(ЭПИЗОДЫ ИЗ ЖИЗНИ ДРУЗЕЙ)
К железнодорожному вокзалу южно-казахстанского города медленно приближался серый от пыли степных просторов пассажирский поезд. В сумерках локомотив походил на мифического циклопа – так грозно сиял у него во лбу мощный прожектор; утробным рокотом гудели дизеля и мелкой дрожью отзывался перрон.
«Ну вот тебе, Лёха, и новая жизнь!..» - безотрадно, с долей язвительности пробормотал пожилой мужчина в плаще и кепке похожий на дачника, если бы не чемоданчик в руке да сиротливое одиночество отъезжающего пассажира. Внешняя неказистость проглядывала не только в одежде: осунувшееся, усталое лицо человека говорило о том, как с возрастом убывают радости жизни, как трудно сопротивляться нарастающим тяготам существования, довлеющему унынию. Это в молодые годы предстоящая дорога, запах дыма и креозота могли волновать и радовать душу и совсем другое мерещится бывшему романтику и жизнелюбу, когда ему слегка за пятьдесят…
Алексей Климов в последнее время испытывал, говоря словами поэта, и беспокойство, и охоту к перемене мест. Здесь, на юге Казахстана, где прожиты десятилетия, теперь уже ничто не удерживало – ослабло притяжение оставшихся в прошлом милых лиц, дружеских и родственных связей. Впереди его тоже никто не ждал, но это обстоятельство вообще-то не могло быть тормозом, потому как рано поседевший, много всего переживший, передумавший Климов был по сути своей и по университетскому образованию философом. Больше всего на свете он ценил свободу, хотя и чувствовал её оборотную сторону – одиночество, пустоту, но ведь это уже изъян души, неспособной питаться в нематериальной среде. К тому же известна особенность или традиция всех философствующих от Диогена до Мераба Мамардашвили – оставаться холостыми, что должно быть необходимым условием для истинных рыцарей духа.
И всё-таки существует вечная, порочная раздвоенность сознания: малодушие, опасение в попытках довериться своим принципам всецело. Непроглядная темнота за окнами вагона порождала навязчивые мысли о бесприютности космоса, о человеке как случайном микроорганизме в складках планеты, летящей в мрачную бездну.
«Люди заняты только одним: борются в водовороте земной канители, и в этом бесконечном процессе блага достаются более сильным, ловким и наглым… Если норма жизни – воинствующий дарвинизм, то дела человечества плохи», - сетовал тоскующий Климов в полупустом спящем вагоне и казался себе самому тихим карликом, дескать, бросил вызов пространству, а оно пугает и удручает. Может прав был давно подавшийся в лучший мир дядька Иван Ильич, упрекнувший однажды родственника во время застолья?:
- Ты, Лёшка, ещё не жил, а уже какой-то маринованный… Буйства в тебе нету. Ну ничего, не горюй. Давай выпьем, хоть повода нет никакого. Хотя погоди, вчера в Ташкенте умер индийский премьер Шастри. Пусть земля ему пухом…
__________________