Что стоит за естественным законом?
I
Мы часто ссоримся с окружающими, видя их неправоту, но при этом почему-то не желаем признавать неправоту свою собственную. Почему же мы так хорошо разбираемся в собственной правоте, и так плохо - в чужой? Да потому что чужая неправота кажется нам естественной, ибо мы стоим в первую очередь на платформе именно своего эгоизма, своих, а не чужих интересов. Мы признаем существование неких правил, существующих независимо от наших желаний, и признаем, что эти правила должны всеми соблюдаться. Но наш эгоизм или любовь к себе, превалируя над любовью к своим оппонентам, неизменно заставляет нас прощать себе свои маленькие, как нам кажется, слабости и одновременно быть беспощадными к недостаткам других. Таким образом, наш взгляд на вещи необычайно ясен, когда мы говорим о справедливости к себе и совершенно замутнен в отношении справедливости к другим, отсюда и наше вечное недовольство в сражениях с другими за свою правоту.
Но, тем не менее, не смотря на принципиальные различия нашего взгляда на справедливость к себе и другим, мы признаем, что некие общие правила справедливости, все же, существуют и не наша вина, что кто-то нарушает их по отношению к нам. Речь идет не только о нас, но и о других. Спорящие всегда согласны, что существуют некие общие принципы, которые все должны одинаково соблюдать, и отсюда и родится их возмущение тем, что оппонент эти принципы игнорирует. Так что это за правила? Правила добра, которые человек, с которым мы ссоримся, по нашему убеждению, нарушает. И это, с нашей точки зрения, есть зло. Т.е. ссорясь, мы признаем существование добра и зла. Споря, мы пытаемся доказать другому, что он не прав. Т.е. обвиняем своих противников в нарушении некого обязательного для всех закона справедливости. Такой закон в древности считался естественно присущим человеческой природе, или природным законом. Но, в отличие от других природных законов – притяжения, инерции, Архимеда, центробежного ускорения и многих других, - которым человек подчиняется непосредственно (мы же не можем зависнуть в воздухе на высоте 5-го этажа, не будучи поддерживаемы ничем), нравственный закон (или природный, или закон справедливости) может быть нарушен человеком, т.е. его исполнение опосредованно требованиями справедливости, которые не действуют на человека непосредственно, подобно закону гравитации. Отсюда мы переходим к праву выбора или свободно действующей воле, которой человек наделен, в отличие от других обитателей тварного мира, я имею в виду животных и не рассматриваю мир невещественный, в котором ангелы беспрестанно возносят хвалы Всевышнему.
Получается, что только в воле человека предпочесть, как поступить: совершить добро или предпочесть ему зло. Понятно, что для камня или дерева нет морального закона, они, как объекты материального мира, подчиняются только непосредственным законам природы: деревья, трава и кустарники – законам фотосинтеза, камни, горы и скалы – выветриванию и прочему воздействию природных стихий. Животные также подчиняются непосредственному влиянию законов своего мира, а именно, инстинктам – самосохранения, охотничьему (у хищников), половому и другим. Они лишены выбора, потому что не наделены свободной волей, и вот тут и начинается отличие человека, как наделенного духовной стороной природного объекта, от объектов неживой природы, подчиняющихся непосредственно природным законам, или существ животного мира, наделенных только инстинктами. Человек тоже наделен инстинктами, но, как существо духовное, он призван руководствоваться в своем поведении не инстинктами, а внутренним моральным законом, который, будучи отличительной чертой именно человека, отделяющей его от остального животного мира, заставляют отречься от непосредственного влечения к тому или иному действию, к которому толкает его инстинкт, что делает его выше всего, что подчиняется только природным законам непосредственно. Нет ни одного инстинкта, который пробуждал бы в нас чувство долга. Инстинкт исчерпывается своим удовлетворением, за ним не стоит ничего, кроме пресыщения, тогда как за внутренним, нравственным законом стоит весь мир этики и морали, куда человек получает право доступа, только научившись действовать, согласно правилам добра, которые открываются ему, именно благодаря наличию разума и свободной воли, являющимися свойствами, исключительно, человека.
* * *
Итак, человек подчиняется законам природы и своему внутреннему моральному закону. Эти два вида законов, внешних и внутренних, действуют на не него очень по-разному. Природным законам он подчиняется безусловно и не может их нарушить, и в этом его сродство с животным миром и миром неодушевленным (хотя, по-моему, большой вопрос, так ли уж бесчувственны деревья, - по представлениям древних, на каждом из них жила Дриада, древесная душа, - и кровоточащие кизил и мирт у Вергилия в его поэме «Энеида» - эхо представлений древних об одухотворенности всего сущего, что и составляет окружающую человека Вселенную). И только один закон, природный или естественный, касающийся моральной природы человека, он может нарушить, а точнее, беспрестанно нарушает, без мгновенных последствий для себя, чего не может позволить в отношении физических законов. Если понаблюдать за материальной природой, то при известной зоркости этого наблюдателя (представим себе на минуту такого, не знакомого с жизнью на земле), он сможет легко вывести физические законы материальной природы, потому что их воздействие более-менее отчетливо и очевидно. Они видны по своему воздействию на объекты окружающей живой и неживой природы. Но этот же наблюдатель, изучая людей, никогда не сможет открыть, что человек, оказывается, подчиняется закону справедливости, отделяющему добро от зла. Глядя на глады, моры, войны, преступность и пр., он никогда не сможет заключить, что этим законом человечество должно руководствоваться в своей повседневной деятельности. Название естественный для этого закона было придумано, потому что все люди инстинктивно знают о законе добра и никого не нужно учить ему, и объяснять, чем добро отличается от зла, и почему мы должны предпочесть первое второму?
Впрочем, есть на свете много людей, которые утверждают, что они не подчиняются никаким нравственным законам, кроме юридических, что они просто люди, и живут, выполняя свои обязанности. Я ни к кому не лезу, и вы ко мне не лезьте! «Моя хата с краю…» Но это иллюзия. Нельзя жить между людьми и не признавать существующих между ними законов поведения: «Когда бы вам ни встретился человек, утверждающий, что он не верит в реальность добра и зла, уже в следующий момент вы увидите, как этот же человек сам возвращается к отвергнутым им принципам. Он может нарушить обещание, данное вам, но если вы попробуете нарушить обещание, данное ему, то не успеете вы и слово вымолвить, как он станет жаловаться: «Это несправедливо».
«…Отсюда следует, что мы вынуждены верить в подлинное существование добра и зла. Временами люди могут ошибаться в определении их, как ошибаются, скажем, при сложении чисел, но понятие о добре и зле не в большей мере зависит от чьего-то вкуса и мнения, чем таблица умножения»1.
И, тем не менее, человек постоянно преступает через внутренний закон. А казалось бы, почему? Да потому что у него есть постоянный соблазн предпочесть собственную волю тем требованиям, которым мы должны подчиняться, следуя правилам морали. Мы бежим, сломя голову, на свидание с любимой девушкой, а правила требуют, чтоб мы перевели старушку через оживленную улицу. Мы хотим ходить на дискотеки и ночные клубы, а долг требует от нас позаботиться о сироте и т.д.
Можно предположить, что моральное поведение продиктовано заботой об обществе, ведь если все его члены играют честно «по правилам», такое общество гарантирует удобство и безопасность жизни каждого его члена, и все только выиграют, если станут вести себя порядочно по отношению друг к другу. Но тут возникает вопрос: а почему, собственно, я должен заботиться об обществе, если лично мне от этого никакой пользы? Ответ будет, потому что ты не должен жить только для себя. Т.е получается, что причина морального поведения в нем самом. Все это наводит на мысль, что за бескорыстными поступками людей кроется некий закон, стоящий над нами, именуемый совестью, которую никто не создавал, но которая довлеет над нами, заставляя поступать определенным образом.
Мораль мало менялась от эпохи к эпохе. Везде, во все времена воровство, насилие и убийства не являлись предметами доблести, за которые награждали бы, а не наказывали. Исключение составляют события ХХ века в советской России и нацистской Германии. В первом случае доблестью считались убийства и грабежи классово чуждых элементов, в которые было записано половина населения страны (лозунгом большевиков было «грабь награбленное»), а во втором, - убийства и грабежи цыган и евреев, которое по нацистской идеологии, подлежали уничтожению, т.к. не являлись полноценными людьми. Но эти новые, по отношению к более древним эпохам, моральные «нововведения» История сдала в утиль, и идеология большевизма, как и нацизма, остались в прошлом. Во всяком случае, сегодня идеология нацизма официально запрещена, а идеи коммунизма, если и поддерживаются еще где-то, то, в большинстве своем, отдельными маргиналами.
Если же мы будем сравнивать 2 различных кодекса морали разных народов разных эпох, и будем оценивать, что в них было более прогрессивно и справедливо, а что менее, это и будет означать, что мы прибегаем, как к критерию, к некоему третьему высшему справедливому строю морали, отличному от первых двух. Наличие этого критерия и будет означать существование объективного нравственного закона. Естественный закон реален, потому что даже самый закоренелый вор и обманщик, попадая на скамью подсудимых, начинает требовать закона и справедливости, стараясь, по возможности, смягчить приговор.
Мы вынуждены поверить в объективность добра и зла. Мы потому и злимся (с чего я и начал свои рассуждения) на своих оппонентов, приводя доводы в свою защиту, что испытываем на себе его действие, иначе из чего бы мы брали поводы для негодования? Закон справедливости равен для всех, и чувствуя его нарушение в отношении себя, мы возмущаемся. В отношении других сложнее – в тяжбах в судах приговор, по идее, долженствующий отражать торжество справедливости, часто оказывается на стороне того, у кого лучше подвешен язык. Но даже возмущение проигравшей стороной несправедливым вердиктом отражает некое объективное понятие, независимо от пройдох-адвокатов и продажных судей, обязательное для всех. Если мы решаем математический пример неверно, это же не значит, что математические законы отменены, или что они субъективны и каждый сам, по своему усмотрению, может трактовать их. Это будет только означать, что решение задачи неверно, и чем скорей мы вернемся к тому месту, где вкралась ошибка, выявив ее, тем лучше.
1. К. С. Льюис «Просто Христианство», Книга 1. «ДОБРО И ЗЛО КАК КЛЮЧ К ПОНИМАНИЮ ВСЕЛЕННОЙ», Гл. I «ЗАКОН ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ»