Сарай, в который она меня привела, напоминал зоопарк. Я увидел самодельные проволочные клетки с крысами, морскими свинками, ежом. В подвешенной к потолку просторной клетке на жёрдочке распевал певчий кенарь.
- О, - сказал я. - Вот теперь я вижу, что ваша репутация натуралиста заслужена.
- На самом деле, я не люблю зверей, - усмехнулась девушка. - Но смотреть на их страдания и смерти люблю ещё меньше. Все они были больны, ранены или умирали от голода перед тем, как попали сюда. Есть, конечно, и привезённые из дому, не смотря на запреты, но это так, передержка до каникул. А больным и увечным я старалась оказать помощь - это и мне полезно для практики, потому что после окончания школы я предполагаю отправиться на курсы медсестёр.
- Значит, вам нравится медицина?
- Значит, мне нравится зарабатывать себе на хлеб тем, в чём я хоть что-то могу делать лучше других. К тому же, это способ заработать на кусок хлеба - чёрная работа, боюсь, мне не по силам, вы, как врач, должно быть, уже заметили, что у меня слабые ноги и позвоночник. Говорят, это видно.
-В глаза это не бросается, - возразил я. - Если бы я… если бы вы сами не сказали, я, возможно, ничего не заметил бы.
- Родовая травма, - равнодушно пожала плечами она. - Потом в трёхлетнем возрасте я перенесла корь, и стало хуже. Ходить и даже бегать я могу, но поднимать тяжести и подолгу оставаться на ногах - нет, хотя мой опекун вложил немалые деньги в моё лечение. Мне придётся приложить известные усилия, чтобы возместить их ему после окончания школы.
- Ваш опекун? - я постарался не показать всей глубины своего неравнодушия к этому вопросу. - Должно быть, это не самый близкий и любимый ваш родственник, раз вы стремитесь возможно скорее и полно расчесться с ним по долгам.
- Откровенно говоря, - хмыкнула Айрони Мак-Марель, - я даже не знаю, родственник он мне или нет. Он не слишком многословен, а видела я его вообще всего один раз - давно, лет пять назад. И он явно таился, навещая меня, но никаких обещаний держать его визит втайне с меня не брал, поэтому я вам так легко и рассказываю. А больше мы общаемся при помощи писем - он пишет мне, я отвечаю, если в письме содержится вопрос, или просто принимаю к сведению изложенную в нём информацию.
- Вы - сирота? - прямо спросил я, не столько нуждаясь в ответе, сколько заинтересованный тем, как она воспримет вопрос.
- Родителей своих я не знаю, - просто сказала она, пожав плечами. - Смутно помню маму, с которой мы тоже виделись редко, а об отце не имею представления. Так что на свете не так много людей, которых я люблю, - вдруг совершенно не по-детски горько проговорила она. - И, наверное, ещё меньше тех, кто мог бы любить меня. А быть в зависимости от людей не любящих и не любимых - большой груз, доктор…
Тут я спохватился, что ещё не представился, и назвал себя.
Моё имя произвело на мисс Мак-Марель странное действие: она вздрогнула, вскинула взгляд и даже приоткрыла было рот, как будто собираясь что-то спросить, но в следующий миг сделала над собой усилие, взгляд опустила и спрятала в тени глубоких глазниц, прикрыв густыми, чёрными с чуть шоколадным отливом - точно, как у Холмса - ресницами.
- Ну- с, - сказал я, чувствуя некоторую неловкость. - Давайте посмотрим ваш велосипед.
Пока я занимался ремонтом, она помогала, молча и расторопно, но, когда я подтянул переднюю втулку и поставил починенный велосипед на колёса, молчание прервала.
- Спасибо вам, доктор Уотсон. Вдвойне спасибо - и за ремонт и за моё спасение из рук разъярённого велосипеда, - она улыбнулась. - Скажите, вы же ведь не тот самый доктор Уотсон, автор рассказов о частном детективе Шерлоке Холмсе, нет?
- Да, - сказал я, почувствовав, что вступаю на скользкую почву.
- Удивительно, - она покачала головой, и тут я почему-то почувствовал, что она говорит неискренне. - Я зачитывалась вашими рассказами и боготворила вашего Холмса, когда была чуточку младше. Скажите, ведь это всё - чистая выдумка? На самом деле такого человека нет, и никогда не было?
Я внимательно посмотрел на неё, но невозможно было прочитать в этих глазах ровно ничего. Я словно смотрелся в оконные стёкла или в зеркало.
- Шерлок Холмс - реальное лицо, - осторожно ответил я. - Возможно, мой книжный герой не всегда и не во всём полностью ему соответствует, да и странно бы было, но мой друг Холмс, несомненно, существовал, и я не знаю человека, умнее и благороднее его.
- Вы говорите о нём в прошедшем времени,- настороженно заметила Айрони.
- Потому что вот уже пять лет его нет со мной. Он погиб в Швейцарских горах…
Я почувствовал, что не в состоянии продолжать этот разговор больше, но собеседница моя не собиралась прекращать его.
- В чём же отличие? - спросила она. - Каким был реальный Шерлок Холмс, потому что книжного-то я изучила вдоль и поперёк. Его, действительно, так звали?
Она расспрашивала меня с жадным любопытством, словно не замечая, насколько мне тягостно продолжать разговор. А мне было вдвойне тягостно - ведь я говорил сейчас не только о своём друге, но и о её отце. Слава богу, что она, кажется, этого не понимала.
- Его звали Шерлок Эйдан Холмс Самплиер, если полностью, - сказал я, не стараясь скрывать даже родовое имя Холмса - в конце концов, если девчонка его знает, пусть знает.
- Как пышно! Родовит?
Её тон коробил меня, но я ответил правду:
- Древний род, но не чистый и обедневший.
- Должно быть, кичился своими древними корнями? Повсюду фамильные гербы, бесконечные разговоры о геральдике? - усмехнулась она.
- Никогда ничего подобного. Шерлок Холмс был человеком самодостаточным, у него не было необходимости искать дополнительную опору своего существования.
- И, действительно, аналитический ум и холодность вычислительной машины?
- Ум - да. Пожалуй, я ещё и преуменьшил, потому что зачастую вообще не мог понять до конца всей глубины его мыслительного процесса - я писал о нём на доступном мне уровне, а Холмс не всегда был доступен. Но, что касается холодности… нет, я бы так не сказал - вот это, уж точно, литературное допущение в моих новеллах, да, собственно, и там я рисую его не таким уж арифмометром. На самом же деле он был… - против своей воли я чувствовал одновременно неодолимую тягу говорить и невыносимую трудность говорить о нём, и я зажмурил глаза, словно мне резал их свет воспоминаний, и заговорил для себя - не для этой девчонки. - Он был страстным. Он старался смирять страсти, но иногда они вырывались на волю внезапно и сильно. Он мог быть пугающим. В то же время он мог быть и пугающе нежным, ранимым, поэтичным. В нём было врождённое благородство - от его ли родовых корней или по другой причине, но у него безо всяких усилий получалось не только выглядеть аристократом, но и быть им. Он точно чувствовал меру и справедливость, он был честным, требовательным к себе больше, чем к кому либо, но, в то же время, он был мудрым и добрым, он всегда давал шанс исправить ошибку даже самому закоренелому негодяю. И он был бесстрашен. Абсолютно. И перед лицом смерти, и перед лицом неловкости и позора. Он ничего не боялся - ни сильных мира сего, ни общепринятых доктрин, ни потусторонних сил. Я никогда не прощу себе…
- Чего? - внезапно вклинилась Айрони Мак-Марель, и я, поперхнувшись, замолчал на полуслове, но она смотрела ещё более требовательно, чем вначале.
- Чего вы не простите себе? Его смерти? А вы могли её предотвратить?
Я покачал головой:
- Его смерть - случайность, никто не мог её предотвратить. Обвал в горах…
- Тогда о какой же вине вы говорите? - не отставала она.
- Какая вам разница, о какой? Все мы в чём-то перед кем-то виноваты. А если человека больше нет, это чувство становится просто невыносимым, хотя бы потому, что вину уже не загладить и не искупить никак.
- И тогда остаётся пить? - с насмешливым пониманием спросила она.
- И тогда остаётся пить, - подтвердил я, упрямо игнорируя её желание меня как-то поддеть.
- Помогает? - она наклонила голову набок.
- Не особенно.
- Пойдёмте, - сказала она, вздохнув. - Нас хватятся - и вас, и меня. А находиться юной воспитаннице наедине с мужчиной вообще запрещено.
- Даже с преподавателем? - улыбнулся я.
- Особенно с преподавателем. Юность влюбчива, а мужчинам всем нужно от нас одно - особенно преподавателям, лишённым иного женского общества и пользующимся доверием воспитанниц, - говоря, она, мне показалось, неуловимо передразнивала кого-то. - Правда, чего именно им нужно, мы в силу своей невинности понимать не должны, но, в то же время, уберечь это «нечто» - наша святая обязанность. Вот вам логическая загадка. доктор, в духе самого Шерлока Холмса: как и какие меры можно принять для защиты от того, о чём не имеешь представления. И вам придётся, между прочим, решать её, если вы, действительно, предполагаете читать у нас курс практической анатомии и физиологии.
- Моих планов никто особенно и не спрашивает, - признался я. - Но вы правы, мисс Мак-Марель, пойдёмте отсюда. Я подозреваю, мой спутник уже ищет меня, чтобы поскорее сбыть с рук.
Я оказался прав - Мэртон уже закончил переговоры с местным начальством, стоял посреди парковой аллеи и вертел головой, высматривая или меня, или кого-то, кого, во всяком случае, можно за мной послать.
- Ну, вот всё и устроилось! - жизнерадостно объявил он, завидев меня, как будто приглашая разделить с собой эту небывалую радость. - Вам выделили милейшую комнатку во флигеле - там живут ещё двое, но вход у всех отдельный. Завтра с утра директор назначила вам собеседование, чтобы определить, сможете ли вы быть полезным, как преподаватель. Смотрите же, не опаздывайте - она вас ждёт к девяти, и не выкиньте, умоляю, какое-нибудь коленце.
- Не танцую, - буркнул я. - Так что коленца не по моей части. А вы становитесь настоящим американцем, Мэртон - прискорбно, но ассимиляция с заокеанскими кузенами пронизывает наше патриархальное сообщество всё больше.
- Доктор Уотсон не любит американцев, - «по секрету» сказал Мэртон моей спутнице. - Я рад, что вы уже познакомились с одной из своих будущих воспитанниц, Уотсон - первое впечатление самое сильное, так что, надеюсь, мне не придётся приковывать вас к месту цепью.
Приняла ли Айрони эти слова за комплимент или нет, но она на них не отреагировала, хотя рассматривала Мэртона пристально и пытливо.
- У меня ни пенса нет, - сказал я хмуро. - Куда я денусь? Я от вас полностью зависим.
- На то и расчёт, - глумливо улыбнулся он. - Ну, пойдёмте смотреть ваше новое жилище. Вы позволите, мисс?
- Не только позволю, - к моему удивлению, откликнулась Айрони, - но и с вами пойду. Хочется убедиться в том, что доктор хорошо устроен.
Мне показалось, что и Мэртон удивился этим словам, и гораздо сильнее моего. Но возражать он не стал, пробормотав только:
- Если вы хотите…
- Хочу, - отрезала девушка.
Вслед за Мэртоном мы направились по дорожке в противоположную сторону той, куда я «гулял», и вскоре поравнялись с основным зданием Брокхилла - серым тяжеловесным домом в немецком стиле, наводившем на мысли о кельях и казематах. Одно, окна в нём были расширены и заменены - очевидно, в соответствии с требованиями гигиены к сохранности детского зрения. Одно крыло, судя по занавескам, было жилым, другое - учебным, посередине находилось - это уже Мэртон сообщил мне на ходу - административное, с кабинетом директора, учительской, экзекуторской и жилыми комнатами учителей. Я почувствовал благодарность к пока незнакомой директрисе за то, что избавила меня от необходимости поселиться в этом многоместном гробу - я, правда, ещё не видел предназначенного мне флигеля, но уже решил для себя, что хуже не будет.
Если из Лондона сюда меня пригнало только желание переждать в относительной безопасности и обдумать закрутившееся вокруг меня полумистическое действо, то теперь, встретив Айрони, я чувствовал манящий запашок нарочитости и интриги, и то, что затеял игру мистер Майкрофт Холмс, только укрепляло мою уверенность в чёткой комбинации и продуманности этой игры. Не то он ловил на меня, как на живца, не то меня рассчитывал поймать. Я не знал его мыслей и планов, но ощущение того, что в Брокхилле я оказался неспроста, а не всего лишь, как в одном из произвольных вариантов безопасной глуши, крепло с каждой минутой. И - пожалуй, впервые с момента получения известия о гибели Холмса - я почувствовал вдруг пока ещё призрак, но призрак былого острого вкуса к жизни.
Тяжеловесное здание мы обогнули и оказались в не огороженном, но очень густом парке. Дорожки в нём были размечены строго, обозначены плиткой и чисто выметены, но на этом признаки цивилизации и заканчивались - деревья и кусты росли здесь, как вздумается, им никто не мешал, и рукотворные скульптуры из белого и серого камня или чаши фонтанов в этом переплетении ветвей выглядели чуждо, нарочито и, может быть, именно поэтому необыкновенно привлекательно.
Флигель прятался в зарослях сирени и куда менее приветливых - боярышника. Он был небольшим, деревянным, с редуцированным вторым этажом. Два противоположных входа не мешали друг другу, и Мэртон указал на один из них.
-Двери тут запирать не принято, разве изнутри на крючок. Обстановка казённая, территория закрытая, а воровать у вас нечего. Ну, проходите, владейте. Я ещё и сам не видел, как там внутри, да после вашей квартиры в Паддингтоне хуже-то всё равно не будет.
Я молча проглотил шпильку, толкнул дверь и вошёл.
А в общем, неплохо было - маленькая, но светлая гостиная, обитая серовато-голубым ситцем, с камином, довольно просторным диваном, столом, двумя стульями и несколькими книжными полками, в углу - бюро с письменными принадлежностями. Лестница уводила наверх и, поднявшись по ней, я оказался в спальне с комодом, платяным шкафом, узким, как оружейный и вполне приличного вида кроватью под шерстяным покрывалом. Будь я любителем крошечного уюта, мне бы здесь даже понравилось, но низкий, почти лежащий на голове, потолок и щелевое, как бойница, окно создавали ощущение узости, тесноты, неестественного стискивания. Я почувствовал, что пространство сдавливает мне грудь, что я задыхаюсь.
- Ну, как? - обеспокоенно спросил Мэртон.
- Очень похоже на тюрьму. Не знаю только, чем я провинился, - я постарался улыбнуться, обращая всё в шутку.
- Как это «чем провинились»? усмехнулся Мэртон. - А что вы сделали со своей жизнью? За такое полагается тюремное заключение.
- У вас клаустрофобия? - услышал я за спиной, а я и забыл о том, что Айрони мак-Марель сопровождает нас. - Тогда вам здесь не будут сниться сладкие сны.
«Как будто есть какое-то место, где они будут мне сниться», - подумал я, а вслух сказал:
- Это просто первое впечатление - привыкну.
- Значит, вы не против здесь оставаться сколько угодно долгое время? - спросила девчонка, лукаво сощурившись. Видимо, и Мэртона заинтересовал этот вопрос - он посмотрел на меня испытующе.
- На сколько угодно долгое время я не загадываю, - ответил я. - Я и на сколько угодно малое время загадывать не хочу. Да и распоряжаетесь мной пока что вы, Мэртон, а не я сам.
Время между тем шло к полудню, мне уже хотелось есть и пить - выпить, если угодно - но я не хотел унижаться до выпрашивания хлеба насущного у Мэртона, в надежде, что он, может быть, сам вспомнит об этом. К тому же, мне предстояло исполнять определённые обязанности и следовало хотя бы познакомиться со своим работодателем.
- Ну, хорошо, - проговорил я. - А вы-то сами, мой дорогой тюремщик, куда денетесь?
- Мне необходимо дождаться эмиссара с секретным паролем, - проговорил он, немного преувеличенно играя мимикой своей обычно бесстрастной физиономии. - Не беспокойтесь за меня, здесь есть гостевые комнаты. Обычно в них останавливаются родители детей, когда приезжают их навестить… Однако, где же ваша милая спутница, Уотсон? Она только что была здесь, и вот уже нет.
Я обернулся. Айрони Мак-Марель, действительно, успела исчезнуть.
Теперь я уже ничуть не сомневался, что оказался в Брокхилле неспроста. Получается, после смерти Холмса опекунство над его дочерью взял на себя её дядя. Не уверен, что Айрони знает об этом, но знать и не обязательно - лишь бы средства на её содержание поступали регулярно. С другой стороны, как мне показалось, эта юная леди не из тех, кто готов покорно плыть по течению реки, не проявляя любопытства к тому, куда она течёт.
- А сейчас пойдёмте-ка мы с вами в буфет, - наконец, оправдал мои надежды Мэртон. - Предложил бы вам принять ванну, но, увы, вам пока и переодеться-то не во что толком. А, как преподаватель, вы должны будете выглядеть импозантно, так что вторую половину дня, пожалуй, этому и посвятим.
- Собираетесь содержать меня, оплачивая мою еду и гардероб из собственного кармана? - усмехнулся я.
- Не из собственного, не беспокойтесь. Мне на ваше содержание должна быть переведена достаточная сумма, а на той неделе вы и сами получите аванс и подъёмные.
- Дайте хоть умыться, - устало попросил я.
В квартире была маленькая каморка, в которой я нашёл и ванну, и водопровод с котлом для подогрева воды. На полочке лежали внушительный кусок мыла и картонная коробочка с зубным порошком, на крючках висели полотенце и банная простыня, в стакане сиротливо торчала зубная щётка.
- Всё заранее приготовлено, - заметил я.
- Вас ждали. Воду можете не жалеть - насос бесперебойно качает её из озера.
- Вы обо всём узнали при встрече с директором?
- Да. Она на редкость практическая особа, даже про устройство здешнего ватерклозета всё рассказала подробно и досконально, и лицо при этом оставалось бесстрастным, как у гипсовой статуи - хоть бы порозовела.
- Забавно, - заметил я.
- Ничуть. Скорее, примораживает. Понятно, почему детишки её боятся, как огня. При мне привели некоего господина лет одиннадцати-двенадцати. Она его всего лишь попросила обождать, так бедный парень так побледнел, что я подумал, что он вот-вот в обморок хлопнется.
- Боже! И под началом этого крокодила я должен работать? Меня всё же не оставляет ощущение, что мистер Майкрофт знает за мной какую-то вину, о которой я сам не догадываюсь.
Мэртон остро посмотрел на меня:
- А по-вашему, ваши приключения в Афганистане безвинны, как весенний пикник? А почём вы знаете, на чьей стороне был бы мистер Майкрофт Холмс в той истории, и не ему ли вы сорвали испытание новейшего оружия?
- Ну… если это так, меня бы давно не было в живых.
- А если он бережёт вас в память о брате?
Это был жёсткое предположение, и я, чтобы избавиться от наплыва мешающих думать эмоций, вынужденно сунул голову под кран. Вода побежала с волос, значительная её порция попала мне за шиворот, но стало легче.
- К чему гадать, - проговорил я, - если сделать ничего нельзя. Будем плыть по течению. Может быть, появление этого вашего эмиссара что-то разъяснит…