, увы, я не найду.
В тебе, старик, откуда столько жара,
Накинуть чтобы на меня узду?
Был златогривый аргамак мне парой,
С ним к счастья берегам держала путь.
Признайся же себе, ты слишком старый,
Чтоб на влюбленных волю посягнуть.
Какая прыть таится в аксакале,
Что на мою взглянуть собрался стать!
Словам хвастливым до поры внимала,
Чтоб истинную суть твою узнать.
Так слушай, Карт Кожак, моё признание,
О красоте своей я расскажу.
Садов восточных в ней благоухание,
Куда я вход ревниво сторожу.
Нет ничего белее в мире снега,
Но снега будет Акжунус белей.
Глаза мои чаруют тайной негой,
И блеск их ярче солнечных лучей.
А брови-стрелы шелковым сиянием
Черней ночи, и с ясною луной
Сравнить могла бы лика очертание,
Мой взор пылает, будто летний зной.
Коса морской волною вниз струится,
Ладоней гладь атласная, как ткань.
И грацией похожа я на львицу,
А статью, словно трепетная лань.

Кожака сердце страстью воспылало,
Как видно, он уже в нее влюблен.
Хоть лик она вуалью прикрывала,
Обличием незримым восхищен.
Но Акжунус сквозь слезы о пощаде
Просила Карт Кожака в этот миг,
И видела сомнение в его взгляде.
Не знает, верить или нет, старик.

- Прошу, не разлучай меня с любимым,
Ты годы свои лучшие отжил.
Мы, как душа и кровь, неразделимы.
И, если настоящий ты батыр,
Зло не верши одною буйной силой,
Ведь сердце бьется у тебя в груди.
В слезах мне станет жизнь с тобой немилой,
Души надежды юной не кради…

Словам ее отчаянным внимая,
Смутился, растерялся Карт Кожак.
Однако мысль в нем родилась такая:
«Как без нее вернуться мне назад?
Когда с пустыми заявлюсь руками,
Все скажут, повернул на полпути.
Какими я взгляну на них глазами,
Себя лишая чести пред людьми»?

Во взоре его видя непреклонность,
Заговорила снова ханшайым.
Судьбу она не видит предрешённой,
Хоть взглядом сверлит он ее косым:
- Когда-то ты не плакал в колыбели,
Грудь матери младенцем не просил.
Змею однажды в люльке, не робея,
Для взрослых незаметно задушил.
Ребенком годовалым не боялся
Бурливых вод и ярого огня.
И Коянак могучий не стеснялся
Слез гордости отцовской за тебя.
Мальчишкой пятилетним ты руками
Своими лук впервые смастерил.
С рожденья силой наделен богами,
В полет стрелу всех далее пустил.
Завидев это, старший брат, ликуя,
Из рога таутеке (51) лук подарил.
И стрелы преподнес из горной туи,
Тебя с собой охотиться водил.
Невиданною мощью отличался
Средь сверстников всего лишь в десять лет.
Булатный меч тебе предназначался,
Копыт коня был непомерным след.
И праздник ни один не обходился
Без возгласа от радости побед.
Не раз ты с палуанами (52) сразился,
Акынами был подвиг твой воспет.
В пятнадцать лет явились аксакалы
Просить о том, чтобы возглавил род.
Был крепостью подобен горным скалам,
И власть твою тогда признал народ.
Взгляд девушек застенчивый и робкий
Страсть вызывал живую в двадцать лет.
В кругу друзей, под ночи тихой шёпот,
Быть верным дружбе вечной дал обет.
В поход собрался, как в бою неравном
Погиб от рук лихих твой старший брат.
Убийца пал перед тобой бесславно,
Уставив в Небо неподвижный взгляд.
И месть твоя была не только кровной,
Гнев справедливость сердца не затмил.
Ты знал, что в смерти брата он виновный,
Расправиться, однако, не спешил.
Когда он, на коне не удержавшись,
Упал, его не стал ты добивать.
Сойдя с седла и, за оружие взявшись,
Продолжил на земле с ним воевать.
Твою победу видя, восхищались
Все аламаны (53) рода ногайлы.
И другом Ер Кожаку (54) быть желали
Степи бескрайней дерзкие сыны.
Найзой (55) вооружившись с бубенцами,
Возглавил войско в свои тридцать пять.
И ястребом кидался в бой с врагами,
Чтоб города цветущие их взять.
Как кокбори (56) был конь твой серой масти.
В сердцах врагов немой рождая страх,
Был полон бег его безумной страсти,
Когда клич издавал ты: «Аруак!» (см.22)
Тебя встречая, войско ликовало,
Был Богом своему народу дан.
Без устали акыны сочиняли
В честь дивных твоих подвигов дастан (57).
Стал в сорок пять надежною опорой
В Крыму, на древних землях ногайлы.
Врагов извечных побеждая в спорах,
Сумел покой народу принести.
Зажили люди, горестей не зная,
Почувствовали силу за собой.
И старики, и дети понимали,
Теперь они за каменной стеной.
Когда чужих клинков звон раздавался,
Ты рвался в бой, чтоб защитить свой род.
Бунчук (58), сверкая, на ветру плескался,
Смотрел с восторгом на тебя народ.
В пятьдесят пять достигла твоя мудрость
Вершины снежной, каменной Койкап (59).
И стало для тебя совсем нетрудно
На людях споры жаркие решать.
Шестьдесят пять тебе уже сегодня,
Сединами покрылась голова.
И ковылю осеннему подобно,
Сияет сизым пеплом борода.
Так неужели кровь твоя утихла,
Иссохший словно в летний зной ручей?
Под старость одиночество настигло,
Что растерял с годами всех друзей?
Погоней забавляешься за мною.
Так вот каков твой нынешний удел?
Собрался сделать ханшайым рабою.
Как ты, старик, душою оскудел!
Добыть решил меня любой ценою.
Что, нет врагов достойных у тебя?
Ну, так давай, сразись теперь со мною,
Коль думаешь, что вырастут рога.
На ханшайым глазеешь алчным взором,
Без жалости с любимым разлучив.
Ты Акжунус одним своим напором
Взяв на испуг, решил заполучить?
Никто мне в этой жизни, знай, не нужен,
Таргына я любила одного.
Поступок твой несправедлив, бездушен,
Разбито сердце и уже мертво.
Не знавшим поражения батыром,
Был если в годы прежние Кожак,
Взгляни теперь на облик свой постылый,
Ты стал похож на высохший кизяк!

Хвалу из уст красавицы, услышав,
Возвысился вдруг духом Карт Кожак.
Затем притих, с трудом улыбку выжав.
В толк не возьмет последних слов никак.
И не подумал на нее сердиться,
Проснулся голос разума в душе.
Хоть растерявшись, все еще бодрится,
Без слов готов ей уступить уже.
«Овеянные славой мои годы,
Не менее известны ей, чем мне.
О том, служил как преданно народу,
И даже на каком сидел коне.
Брать в жены против воли мне негоже,
Коль даже сил пока не занимать.
Грех не простится, честь моя дороже,
Свободу двум влюбленным лучше дать.
К стыду, мне это юное создание
Дало понять, не красит седину
Чужого счастья силой вымогание,
Себе быть верным лучше старику».
Набравшись духу, говорит со вздохом:
- Твою признать готов я правоту.
Сам вижу, не умею быть жестоким,
Чтобы сломать вам жизни во цвету.


               Часть пятая

Вослед Таргыну по степи несутся,
Поступку своему Кожак не рад.
Слова при встрече нужные найдутся,
Что девушку он отдает назад.
Батыр, поникнув, едет потихоньку.
Без Акжунус какой от жизни прок?
Раздалась дробь копыт ему вдогонку,
Глазам поверить Ер Таргын не мог.
Коня стегая плеткой, догоняет,
Сощурившись от ветра, Карт Кожак.
А следом Акжунус он замечает,
Старик подал ему какой-то знак.
В глаза они друг другу посмотрели,
Им нет нужды молчание тянуть.
Обоим ясно все на самом деле,
Решил назад невесту он вернуть.
Тут Карт Кожак, не проронив ни слова,
На радость руки им соединил.
И, словно мыслью был какой-то скован,
Коня в обратный путь поворотил.
Но, сделав шаг, как будто передумал,
Решил им на прощание сказать:
- Как следует поступок свой обдумал,
Не стоило двоих мне разлучать.
Вам счастья напоследок я желаю,
Которого сам в жизни не достиг.
Прощайте, молодые, уезжаю.
Таргын, не думай, ты мне не должник….

Спиною к ним могучей повернувшись,
Умчался Карт Кожак, стегнув коня.
В грудь Ер Таргыну Акжунус уткнувшись,
Заплакала, судьбу благодаря.

Как долог путь, пока они не знают,
Лучатся счастьем юные глаза.
В один из дней нескоро достигают
Владений на Едиля (60) берегах.
Раскинулся среди степи привольной,
Там, где течет великая река,
Где травы шелестят под солнцем знойным,
Улус, которым правил Ханзада.
Одним из десяти был здешних ханов,
Народа Орманбет из ногайлы.
Вопрос задал бий (см.5), с удивлением глянув:
- Из дальних мест вы, видимо, пришли?
Чьим сыном будешь, кто твой дальний предок?
И кто такая спутница твоя?
Я полагаю, нет от нас секретов?
Всё о себе поведай, не тая.
И до того, как Ханзаде представлю,
Зову в своем шатре вас погостить.
Задание перед тобой поставлю,
Мой дом своим присутствием почтить.
Таргын за угощением поведал
Весь свой тернистый и нелегкий путь.
И яств, ему предложенных отведал,
И пенистый кумыс успел хлебнуть.

- Осмелился похитить дочку хана? –
Услышанному удивился бий.
- Ее отец вам не простит обмана.
Пусть гром меня небесный поразит!
Совсем иное о тебе я слышал,
Таргына чтят повсюду ногайлы.
Что за отвагу Акша хан возвысил,
И был ты у него аскербасы (см.37)?

- О мудрый бий, бесспорно, ваша правда.
Немалую я службу сослужил.
Достиг в походе франков буйных града
И в крепости их рать опустошил.

Узнав о славных подвигах Таргына,
Проникся уважением старый бий:
- Желал бы я иметь такого сына,
Творец тебя небесный наш храни!
Пойду и доложу об этом хану,
Ценить умеет смелых Ханзада.
Сынок, чинить препятствия не стану,
Судьбой стезя проложена твоя.

Склонив смиренно голову пред ханом,
Поведал о Таргыне ему бий.
Хан поручает, властью ему данной,
И так, и этак Ер Таргына чтить:
- Он божий гость (61) и, что бы ни случилось,
Свободу нашим землям принесёт.
Печаль чтоб в его сердце не вселилась,
Батыр иначе в отчий край уйдёт.
Он по родным просторам заскучает,
Про близких своих вспомнит и друзей.
Джигиты наши пусть его встречают,
Чтоб знали, гостя нет для нас важней.
Когда в душе появится влечение,
И к нашей как привяжется земле,
Забудет про родное он кочевье,
О прошлом позабудет и родне.

На курултай (62) собрались мурзы, беки,
Деяния Таргына обсудить.
Чтоб торгауытов (63) победить навеки,
Его возглавить войско пригласить.
«На берегах Шагана наши земли
Враг отнял силой только лишь вчера.
В чужих наделах без стыда осели,
Согнать оттуда их пришла пора.
Не сосчитать здесь живших поколений,
Их было прежде семьдесят и семь,
Из века в век сменявшихся коленей.
Боролись наши предки не за тем,
Чтобы под черным бунчуком явившись,
Победу одержал над нами враг.
Богатством нашим чтобы поживившись,
Хозяйничал в родных степях чужак».

Хан поддержал решение мурз и беков,
Призвать к себе Таргына повелел.
Немало совершил батыр набегов,
Как видно, побеждать – его удел.

- Сбежав от произвола своих биев, -
Сказал тогда Таргыну Ханзада,
- Явился в Крым во времена лихие,
Где властвовали смута и вражда.
Там мир с твоим приходом воцарился,
Как только франков в пух и в прах разбил.
Пресечь раздоры, смуту умудрился,
И крымский журт (64) Таргына полюбил.
Теперь ты в наше подданство явился,
Тебя и стар, и млад здесь видеть рад.
На эти земли недруг покусился,
Средь нас тревогу сея и разлад.
Так прогони проклятых торгауытов.
Тебе, Таргын, вручаю свою рать!
В подмогу закаленные джигиты,
Что смерть в бою умеют презирать.
Пусть мир и в наших землях воцарится,
Врагов извечных, наконец, разбей.
Твоей победой будем мы гордиться,
Избавишь как народ мой от цепей.

На мурз, на беков, биев оглянувшись,
Таргын с поклоном хану отвечал:
- На ногайлы свободу замахнувшись,
Враг на себя проклятие наслал.
В поход с твоею ратью отправляюсь
Не потому, что в подданстве твоем.
Я только Тенгри подданным являюсь,
Его лишь волей мы врага побьём.
Сегодня он напал на твои земли,
Всех ногайлы задета этим честь.
Я родом буду ваш, и не приемлю
Над нами ига, и воздам им месть!
Из самых лучших выберу батыров,
Троих, чья сила бросит в дрожь врага.
Народ твой знает, чтит своих кумиров,
Не дрогнет чья в сражении рука.
Дай в спутники могучего Кобена,
Чей предок будет славный Карасай.
И сына Алшагыра с ним, Тегена,
Себена, чей отец Омар, мне дай.
В бою мне будут верною опорой,
Твой, Ханзада, исполним мы приказ.
С гонцом пришлю весть радостную вскоре,
Что пыл в сердцах врагов твоих угас!

С Таргыном вместе войско выступало,
Готовы к бою пылкие сердца.
Вздевают руки к Небу аксакалы,
Чтоб воинам в дорогу дать бата (см.26):
«Пусть вам, батыры, Тенгри даст отваги,
И духи предков вас в бою хранят!
Тех, думает кто о народном благе,
От ран пусть аруаки (см.22) оградят»!

Рать ринулась на торгауытов лавой,
Огнем сверкает в их руках булат.
Случилось битве этой быть кровавой,
Из луков стрелы сыпались, как град.
Не выдержали натиска батыров,
Вздымая пыль, бегут долой враги.
Отвага, сила духа правят миром.
Верх одержали в битве ногайлы!
Нет чужаков на берегах Шагана,
Свободна снова отчая земля.
Не место тут для вражеского стана,
И потому он истреблен дотла.
Не сосчитать здесь живших поколений,
Их было прежде семьдесят и семь,
Из века в век сменявшихся коленей.
Боролись предки вовсе не за тем,
Чтобы под черным бунчуком явился
И одержал победу лютый враг.
Чтоб достоянием нашим поживился
И дерзко здесь хозяйничал чужак.
Был из верховий светлого Шагана
Враг выдворен за горный перевал.
Таргын в ущелье выставил охрану,
Чтоб торгауыт еще раз не напал.

Рос в самой седловине перевала
Раскидистый и узловатый дуб.
Наверх взобравшись, ветку оседлал он,
Что на лошадиный походила круп.
Оттуда, озирая всю округу,
Таргын взглянул на горный перевал,
Прислушиваясь к шорохам и звукам.
Лишь вольный ветер в скалах завывал.
Гнилой, однако, ветка оказалась,
На землю с высоты батыр упал.
Казалось, иглы острием вонзались,
Когда на спину с грохотом он пал.
Почувствовал, теперь не шевельнуться,
И на ноги ему уже не встать.
В бою теперь мечом не замахнуться
И, лежа, свои годы доживать.
Отчаяние батыром овладело,
Что не в бою увечье получил. 
И мысль над ним тяжелая довлела,
Что рок с конем навеки разлучил.
И так, и эдак воины старались,
Ничем помочь Таргыну не смогли.
Доставить в ставку ханскую собрались
И осторожно подняли с земли.
Скрестили копья, затянув арканом,
Приладив ложе на спины коней.
Укрыли тело юноши чапаном,
Вниз повезли, держа его ровней.

Созвал хан лучших лекарей к Таргыну,
Но вправить вывих ни один не смог.
По-всякому вытягивают спину,
Никак не входит в ложе позвонок.
В то время ставка ханская стояла
В подножии крутой Булгыр горы,
Где из пещеры шесть ручьев стекали,
Прозрачны, говорливы и быстры.
Свернув здесь, у Булгыра свою ставку,
К Шагану хан решил откочевать.
На землю обретенную, где травку
Враги так и не успели растоптать.
Таргына с Акжунус, коня Тарлана,
Снабдив еды припасом на шесть дней,
На старом месте поджидать оставил,
Дав обещание, что пришлет людей.
Устроившись на берегах Шагана,
Увечного батыра позабыл.
Уж десять дней, как нет вестей от хана,
И голод нестерпимый наступил.
Отчаяние гнетёт Таргыну сердце,
Друзей далеких вспомнил, что в Крыму.
С кем имя свое прежде обессмертил,
Не дал бы кто остаться одному.   
Но, позабыв о предостережении,
Он променял их дружбу на любовь.
Утех земных поддался искушению,
И вот уж стынет в его жилах кровь.
Вздохнул Таргын с глубоким сожалением,
И были его мысли о былом.
Не вспоминал он вовсе о мучениях,
Запел толгау (65) тот, кто степным орлом
Бросался на врага и невредимым
Из всех сражений жарких выходил.
Как жаль, что время то невозвратимо,
Когда в зените славы он ходил.
И разве мог когда-нибудь подумать,
Что суждено забытым умереть?
От голода и боли обезуметь.
Еще ведь не успел он постареть?

«Разбитая и жалкая лачуга
В ненастье не укроет от дождя.
И не заменит верного мне друга,
Охваченная распрями родня.
Батыр народу станет ли опорой,
Коль ханы сеют смуту и раздор?
Нукеры про меня забудут скоро,
Когда войскам не объявлю я сбор.
Пристанища нет, люди равнодушно
Посмотрят, из седла как упаду.
Перед врагом предстану безоружным
И никого на бой не поведу.
А ведь и я был соколом когда-то,
На поле боя гибель презирал.
Врага в бою мечом разил булатным
И кровь с него об недругов стирал.
По ломкому речному льду решался
Пройти бесстрашно, сидя на коне.
Тарлан был подо мной, я не боялся,
Когда висела жизнь на волоске.
О сколько их, несбывшихся мечтаний!
Все годы был со мною рядом враг.
И век короткий свой провёл в скитаниях,
Давно уже забыт родной очаг.
И лишь теперь вопросом я задался:
Ради чего лишения терпел?
Блуждал по миру, на врага кидался,
И сил я в битве жаркой не жалел.
Потомком ногайлы на свет родился,
И никогда народ свой не делил.
Нам можно было лишь одним гордиться -
Земною ширью бог нас наделил.
Я на веку своем немало видел,
Вдоль, поперек родную степь прошёл.
Врагов извечных сердцем ненавидел,
Их устранял повсюду произвол.
Одни воспоминания остались,
Случилось это будто бы вчера.
Все мысли мои в прошлом заплутали,
В порядок привести бы их пора.

Вливается, где в море полноводно
Великая и светлая река,
Устраивали праздник всенародный
У стен твердынь Азова и Тана.
На игры богатырские и скачки
Съезжалась тьма народу посмотреть.
И беден кто пришел, кто побогаче,
Акыны, чтобы подвиги воспеть.
Забыты были прежние раздоры,
И все решалось миром в этот год.
Отставили обиды, тяжбы, споры,
В покое, в мире жил тогда народ.
Я помню, день был солнечный и славный,
На площади толкался шумный люд.
В охоте кто участвовал облавной,
Был в сапоги высокие обут.
Сам Булалай на игрища приехал,
И был тогда он нам совсем не враг.
С нукерами на мирный праздник ехал,
Под возгласы столпившихся зевак.
Не приз мне нужен был на состязаниях,   
Не шестьдесят объявленных коней.
Одни во мне благие притязания,
Народу верность доказать важней.
Честь ногайлы отстаивать я вышел,
Великих палуанов (см.52) победил.
И не один о том в степи прослышал,
Как на лопатки всех я уложил.
Великий Аксыбан батыр явился,
В борьбе со мною счастья попытать.
Он из седла горою вниз свалился.
Победы лучшей мог ли я желать?
Батыр могучий, были его руки,
Как сталь несокрушимая крепки.
Могли сломить играючи, со скуки
Хребты волам, как будто пустяки.

В стрельбе со мною состязаться вышел
Из самых лучших что ни есть стрелок.
Рукой был правой Булалая, слышал,
Никем, что не был превзойден Биток.
Биток лук первым натянул в том споре.
Сумел марала самку поразить,
Что молнией мелькнув на косогоре,
Успела меж деревьев просквозить.
Настал и мой черед, когда из стада
Я вожака собрался подстрелить.
Устроив ему хитрую засаду,
Победу в этих играх получить.
Прошив лопатку вожаку навылет,
Стрела застряла в выступе горы.
Нукеры Булалая обессилев,
Из камня ее вырвать не смогли.
И не мечом я золотым прельстился,
Что был назначен нам, как главный приз.
Клинком одним булатным обходился,
Но за народ свой горло б перегрыз.
Из кедров плот построил я могучих,
На нем до устья от истока плыл.
Реки Едиль мятежной волн зыбучих
Величие и силу не забыл.
С дозором обошел родные степи,
Жайыка (66) и Едиля (см.60) берега.
Где звезды видел ясные на небе,
И землю всю очистил от врага.
Надев девятислойную кольчугу,
В поход я звал товарищей своих.
Из сорока любой был верным другом,
Отдать готовый жизни за других.
За честь и славу своего народа
Бесстрашно устремлялись на врага,
И темными ночами до восхода
Мы грелись у походного костра.
Копытами скользя по сизой льдине,
По груди увязая средь болот,
И вдоволь наглотавшись жидкой глины,
Неслись упорно только лишь вперед.
Мы реки на конях переплывали,
Наш путь в горах отвесных пролегал.
От жажды, пыльной бури мы страдали,
Нас солнца луч, пылая, обжигал.
Прогнал врага, вернул ногаям земли,
Травой, водой богатые луга.
И с той поры все думаю, не тем ли
Мне бурных лет тех память дорога?
В путь шестимесячный вдоль славного Едиля
Тарлана своего я направлял,
Чтобы враги зимовья не сгубили.
И предков дух меня благословлял.
Да, повидал немало в этой жизни,
Простор родной дозором обходил.
Былое вспоминая, сердце стиснет,
Вот отчего так горько затужил.

Без устали за падалью охотясь,
Летает черный ворон по степи.
Бросая взор по сторонам, тревожась,
Густой, горячей жаждет волк крови.
Батыр простор бескрайний озирает,
И видит он всю ширь земли родной.
С мечом в руке Отчизну защищает
И знает, что так велено судьбой!
Освободил наделы вдоль Шагана,
Но не для хана сделал это я.
Для тех, кому от велика до мала
Желал вовеки мирного житья.
О казанах заботился о черных,
И о младенцах светлых думал я.
Чтоб дети не остались беспризорны,
О женщинах, о хилых стариках.
Народ мой ногайлы, меня предавший,
Покинул разум в этот раз тебя.
Я ведь твой сын, улус свой защищавший,
Оставил в благодарность ты меня.
На берега свободного Шагана,
Забыв Таргына в радости шальной,
Рванул к былым кочевьям своим рьяно,
Забросив здесь со сломанной спиной.
Достоин ли тот уважения, славы,
Руки в беде который не подаст?
В седло кто за собою не подсадит
И в трудный миг, не думая, предаст?
До смертного не позабуду часа
Обиду, нанесенную тобой.
И от увечья никакого спасу,
Неотвратимой брошен я судьбой.
О, мой народ, как жаль, что не умеешь
Героя уважением окружить.
В своей неблагодарности коснеешь.
Кто будет почитать тебя, ценить?
Еще чуть-чуть, душа моя на небо
Готова мушкой малой улететь.
Вот как оно случилось-то нелепо,
Калекой неподвижным умереть.
С мечом в руке, с воинственным ураном (87)
Батыров сколько гибло на земле!
О, как мне жаль, что не на поле бранном
Встречаю смерть я, сидя на коне!
Покинули Таргына аруаки (см.22),
И сердце жгучим пламенем горит.
То самое, не ведало что страха,
И от обиды в жилах кровь кипит. 

- О Акжунус, не суждено свершиться
Отныне нашим призрачным мечтам.
Была ты в отчем доме баловницей,
Чья красота цвела не по годам.
Сияет ясный лик белее снега,
Стан тонок, как ивовая лоза.
А брови, как надломленные стрелы,
Бездонных глаз лучиста глубина.
Отца однажды волю ты презрела
И сердцем чистым выбрала меня.
Жизнь разделить со мною захотела,
Бесстрашие духа моего ценя.
Загасит черный ветер свет надежды,
Загубленной изменчивой судьбой.
Одолевал все трудности я прежде,
На этот раз не справиться с бедой.
Гладь озера покроет легкой рябью,
Когда заплачут лебеди навзрыд.
С надломленным крылом одну оставлю
И буду всеми на земле забыт.
Не озаряй своею красотою, 
Теперь твоя бессильна красота.
На небе сиротливой бороздою
Оставив след, падет моя звезда (см.68).
Когда, простившись, уходил на битву,
Как жаждала душа твоя любви!
В ночи тревожной тихую молитву
Шептали губы алые твои.
Кого, признайся, будешь ждать отныне?
И с кем разделишь вновь свою судьбу?
Быть может, станешь чужаку рабыней.
Я мысли этой не перенесу.

- Прощай и ты, тулпар (см.17) мой благородный,
Что был всегда и всюду подо мной.
Знать не желал иных коней породных,
Искал тебя, чтоб устремиться в бой.
В хмельном тумане дикого набега,
Лишь только раздавался ратный клич,
Ты без подсказки делал свое дело,
Врага мог во мгновение настичь.
И не было коней, что от погони
Твоей могли когда-нибудь уйти.
Как не было и тех, кто нас догонит,
Могли неспешно дух перевести.
И ни одна стрела нас не задела,
И миновало острое копьё.
До гибели нам разве было дело?
Ведь нас двоих не подвело чутьё.
Твоя грудь шире юрты шестикрылой (67),
И след копыт с очаг величиной.
Гуляет легкий ветер в буйной гриве,
Ее вздымая шелковой волной.
Играют на спине твоей лопатки,
Как будто две широкие доски.
Ах, пасть бы мне с тебя во время схватки,
Врага держа руками за грудки!
Здесь на безлюдье не хотел я сгинуть,
С родным не попрощавшись очагом.
Желал Таргын седло твое покинуть
От жизни утомленным стариком.
Упал на землю и лежу недвижно,
И ты зачах без дела, мой тулпар.
Дела, как видишь, наши никудышны,
Не снес судьбы я роковой удар.
Ужель вот так, привязанный арканом,
В степи безлюдной встретишь смерть свою?
Вдаль не помчишься больше ураганом,
Устроишь пир великий воронью?
Бродяга, может быть, или разбойник
Тобою завладеет без меня?
Увидит, что хозяин твой покойник,
Небрежно в торбу кинет ячменя.
Пусть лучше твердь разверзнется земная,
Чтоб моего тулпара поглотить.
Где след копыт оставишь, пусть взмывая,
Забьёт струей прозрачною родник (см.17).
Потомкам будет лить он в назидание,
Наш подвиг пусть акыны воспоют.
Последнее батыра пожелание,
Что на безлюдье свой нашел приют.
Нет никакой во мне уже надежды,
Душа презренных трусов коротка.
Вот-вот сомкну навеки свои вежды,
И не протянется ко мне ничья рука.
В Крыму далеком помнят Ер Таргына,
Всех сорок там оставил я друзей.
Не знает ни о чем моя дружина.
Что может быть их помощи нужней?
Беда нас вдалеке от них настигла,
Неведомо им, как страдаю я.
Преграду неожиданно воздвигла
Судьба неблагодарная моя.
Где те, с кем здесь я воевал когда-то,
Могучий Карасая сын Кобен?
Теген, сын Алшагыра, воин знатный
И ты, Омара сын, лихой Себен?
Ужели воле хана подчинившись,
Вы предали в тяжелый миг меня?
И, к берегам Шагана возвратившись,
Иною целью тешите себя?

Нет, Акжунус, никто нам не поможет,
Нет сына, станет что искать отца.
И братьев нет, кто помощь мне предложит,
Лишь сила буйная судьбой была дана.
Ее единственной сегодня я лишился,
На землю с перебитым пав хребтом.
Путь жизненный бесславно завершился,
Мучительным горит душа стыдом.

Ах, подлые потомки белой кости,
Да будет проклят ханский род навек!
Как Ханзада, не видывал прохвоста,
Теперь он для меня не человек.
Иссохли губы, в жилах кровь застыла,
О Акжунус, нет больше сил моих.
Лишь ты одна меня не позабыла,
Я вижу след жемчужных слез твоих.
Смотри, звезда (68) упала с небосвода,
Знать, Тенгри волю объявил свою.
Со мной пришел конец моему роду,
Отчаянную боль в душе таю.

Слезу во гневе Акжунус отёрла:
- Не льву я разве вверила судьбу? -
Как крылья, руки к Небесам простёрла,
- О Тенгри, дай же разума ему!
Не раз в крови заставил захлебнуться
Врагов своих бесчисленных в бою.
Ужели не способен вновь встряхнуться,
Внимать не стану твоему нытью.
Надломленный падет на землю тополь,
Побег взойдет, однако, молодой.
И аргамак, чья грива словно соболь,
В кобылы чреве след оставит свой.
Лишь ты, не сделав и попытки даже,
Собрался жизнь покинуть без борьбы.
Я, женщина, тебе сказать отважусь,
И пусть слова покажутся грубы.
Не смей меня с пустым оставить лоном,
Прервать тебе я не позволю род.
Кочевьям нашим будет кто заслоном?
Кто защитит от недругов народ?
Зачахнет белый сокол на насесте,
Стальные крылья если опадут.
И лебедь белая не взмоет с парой вместе,
Когда ее печали изведут.
Гремело твое имя над Можаром,
Над Крымом и Казанью золотой.
Тулпар, грызущий удила, недаром
Тебя пронес над мутною водой
Сиваша, для врага недосягаем,
Но для тебя же он привычный брод.
Легко дорогу смерти уступаешь.
А ведь должно все быть наоборот?
Чужих пугали степи Акермана,
Для ногайлы надежнейший оплот.
В руках твоих был меч семибатпанный,
И конь просторы одолеть мог влёт.
Ты сбросил Аксыбан батыра наземь
У стен державных крепости Азов.
Так кто же несгибаемый дух сглазил,
Чтоб жизнь и смерть на чашу класть весов?
Шесть дней и шесть ночей, глаз не смыкая,
Без устали слал стрелы во врага.
И Аяукена рать, изнемогая,
В степи оставив раненых, в бега
Ударилась, пыль клубами вздымая,
И страшен был им твой кипящий гнев.
Куда же ярость делась вся былая,
Где, неодолимым слывший прежде лев?
Оружие успел скрестить со всеми,
Кто был для нас недремлющим врагом.
Лишь Ер Таргын расправиться мог с теми,
Кто шел на земли ногайлы с мечом.
Дозором вдоль Жайыка и Едиля
От устья до истока исходил,
Чтоб недруги кочевьям не вредили.
И вот тогда здесь воцарился мир.
В досаде, словно тонкую тростинку,
Мог дуб могучий пополам согнуть,
И с глаз ребенка горькую слезинку
Рукою сильной бережно смахнуть.
И что теперь? Один в степи безлюдной
Собрался смерть безропотно принять?
О нет, мне с этим согласиться трудно.
Батыр, боль презирая, должен встать!
Да разве кто в краю родном поверит,
Что ты, свалившись с дерева погиб?
Что Ер Таргын рукой не пошевелит,
Издав перед кончиной жалкий хрип?

В груди могучей сердце встрепенулось,
Боль дикую натужно превозмог.
Надавливая с силой, содрогнулся
И с хрустом встал на место позвонок.
Слова любимой до костей пронзили,
Заставили батыра осознать,
Не для того был наделен он силой,
Чтоб смерти так легко себя отдать.
Полотнищем в шесть кулашей (69) длиною
Таргына обвязала Акжунус.
Промолвил, снова овладев собою:
- Не думал, что еще раз поднимусь.
Похоже, Тенгри было так угодно
Мне снова годы жизни подарить. 
Поступок не забуду благородный,
Что ты смогла, родная, совершить.
Объято сердце горькою печалью,
Но грудь опять надеждою полна.
Тарлана подведи ко мне сначала,
Забыл я в эти дни про скакуна.

На привязи без дела оставаясь,
Тулпар заметно сник и отощал.
Он, бессловесно горе ощущая,
Хозяина беду осознавал.
От радости всхрапнул, застриг ушами
И неуёмно головой кивал.
Подскакивая мелкими шагами,
Сам к Ер Таргыну тут же подбежал.
Как прежде Акжунус его седлала
И с радостью поводья подала.
Ковровую попону подстилала,
Сама от счастья словно расцвела.
Доспехи боевые надевает,
В дорогу собирается Таргын.
Перед собою Акжунус сажает
Великого народа верный сын.
Оправившись от грозного увечья,
Спешит к улусу Ханзады поспеть.
И тем, кто поступил с ним бессердечно,
В глаза собрался прямо посмотреть.
Поехали вдвоем неспешным шагом,
Еще одна преграда позади.
В лице Таргына видно возмужалом,
Что гнев клокочет праведный в груди.
От раны не оправившийся воин
И женщина покорная в седле.
И кто из них, скажите, не достоин
Иметь немного счастья на земле?
Храпит Тарлан нежданно, рвет поводья,
Со ржанием копытом землю бьёт.
Случилось, видно, что-то с ним сегодня,
Опасность вдруг тулпар опознаёт.
Прислушиваясь к конскому испугу,
Таргын хватает в руки меч и щит:
- Без слов мы понимаем с ним друг друга,
Нам жаркий бой, возможно, предстоит.
Нельзя никак взглянуть вполоборота,
Мне шею повернуть пока невмочь.
Не видно ли в степной дали кого-то?
Лишь ты, родная, сможешь мне помочь.

Вперёд всмотревшись, Акжунус сказала:
- Две точки увидала вдалеке.
А может быть, мне просто показалось,
Есть ли опасность в этом пустяке?

В глубокое впал Ер Таргын раздумье:
«О Жараткан (см.49), что ждет нас впереди?
На радость встреча будет, на беду ли?
В мольбе тяну вновь руки: помоги!
Ты с тела моего недуг смертельный
Убрал, как просяную шелуху.
Признательность Таргына беспредельна,
Её тебе, Создатель, возношу!
Знать о себе дает еще увечье.
Так стоит ли мне в бой вступив, рискнуть?
Не лучше ли избегнуть этой встречи
И поскорее в сторону свернуть»?

Когда батыр на миг теряет волю,
Коль богом ему женщина дана,
И в счастья час, и во мгновение горя
Совет способна верный дать она.
И снова Акжунус ему сказала:
- Не льву я разве вверила судьбу?
Меня твое бесстрашие восхищало.
О Тенгри, дай же разума ему!
В степи открытой враг всегда заметит,
Нельзя никак укрыться от него.
А если мирных путников мы встретим,
Увечья не кажи им своего.
Из тех они, быть может, что предали,
Из Ханзады улуса ногайлы?
Езжай навстречу, чтоб они не знали,
Что сил пока нет у твоей спины.
Пусть думают, Таргын могуч, как прежде,
Что хворь сумел былую одолеть.
Чтоб капли не оставить им надежды,
Уверенным и смелым взглядом встреть!

И снова Ер Таргын с ней согласился.
Табунщики то были Ханзады.
В седле, боль унимая, распрямился,
Скрывая, что движения нетверды.
Батыра они издали узнали,
Свернув с пути, несутся сообщить:
«Здоров Таргын, он едет на тулпаре.
Нам, видимо, собрался отомстить»!

Сидит на троне Ханзада, бледнея:
«Как видно, Небом Ер Таргын храним.
Чем враг, мы поступили с ним сквернее.
Как свой ему проступок объясним?
Батыра в миг тяжелый возносили,
Но только он расправился с врагом,
Как тут же про него все позабыли.
И вот опять нуждаемся мы в нем.
Сумел враг накопить былую силу
И ставку плотным окружил кольцом.
Пределы вдоль Шагана вновь прельстили,
Их требуют они вернуть добром.
Но прежде чем нас выпустить отсюда,
Я должен дочку недругу отдать.
От сей беды избавит только чудо.
Спасет Таргын на этот раз, как знать?

Собрал хан многочисленную свиту,
Что состоит из беков, биев, мурз.
Испуган был, но не подал им виду,
И только взгляд у Ханзады был хмур.
Пришли к Таргыну с величайшей просьбой.
Возможно, он сумеет их простить?
Просили, умоляли его слёзно
Былые все обиды позабыть.
- В те дни мы не сумели возвратиться,
Отрезали враги обратный путь.
И если нам проступок тот простится,
Договоримся, может, как-нибудь?
Объят народ невыразимым горем,
С земель исконных нас изгнать хотят.
Дочь хана чтоб отдали мы с позором
И шли затем, куда глаза глядят.
Похоже, больше нет в тебе недуга,
Врага, как делал прежде, истреби.
Клянемся впредь ценить твои заслуги.
Как справиться с бедою? Подскажи...

Взглянул Таргын на Ханзаду сурово:
- Пока с врагом сразиться не могу.
Но кой-чему, коль обратились снова,
Сегодня вас я все же научу.
Резвится в море вольно, плещет рыба,
Ей дарит жизнь прозрачная вода.
Беда ждет рыбу в мутной луже, ибо
Дыхания лишится в ней она.
Тулпар в степи летит быстрее ветра,
Врага пугает стук его копыт.
Нет ничего прекраснее на свете
Погони, когда недруг твой бежит.
Ребенок малый может быть бесстрашным,
Народ батыром если дорожит.
Когда стоит муж доблестный на страже,
Покой и мир улуса он хранит.
Но каково, скажи мне хан, герою,
Готовы если родичи предать?
Когда оставшись со своей бедою,
Он помощи от них не может ждать?
Когда султан лукавит вероломный,
Что ждет нукера, коль вослед ему
Коня седлает в путь беспрекословно?
Что испытать дано ему в бою?
Жена его, став горькою вдовою,
Другого мужа в день один найдет.
Сын, без отца оставшись сиротою,
Заглянет робко за чужой порог.
Но знай же, гнусный хан, что не погибнет
Степной орел, сломав одно крыло.
Он страх и боль однажды с себя скинет
И птицею опять взлетит в седло!
Дня не пройдет, как конь мой благородный
Вновь в силу свою прежнюю войдет.
Но ради твоей шкуры, пес негодный,
Батыр мечом, как прежде, не взмахнет.
Я завтра же Тарлана оседлаю,
В доспехи боевые облачусь.
Но меч не обнажится мой, сверкая,
На бой с врагом я больше не помчусь.
Спроси же меня, подлая собака,
Чем Ер Таргын сегодня огорчён?
Ты знал об этом, но забыл, однако,
Что волком я доверчивым рождён!
И сердце мое праведное смерзлось
От низости твоей в ком ледяной.
Высокая застыла во мне доблесть,
Ее не сможет растопить и зной.
В кипучих водах Караже, Кобана
Врагов заклятых Ер Таргын топил.
В Бодане бурном, в русле Актогана
Немало крови чуждой я пролил.
Вдоль поймы рек Самара, Ушозена
Не раз меч в жарких битвах обнажал.
От споров бесконечных и измены,
От лисьей твоей хитрости устал.
Признательности лживой мне хватило,
Не стану впредь на спорной жить земле.
Ожесточившись, сердце запретило
Отныне и вовек служить тебе.
Уйду на берег западный Едиля,
И ледостава ждать не стану я.
Сиваш вплавь одолею, мне хватило
Беспечного и подлого вранья.
По волнам бурным голубого Дона,
Из кедров плот построив, поплыву.
Тернистою дорогой утомленный,
В один из дней я окажусь в Крыму.

Ждут сверстники меня там с нетерпением.
Их сорок, самых преданных друзей.
Сердец отсюда слышу я биение
И топот их стремительных коней.
Мы разожжём в степи костёр походный,
Им расскажу, как предал ты меня.
Что есть на свете хан один негодный,
Всю горечь изолью пред ними я.
И если Тенгри будет мне опорой,
Однажды с ними вместе я вернусь.
И будет месть безжалостной и скорой,
В кровь гнусную твою как окунусь.
Рукой стальною стисну эту глотку,
Покатится на землю голова.
Кинжалом срежу куцую бородку,
Слова мои попомнишь, Ханзада.
Суть сказанного в том, коль не желаешь,
Угрозу чтоб исполнил я свою,
Коня без промедления оседлаешь,
Отсюда уберешься подобру…

     Часть шестая

Услышанное ввергло хана в ужас.
Нет, без батыра им не обойтись.
Надежду их последнюю он рушит.
К словам нещадным как им отнестись?
Посовещавшись с мурзами и бием,
К нему вновь обратился Ханзада.
Такую речь сказать бы мог вития:
- Случилась с нами, Ер Таргын, беда!
Детей и жен невинными слезами
И немощью бессильных стариков
Молю и заклинаю Небесами,
Спаси нас от безжалостных врагов!
Подай же руку мне в знак примирения,
Вина моя ужасна, признаю.
Дай нашей слёзной просьбе одобрение,
За это в жены дочь возьми мою!

Дрожа, пожал хан Ер Таргыну руку,
Вся свита замолчала, присмирев.
Дыхания не стало слышно звука,
Унял батыр тогда великий гнев.
Он оттого забыл про все обиды,
Что думал о задымленных котлах.
Что у младенцев светлых нет защиты,
О старцах, пребывающих в слезах.
Всегда желал он своему народу
Спокойного и мирного житья.
Ему надежным быть хотел оплотом,
Свободу, как и прежде, отстоять.

«Возрадуйтесь! Таргын опять вернулся,
Обрушиться готовый на врага!
От нас, как видно, бог не отвернулся», -
Разносится народная молва.
Ждут торгауыты день, другой ответа,
Вот сроку перемирия конец.
Бой барабанный с утренним рассветом,
Рать двинулась, и быть теперь войне!
Но враг не знает, что Таргын вернулся,
Что сокрушительный их ожидает бой,
Что бог от торгауытов отвернулся,
И не спастись им никакой мольбой.
Подходит войско недругов все ближе,
Бунчуки реют черною волной.
Дрожит земля и топот мерный слышен,
Неудержимой катится стеной.

Огнем пылали мстительным глазницы,
С бровей его угрюмых падал снег.
Покрылись сизым инеем ресницы (70),
Таким был Ер Таргына ярый гнев.
Безжалостно разил железной пикой
Того, кто обратить рискнул копье.
И разрубал мечом со страшным криком
Того, кто меч направил на него.
Он сокрушал немыслимым ударом,
Найдётся если вдруг такой смельчак,
Того, кто замахнуться смел шокпаром (см.31).
Страшился враг, завидев силача.
С лохматыми и черными кистями
Из стали тусклой панцирь он надел.
Шокпар свинцовый с острыми шипами,
Как перышко воздушное вертел.
Готового нестись стрелой-змеею,
Тарлана также в латы облачил.
Все пять оружий (см.29) взял батыр с собою,
Прыжком в седло походное вскочил.
Грыз удила тулпар с надсадным хрустом,
Он был, как огнедышащий дракон.
Молва летела по земле стоусто,
Все знали, что как смерч его разгон.
За шесть дней до него вперед ушедших
Коней догнать в дороге бы сумел.
Тулпара топот слыша сумасшедший,
Враг даже оглянуться б не посмел.
Ни горы, ни озера и ни реки
Тарлан себе преградой не считал.
С очаг величиною в диком беге
Следы он за собою оставлял.

Призвал Таргын на помощь аруаков (см.22),
С мольбою руки к Небесам воздел:
«Нет, не бывало в сердце моем страха,
Врагов смирять вовеки мой удел!
О духи предков, к помощи взываю,
И пяди лишней нет у нас земли.
Степь матерью своею называем,
Не станем с кем-то мы ее делить».

Неистовым пронесся ураганом
И гущи битвы вскорости достиг.
В шесть кулашей (см.69) огромным великаном
Конь, возвышаясь, перед ним стоит.
В седле сидит горою неприступной,
Взор устрашая, грозный богатырь.
Следит за Ер Таргыном неотступно
Непревзойденный Домбаул батыр.
Взирает молча рать на двух батыров,
Что вышли состязаться жекпе-жек (71).
Дивясь великой силе их, застыли,
Мир не рождал таких еще вовек.
Качая головой, с кривой усмешкой
Сказал Таргыну грозный Домбаул:
- Во мне роятся мысли вперемешку.
Как биться с тем, кого уже вспугнул?
Слегка ты, вижу, наделен отвагой,
Боюсь, тебя я как бы не зашиб.
Быть может, на поклон пришел, бедняга?
Об этом лучше сразу мне скажи.
Ты легок в своей резвости, как тучка,
Что вдребезги дробится об утес.
Даст Домбаул тебе такую взбучку,
Дай бог, чтоб кости целыми унес.

- Зря, горячась, бросаешься словами, -
Сказал Таргын богатырю в ответ,
- Рискнем сегодня оба головами.
Зачем мне слушать ложный твой навет?
И если ты пригорок невысокий,
Я неприступная вершина над тобой.
Ты ветерок всего лишь резвоногий,
Я ураган неистовый и злой.
Ты каркаешь сейчас, как жалкий ворон,
Вспугнуть пытаясь, сидя средь ветвей,
Того, кто гнева и отваги полон.
Не слышал слов я отроду смешней.
Шаган припомнив, с ужасом узнаешь,
Что я и есть тот самый Ер Таргын.
Прогнал бараньим стадом, вспоминаешь,
Тебя и войско из родных долин?
О том прослышав, что Таргын увечен,
Явился снова земли захватить?
Видать, ты был уверен и беспечен,
Что некому народ мой защитить.
Так выходи же, если не боишься,
Я тут и весь стою перед тобой.
Каким своим деянием гордишься?
Рассудит нас сегодня равный бой!

- Ошибся, я не ветер резвоногий, -
Ответил, свирепея Домбаул,
- Поток я, что низвергнулся широкий
На дно ущелья, издавая гул.
Вчера к тебе слетела птица счастья,
Сегодня возвратится вновь ко мне.
Хочу к тебе я проявить участие
И кое-что сказать наедине.
Я десять лет назад степным пожаром
Обрушился на земли ногайлы.
От вас очистив берега Шагана,
Перевернул на очагах котлы.
Пока я отвоевывал упорно
Жайыка берега для хунтайджи (72),
Кочевья наши были беспризорны,
Терпя от вас набеги, грабежи.
Так вот, Таргын, ответ каков мой будет,
Твоя падет за это голова.
Сама судьба сегодня нас рассудит,
Кольчугу чью разворотит стрела.
Неопытен ты, да к тому же молод,
А стало быть, стреляю первым я (см.48).
Хотя и зол, но на сердце лишь холод,
Клянусь, не дрогнет в этот раз рука!

Не спорит Ер Таргын, он не был трусом:
- Пусть первый выстрел будет за тобой.
Эй, Домбаул, стреляй же, сивоусый,
Не утомляй своею болтовней.

Рука врага в колчан тотчас нырнула,
Привык людскую кровь он проливать.
Стрела кроваво-красная блеснула,
Что может жизнь в единый миг прервать.
На всю длину стрелы, со всею силой
Он натянул тугую тетиву.
Гнев сдерживая, прошептал насилу:
«Ухмылку дерзкую с тебя, наглец, сорву»!
Он метил в сердце самое Таргына,
Что выше золотой луки седла,
Над головой тулпара в поларшина.
С тревожным гулом понеслась стрела.
В девятислойной прорвала кольчуге,
Вонзаясь с треском, восемь лишь слоёв.
Бессильны оказались вражьи руки,
Досадный Домбаула слышен рёв.
Смерть обошла сегодня Ер Таргына,
Девятый слой остался невредим.
Народу своему достойным сыном
Недаром был, знать, Небом он храним!

Какая, понял вдруг батыр, опасность
Вновь миновала в трудный час его.
На Домбаула бросил взгляд бесстрастный,
В глазах его светилось торжество.
На этот раз погибель проиграла,
Он вырвал вражью из брони стрелу.
Судьба его еще раз испытала.
Возносит Небу Ер Таргын хвалу!
Дивясь тому, что наконечник смялся,
Как будто в жарком побывал огне,
В лицо врагу он громко рассмеялся.
Отчаявшись, сидел тот на коне.
И смерти неудавшейся причину
Он пополам руками разломил,
Как тонкую, ничтожную лучину.
Швырнул на землю, спину распрямил.
Усмешку удержать не удается,
Что разочарован, от врага не скрыл:
- Да ты хвастун трусливый, мне сдается,
А ведь слова какие говорил …. 
Эй, пес неблагодарный с черным сердцем,
Знай, день настал сегодня роковой.
Да разве я позволю чужеземцам
Улус* разору предавать родной?
Кольчуги ворот в клочья разорву я,
И захлебнешься в собственной крови.
Позарились на землю вы чужую,
Пришел Таргын тебя остановить.
Коль побежишь, как жалкая собака,
Добром тебя на волю отпущу.
Но если нет в душе пустого страха,
На месте стой, когда пущу стрелу.
Бог даст, меня удача не покинет,
Навек лишу дыхания тебя. –
Презрительно с ног до головы окинув,
Сказал ему, поворотив коня. 
Разъехались, теперь черед Таргына.
Он к духам предков глас свой обратил:
«О, аруаки, дайте силы львиной,
Чтоб свет в его глазах я погасил!»
В колчан, покрытый костяной резьбою,
Раздумывая, руку запустил.
Стрел много, надо выбрать, но какою
Врага бы он на землю уложил?
Батыра осеняет вдруг догадка,
Есть среди них убойная стрела.
Стальной конец ягнячья в точь лопатка,
А в оперении чернеет щетина.
Взял в руки лук с тугою тетивою,
Сплетенною из конского хвоста.
Согнулся лук упругою дугою,
А лук из рога горного козла.
Он метил прямо в сердце Домбаула,
Поверх луки массивного седла.
Над пегой головой коня блеснула
И с гулом низким понеслась стрела.
Вонзилась прямо в сердце торгауыта,
Зерцало (73) разлетелось на куски.
И не спасла кольчужная защита,
Надеждам чужеземца вопреки.
Пронзив навылет тело исполина,
Стрела пробила гору за спиной.
Как будто град, осыпалась махина,
Вниз рухнула бушующей волной.
Из рук могучих выскользнуло знамя,
Пал Домбаул на гриву скакуна.
В глазах угасло яростное пламя,
Лишь шепчет что-то тихо про себя.
Теряет, побледнев как мел, сознание,
Успел промолвить:
                - Далайлама лух!
Сползает вниз с предсмертным бормотанием,
Земли коснувшись, испускает дух!

Поднялись торгауыты в диком гневе,
Враг гибелью зайсана (74) поражён.
Лавиной устремившись, подоспели,
Таргын вмиг оказался окружён.
Шесть тысяч глаз пронзительных и лютых,
Булатные мечи в руках гремят.
Надеть желают на батыра путы,
Клинки сверкают, гибелью грозят.

На вражеское глядя окружение,
Молитву Небу Ер Таргын вознес:
«В тяжелом оказался положении.
Победа или смерть – еще вопрос.
Судьба опять испытывает силу,
О, Жараткан, не дай меня сломить!
Чтоб руки мои в битве ощутили
Ту мощь, что рать сумеет разгромить.
О, аруаки, к вам теперь взываю,
Без вас Таргыну вновь не обойтись.
Один на поле боя, понимаю,
Лишь вашей волей мне дано спастись.
Во многих побывал кровавых битвах,
Сражался насмерть, страха я не знал.
И каждый раз, произнося молитву,
К поддержке вашей, к милости взывал.
Как лес густое войско окружило.
Врага мне дайте силы одолеть.
Льва будто волчья стая обложила.
Дано в грызне неужто умереть?
Нет на погибель у Таргына права,
Народ мой ногайлы победы ждёт.
Враги иначе нападут, как лава,
Размножив вдов несчастных и сирот.
Дано мне если проиграть бесславно,
На голову мою падёт позор.
Бой предстоит тяжелый и неравный,
Неведомо, как завершится спор.
Пусть полетят зловещей тучей стрелы,
Что перьями орла оперены.
И пусть падет на землю враг презренный,
Чьи бунчуки, как мрак ночной черны.
Меч обнажу булатного закала,
Что скалы разрубает, как кугу (75).
Как айдахара (см.8) огненного жало,
Найзу (см.55) четырехгранную возьму».

- И для тебя, Тарлан, настало время,
Пред нами многотысячная рать.
Коснется как боков стальное стремя,
Пора свою свободу защищать!

   Часть седьмая.


В груди его спокойно, мерно билось
Большое сердце с голову коня.
Не раз ему и прежде приходилось
Врагу смотреть заклятому в глаза.
По кругу на Тарлане рысью волчьей
Проехал Ер Таргын. Под стук копыт
С испугом вражья рать глядела молча
На снег с бровей и искры из орбит.
В седле привстал и с боевым ураном (см.87)
В строй врезался, воскликнув:
                «Аруак»!
Ряды сминая на пути тараном,
В сердца вселяя им безумный страх.
Мечом булатным воздух сотрясая,
Гнал торгауытов в сторону луны.
По ходу солнца, развернувшись стаей,
Бегут, не чуя под собой земли.
Покрылось поле мертвыми телами,
Была Тарлану по колено кровь.
Кипящими от ярости волнами
Враг наседает на батыра вновь.
Усталость Ер Таргыном овладела,
С боков тулпара льёт горячий пот.
Кровь на кольчуге вражья заалела,
Поверженным батыр теряет счёт.
Но разве же споткнется конь могучий,
Целы пока четыре все ноги?
Несется на врага зловещей тучей,
Пар из ноздрей, сверкают глаз белки.
И честь батыр вовеки не уронит,
Пока в груди отважная душа.
Никто в час испытания не сломит
Ни Ер Таргына, ни его коня.
Впервые плеть тяжёлая коснулась
Боков тулпара, разжигая кровь,
И искры под копытами блеснули.
Нестись стрелою конь под ним готов.
Махнул рукой Таргын, и засверкала
Огнем сталь ненасытная клинка.
Рот кривится в чудовищном оскале
И ходят ходуном два желвака.
На вытяжку придерживает пику,
Никак вблизи батыра не достать.
Таргын разит их беспощадно, лихо,
Настало время месть врагу воздать.
Как искры разъяренного пожара,
Захлебываясь в собственной крови,
Враг улетал от тяжкого удара,
Не знавшей поражения руки.
Лежат тела поверженных грядою,
Отметив Ер Таргына страдный путь.
Оставив ров глубокий за собою,
Тулпар успел, как молния мелькнуть.
Шокпаром тяжеленным в шесть батпанов,
Как колышки вбивал в песок врагов.
Напрасно заслоняются щитами,
Нет никакого проку от щитов.
В стальные кто закован был доспехи,
Тех вдребезги ударом разбивал.
На всем пути, душе его утеха,
Он никого в живых не оставлял.

Прервав Тарлана бег на полдороге,
Навстречу вышли три богатыря.
Дабу, Дондук, Серен, их лица строги,
Таргын пред ними придержал коня.
На жекпе жек (см.71) батыра вызывают,
Нашлись средь торгауытов смельчаки.
Из них Дондука первым выбирает,
Чьей мощью обладают лишь быки.
Как полумесяц, сея страх, сверкнуло
Оружие Таргына – айбалта (76).
Коня минуя, к недругу метнулось,
Плоть надвое его рассечена.
Дабу с мечом наотмашь вылетает,
И Ер Таргын хватается за меч.
Удара одного ему хватает,
Чтоб голова Дабу слетела с плеч.
Серена следом за ворот хватает,
Как дикий зверь заголосил Серен.
С коня стянул и по земле таскает,
Козлу в игре (77) как будто бы взамен.

Шестые сутки непрерывной битвы,
Вернулась сила прежняя опять.
Проходится по головам, как бритва,
Не может и тулпара усталь взять.
На день седьмой ступить на поле негде,
Растерзанная полегла здесь рать.
Лишь вороны слетались к горам снеди,
Чтоб в месиве кровавом пировать.
Восьмой настал, девятый день, десятый,
Без слез на торгауытов не взглянуть.
Ужель они и есть тот враг заклятый,
Что смел на нас когда-то посягнуть?
На день одиннадцатый видит он, с тулпаром
Творится то, что трудно объяснить.
Густая грива скакуна опала,
Успел как будто кто-то подменить.
Подходит дню двенадцатому время,
Скакун неутомимый изнемог.
Ему и латы не по силам бремя,
И дрожь видна его усталых ног.
И легкие вот-вот и загорятся,
Почти копыта стерлись до пеньков.
Глаза коня мутнеют и слезятся,
Спадает пена хлопьями с боков.
Сошел с седла, погладил ему гриву:
- Скажи мне, что с тобою, мой тулпар?
Тебя завидев, все давались диву,
Когда горел в глазах твоих пожар.
Взлетая на холмистую вершину,
Поросшую душистым бетеге (78),
Или сходя в лесистую лощину,
Был твердым шаг твой на любой тропе.
На горные хребты мы поднимались,
Где исчезали в облаках орлы.
Где гребни в узел каменный сплетались,
В щелях таились горные козлы.
Ты жизнь спасал мою и не однажды,
Стремительным и легким был разбег.
И разве тебя спрашивал я дважды,
Как столько раз опасности избег?
Так что ж теперь случилось-то с тобою,
Когда придется жизнь свою отдать,
Иль волею Небес на поле боя
Ее, напротив, у врага отнять? -
Тяжелые с коня снимает латы,
Оружие, кольчугу сбросил вниз.
Клинок в руках остался лишь булатный
И снова за врагами погнались.
Устал тулпар, но и сейчас сумел бы,
Дом каменный ударом раздавить.
Вселяя страх, копыта загремели,
Всего-то им оставшихся добить.
Пытаются одни найти укрытие,
Бегут другие в лютом страхе в степь.
Немного их осталось недобитых.
Кто жизнь спасает, безнадежно слеп.
Уходит солнце на покой, темнеет,
Двенадцатому дню конец настал.
На зрелище взглянув, батыр немеет,
Один с конем по полю он блуждал.
Ночь коротка, рассвет над миром брезжит,
Над полем битвы солнце восстаёт.
Безмолвие мертвящее слух режет,
И жаворонок в небе не поёт.
Ни топота, ни крика и ни стона,
Живой души в округе не видать.
Да каркает то здесь, то там ворона,
И павших на земле не сосчитать.
Взглянул Таргын на друга боевого
И в первый раз тулпара не узнал.
На теле тощем места нет живого,
Семнадцать ран глубоких насчитал.
Земли когда-то грива доставала,
Вниз ниспадая шелковой волной.
Не более вершка теперь же стала,
Пугая взор своею редизной.
Огромные, могучие копыта,
Чей след был прежде с лунку очага,
До махоньких пенечков были сбиты,
С наперсточек размера ноготка.
И от хвоста огромного остался,
Что прежде был в размах двух рук длиной,
Пучок волос, что в ком клокастый сжался,
Покрывшись мутной, ржавой желтизной.
Тарлан измучен битвой многодневной,
Но стати он своей не потерял.
И точно также косит глазом нервно,
Совсем как будто и не воевал.
И если клич воинственный раздастся,
Над степью конь взовьётся вновь стрелой.
И не в пример иным ему удастся
Встать под седло и устремиться в бой.
Таргын вздохнул и высвободил ноги
Из коротко подтянутых стремян,
В рубахе, кровью залитой чужою,
Пустой забросив за спину колчан.
Тарлана шагом погоняя вялым,
Обратно ехал, там внизу холма
Стоял народ, испуганный, усталый,
Чьи не сомкнулись много дней глаза.
И стар, и млад поднялся пред батыром,
В признательности головы склонив,
Перед своим спасителем, кумиром.
Все вместе с ханом рады, что он жив.
Таргына возносили в честь победы,
Устроен был в степи великий той (79).
Расстелены ковры и текеметы (80),
И лился из саба (81) кумыс рекой.
На скачки посмотреть, стрельбу из лука,
Здесь в ханской ставке собрался народ.
Там, где Шаган глубокая излука,
Крутой где ее русла поворот.
Летели чередою дни и ночи.
Их, празднуя, народ не замечал.
До игр и развлечений кто охочий,
И в сорок дней победу отмечал.


    Часть восьмая


Но Ханзаду навряд ли что исправит,
От слова своего вновь отступил.
Враг истреблен, хлопот им не доставит,
Отдать Таргыну дочь обет забыл.
Призвал батыра хан в свои покои,
Наедине, как на духу сказал:
- Одна мне новость не дает покоя,
Про семь твоих коленей разузнал.
Ни одного нет предка белой кости,
Нет биев, беков, знатных нет торе (82).
И породниться мне с тобой непросто,
Тому причина даже не во мне.
Боюсь, джигит, разгневать аруаков,
Боюсь нас с черной костью породнить.
Заветы их презрев, единым махом
Тебя и дочь навеки поженить.
Десяток ру (83) живет в моем улусе
И все от Орманбета род ведут.
Совет даю простой и безыскусный,
В округе нашей много знатных юрт.
Красавиц тьма и подобрать невесту
Тебе нетрудно будет среди них.
Мне не к лицу назваться твоим тестем,
Хоть и завидный будешь ты жених.

Презрительным окинув его взглядом,
Вот так Таргын султану отвечал:
- С тобою не стоял бы даже рядом,
Когда б народ в беде не выручал.
Предав меня однажды, вспомни, бросил
На гибель у подножия Булгыр.
Мольбою слёзной голову морочил,
Простил тогда предательство батыр.
Я перебил врагов твоих заклятых,
В который раз отняв у них Шаган.
В долгу ты предо мною неоплатном.
Как смеешь говорить так, подлый хан?
В душе моей жестокая обида,
Теперь ее навряд ли сможешь смыть.
Когда запросишь вновь моей защиты,
Ее не думай даже получить!

Сажает Акжунус перед собою,
Лежит двоим дорога в дальний Крым.
Задел хан Ер Таргына за живое,
Поверил зря словам его пустым.

И снова страхом хан обуреваем:
«Угрозу если выполнит Таргын,
Что будет следом, хорошо мы знаем,
С обидою уехал в дальний Крым.
На мой отказ батыр, ожесточившись,
Вовек теперь служить не станет мне.
В Крым к Акша хану снова возвратившись,
О спорной нашей вспомнит ли земле?
Уйдет на берег западный Едиля
И ледостава вряд ли станет ждать.
Сиваш переплывет, ему хватило
Моей неблагодарности, видать.
Из древесины исполинских кедров
Соорудит у переправы плот.
Запомните, теперь для нас он недруг.
Таргын из Крыма с ратью к нам придет.
Друзья, их сорок сверстников, дружина,
Батыры доблестные все наперечет,
Кто шел с ним в бой в тяжелую годину,
Любой из них подставить рад плечо.
Как разожгут в степи костёр походный,
Расскажет, как мы предали его.
Поведает об этом всенародно,
Гнев распалив во всех до одного.
Не станут духи предков нам опорой,
Когда однажды он вернётся к нам.
И будет месть безжалостной и скорой,
А целью его главной буду сам.
Рукой могучей стиснет мою глотку,
И скатится на землю голова.
Отрежет мою сивую бородку,
Я помню хорошо его слова».

Тревога вдоль Шагана поселилась,
В предчувствии недобром здесь живут.
Без дела пылью казаны покрылись,
И в очагах огонь не разожгут.
Доить скотину люди перестали,
Детишкам не давали молока.
И днем, и ночью думали, гадали,
Таргына ждали, будто бы врага.

В те времена средь ногайлы жил старец,
Почтенный Сыпыра жырау (см.2), мудрец.
Он обладал необычайным даром -
Смирять гордыню каменных сердец.
Немало повидал на этом свете,
Случилось девять ханов пережить.
Все за разумным шли к нему советом,
Помог чтоб дело миром разрешить.

К жырау явился хан с огромной свитой,
С тревогой мрачной в голосе сказал:
- Нет у улуса нашего защиты.
Как быть нам, подскажите, аксакал?
Мы дважды обманули Ер Таргына,
Его оставив под горой Булгыр.
И дочь не отдал черной кости сыну,
Нет, не простит за это нас батыр.
На поле боя Ер Таргын бесстрашен,
И нет врага, что он не одолел.
Во гневе даже родичам он страшен,
Знать, горе тому, кто его задел.
Свой журт (см.64) покинул на реке Кобане,
За дерзость бию с ханом отомстив.
В Крыму похитил дочь у Акша хана.
Я все к тому, что очень уж строптив.
Исполнит ли зловещую угрозу?
А может вовсе про нее забыл?
В нас страх сидит великий, как заноза.
Кто знает, что в душе он затаил?
Боюсь, себя иначе так погубим,
Мне отомстить за все он дал обет.
Как вы велите, так мы и поступим,
Нам очень нужен дельный ваш совет.

Им Сыпыра-жырау вот так ответил:
- В великом страхе вы ко мне пришли.
Смятением вам души бог отметил,
Ко мне дорогу потому нашли.
Так почему, скажите, только в горе
Приходите вы к старому жырау?
Не страх и трусость побеждают в споре,
Любой ценой победы возжелав.
В дни мирные защитников не чтите,
Дарованной свободы мало вам.
Вослед в лихое время им бежите,
И кок тиын (84) цена тогда словам.

Мудрец жырау качая головою,
Закрыл глаза, надолго замолчал.
Затем сказал с присущей прямотою:
- Эх, Ханзада, что ж так ты измельчал?
Опомнились вы поздно, все едино,
Сказать непросто мне - набегу быть.
Прощения должны у Ер Таргына
Во что бы то ни стало получить.
Идут пусть на поклон все мурзы, беки,
Чтоб не одна была там только чернь.
Здесь не осталось чтоб ни человека,
В столь тягостный и напряженный день.
Вилять не смейте, словно хвост лисицы,
След заметая ловко на бегу.
Терпению любому есть границы,
Боюсь, тебя ответом огорчу.
Свою вину признаешь откровенно,
Иначе, знай, лишишься головы.
Он не простит вовек такой измены.
Тебе ль не знать, как поступают львы?
Улус (см.4) твой превратит в одни руины,
Дотла жайлау (85), кочевья разорит.
Ведут себя так в гневе исполины,
Народ твой будет в рабстве дни влачить.
Так позабудь иные, хан, заботы,
Спеши немедля отвратить беду.
Иначе ждут всех нас одни невзгоды,
Вот что я, хан, в ответ тебе скажу.

Лицо у Ханзады вдруг побледнело:
- Когда лжецом является их хан,
Все десять ру (см.83) виновны в этом деле,
А более всех я виновен сам.
Изъявит пусть любое пожелание,
Единственную дочь мою возьмёт.
Судьбы превратной, видно, испытание,
Об этом не узнаешь наперёд.
Живой души нет среди нас, способной
Доверия Таргына заслужить.
Вдвойне идти к нему мне неудобно.
Теперь не знаем, как нам поступить.
Подсказку дайте, аксакал, к Таргыну
Кого бы мы могли с собою взять?
Лишь вам известно, мудрому акыну,
Кто смог бы лютый гнев его унять.

- Согласия коль нет и нет единства, -
Ему ответил аксакал седой,
- Правители творят одни бесчинства,
Народ держа под тяжкою пятой.
И не на кого хану положиться
В столь неизбежный и суровый час.
Добром, надеюсь, дело разрешится,
Как мой совет исполните тотчас.
Он истинный батыр и уважает силу,
Навстречу только к равному пойдет.
Коль благородным мать его растила,
Таких, как сам скорей всего поймет.
Кто предан был в тяжелую минуту,
Плечом к плечу сражался вместе с ним,
Скорей он им, а вовсе не кому-то
Поверит, если их уговорим.
Вам сына Карасая звать Кобена
Я предлагаю в этот трудный час.
И сына Алшагыра с ним Тегена
Вам отыскать советую сейчас.
Себен, Омара сын пусть будет третьим,
Они одни не предали его.
С почетом, уважением их встретьте,
Надежней не найдете никого.

Троих друзей отправили вдогонку,
Прощения просить, уговорить,
И началась у них такая гонка,
Коней легко могли бы уморить.
Галопом поднимаясь на увалы,
Стремительный не сдерживая бег,
Летучим ветром вниз с холмов слетали,
Доверившись неведомой судьбе.
Догнав Таргына, спешились батыры
И шагом к нему тихим подошли.
Склонив смиренно головы, застыли,
Не отрывая взгляда от земли.
Прощения просили за былое,
За хана, за себя, всех ногайлы.
Что искупить высокою ценою
Вину пред ним готовы все они.
Был прав жырау, мудрец седобородый,
Как к равным им навстречу он пошёл.
Имея нрав открытый, благородный,
На робкую их просьбу снизошёл.

Вернулись снова в ханские наделы,
У белой юрты ждёт его народ.
И даже знать глядит осиротело,
Весь Орманбета собрался здесь род.
И вот тогда, при всём честном народе
Не мог хан молвить слова от стыда.
Молчит Таргын, но нет на сердце злобы,
Лишь гнев таится, только не вражда.
И в тишине безмолвной и неловкой
Раздался голос старого жырау.
Слегка коснувшись струн домбры, негромко
Запел печальным голосом толгау (см.65).

- О, мой батыр, великий сын народа,
Послушай, что расскажет тебе тот,
Кто зрел не раз, луна на небосводе
Как уплывала, звездный хоровод
Вослед ей угасал во тьме бездонной
И мрачная царила в небе мгла.
Надежд последних жил народ лишённый,
Словно орёл, чьи сломлены крыла.
Но вот ведь чудо, солнце восходило,
Веретено судьбы всё ту же нить,
Без устали накручивая, вило,
Чтоб в людях веру в счастье возродить.
Я видел время, в нем мелели реки
И на такыр (86) сменялся лес густой.
Рождались, умирали ханы, беки,
Их череда прошла передо мной.
Мудрец жырау назвали меня люди,
Я дважды жил по девяносто лет.
Батыров видел, видел лизоблюдов,
Но в памяти моей оставил след,
Кто храбростью души и благородством
Покрыл навек деяния свои.
Не вспомню тех, кто прежде сумасбродство
И злобу к людям на сердце таил.
Знать довелось немало мне героев
Отчаянных, таких же, как и ты.
Во гневе свои силы кто утроив,
В бою не ведал страха, суеты.
Но не дано мне видеть было сроду,
Взлелеян был кто на родной земле,
Чтоб своему грозил батыр народу
И месть гнездилась на его челе.

- Эй, Ханзада, к тебе я обращаюсь.
Не первый ты, кого я ханом звал.
Тебе сказать всю правду обещаю.
Ты от меня ведь этого и ждал?
Могущественных ханов и богатых
Знавал когда-то в прежние года.
Спесивых, глупых, мудрых, смелых, знатных.
Но в первый раз я вижу дурака,
Кто оценить не смог своих героев,
Не уважал заступников своих.
И лишь своим кто дорожа покоем,
О подвигах их забывал былых.

- Я к роковому близок стал пределу,
Где старость завершается моя.
Усталое таит недуги тело
И голова давно уже седа.
Ужель дано на склоне лет мне видеть,
Как в гневе и тщеславии батыр
Мог родичей своих возненавидеть,
Для молодых кто был и есть кумир?
Тот, кто воюет не за честь народа,
И движимый гордынею одной,
Кто омута не отличит от брода,
Чей взор застлало мутной пеленой?

- Эй, Ханзада, и прежде были ханы,
Одеты в драгоценные шелка,
И горячей, и круче тебя нравом.
Того средь них не видел никогда,
Кто лишь о собственном заботился бы благе,
О будущем народа позабыв.
Тайком лелеял мысль о личной славе,
Самонадеян был, как ты и лжив.

- Взгляни, батыр, оплот и честь народа,
На верную подругу Акжунус.
Перенесла с тобою все невзгоды,
Прекрасен благородный ваш союз.
Дочь Ханзады нужна ли Ер Таргыну?
Всего лишь неразумное дитя.
Как верного коня, ответь акыну,
Ты променять решил на стригунка?
Когда орел, величественно рея,
В небесной выси клёкот издаёт,
Подать стервятник голос не посмеет,
Он падаль у подножия найдёт.
Парит коль беркут с острыми когтями,
Неоспорима чья на небе власть,
Решатся ли незваными гостями
На стадо волки лютые напасть?
Так оставайся, Ер Таргын, с народом,
Которому исправно службу нёс.
Из ногайлы ты тоже, сын мой, родом,
Не допусти детей и старцев слёз.
Творцу на небе будет журт(см.64) молиться,
Просить о процветании твоём.
На хана одного не стоит злиться,
Тебе мы почести сегодня воздаём.
Взгляни на знать, на хана, бия, беков,
Они готовы головы склонить.
Народ не должен знать твоих набегов,
Напротив, ты нас должен защитить.
Все искренне винятся пред тобою,
Вовек былых заслуг нам не забыть.
Народ, восславив своего героя,
Вину готов дарами искупить.
Получишь в руки сокола степного,
От зоркой птицы слепень не уйдёт.
И иноходца подведут лихого,
Чей плавный шаг и воду не всплеснёт.
Так почему бы с этой ловчей птицей
Тебе не поохотиться в степи?
И иноходцу почему б не взвиться,
Когда в седло, как молния, взлетишь?
Меч с золотой, резною рукоятью
Таргыну хан готов преподнести.
Врагу он станет твоему проклятьем,
Забудь обиды и дары прими.
Батыра ждут доспехи дорогие,
Так почему б тебе их не надеть?
Тому к лицу, чьи годы молодые,
Лишь ты достоин оными владеть.
Пять сотен дойных кобылиц в придачу
В знак примирения решили поднести.
Чтоб был твой кош(87) торжественным, богатым,
Пятьсот верблюдов в дар от нас прими.


          Часть девятая


Внял мудрому совету аксакала,
Батыр его словами пристыжён.
Коня и сабли для джигита мало,
Народом должен быть он окружён.
Приняв дары, со знатью помирился,
Аулами стал править, как султан.
Гор Уштаргын в подножье поселился,
У берега реки Жанарыстан.

Но мирный быт его недолго длился,
Судьба батыра, видно, такова.
Мечу его не суждено пылиться,
Не ослабеет лука тетива.
Батыра весть нежданная настигла,
Беда пришла в его родной Кобан.
Земля, что некогда его взрастила,
На растерзание отдана врагам.
Темир Какпа остался без присмотра,
И хлынул кызылбас(см.10) сквозь перевал.
Аулы жгли, гарцуя беззаботно,
Народ под игом вражьим бедовал.
Отпор им дать достойный не по силам,
Раздор царил средь рода ногайлы.
Пока друг друга грабили, теснили,
Легко над ними взяли верх враги.
А Орман хана самого пленили,
Его позорной гибели предав.
Дни люди в скорби, в нищете влачили,
Все беды, унижения испытав.
В душе Таргына вспыхнул гнев священный,
И яростью наполнились глаза.
Сказал батыр, как должен непременно,
Такие неизбежные слова:
«Отары, табуны, все, что имею,
Я ради жизни в жертву принесу.
Но ради чести жизнь не пожалею
И этим имя доброе спасу»!(88)

Как принял под начало все аулы,
Что под его владения отошли,
Меча стального лезвие блеснуло
В его руке, коня велит вести.
Лежит дорога к берегам Кобана,
Где предки похоронены его.
Огнем в груди его пылает рана,
И сердце в гневе жаждет одного.
На кызылбасов яростною бурей
Накинувшись, изгнал с родной земли.
С бровей снег осыпался его хмурых
И инеем ресницы поросли(см.70).
Таким бывал батыр во гневе диком,
И горе было в этот миг врагу.
Он с яростным кидался в битву гиком,
Защитой став родному очагу.
Обширны были ногайлы владения,
Теперь их невозможно удержать.
И принял Ер Таргын тогда решение
Всем, кто остался жив, откочевать.
Отца и мать, всех жителей аймаков(89)
К Едилю и Жайыку перевёз.
Простившись с краем предков и оплакав,
Народ и эту жертву перенёс.
В улусе новом стал Таргын защитой
И бием справедливейшим прослыл.
Народ его, бездольем, горем битый,
В покое, в мире счастливо зажил.
И враг, что был разгромлен у Шагана,
Оправиться уже никак не мог.
И рать отныне Булалая хана
Преследовал неотвратимый рок.
Прошли года, отец и мать Таргына,
В назначенный Творцом небесным срок,
Смерть на руках у собственного сына
Безропотно приняли, дай всем бог.
А Акжунус, в день памятный Таргыну,
Повелевает жизни как закон,
Дав имя Ардабий, родила сына.
Как и отец, бесстрашным вырос он.

В Крыму далёком также перемены
За многие года произошли.
Таргыну победителю на смену
Батыры дерзновенные пришли.
Средь них особо чтили Батырака,
Не знал, куда бы силы он девать.
Без страха и упрёка шёл в атаку,
Он всех врагов с земли успел изгнать.
И не было в Крыму батыру равных,
И не осталось у него врагов,
Терпевших поражения бесславно
У Крыма благодатных берегов.
Но грызла, словно червь, батыру душу
Обида злая, острая порой.
Осев на сердце леденящей стужей
И тщательно скрываемой враждой.
Когда-то Батырак хотел жениться
На Акжунус и посылал сватов.
Однако не случилось породниться,
Он тот отказ не сбросил со счетов.
И где бы Батырак ни появился,
Твердил везде, что равных нет ему.
На свет еще подобный не родился
По смелости, по силе и уму.
И вроде как народ с ним соглашался,
Однако все качали головой:
«Возможно так, но чтоб не обижался,
Иной кругом всё полнится молвой.
Да, ты силён, но Ер Таргын сильнее,
Тебе в бою с ним вряд ли устоять.
Да, ты умён, но Ер Таргын умнее.
Зачем себя напрасно восхвалять»?

Не выдержав однажды унижения,
Снедаемый гордыней Батырак,
Ревнивому поддавшись искушению,
Сжимая в дикой ярости кулак,
Отправился на поиски Таргына
В владения степные ногайлы.
Щемила зависть где-то за грудиной,
Не он что удостоен похвалы.
Поведали здесь люди Батыраку
О подвигах Таргына боевых.
Что много лет прошло с тех пор, однако
Все помнят о победах громовых.
И понял Батырак, что он не сможет
С Таргыном в поединке устоять.
Слабей он в пояснице, вот что гложет,
Чтоб честь свою в борьбе с ним отстоять.
С батыром знаменитым не сумеет
В стрельбе из лука состязаться он.
Чудесным луком Ер Таргын владеет,
А Батырак не тем вооружён.
Был новостью смущён и долго думал.
Как быть ему теперь, не знает он.
Прикидывал так, эдак, и придумал,
Идти решился к хану на поклон.
И, к Ханзаде в работники нанялся,
Пасти стал сорок тысяч лошадей.
Табунщиком усерднейшим считался,
Стал сторониться Батырак людей.
Трудился он безропотно, исправно,
Проходит год, второй, за ним другой.
Коней взрастил на удивление славных,
Спины не разгибая день-деньской.
Дивились все тому, что жеребята
Двухлетних стали выше стригунков.
А стригунки, быть если не предвзятым,
С огромных были ростом жеребцов.
И ни одной кобыле не случилось
Быть яловой в бессчетном табуне.
И сердце хана оттого смягчилось,
Удачу видя в странном пастухе.
Теперь у Ханзады не сорок тысяч
Отборных и породистых коней.
Нежданно стало пятьдесят их тысяч,
И вот тогда в один из долгих дней
Случилось то, что было неизбежным,
Явился с просьбой к хану Батырак.
Он заявил весомо и неспешно:
- Таксыр(см.35), расстаться нам пришла пора.   
Я ухожу, так дай мне позволение,
Три года верой правдою служил.
И вот, в конце концов, пришел к решению,
Что отдых свой законный заслужил.

Испытывая втайне сожаление,
Хан вслух сказать об этом не посмел.
Упорный труд достоин поощрения,
Добра он с ним немало поимел:
- Доволен столь старательной работой,
О чем душа желает попроси.
В признательность тебе, моя забота -
Богатые дары преподнести.
Ни злата, ни скота не пожалею,
И как ни жаль расстаться мне с тобой,
По-доброму проститься нам важнее,
Готов уважить выбор твой любой.
Но Батырак качает головою:
- Не нужен скот, на надо и добра.
Служил тебе с одною лишь мечтою,
Таргына лук хотел иметь бы я.

Послов к Таргыну Ханзада отправил,
Чтоб просьбу Батырака передать.
Такие от себя слова добавил:
«Батыр не должен хану отказать».
С богатыми подарками вернулись
Послы от Ер Таргына к Ханзаде.
Под тяжестью даров верблюдов гнулись,
Однако лук оставил он себе.
Шелка, парча, ковры, лиса и соболь,
Овец отары - столько, что не счесть.
Меч ковки передал ему особой.
«Лук не отдам, в нем доблесть моя, честь» -
Такой ответ прислал батыр с гонцами.
Не вымолвил ни слова Батырак
И снова стал ходить за табунами,
Чему хан, разумеется, был рад.
Кунанов(90) жеребята стали выше,
Что подрастают к трем годам порой.
Ну а кунанов нары(91) будут ниже,
Трудам Батырака год уже второй.
Немало тысяч табунов пасется,
Не пятьдесят уже, а шестьдесят.
С табунщиком вольготно им живется,
Кобыл не счесть и малых жеребят.
На берегах Едиля коням тесно,
Конца не видно тучным табунам.
Дивятся люди, всем давно известно,
Кому быть должен благодарен хан.
На третий год, терпения набравшись,
Опять явился к хану Батырак.
О замыслах его хан, догадавшись:
- Земных всех пожелаю тебе благ!
Возьми в подарок быстрых аргамаков,
Не пожалею иноходцев я.
Атлас и бархат, легкие сырмаки(92)
И чаши из литого серебра.
Но от даров табунщик отказался:
- Мне стрелы Ер Таргына подари.
Я долго этой просьбы дожидался,
С тех пор прошло не год, не два, а три.

И снова Ханзада послов отправил,
Чтоб просьбу Батырака передать.
Слова такие от себя добавил:
«Таргын не должен хану отказать».
С богатыми подарками вернулись
Послы от Ер Таргына к Ханзаде.
Под тяжестью даров верблюдов гнулись,
Оставил только стрелы он себе.
Прислал в подарок семьдесят верблюдов,
Не счесть во вьюках злата, серебра.
Булатный шлем и тонкую кольчугу.
«А стрелы слишком ценны для меня». –
Такой ответ прислал батыр с гонцами.
Не вымолвил ни слова Батырак
И снова стал ходить за табунами,
Чему хан, разумеется, был рад.

Холеные сплошь кони высыпали
Пастись на травку каждую весну.
Мясные мерины-жабы(93) не уступали
По резвости лихому скакуну.
Народ богатству Ханзады дивился,
И вправду в этом он не празднослов.
Трудом удачи Батырак добился,
Уже их тысяч семьдесят голов.
На третий год, терпения набравшись,
Опять явился к хану Батырак:
- Со знатностью своей не посчитавшись,
Безропотно служил я, как батрак.
И в летнюю жару, и в зимний холод
Пас девять долгих лет твоих коней.
Быть пастухом непросто, я не молод,
Оков мне стала служба тяжелей.
Ходить за табунами не гнушался,
Как родственнику своему служить.
Лишь только потому здесь задержался,
Таргына лук и стрелы получить.

И снова Ханзада послов отправил,
Чтоб просьбу Батырака передать.
Такие от себя слова добавил:
«Батыр не должен хану отказать.
Обиды если позабыл былые,
Пусть Ер Таргын об этом даст мне знать.
Не горы ведь, на деле, золотые,
Прошу всего лишь лук и стрелы дать».

Вернулись налегке посланцы хана,
Нет ни верблюдов, злата, серебра.
В руках гонец подарок держит главный,
О чем просил Таргына Ханзада.
Изогнутый, с тугою тетивою,
Лук из рогов был горного козла,
Огромное оружие боевое,
Чье сжатие не выдержит броня.
Глаза у Батырака округлились,
Увидев полный стрел большой колчан.
Сверкая оперением, теснились,
И ни в одной не видел он изъян.
Таргына дар недолго задержался,
Уехал в Крым довольный Батырак.
С тем луком, говорят, не раз сражался,
Был обречен любой отныне враг.

Но хрупкий мир недолгим оказался,
Вновь вспыхнула извечная вражда.
Род ногайлы из Крыма покушался
На родичей степных и их стада.
Прослышав, что из Крыма вышло войско,
Гонцов отправил всюду Ханзада.
Чтоб донести причину беспокойства
Живущим по соседству племенам.
- Пусть аламанов(см.53) лучших снаряжают,
Возглавит наше войско Ер Таргын.
Сильней батыра нет, все это знают,
Спасти нас сможет только он один.

Где Дон и Манашы сливают воды,
Лицом к лицу два войска ногайлы
Стоят. Кто верх возьмет? Два воеводы
Друг друга цепким взглядом стерегли.
Пришельцы при Таргыне не решались
Вступить с его степною ратью в бой.
Мечей, лежащих в ножнах, не касались,
И принялись судить между собой.
Друзья Таргына - сорок крымских братьев.
Как им напасть на брата своего?
Пыл боевой сейчас же поистратив,
Решили вместе упредить его.
Нельзя на этот раз им ошибиться,
К нему послами вызвались идти:
«Нам с Ер Таргыном лучше помириться,
Сошлись сегодня наши с ним пути».

В душе Таргына странное сомнение,
В строй боевой поставил рать свою.
От войска отделившись, он с волнением,
Взяв трех аскеров(94), двинулся к «врагу».
Их издали завидев, размышляет:
«К противникам иду или к друзьям? -
И мысль его подспудная смущает:
- Я б почесть лучше оказал гостям».

А в это время, стоя на вершине,
Пустил стрелу в Таргына Батырак.
Из сорока послов вперёд дружина
Рванулась со словами:
                «О, наш брат»! -
Кольчугу разорвав, в него вонзилась
Так хорошо знакомая стрела.
И мысль Таргына в этот миг пронзила:
«Ее моя пустила тетива»!
Пройдя сквозь рёбра, печени достигла,
С седла на землю пал у ног коня:
«Вот значит, как ко мне ты воротилась,
В дар хану поднесённая стрела»? -
Узнал ее и выдернул со стоном,
Забыл чей наконечник затупить.
Благословеньем матери ведомый,
Он клялся ей беду не допустить.
«Знать, истину пророчество таило.
Её предугадать был должен я.
Меня моя беспечность погубила.
Слепая и жестокая судьба!
О, голова моя, ты уцелела,
Когда без страха шли мы на врага.
Такого разве я желал удела,
Сразила чтобы родича рука?
Кровь запеклась, а значит есть надежда,
Сумею выжить и на этот раз.
От боли дикой извиваясь, прежде
Спасительный я слышал Тенгри глас.
Всевышний милосерден, он поможет,
Две просьбы к вам есть у меня, друзья.
Тому, кто подло ранил, кто-то сможет
Снять голову в погоне для меня?
Всего важней второе пожелание.
О, ногайлы, забудьте про вражду!
Кровь братьев не пролить вам испытание,
Не сейте среди родичей беду.

Глаза всех сорока батыров гневом
Наполнились, готовы растерзать
Того, кто на века отвергнут Небом,
Предателя и труса наказать.

Все понял Батырак, совсем не славу,
Презрение всего лишь заслужил.
Теперь ему устроят здесь облаву, 
Среди своих убийцею прослыл.
Вослед ему в погоню устремились,
Но беглеца, однако, не видать.
Лишь возгласы батыров доносились,
Во что б ни стало подлеца догнать.
Болотные где Кызыл Кыша хляби,
Сумели Батырака окружить.
Здесь беглецу-то голову и сняли,
В болотной жиже тело утопив.
И миром завершилась эта ссора,
Оружие сложили ногайлы.
Нет повода для продолжения спора,
Нельзя на братьев обнажать мечи.
Спокойно стало на сердце Таргына,
Но рана была слишком тяжела.
К носилкам привязав его, дружина
На берега Едиля повезла.

А Акжунус приснился этой ночью
Мучительный и беспокойный сон.
Таргына видит пред собой воочию,
Но на неё во сне не смотрит он.
Проснулась, от испуга вся трепещет,
Бежит она к гадальщику – балшы(95).
- Эй, чародей, лишь ты меня утешишь,
Сними, прошу, тяжелый груз с души.
Грядущее предсказывать умеешь,
Судьбу способен видеть наперёд.
Ты даром удивительным владеешь,
Виденье меня смутное гнетёт.
К удаче если, пусть оно прольётся
Блаженством на Таргына моего.
Когда к несчастью, пусть мне достаётся
Слезою горькой, избежав его.
Мне снилось, что лежит мой лев могучий
На том же месте, под горой Булгыр.
Айдар(см.41) Таргына золотой распущен,
Язык втянул в себя во сне батыр.
Взор огненный, как прежде не пылает,
Прикрыты будто веками глаза.
Прижаты руки, словно умирает
И вытянулся, вижу, как струна.
Таргына лук, что натянуть непросто
Шести неукротимым скакунам,
Изъеден был мышами, словно просо,
Еще чуть-чуть и треснет пополам.
И меч его булатный в шесть карысов(96)
Разбился вдруг об камень почему?
Боюсь, судьба опять бросает вызов,
Согнулось древко у копья в дугу.
Из шелка его белая рубаха
Порвалась отчего-то на боку.
Дрожала, помню я, во сне от страха
И кто-то вел Тарлана в поводу.
Тундик(97) высокий задран был нелепо,
Да так, что достигал почти небес.
Задумалась, увидев это, крепко,
Вот сколько увидала я чудес.
Кобыле белой ободрали челку
И вороному жеребенку хвост
Подрезали, дивилась втихомолку,
Я чувствую, что этот сон непрост.
И верблюжата малые кричали,
Верблюд вдруг холощеный заревел.
Тоски был полон сон мой и печали,
И свод небесный мигом потемнел.
Зарезав, мясом тучной кобылицы
Наполнил кто-то черные котлы.
Сплошь мрачные кругом мелькали лица,
И я стояла среди этой мглы.
На западе поднялось утром солнце,
Угрюмо закатилось, где восток.
Порывы ветра стали будто громче.
Но почему же сон мой так жесток?
Гадальщик, расскажи, что это значит?
Сама себе поверить не могу.
Таргын меня смутил и озадачил.
Вернется ли к родному очагу?
Балшы вздохнул, тряхнув седой главою,
Вниз бросил сорок россыпью бобов:
- Загадку сна перед тобой открою,
Поведать правду не тая, готов. –
Еще одну горошину добавил,
Их на три кучки тут же разделил.
Часть отобрал и в сторону отставил,
Оставшиеся вновь соединил.
Рука его по камешкам скользила,
Их разделяла и сводила вновь.
«Ах, только бы судьба его хранила,
Родимого не пролилась бы кровь»! -
Шептали губы Акжунус беззвучно,
Кровинки нет на восковом лице.
- Балшы, скажи мне, что благополучно
Вернется скоро Ер Таргын ко мне?
Молитвенно сложила две ладони,
Страх и надежда светятся в глазах,
Опухших, покрасневших и бессонных,
Как-будто жизнь заключена в бобах.
Баранью в руки взял балшы лопатку,
На пламя сквозь нее он посмотрел.
Увидел, словно тайную отгадку,
И знак судьбы сокрытый углядел.
Смычком прошелся по струне кобыза,
Глубокий, вязкий извлекая звук.
Все что ушло когда-то, позабыто
И отзвуки былых сердечных мук
Звучали в этой песне заунывной
И отвечала трепетом душа.
На руки и на струны неотрывно
Глядели вопрошающе глаза.
Дрожал огонь, пред ним недвижно сидя,
Он в призрачных видениях бродил.
Приметы ему ведомые видя,
Сквозь звуки струн балшы заговорил:
- Айдар батыра золотой расплёлся,
Знать, хочет кто-то снова заплести.
Язык немея, если вдруг зашёлся,
Решил на время отдых обрести.
Мир воцарился на родных просторах,
Клич боевой нет смысла издавать.
Забыты, значит, распри и раздоры,
И к аруакам нет нужды взывать.
Когда во сне твоём сомкнул он веки,
Знай, отдыхает, видит сны джигит.
Степи бескрайней не грозят набеги,
И сердце от тревоги не щемит.
Ты говоришь, прижаты руки к телу?
Устали руки, видно, от меча.
Ни лук, ни стрелы не нужны на деле,
Чтоб в бой опять кидаться сгоряча.
Зачем, знать хочешь, распрямил он ноги?
Такой достигла слава высоты,
Какой достигнуть могут лишь пророки.
Добился, значит, он своей мечты.
Коль тетиву его изгрызли мыши,
Что натянуть невмочь шести коням,
Врага любого стал джигит твой выше,
На них чтоб стрелы слала тетива.
Когда разбился меч его об камень,
На родичей поднять не захотел.
Копье согнулось если, знак отраден,
Батыр твой отошел от ратных дел.
По шву когда рубаха распоролась,
Всего лишь развязался узелок.
Не предавай значения, тревожась,
Вернется, раз давал тебе зарок.
И в поводу коль кто-то вел Тарлана,
Коня Таргын твой, видно, поменял.
И подлость вновь не удалась у хана,
Тундик нелепо если кто задрал.
А если челка белой кобылицы
Ободрана, то знать, у подлеца
Жене случилось горькой стать вдовицей,
От скорби, значит, нет на ней лица.
У вороного если жеребенка
Подрезан хвост, об этом не тужи.
Ждет доля сироты его ребенка,
Он полон был предательства и лжи.
А если мясом жирной кобылицы,
Забив ее, наполнили котлы,
В честь славного героя той(см.79) случится,
О распрях позабудут все былых.
Минует эта ночь, забудь тревоги,
К полудню возвратится твой Таргын.
К родному очагу ведут дороги
Того, кто своему народу сын!
О, дочь моя, иди, готовься к встрече,
Знай, смерть таких героев не берёт.
На все твои вопросы я ответил,
Всему придет однажды свой черёд.

День настает, ждет с замираньем встречи,
Гадальщика-балшы сбылись слова.
Тарлан на поводу идёт навстречу,
Вошли в аул тяжелые войска.
Но отчего, привязанный арканом
На спину незнакомого коня,
В сукне батыра тело домотканом
Лежит недвижно, сердце леденя?
Айдар расплелся и поджаты руки,
И вытянуты ноги, как струна.
«За что, Творец, воздал такие муки»? –
По щекам Акжунус бежит слеза.
И, словно рёв могучего верблюда,
Джигиты издают прощальный крик.
Отныне не дано случиться чуду,
И сжалось сердце её в тот же миг.
Протяжно, тонко, словно верблюжата,
Заплакали подруги Акжунус.
То по законам древнего адата(98)
Скорбит по Ер Таргыну весь улус.
И, высоко взвиваясь над тундиком(см.97),
Поднялся к небу похоронный стяг.
Но смерти нет, и жив батыр великий.
Ты плачешь, друг? Какой же ты чудак!
Погиб Таргын, цел меч его тяжелый,
Что в целых шесть карысов(см.96) был длиной.
Так отчего стал взгляд твой невесёлым?
Копье несогнутым оставил нам герой.
Врагов смирил, мир подарил улусу.
Сбылось всё то, чего желал Таргын.
Народу снял с плеч тяжкую обузу,
В последний путь уйдёт с почётом сын.
Забиты на поминках кобылицы,
И мясом жирным полнятся котлы.
С бедой непросто роковой смириться,
Пусть вновь родятся гордые сыны!

Великую улус справляет тризну,
Когда настал со смерти ровно год,
Он верность сохранил своей Отчизне,
Заоблачных достиг батыр высот.
Все завершилось скачками, весельем,
Невиданным стал продолжением той(см.79).
Считай, мой друг, что жизнь его везением
Полна была и светлою мечтой.
Ушёл тулпар, остался жеребенок,
Народ запомнит подвиги его.
Погиб орёл, но жив его орлёнок.
Так отчего не справить торжество?
Родятся снова юные герои,
Сплочённым если будет тот народ.
И мира будет степь полна, покоя,
И солнца будет радостным восход.
Они продолжат дело Ер Таргына,
К мечте заветной пролагая путь.
Не плачь, мой друг, поверь словам акына,
Всех поколений мудрость в них и суть.
Он прожил жизнь в скитаниях великих,
Но никогда об этом не жалел.
Давно раскаты тех сражений стихли,
Оставив в память доблесть ратных дел.
И приукрасил, может быть, однажды
Жырау(см.2) повествование о нём.
И младший брат жыршы(см.3), возможно, жаждал,
Но не сумел спеть правду о былом.
Вам рассказал о том, как было в жизни.
Известно всем, что истина одна:
Служил батыр народу и Отчизне
В далёкие от нас те времена.
Из уст моих вы слышали не сказку,
Пересказал, как мог, седую быль.
В веках не потускнели ее краски,
Смахнули мы лишь вековую пыль.
Так пусть родятся новые Таргыны,
Пусть их ведут высокие мечты!
И воспоют их подвиги акыны,
Быть может, будешь среди них, и ты.




                Апрель 2015г. Г. Алматы.



                Примечания:

1. Ногайлы* - ногайцы, ногаи, ногайские татары, также крымские степные татары. Тюркский народ на Северном Кавказе, на юге Нижнего Поволжья, в Крыму, а также в Северном Причерноморье, в степях между Волгой и Яиком (Уралом), на западе нынешнего Казахстана, на северо-востоке - до Западно-Сибирской низменности, на севере их кочевья доходили до Казанского ханства, на юго-западе - до Приаралья и севера Прикаспия. Возникновение этнонима "ногай"(ногайлы), как ядра ногайского этноса, традиционно связывается с золотоордынским военно-политическим деятелем, беклярбеком Ногаем (XIII век). По приказу Екатерины II были подвергнуты истреблению российскими регулярными войсками во главе с Александром Суворовым.

2. Жырау* - не только акын, певец-импровизатор, но и выразитель интересов народа, в той или иной степени выполняющий в кочевом обществе миссию жреца.

3. Жыршы* – певец-сказитель, в отличие от акына, исполнитель, а не создатель фольклорных произведений.

4. Улус* – государство, люди, племя, народ.

5. Би (бий)* – судья, руководствующийся положениями степного права Жеты Жаргы.

6. Заман*– эпоха, времена.

7. Мерген* – меткий стрелок, охотник.

8. Айдахар* -  сказочный змей, дракон.

9. Темир Какпа* - Железные ворота.

10. Кызылбасы (кызылбаши)* - в пер. красноголовые, кочевали на территории Ирана, Анатолии и Азербайджана. Будучи шиитами, они носили чалмы с 12 пурпурными полосами в память о 12-ти шиитских имамах (отсюда и название).

11. Азбан* - холощеный, кастрированный конь.

12. Тарлан* – лютый, матерый боевой конь.

13. Акетай* – ласковое обращение к отцу.

14. Жалмауыз* – ведьма, злобная колдунья.

15. Дастархан* - стол с яствами, скатерть.

16. Бек* - представитель знати среди тюркских племен.

17. Тулпар* - крылатый (или летящий) конь в казахской мифологии. Соответствует Пегасу в древнегреческой мифологии. Тулпар в богатырских сказках выступает советчиком и помощником батыра, которому помогает одолеть чудовищ, переносит батыра на себе по воздуху, мечет молнии, поднимает крыльями ветер, содрогает своим ржанием землю. Ударом копыта тулпар выбивает источник, вода которого дает вдохновение певцам-сказителям.

18. Кускетпес* – перевод – и птица не улетит.

19. Жельжетпес* – перевод – и ветер не догонит.

20. Бозат* – светло-серый, белый, сивый конь.

21. Нукер* - воин личной охраны, человек из свиты, сопровождающий.

22. Аруаки* – духи предков.

23. Доир* – толстая плеть со свинцовым наконечником.

24. Чембур* - длинный повод для привязывания коня.

25. Анашым* – ласковое обращение к матери.

26.  Бата* - благословение, ценное духовное пожелание, особый вид поэтического творчества, когда произносящий испрашивает присутствующим милости Всевышнего. Благословение произносят обычно старшие по возрасту, аксакалы.

27. Франки* - союз древнегерманских племен.

28. Батпан (семибатпанный меч) * – различная у разных народов мера веса, тяжелый, массивный.

29. Пять оружий* – сила воина в пяти видах оружия, которыми он должен мастерски владеть, это – айбалта – боевой топор, найза – копье, кылыш – сабля, лук и стрелы, шокпар – палица.

30. Алдаспан* -казахское название большой сабли, с расширением полотна в конце, для усиления силы удара. Ее носили наперевес на плече или на поясе. У нее нет ножен, так как полотно сабли не позволяет иметь ножны. Предназначалось для борьбы с воинами в доспехах, так как обычная сабля не может проломить доспехи, в отличие от алдаспана. Служил оружием против тяжелой конницы у тюрков. Сохранились описания случаев, когда сильный воин одним ударом алдаспана мог рассечь надвое всадника вместе с его конем. Упоминается в боевых эпосах, поэзии, дастанах, и т.п.

31. Шокпар* - боевая палица.

32. Гиканье* - резкие, отрывистые звуки, вскрики. Обычно с гиканьем неслись на коне во время скачки, погони, атаки. От каз. «ки-ку» - подражание кличу лебедей. С возгласом «ки-ку» батыры бросались на врага, пастухи разворачивали, мчавшиеся по степи огромные табуны.

33. Сорок окриков* – окрик - расстояние, на которое слышен крик.

34. Знамена с волчьей головой* -  золотая волчья голова всегда красовалась на тюркских знаменах.

35. Таксыр* – господин, ваше величество.

36. Кобансу - река Кубань.

37. Аскербасы – предводитель войска, воевода.

38. Жузбасы* – предводитель сотни.

39. Баглан* – уважаемый в обществе человек.

40. Ханшайым* – дочь хана.

41. Айдар* – чуб, оселедец, косичка на макушке, прическа тюрков-кочевников.

42. Ночь коротка, как рукоять камчи* - древнетюркская пословица.

43. Шеге шапан* –во время сватовства, после обоюдного согласия, в знак уважения отец невесты подносит в подарок главному свату шеге-шапан (чапан).

44. Однолошадник* – бедняк, имеющий всего одну лошадь, которая под ним.

45. Атан* – большой, сильный холощеный верблюд.

46. Карт Кожак* – старый, пожилой Кожак

47. Тенгри* - имя бога Неба в тенгрианстве, в древнем веровании тюркских народов.

48. И битве дать начало должен я* – традиция кочевых воинственных народов в поединке отдавать право первого удара старшему либо тому, кто уступает в силе и численности.

49. Жараткан* – Создатель, Всевышний.

50. Тор* – почетное место в доме.

51. Таутеке* – горный козел.

52. Палуан* – силач, борец, богатырь.

53. Аламан* – отряд воинов.

54. Ер Кожак - мужественный Кожак.

55. Найза* - копье

56. Кокбори* – серый, голубой, (сизый) – Небесный волк, тотемное животное у древних тюрков.

57. Дастан* – эпическое произведение в фольклоре, богатырское сказание, обычно является фольклорной или литературной обработкой героических мифов, легенд и сказочных сюжетов.

58. Бунчук* - древко с привязанным хвостом коня, служившее знаком доблести и власти.

59. Койкап* – мифическая недостижимая снежная вершина в тенгрианстве, место, куда водворяются души умерших шаманов.

60. Едиль* - также Итиль, тюркское название реки Волга.

61. Божий гость* – случайного путника, заглянувшего за порог, встречали, как самого почетного и желанного гостя, ибо считалось, что его привел сам бог.

62. Курултай* - орган народного представительства у тюркских народов, всенародный съезд знати для решения важнейших государственных вопросов, аналог европейских парламентов.

63. Торгауыты* – родственные племена ойратов, джунгары.

64. Журт* - народ.

65. Толгау* – песня-размышление о смысле жизни, гармонии мира.

66. Жайык – казахское название реки Урал.

67. Шестикрылая юрта* - основой стен юрты служат раздвижные решетчатые секции (кереге), состоящие из отдельных звеньев (канатов-крыльев). От количества канатов зависят размеры юрты.

68. Звезда упала с небосвода*– древнее поверье – если с неба скатилась звезда, значит оборвалась чья-то жизнь.

69. Кулаш* – мера длины, равная расстоянию между концами вытянутых в разные стороны рук.

70. Брови в снегу и ресницы в инее* - так в тюркском фольклоре описывают гнев батыра перед битвой с врагом.

71. Жекпе жек* – поединок один на один, военная традиция. Раньше войны начинались с жекпе-жек батыров с двух сторон. На таких турнирах один из них чаще погибал. Несмотря на это, батыры никогда не отказывались от жекпе-жек. Цель - победа. У поверженного забирали коня и оружие. В героических сказаниях и поэмах  жекпе-жек описывается особенно подробно и красочно.

72. Хунтайджи* – в Джунгарском ханстве правитель, высший титул.

73. Зерцало* – металлические пластины, надеваемые воинами перед битвой на грудь и спину поверх кольчуги.

74. Зайсан* – княжеский титул у джунгаров.

75. Куга* – заросли камыша.

76. Айбалта* – боевой топор.

77. Козлу в игре как будто бы взамен* – имеется в виду кокпар (козлодрание), древняя игра кочевников, где предметом спора для всадников на поле является туша козла.

78. Бетеге* -  степной ковыль.

79. Той* – праздник, свадьба.

80. Текемет* - войлочный ковёр с вваленным расплывчатым узором голубого, золотисто-жёлтого, красного, а также натуральных цветов шерсти (белого и коричневого), особенно характерен для народного декоративно-прикладного искусства Казахстана.

81. Саба* - большой бурдюк, выделанный из прокопченной конской кожи для приготовления и хранения кумыса.

82. Торе* - чингизиды. Аристократическое, привилегированное сословие потомков Чингисхана в традиционном казахском обществе, не входящее в родоплеменную структуру казахских жузов. Сословие торе стояло во главе Казахского ханства на протяжении всей его истории.

83. Ру* - патриархальный род, ведущий своё происхождение от одного предка в седьмом колене и более, с обязанностью помогать друг другу в беде.

84. Кок тиын* – медный грош, мелкая монета.

85. Такыр* - форма рельефа, образуемая при высыхании засоленных почв в пустынях и полупустынях. Для такыра характерны трещины усыхания, образующие характерный узор на глинистом грунте.

86. Кош* – кочевье.

87. Уран – боевой девиз, клич.

88. Но ради чести жизнь не пожалею,
И этим имя доброе спасу*! –  "Жизнь дороже богатства, но честь выше жизни" - старинная казахская народная пословица.

89. Аймак* - родоплеменное образование на отдельной территории.

90. Кунан* - конь, молодой самец в 2-2,5 года, приучаемый к седлу.

91. Нар* - гибрид первого поколения одногорбого и двугорбого верблюдов. Имеет на спине два невысоких, слитых воедино горба. Выносливое, сильное животное.

92. Сырмак* - узорчатый, мозаичный казахский ковер из войлока.

93. Жабы* - (жабе)казахская порода лошадей, разводимая исключительно для домашнего хозяйства. Неприхотливое, очень выносливое животное.

94. Аскер* - солдат, воин.

95. Балшы* - гадальщик.

96. Карыс* - пядь, мера длины, равная расстоянию между концами раздвинутых большого и среднего пальцев.

97. Тундик* - войлочное покрытие на крестовину купола юрты, которое при необходимости откидывают для выхода дыма или проникновения света.

98. Адат* - нормы права и обычаи в казахской степи в противоположность шариату.