Валёк и витёк

                18 +

7 апреля 2016 г.

                Упавший духом гибнет раньше срока




                ВАЛЁК  и  ВИТЁК   


      
      Сюжет повествования предельно прост: две деревенские души, раб Божий Валентин Шилов (в народе просто Валёк) и раб Божий  Виктор Произволов (в народе просто Витёк), родились в Новгородской губернии, в разных деревнях, на расстоянии всего лишь пятьдесят километров друг от друга, не зная и не ведая, что когда-то для них наступит время породниться и стать близкими людьми.   
      Людей разделяют не взгляды и суждения, это вещи, носящие субъективный характер, их разделяют расстояния десятки, сотни, тысячи, в каких-то случаях и сотни тысяч километров, а объединяют, как это ни странно – горе, несчастье, сострадание, война. Если говорить о войне, то она бесследно не проходит, всё зависит от длительности и жестокости боевых действий, у людей остаются, как реальные глубокие раны, так и моральные, и те и другие не вылечиваются окончательно, они постоянно по жизни ноют, напоминая о прошлом. Дети, рождённые в войну, несут на себе какой-то её невидимый отпечаток и, особенно проникновенно, он отображён в глазах. По какой-то причине, в детстве вас не  долюбили, не доласкали, вы постоянно не доедали, в результате чего, образуется много болячек, как физических, так и моральных. Если моральные сидят глубоко внутри, и их не замечают, то физические лежат на поверхности, порой, уродуя человека на долгие годы. Наиболее распространённым заболеванием времён войны, являлся рахит, многих детей военной поры коснулось это заболевание. Этот отпечаток следует с вами до конца жизни, избавиться от него практически невозможно, это прежде всего недостаток витаминов, которые вам не додали в детстве (вы даже себе не представляете, какой же он хороший и так нужный нам витамин «Д» в детстве, и какая же проклятая, ненужная, приобретённая в результате его недостатка «остеомаляция»!). Предотвратить это явление можно, и многие матери делали это, скармливая своим чадам противный рыбий жир. Тем не менее, жить с этим недугом можно и даже долго.
      Детство, каким оно должно быть? Как его представляют себе люди?
В конце концов, может у кого-то и есть «технические условия» или «ГОСТ» по созданию счастливого детства? Тогда поделитесь наконец! В своём воображении взрослые, порой, рисуют для себя счастливое детство своего ребёнка, правда это не всегда удаётся воплотить в жизнь, но они усиленно стремятся к этому. Малыши в силу своего ещё не окрепшего мозга, даже и не помышляют о маячащем будущем, увы им просто этого не дано, до поры, до времени. Рефлекторное счастье малыша сводится к одному – припасть к материнской груди, перекусить и спокойно заснуть, дальнейший процесс мало интересен – проснуться, обосраться и обрадоваться такому Прекрасному Миру. Из всего сказанного следует запомнить одно – младенцы чисты и безгрешны!
      Чем ребёнок становится старше, тем больше его жизнь начинает складываться из постоянного чередования страха и слёз. Вы спросите: «а где же радость жизни?». Стоп! Господь с вами, в нашем случае, какая радость во время войны! Далее повествование пойдёт с начала войны, затем послевоенное восстановление, беспокойный, но мирный период жизни, далее Руководители придумают сладкую «морковку» в виде счастливого Коммунистического будущего, затем последует предательство народа партийным лидером, на смену ему на престол взойдёт другой лидер с пагубными привычками к спиртному, именно с его согласия полетит в пропасть Россия (ваучеры, приватизация, демократизация и прочая дребедень). Именно после таких головокружительных выкрутасов народ окончательно обнищает, начнёт почёсывать лохматые головы, погружаться в сомнения, думая при этом – «Что же они суки наделали со Страной?! …» .
      Повсюду идёт борьба одни завоёвывают, другие защищаются, затем одни переходят в наступление, другие в панике бегут (отступают). Люди долго в мире жить не могут. Наверное, что-то  им мешает? Ладно со смертью всё понятно, а, вот, скажите мне, какая падла войну придумала?   
      Война и смерть – это близнецы братья. Бескровных воин среди людей не бывает, даже в праздничные дни, обопьются самогонки мужики и дерутся деревня на деревню, кому ухо оторвали, кому зубы
повышибали, у кого-то полморды снесло (ух, не повезло!), кого-то и зашибить до смерти могли, но ведь это всего лишь «утеха», а вот если народ за оружие схватился, за косы, топоры, ружья в руки взяли свой край от супостата защищать, здесь уже людишек поляжет немеряно.

      Война, ни с того ни с сего, не начинается, ей предшествуют длительные споры, переговоры, упрёки и претензии, вот уже полетели грозные депеши, дипломатические ноты, заявления Правительства. Одному воевать как-то не с руки, желательно бы создать коалицию, как-то веселее и надёжнее, да и ответственность на всех делить удобнее, а уж, если удалось какой-нибудь Пакт смастерить (например, Антикоминтерновский пакт, Пакт Молотова-Риббентропа, Пакт о нейтралитете между СССР и Японией, Пакт Эберта-Грёнера и другие) как никак международный договор, имеющий большое политическое значение. Если уж и это не помогает, тогда вояки ружья чистить начинают, пушки к границе подтаскивают, самолётики в небе угрожающе ворчат, вот-вот крупная заварушка начнётся.
      Если следовать общепринятому правилу, то народу отведена роль покорного слушателя радио, читателя прессы (если грамотные) и, конечно, принятие участия в выборах местного самоуправления, государственных органов и т.п. В русском деревенском формате газеты приходили с некоторым запозданием или вообще не приходили. Радио было не во всех домах, зато это был самый надёжный способ получать информацию (не всю, а ту которую тебе дают), это приложить ухо к радио или послушать громкоговоритель в центре деревни. Вещание по всей Стране по радио, было всенародным (телевидение не скоро придёт в наши края), если звучала песня И. Козловского «Серенада» (Ф. Шуберта), то она звучала в каждом доме, избе, городе и деревне, хочешь ты того или нет, (программа радиовещания была единственная). Не правда ли, удобно? Веселиться, так всем вместе, стричь всех, так под одну гребёнку, грустить тоже не в одиночку, а всем колхозом. Красота! Конечно, при желании, вы могли выключить радио и сидеть в тишине, тупо глядеть, как чадит на столе керосиновая лампа и думать о своём чём-то сокровенном. Вот этого права, будьте уверены, у вас уж никто не собирался отнимать!
      После войны, ещё долгие годы народ автоматически с содроганием прислушивался к пугающим голосам дикторов, особенно, если неожиданно появлялся голос Ю. Левитана – «Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза. Передаём сообщение ТАСС …». Бабы с опаской смотрели на мужиков – «Етит твою мать! Не уж то опять война началась?!». Голос великого диктора, за время войны, так глубоко въелся в мозги и под кожу людей, что они со страхом воспринимали, даже, любое его мирное объявление.   

      Мы, вновь, возвращаемся к судьбам двух Новгородских мужиков. Их детство пройдет через войну, оставив свои кровоточащие отметины. Вся их жизнь будет проходить в деревне или вокруг неё, они увидят «прелести социализма», внимательно, но с недоверием выслушают сказки о коммунизме, после таких сладких речей, как не выпить? Выпьют и снова нальют и понеслась поехала разгульная жизнь. Необходимо внимательно прислушаться к народной мудрости «вспомнить прослезиться, или выпить насладиться?». Так вот, народ выбирает последнее.
      Познакомились и стали родными (свояками) после того, как сестра Виктора вышла за муж за старшего брата Валентина. Событие, в масштабах Страны, не ах какой важности, скорее всего наоборот. На необъятных просторах Родины каждый день таких свадеб играют  не одну , а сотни, может быть даже и тысячи. Приятное событие не только объединило молодых, но породнило кучу родственников, каждый из которых, относились друг к другу с определённой теплотой, но, всё-таки, любовь на расстоянии - лучше. С одной стороны, как бы не нарушая условно принятые законы родства, с другой стороны, а «табачок-то врозь». Последнее обстоятельство к своякам не относилось, поскольку помимо уз родства, их объединял почти один и тот же возраст, война, схожесть характеров, а скрепила в конечном счёте их, как наручниками, на долгие годы, непреодолимая сила любви к алкоголю.


      Валёк

      В 1941 году началась война, Германия вероломно напала на СССР. Страна начала поднимать народ на защиту Родины, заработали военкоматы, призывая в армию, настала очередь и Василий Шилов отправился на фронт. Его жена Зоя Шилова осталась с детьми в деревне, все с опаской прислушиваются к радио, уж больно активен и напорист немец, не ровён час и в их деревне может появиться. У Зои Шиловой вот-вот ещё один младенец на Свет появиться должен, шёл 1942 год, куда же ей бежать. Одно спасение близость леса. Наступит тяжёлая година, глядишь, и в лесную землянку переселяться придётся.
      Проводы мужа на фронт были простыми: посидели за столом с детьми, посмотрели друг на друга, словно пытаясь запомнить светлый образ всех, Зоя всплакнула, женское сердце не обманешь, когда наступает минута расставания, возможно навсегда. Последняя её фраза, при прощании была – «А ведь у меня под сердцем твой малыш». Горько и, как-то, несправедливо идти на войну не увидев свою кровинку, которая вскорости появится на Свет Божий. Слава Богу, хоть первых двух детишек удалось понянчить, Василий родился в 1938 году и вслед за ним, Нюра в 1939 году. У каждого своя судьба и своя жизнь, у бойца Шилова она оказалась, мало того, что короткой, но и судьба сыграла с ним злую шутку, так и не дав ему возможности повидать появление сына, любоваться приходилось только фотографиями.
      Отец Валентина погиб в конце войны, не дотянув до дня Победы полгода. Почти вся Новгородская область была оккупирована немецкими войсками, ими устанавливались новые законы, по которым должны были жить местные люди. С наступлением войны были нарушены все связи по обеспечению продовольствием городов, сёл и деревень. Живите как хотите! Если сможете? В двери домов вместе с морозами застучался лютый голод. Немцы установили на оккупированной территории свой порядок поведения граждан, заставляли работать, но кормить они отказывались, даже наоборот, занимались изъятием живого скота, молока, яиц, занимали дома для размещения своих войск, иногда шалили с молодыми девчонками. В воздухе звенел принцип – «Война всё спишет» или «Всё лучшее победителям» или вот ещё лучше «Сало героям!». А что же оставалось делать людям, не успевшим убежать от немцев? Мёрзлая картошка, лесные ягоды, оставшиеся на ветках и туши мёрзлой конины тяговых артиллеристских  упряжек, лежащих вдоль дорог. Ребятня постарше, с наступлением ночи, отправлялись с топорами к запорошённым снегом тушам, отрубали куски мяса и быстренько тащили их домой, в надежде, что немцы их не заметят. Это были дети войны лишённые счастливого детства!    
      Семья Шиловых не была многодетной. Зое Шиловой приходилось растить троих детей в одиночку, как, собственно, и многим вокруг. Война, сама по себе, уже есть трагедия, её последствия никогда не будут радостными, за исключением одного случая, когда боец приходит с фронта живой или, когда наступает Победа. Всё остальное, либо горе, либо горький осадок. Нечто подобное произошло в деревне, где жила семья Шиловых. Все жили в ожидании, с какой-то надеждой, вот-вот обратно вернутся наши, враг будет уничтожен, закончится война, мужики вернутся домой и займутся мирным трудом. Немецкая пропаганда говорила об обратном, из громкоговорителя, висевшего на столбе в центре деревни лилась речь на ломаном русском языке – «О великой Германии, о героическом наступлении, о скором взятии Москвы, о покорности и не- сопротивлению властям …». Партизаны, обитавшие в соседних лесах, периодически, тайком забрасывали по деревням листовки, тем самым поддерживая веру у населения в скорую Победу. В каждой листовке присутствовала фраза произнесённая В.М. Молотовым 22 июня 1941 года: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами», в последствии в своих выступлениях её частенько использовал и товарищ Сталин. Немцы жестоко боролись с партизанами, доставлявшими им много хлопот, то мост взорвут, то состав с военной техникой под откос пустят, то как назойливые осы налетят на какую-нибудь немецкую часть, «покусают» и быстро разбегутся. Вступать в прямые бои с регулярными частями - не задача партизан, а вот наносить урон, порой существенный, в тылу врага – это их тема. Немцы зверели от слова «партизан» и, уж, если ловили их, то обязательно вешали на столбах с табличками на груди. Выявить их среди местного населения было крайне сложно, помогали немцам в этом деле полицаи, они-то точно знали, кто пришёл из «леса». Большая взаимная «любовь» была между полицаями и партизанами. Если в руки партизан попадал полицай, то выкрутиться живым было невозможно.
      Зоя Шилова, как и все сельчане, которые остались на местах и попали в оккупационную зону, мужественно переносила все невзгоды военного времени. Кому-то из сельчан, у кого были родственники на Урале, удалось эвакуироваться, остальные остались на местах. Зое с тремя малышами  бежать было некуда. Война грохотала совсем рядом, эшелоны советских войск отступали на Восток. С провиантом с каждым днём становилось всё сложнее, доедали последние запасы. Впереди замаячил голод. Трудно себе представить картину, когда малыши хотят есть, а дать им нечего. На тебя смотрят, вроде бы, детские глаза, но с таким горьким укором выражения взрослого человека, от одного такого взгляда сердце переворачивается, готов всё отдать, да беда в том, что отдавать-то нечего. И это состояние продолжается не один и не два дня, и не неделю, и не месяц, одним словом, проще застрелиться. 
      Пришли немцы, гремят винтовками, автоматами. Строить для себя какие-то помещения не собирались, понимая что их присутствие временное и может поступить приказ в любую минуту двигаться на Восток. А коль так, необходимо выселять из домов (изб) жителей и занимать их, как временное жильё. Особо не церемонились, баб с детьми выкидывали на улицу, где хочешь, там и живи. Оставалось одно, пустой хлев (скотину поубивали) или сарай. Кругом слышна гаркающая непонятная речь, то ли ругаются, то ли требуют чего-то, поди разбери. Действительно о чём может разговаривать немец с деревенскими бабами? О Шиллере, Гёте, Вагнере …? О продуктах? Так их уже давно отобрали, кур порезали, скотину поубивали. Оставалось одно физиологическая потребность и тяга к противоположному полу. Война войной, а бабу надо. В этом «деле» языковой барьер не помеха. Достигнуть желанной цели можно двумя способами – насилием и добрым согласием. Первый способ не всех устраивает, особенно, если у человека хоть немного теплится что-то человеческое, второй требует какого-то времени и, здесь, необходим язык понимания, хотя бы, по крайней мере, не противоречия. Хорошо рассуждать о целомудрии и верности, когда вы сидите в тёплой избе, в печи томятся наваристые щи, свежеиспечённых хлеб разносит по избе ароматный запах, когда дети сыты, вымыты одеты и обуты, когда огород сулит хороший урожай, когда жена ждёт возвращение своего муж с заработков, когда по утрам поют петухи и мычит корова, в ожидании выхода на луга. Война лишает всего, оставляя людям только – страх, голод, разруху, смерть и неопределённость. В головах людей теплится одна только надежда – выжить! В такие минуты нервная струна настолько сильно натягивается, что она уже не звенит, она даже при лёгком прикосновении стонет, готовая вот-вот разорваться.
      
     Избу Шиловых немцы заняли, как только вошли в деревню. Особой грубости не допускали, жестами и с помощью подъехавшего немца, владевшего русским языком, объяснили, что помещение необходимо для Германской армии и его следует освободить. Где будет жить мать с тремя детьми, это обстоятельство их не волновало. Выбора особенного не было – сарай или заброшенный хлев. «Квартирантами» оказались два солдата и один унтер-офицер. К русской семье относились весьма лояльно, а скорее всего, их просто не замечали. Иногда, проявляли сочувствие и давали детям несколько кусочков хлеба. Как-то однажды, унтер-офицер Клаус столкнулся лицом к лицу с Зоей, стараясь вести разговор на немецком в мягких тонах и пользуясь в основном жестами, он попросил постирать постельные принадлежности. Из его жестов можно было понять, что он готов платить деньгами или продовольствием. В начале разговора Зоя сильно испугалась, уж больно страшные разговоры ходили среди сельчан о немецкой жестокости.
      У человека глаза выражают многое: скорбь, печаль, гнев и радость, безразличие и заинтересованность, следует сказать, что встречаются люди с непонятным выражением глаз (правда редко),  у них образ размыт настолько, что от них веет варёным судаком. Кстати говоря, у многих животных можно по выражению глаз определить их состояние – ярость или спокойствие, кроме медведя. Миша всё переваривает в своей лохматой голове, что у него на уме, ведомо только ему одному, даже опытные дрессировщики с опаской посматривают на косолапого, как бы не махнул невзначай лапой и не снял с черепа скальп.
      Глаза унтер-офицера вызывали какое-то доверие, что человек беспричинно не сможет обидеть другого человека. Клаус был немолодым человеком, в Германии у него осталась семья, жена и двое детей, от них он получал регулярно письма, изредка отвечал. Война наложила свой отпечаток не только на захваченных территориях,  несладко было и на его родине. Заметно сократилось всё то, что окружало их жизнь и являлось необходимым для нормального существования. Редко можно было встретить веселящихся людей, да и какое веселье, если гибнут люди, пусть даже далеко от твоего дома, но смерть всё чаще начинает стучаться в их двери.

      До войны, Клаус был начальником местного почтового отделения в пригороде Мюнхена, городке Нойфарн. Письма, посылки, бандероли, денежные переводы, люди приходили получали им адресованные вещи, кто-то отправлял родственникам Рождественские подарки, кто-то посылал скорбные извещения о кончине очередного родственника, рутина, но к ней настолько привыкаешь, что, даже, короткое отсутствие на службе начинает тебя тревожить. Частенько он вспоминал свою почту, разносящиеся запахи сургуча, шуршание перебираемой корреспонденции, удары молотка делающего отметку (штемпель) на письме или открытке, негромкие окрики курьеров, забирающих или привозящих очередную порцию газет и журналов. В душе он был мирным человеком, ему были противны громкие фразы, выкрики команд, марширование на плацу, пение военных песен, прославление Гитлера, он был создан для другого – для семьи, для детей, ему нравились книги, посидеть с друзьями в баре и выпить кружечку другую баварского пива, по воскресным дням посетить церковь. Со стороны могло показаться, что он не от мира сего, но это всего лишь обманчивое впечатление, он просто любил мирную жизнь.
      Война многое изменила в жизни немцев. Подогреваемые публичными выступлениями нацистов, среди немцев разгоралась страсть владеть всем Миром, простым гражданам каждый день вкладывали в головы о Великой Нации и её новом предназначении, силе, сверхдержавы. Хоть и существует утверждение – «Сколько не говори халва, во рту от этого слаще не станет», однако, здесь речь идёт не о халве, как о физическом ощущении, а когда на сцену выползает идеология и тебе промывают мозги с утра до вечера и с вечера до утра, да ещё с угрозами, можно не сомневаться, что во рту скоро станет слаще, конечно если не хотите заглянуть на «экскурсию» в Заксенхаузен. Успехи быстрого наступления на Европу, окончательно вскружили голову Гитлеру, мнения советников предостерегавших Фюрера о возможных роковых последствиях, им просто пренебрегались и расценивались, как трусость. В основе своей, немецкая нация прагматична – «То, во что для нас лучше верить – истинно». Порядок и дисциплина – вот фундамент, на котором строится Германия. Среди немцев частенько звучит фраза «Всё в порядке» (Alles in Ordung), без него они себе не мыслят жизни, для них является дикостью, если зубная щётка не лежит на своём месте, если машина по уборке мусора опоздала на полчаса, если дорожный знак покосился на столбе, если поезд опоздал на минуту, положение становится просто катастрофическим и многое другое – вот это уже непорядок. Весь немецкий уклад жизни впитывается с молоком матери, и как ты ни крути, ни верти немца, он всё равно будет гундеть о порядке.
      Неуютно чувствовали себя немцы на чужой территории, вдали от Родины, да и не букеты цветов пришли они вручать россиянам, они сеяли смерть и горе, известное дело, какие всходы даёт такая «рассада» – ненависть и злость. Неуютно чувствовал себя и Клаус в этом крутящемся механизме, но ведь он был всего лишь маленьким винтиком в немецкой машине. Оставалось одно - смириться и ждать окончания этой вакханалии. Сказать, чтобы Клаус сильно переживал за русских, так это было бы лукавством, конечно- нет, но правда то, что война ему была неприятна по своей сути, и, где бы она не проходила в России или в Европе, ему претило кого-то убивать. И когда представилась возможность пообщаться, хотя бы жестами, с простой русской женщиной, кстати весьма схожей внешне с его женой, помимо того, что это обстоятельство, сильно взбудоражило его, оно  увело его совсем в иной мир, мир ощущений, чувств, новых впечатлений, это был полёт мечтаний среди выстрелов, взрывов, стонов раненых, крови умирающих, этот миг всколыхнул в нём надежду возврата к нормальной мирной жизни. В его голове что-то забурлило, застучало в висках, ему хотелось общения с этой русской женщиной, где-то внутри него возникла жажда человеческого тепла, у него даже появился скудный запас русских слов – корошё (gut), здастуте (guten tag), добереуто (guten morgen), квасивая (schon), тишенка (eintopf), хлеп (brot), чиколат (schokolade), словарный запас медленно пополнялся, но произносить эти слова было по-прежнему сложно. Он тщетно пытался одолеть фразу – Я кочу тэбэ помощ (Ich mochte ihnen zu helfen), из того, что он бормотал понять было сложно, хотя он по сути хотел добра.
     Благодаря Клаусу, Зоя, хоть как-то, могла накормить детей. Она начинала привыкать к этому доброму немцу и как-то не вязалось, применительно к нему, слово «враг», «фашист», он отличался от остальных немцев своим мягким характером, добротой, сочувствием и лишь только военная форма подчёркивала его принадлежность к Рейху.
      Как-то в один из дней, Зоя занималась стиркой для себя и стирала немецкие простыни и наволочки, она не слышала как тихо сзади подошёл и обнял её Клаус. В первые секунды, она не вздрогнула и не издала какого-нибудь крика, была только попытка вырваться. Насилия, как такового, не было, он просто нежно держал её в объятиях и что-то тихо и быстро говорил
по-немецки, слова были непонятными, но можно было догадаться, что они были добрыми и, возможно, о любви. Голова кружилась, быстро проносилась вся её жизнь какими-то фрагментами, кусочками детства, родительской лаской, в воображении всплывал образ мужа, и тут же исчезал, вокруг неё резвились дети, в этом судорожном водовороте она даже не заметила как увидела потолок крыши сарая, в голове застучала тревожная мысль – «Что я наделала!?». Неожиданное опьянение прошло мгновенно, вернулся рассудок и злость на свою минутную слабость, но, увы, что сделано, того уж не вернёшь.
      В своём грехе она не искала себе оправдания. Сочно, но беспощадно звучит пословица – «Сучка не захочет, кобель не вскочит». В один миг она стала виноватой перед всеми: изменила мужу, который защищает Родину и её тоже, детям, которые каждый день просят есть, и разве им ведомо, что это произошло во имя их жизни; изменила самой себе и своим принципам. И с кем? С врагом. Первые дни Зоя не находила себе места, слёзы и ноющая боль за себя за детей, за мужа, становилась невыносимой, тогда она хваталась за верёвку, но каждый раз её останавливали три пары глаз, глядящих на неё с надеждой. Маленький Валёк покрикивал и махал ручонками, то ли осуждая за её поступок, то ли требуя сиську. Постепенно острая боль переходила в тупую ноющую, не дающая покоя ни днём ни ночью, реветь по ночам приходилось в подушку, чтобы не разбудить детей.
– О, Господи! Хоть бы этого проклятого немца куда-нибудь заслали, всё легче бы стало. Долгими вечерами Зоя проводила в молитвах, стоя на коленях возле иконы, которую она захватила из избы в сарай, когда её выселяли. Разве замолишь грех, который она допустила.
   
      После этого случая Клаус старался без нужды не появляться на глаза Зое, но каждый раз, когда им приходилось сталкиваться, он пытался что-то тихо объяснить или попросить прощения, но разговор «глухонемого» с «глухой» как-то не ладился, она не понимала его, а он не мог поведать, то, что было для них весьма важно. Пользоваться переводчиком в интимных отношениях и, тем более, во время войны было неловко и опасно. Новых попыток на сближение он не предпринимал, чувствуя слишком сильное отторжение.
Двое его сослуживцев никак не комментировали их отношения, им это было безразлично, хотя враждебности по отношению к семье Зои они тоже не проявляли, иногда пользовались её мелкими услугами взамен предлагая продукты.
      Односельчане косо посматривали на Зою, её действия им не нравились – «С врагами нянькается! Харчи от них получает! В услужении ходит. Неровен час и в койку пустит. Значит за одно с ними, сучка!» жёсткие выводы, может быть даже и несправедливые. А куда деться, суровый глас народа.
– Ну коль так, пока есть силы, нужно иди на погост, копать на всех мальцов ямку побольше, чтобы и для самой места хватило, и тихо, смирно ждать «ЕЁ», она придёт без опоздания. Глядишь, может, кто сжалится и прикопает сырой землёй.
      Старшие детишки тоже как волчата смотрели на Клауса и на всех немцев, сил не было всё это видеть – «Хоть в петлю лезь!». Поначалу хотелось убежать куда-нибудь с глаз долой, но куда с таким выводком бежать, в другую деревню? Кто её там ждёт? Время тяжёлое, идёт война, кругом голод, думать о том, что кто-нибудь сжалится и пустит к себе в избу не приходилось, каждый со своим горем маялся. Здесь хоть крыша сарая над головой есть, плохонькая зато своя, какие-то продукты перепадают от немцев, «не до жиру, быть бы живу».
      Лето подходит к концу, настала пора, надо бы позаботиться о заготовке дров на зиму, благо лес рядом, физическая работа хоть как-то отвлекает от тяжёлых мыслей. Одной управляться сложно, крупные деревья не поддаются, приходится искать «сухостой» и орудовать топором, хоть он и прогорает быстро, но зато тащить из леса легче. В один из таких дней, Зоя столкнулась, нос к носу, в лесу с односельчанином Петькой, который с момента прихода немцев болтался в округе с партизанами по лесам, изредка по ночам забегал в деревню к родне за картошкой. Дуло автомата было направлено прямо в неё. Страха не было, было одно сожаление, что вся жизнь может вот так оборваться без слов. Встреча для неё оказалась мало приятной, Петька и раньше был «говнистым» пацаном, в партизанах возмужал и заматерел и из всех его щелей полезла ненависть к врагу и к тем, кто им пособничал. В деревнях, если народ слышал одно слово за околицей, то остальное предложение додумывал каждый на свой лад, в результате получался рассказ-сказка, хочешь с трагическим концом, хочешь с лирическим, кому как нравится. Ну, а поскольку в стране война, лирику убираем, оставляем трагедию. Полученную информацию от родни, о том что Зойка ходит в услужении у немцев и крутит шашни с унтер-офицером, в Петькином воспалённом мозгу выросли до размеров «изменницы Родине». Если раньше Петька забивал до смерти кошек и собак, то теперь с ещё большей охотой убивал людей, порой он был и судья и карающий орган в одном лице. С большой охотой он бы грохнул каждого, кто хотя бы бросил взгляд сожаления на немца, а Зойкина вина была для него очевидной, в его понимании должно было следовать возмездие, без всяких скидок на создавшееся положение и малолетних детей. Осуществить свой план немедленно, мешала близость находящегося немецкого патруля, прочёсывавших лес. Сверкнув злобно глазами, на прощание он процедил сквозь зубы: «Скоро встретимся», и тихо скрылся в чаще леса.

      Немцы стали проявлять какую-то нервозность, чуть что не так, угрожают, постреливают из автоматов, с партизанами вообще разговор короткий, верёвку на шею и на первом столбе вешают, чтобы другим не повадно было заниматься вредительством против Рейха. В некоторых деревнях партизаны шалили слишком сильно, немцы в свою очередь ни поймать, ни уничтожить  их не могут, так в отместку за это, начали жечь дома крестьян. В свою очередь, Советская армия перешла в массированное наступление, круша врага на всех фронтах, такого напора и сопротивления, в том числе и в тылу, немцы не выдерживали, оставалось одно, отступать. Если в уличной драке тебя начинают лупить по морде и ты постоянно падаешь, не выдерживая ударов, то будь уверен, что скоро тебе придётся отползать с поля битвы с выбитыми зубами. Нечто подобное происходило и на фронтах.
      Ни одна война не обходится без оружия, и действительно махать кулаками - малоэффективный способ. Другое дело - ружьё, а ещё лучше -автомат, ну если пушку выкатить на поле боя и не одну, дело пойдёт ещё веселее, так люди на этом не останавливаются, придумывая всё новое вооружение (самолёты, корабли, танки и конечно «ядрёное» оружие). Невольно возникает вопрос и это всё во благо? Конечно, нет. Основной целью является – истребить как можно больше живой силы и техники врага и затем, праздновать победу или переживать поражение.
      Понятие слова «оружие» многогранно и столь же древне, сколь существует  человечество. Залезать в исторические дебри как-то не хотелось, уж слишком много на эту тему писали и ещё больше будет написано, коснёмся только самого главного назначения. Применение любого оружия для нападения – это агрессия, вторжение, насилие, в том или ином виде; использование оружия для защиты – это справедливая оборона, защита своего Отечества, дома, семьи. Из этого напрашивается простой вывод –  существуют две стороны медали: агрессия – это плохо; защита – это гуманно. Кстати говоря, и в одном и другом случае, за всем этим стоит смерть. Наивный человек спросит – «А не уж то нельзя обойтись вообще без оружия? Просто жить, любить и наслаждаться жизнью». Увы, нет. На Земле такого места не существует, хотя впрочем, один адресок подсказать могу – это Внеземной Рай.

      После встречи в лесу, с односельчанином Петькой, прошло пару недель, но какой-то внутренний страх не покидал Зою. Со своей судьбой она смирилась, её мало беспокоила смерть, к тому времени пришло известие о гибели мужа, а вот судьба детей её волновала сильно, оставить детей в столь малом возрасте сиротами, это обстоятельство не давало ей покоя. По мере приближения фронта партизаны обострили свои вылазки из леса, то на комендатуру нападут, то на дороге завалы деревьев свалят, то с крутого холма машину с немецкими солдатами забросали гранатами. Получалось так, что одни радовались успешным диверсиям, другие зверели от потерь наносимых партизанами. Несколько раз немцы предпринимали попытки прочёсывания леса, но партизаны, как неуловимые мстители вовремя покидали свои землянки, перемещаясь в другие места. Прямых налётов на деревню партизаны не предпринимали, поскольку в ней был расквартирован полк связи с мощной мобильной охраной. Взрослых мужиков в деревне осталось несколько человек, старики, которые не то что не могли стрелять, они могли «рассыпаться» от одного пушечного звука, да несколько инвалидов от рождения, все эти люди были безвредными для немцев. Появление любого нового мужика, даже из соседней деревне, вызывало подозрение. Нечто подобное произошло с Петькой, его отловили полицаи и собирались доставить в комендатуру для выяснения личности, но вмешался Клаус, видевший его ранее в деревне. Петьку отпустили. По-существу, Клаус вытащил парня из петли. 
       Деревня жила своей нелёгкой жизнью, о праздниках давно забыли, лишний раз из дома выползти становится опасным, понятие сходить к соседям в гости было напрочь забыто, за дровишками в лес сбегать тоже боязно, немцы могут за партизан принять и стрельнут. Народ стал запуганный, зачумлённый, бывало ненадолго высунут нос из своего убежища и опять к себе в норку, от греха подальше. Лето наступает, а у людей даже семенной картошки нет, чтобы посадить хоть что-то, вот и приходиться сбирать по окрестностям съедобные корешки. В лес лишний раз идти опасно, немцы косо поглядывают в направлении тёмного леса.
      Немцы жили своей жизнью, встречая и провожая вновь прибывающие эшелоны по просёлочным дорогам спешивших на Восток. Отголоски суровых боёв на фронте были заметны по количеству раненых, возвращавшихся к себе в Германию. Любая война, в конечном счёте, сводится к тому, что в случаях даже временного успеха, стороны пытаются хоть что-то заполучить, исторические ценности, если таковые имеются в наличии, пленить и отправить на Родину человеческие ресурсы (дешёвая рабочая сила), немцы даже умудрялись эшелонами отправлять в Германию чернозём из Воронежской области, одним словом, брали всё то, что могло пригодиться. В случае большой победы, а к этому же они стремились, завоевать Кавказ с его нефтеносными районами.   
      Беда не обошла и деревеньку, где жила Зоя, началась эвакуация женщин и детей в Германию. И вновь затрясло всю округу, кто-то пытался скрыться в лесах, а кого-то насильно отправляли в далёкие края. Общее волнение передалось и Зое, поскольку детей забирали от 5 лет и старше, участь малыша Валька, оставалась суровой, а проще говоря брошенной на произвол судьбы. Немцы с этими сентиментальными человеческими чувствами не считались. Может быть судьба сжалится и кто-то подберёт мальца. Здесь свою роль сыграл Клаус, именно он отвёл угрозу от Зои и её оставили в покое. Он, по-прежнему, пытался всячески помогать Зое, передавая продукты через своих подчинённых, но новых интимных попыток он не предпринимал. Зоя всем своим видом показывала, что минутная её слабость не могла служить основанием продолжения каких-либо тёплых отношений. Лютой ненависти, как таковой, она не питала, но и тепла не появлялось. Её желание было направлено на выживание, его поскорее бы закончилась война. Новая волна тревоги постучалась к ней неожиданно. Внутреннее чувство подводило её к тому, что организм начал перестраиваться и готовиться к какому-то ранее известному ей состоянию. В этот момент она стояла рядом с лавкой, ноги ослабли в голове застучало и она чуть не рухнула, с грохотом опустившись на лавку – «Неужели …?». Один грех она уже совершила, а что делать с другим …? Как же она ненавидела в этот миг весь свет: войну, где она потеряла мужа, и немцев, которые ворвались в её жизнь, и русских которые зверем смотрели на неё и ненавидели, и тех кто развязал эту бойню, нутром она ощущала надвигающуюся гибель.

      Близился день освобождения Новгородской области 20 января 1944 года.
Из Германии прилетели вести, что полк связи должен был перебазироваться на Запад, немцы в спешном порядки собирали документы, оборудование и много чего, что они навезли в надежде идти на Восток, однако, планы пришлось срочно поменять. Наступила беспокойная жизнь у Клауса, ему приходилось по нескольку раз в день мотаться в штаб и в другие подразделения, расквартированные по области. Все поездки становились просто опасными, активизировались партизаны и, если нет хорошей охраны, они без стеснения нападали на любой движущийся транспорт. Партизанские укусы «комара» становились болезненными и немцы несли большие потери. Настал день, когда пришлось покидать деревню. Это не просто сесть в машину и покатить по дорогам в сторону Запада: во-первых, это война и отступать всегда сложнее, чем наступать, тебя постоянно преследуют и не просто догоняют, а уничтожают, постоянно висит угроза вот-вот попадёшь в окружение и судьба твоя станет, мягко говоря, неизвестной, потому что твоя жизнь будет болтаться на волоске; во-вторых, невидимые и непонятные нити связывали его с Зоей, постоянное угнетение мыслью, что скоро ему предстоит навсегда покинуть это край и их пути разойдутся окончательно, навсегда.
                Один не разберёт, чем пахнут розы …
                Другой из горьких трав добудет мёд …   
                Кому-то мелочь дашь, навек запомнит …
                Кому-то жизнь отдашь, а он и не поймёт.   
               
                (Омар Хайям)
Клауса не покидала мысль, необходимо попрощаться с Зоей, но как это сделать, чтобы не оскорбить её. А ведь хотелось так многое сказать, взять и поцеловать руку, попытаться утешить, попросить прощения. Чувства можно выразить словами и взглядом, ему оставалось только последнее. Выбрав момент, когда Зоя складывала дрова в поленницу, неподалёку от сарая, он решил хотя бы как-то объяснить, что он уезжает. Путая русские слова вперемешку с немецкими, он пытался сказать, что уезжает навсегда. Волнение охватило его настолько, что он перешёл окончательно на немецкий, возможно, это была его последняя исповедь перед человеком к которому он испытывал глубокую симпатию, если не сказать больше. К сожалению, он так и не смог раскрыть своих чувств к этой русской женщине, их разделяла широкая Река-Жизни, он находился на одном берегу, она на другом, и это расстояние было для них непреодолимой пропастью.
      Лицо Зои было спокойным. Она не испытывала жуткой ненависти к Клаусу – «Ну что ж, так случилось …», внутренне она была ему благодарна, что дети не умерли от голода, а жизнь она штука суровая – «За всё надо платить!». Из его слов было ясно, что они (немцы) уходят, остальное было непонятным. Отвечать она не собиралась, да и не смогла бы, тем более погружать его в свои тайны.
      Вечерело, где-то в конце огорода, за ёлками мелькнула тень человека, затем вновь появилась, но уже более узнаваемая фигура Петьки. Судя по всему он был сильно взволнован, винтовка в его руках ходила ходуном, мешая ему правильно прицелиться. Винтовка была направлена на неё, Зоя не подала виду – «Знать судьба такая! Есть за что отвечать и есть за что быть наказанной», она ждала выстрела.
      Случаи в жизни бывают разные – счастливые и горькие. Всё происходило ежемоментно, в то время, когда должен был прозвучать выстрел, Клаус сделал шаг в направлении Зои с желанием попрощаться, но судьба распорядилась иначе. Прозвучал выстрел, он падает, но почему-то падает не вперёд, а в сторону и уже лёжа на земле, мозг ещё продолжал работать – «Неужели это конец? (Wirklich das Ende ist es?)”.  На выстрел, из дома выбежали немцы и начинали вести беспорядочную стрельбу в сторону леса. Когда солдаты подбежали к нему, глаза Клауса были широко открыты, они отражали картину безбрежного неба и недоумение – «За что???»
(Was ist ???). Вот и для него война закончилась.
      Бывают нелепые случайности, на сей раз, была оборвана ещё одна жизнь, эта пуля предназначалась не ему, а Зое. Нехитрая задумка Петьки была «убрать» двоих, ему ненавистных людей, но первой должна была стать Зойка. Ему ничуть не было жалко немца, фашист и есть фашист, ну и что из того, что он спас ему жизнь, от этого его ненависть к немцам не стала меньше, уж слишком глубоко в него проникла злость к оккупантам.
      Судьба Петьки оказалась не такой удачливой и счастливой, через неделю после убийства Клауса, он сам подорвался на «растяжке-мине», которую установил для немцев. Умирая, с развороченным животом, он не вспоминал о светлых детских и юношеских годах, об образе матери, о снеге, о цветущей сирени под окном, о лёгком дуновении весеннего ветерка, он думал о не- состоявшемся возмездии по отношении к Зойке, о том, что мало убил немцев. Однако, какая странная прожитая жизнь, пропитанная ненавистью к людям и ко всему живому!
      Защищать Родину – это святое право гражданина. Выступать в роли судьи, чинить самому правосудие, казнить или миловать – это преступление.
      Впрочем, «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будите судимы» (Евангелие от Матфея гл. 7, ст. 1-2).

      В который раз загремела канонада рвущихся снарядов над Новгородскими деревнями, народ полез по подвалам, у кого они были, у кого не было, со страхом ожидали смерти. Горело и грохотало всё вокруг, в таких условиях, конечно, звук соловья ты не услышишь, его заменили свистом пуль, а любовную песнь глухаря, поменяли на пушечные выстрелы, из человеческой речи звучали громкие призывы – «Вперёд, в атаку! За Родину! За Сталина! Ура!» и редкие немецкие крики «Гитлер Капут, убергабе!». Наступление советских войск полетело вперёд на Запад, а позади оставались разрушенные войной деревни и города. Жизнь продолжалась.
      И, вот она, - долгожданная Победа! Человеческой радости не было предела. Такое, казалось бы, простое слово, всего-то состоящее из трёх букв, но такое приятное и сильное – «Мир». Со временем люди придумают иллюзорный лозунг «Мир во всём Мире», время показывает, что не могут жить люди в мире. Не имеет значения, где это происходит, в определённый момент им (беспокойным) становится как-то неуютно, кипят мозги, зависть переполняет людей, чешутся руки, слюна начинает капать с клыков, глаза наливаются кровью, жди беды, вот уже и руки потянулись к оружию … Всё ясно пошло поехало, начинается очередная война. Любая война когда-то всё равно заканчивается, это же не термоядерная реакция и тогда опять звучит волшебное слово «Мир». Вновь люди начинают рожать младенцев растить, их не ведая, что они когда-то опять схватятся за оружие по чье-то глупой воле. Не уж то они пушечное мясо в чьих-то руках? В большинстве случаев, так оно и есть. 

    Линия фронта не простая вещь, война закончилась, а последствия-то остаются, если измерять масштабом времени, то начало войны, выглядит следующим образом: немцы наступают (стреляют, убивают, потихоньку грабят и увозят ценные вещи в Германию, берут в плен, устанавливают свои порядки, демонстрируют ошеломительный бросок на СССР) делают всё рассудительно с немецкой пунктуальностью; русские отступают (вывозить оборудование не успевают, при этом кое-что взрывают, создать массированную линию обороны не могут, на первых порах не хватает военной техники и оружия, несут большие потери в живой силе, начинают шалить партизаны в тылу врага) рождается девиз – «Родина мать зовёт!», «Всё для фронта». Медленно начинает раскручиваться маховик советской мощи. Наступает перелом в военных действиях, великие сражения под Москвой, Сталинградом и Курском выиграны. В Новгородской области успешно действовали Волховский и Северо-Западный фронты. Картина боевых действий меняется: теперь уже немцы отступают (по-прежнему стреляют, убивают с ожесточением, вешают, продолжают грабить, жгут поселения, на порядок не сильно обращают внимание, бросают технику, задача одна – унести бы ноги); русские наступают, освобождая свою территорию и других стран от захватчиков (восстанавливаются разрушенные мосты, начинают работать предприятия, крестьяне на селе занимаются своим трудом), приближается День Победы.
      Те места, где проходила линия фронта, оказались настолько «нафаршированы» военной продукцией, что приходилось с особой осторожностью обрабатывать землю многие годы спустя после окончания войны. Мины, неразорвавшиеся снаряды, осколки разного калибра, изуродованная техника (машины, танки, орудия), патроны россыпью и ящиками, гранаты, тротил, автоматы и пистолеты, детонаторы, бикфордовы шнуры и многое другое, всё это представляло опасность для населения и, особенно, для проворной детворы. Особую тревогу у взрослых людей вызывали деревенские пацаны, рыскавшие в окрестных лесах. Вскорости после окончания войны, не было и дня чтобы кто-то не подорвался на мине, или не получили увечье засунув в костёр тротил или гранату. О ножах, штыках русских и немецких говорить не приходилось, эти «игрушки» были у каждого пацана.
      В одной из деревенских школ проходили занятия, ещё не прозвенел звонок об окончании уроков, как вдруг, раздался шум в коридоре. Оказалось, второгодник Пашка (у него в классе самая худшая успеваемость) из 3б , притащил втихаря в сумке гранату. Учительница вызывает его к доске отвечать урок, парень ничего не выучил, ответить не может и заслуженно получает очередную двойку. То ли ему надоели двойки, то ли он сильно обиделся на учителя, но он решил устроить учительнице возмездие. Сев за парту он вытащил гранату из сумки и как заправский боец высоко задрав руку завопил – «Если ещё раз, падла, поставишь двойку, взорву!». Сложно было понять взволнованного хлопца, то ли его слова звучали, как угроза на будущее, то ли он хотел привести свой приговор тот час же в исполнение. Ребятню сдуло, как ветром из-за своих парт, у учительницы лицо стало белее полотна, глаза медленно закатились и она с грохотом рухнула на пол. В дурной Пашкиной голове планы возмездия рушились на глазах, учительница уже «отключилась», лежит не дышит, возникает вопрос, кого же наказывать? А здесь, как назло, и директор школы образовался, мужик заслуженный, фронтовик, пользовался уважением у школьников, его-то уж точно Пашка не хотел наказывать. Граната перекочевала в руки директора, к этому времени и учительница стала подавать признаки жизни, оставалось ждать вечера и сильной порки от матери. 
      С давних пор звучит русская пословица – «Голь на выдумки хитра». Возможно, русская голова не всегда правильно «корень квадратный» извлекает, и может спутать непонятное число «Пи» (которое тянет-то всего на 3,14!!!), по сравнению с более внушительным призывом крика души начинающейся с той же буквы «Пиз—ц!» сравнимое, если только с церковным «Аминь!». Не судите строго, здесь нет никакого богохульства!
      После себя война на полях сражений оставила столько «добра», что у мужиков мозги закипали, всего так много, и в быту, и в народном хозяйстве применить можно, надо только, как следует, подумать, мозгами пошевелить, глядишь и мотоцикл к плугу привинтить можно? Ствол пушки под трубу пойдёт, в земле будет лежать, век не сгниёт.  Я уже как-то упоминал, ранее, об одном деревенском случае, произошедшем в послевоенные годы. Период восстановления всегда сложен и сопряжён с рядом проблем в народном хозяйстве, не хватает продовольствия, соли, мыла, промышленных и бытовых товаров и народ начинает как-то выкручиваться, приспосабливаться. «Мыла нет, так мы толом помоемся», чего только народ не придумает - пенится, мылится, значит и в бане можно использовать.
      Тол (динамит, тротил) – бризантное взрывчатое вещество в брикетах, органическое соединение тринитрата ароматического толуола, в воде создаёт сильную пену, при использовании детонатора становится взрывоопасным.
      Мужики нашли применение тола при глушении (ловле) рыбы. Бикфордов шнур (очень похож на бельевую верёвку) – разновидность детонатора, используется при подрывных работах. Хорошо горит, даже в воде, при ударах по нему взрывается. Во время войны деревянные опоры мостов обматывали в несколько слоёв бикфордовым шнуром, соединяли с детонатором и подрывали, при этом, опоры срезало ровненько, как пилой, мост рушился или получал серьёзные разрушения. Немцы использовали бикфордовы шнуры яркой, пёстрой окраски, русские – однородного серого цвета. На поле боя этого добра оставалось немереное количество.
      Деревенские бабы нашли шнурам своё применение (им больше нравились немецкие, более весёленькие): вешали на них бельё, подвязывали ветки фруктовых деревьев, сгнивший штакетник палисадника, помидоры и огурцы, домашних животных на выгуле и многие другие прикладные случаи. В один из таких дней бабуля выводит в поле козу, делает ей ошейник из шнура, разматывает остальной шнур и идёт вбивать кол, вокруг которого коза будет гулять, в округе десяти метров и щипать травку. Но увы, не сложилась эта история. Как только она стала вбивать кол, маленький хвостик бикфордова шнура случайно лёг на конец палки. Бабка в который раз маханула молотком по колышку, прогремел взрыв, от испуга она плюхнулась на жопу, не понимая что же всё-таки произошло. Когда она пришла в себя, то увидела любимую козу без головы, бьющуюся в конвульсиях.
      Закончилась война, народ приступил к зализыванию ран и восстановлению Страны. В период с 1941 по 1945 год рождаемость резко сократилась по понятным причинам, оставалась надежда на инвалидов и калек, они принялись за дело, но продемонстрировать демографический «взрыв» они были не в состоянии, старались, как могли. Ребятня военной поры подрастала, от них требовалось – «учиться, учиться и ещё раз учиться», а то, что голодные, так это временное, пока поясок затяни потуже, чтобы портки не потерять, и шагай в школу. В городских-то школах учебный процесс проходил «ни шатко, ни валко», а в деревенских, как Бог на душу пошлёт. Вырастить в деревенской школе Ломоносовых или Менделеевых – это была сказочная утопия, вымысел: не имеющий реальной ценности. Тракториста, механизатора, комбайнёра, свинарку, пастуха – эти специальности по плечу деревне, другие дисциплины и точные науки как-то не приживались на свежем воздухе. Видать сильно говнецом попахивало.

      Дети, рождённые в любви, счастье родителей, правда бывают случаи иного характера, когда на Свет божий появляется младенец вопреки желанию матери. Возникает вопрос – «Как быть и что дальше делать с младенцем? Взять грех на душу и извести его?», это было выше её сил, ведь это же её кровинка, правда не только её, но думая об этом всё переворачивалось внутри Зои. От соседей не утаишь ничего, тем более от деревенских, где вся жизнь на виду. Кто-то из односельчан донёс на неё представителям НКВДе, но ей повезло, просто попался хороший человек в погонах и, глядя на нищую детвору, не смог предать суду Зою, по-существу поставив свою жизнь под угрозу, но всё, к счастью, обошлось. Особо обозлённые жизнью и судьбой люди, ещё долго бросали камни упрёка в сторону Зои – «Нагуляла фашистского вы****ка! Бесстыжие твои глаза!», приходилось терпеть, деться то некуда. Старшим детям Зои приходилось тоже лихо, деревенское окружение детворы беспощадно, безжалостно и больно жалили своими словами и действиями. Иногда приходилось отбиваться, иногда терпеть. Больше всего доставалось Вальку, маленький, его безбоязненно можно было обидеть или выместить на нём свою злобу, всё равно сдачи не даст.
       Жизнь семьи Шиловых проходила в бедности, дети как могли помогали матери, учились в школе и приглядывали за малышом, сама Зоя трудилась в колхозе на свиноферме. Немецкий мальчонка, как бы вопреки крови, был наречён именем Иван, вместо какого-нибудь Гюнтера или Адольфа, однако, внешне он ничем не отличался от деревенской детворы, правда ребята постарше быстро прикрепили ему обидную кличку «фашист». Пройдёт время и Валёк с Иваном жестоко будут наказывать обидчиков, превращая их морды в пурпурно красный цвет, иногда выбивая зубы. А время продолжало бежать вперёд, как и бежало, не прерывая своего темпа ни на секунду, и это всё прошлое, как-то незаметно, оказывалось за плечами прожитых лет. Вот уже Валёк взрослый мужик, закончил техникум, отслужил в армии, вернулся в колхоз и работает трактористом, Иван после армии остался жить там где и служил в одном из сёл Молдавии. Сёстры зрели, готовясь выйти за муж и начать свою пока неведомую жизнь. Зоя превратилась в старушку, в основном проводила время в огороде или дома, по-прежнему неохотно общалась с односельчанами, уж больно сильно потрепала её та прошлая жизнь, исполосовав вдоль и поперёк. Вы спросите – «А где же радостные ощущения?», какая радость от искалеченной жизни, муж погиб, на руках куча детей, один из которых «изгой», беспросветная нищета, всё это осталось в душе и закрепилось на оставшиеся годы – выход один, работа, поле, труд и так будет повторяться до конца жизни. А с грехами предстоит ещё разбираться там «На Верху». Видать так предначертано судьбой.

      В любой школе, будь то сельская или городская, можно без труда обнаружить в классах большую карту Мира, и, если приглядеться повнимательнее, то на ней вы увидите кружочки, точечки, маленькие и чуть побольше, ими обычно обозначаются столицы государств и городов. Крупные и мелкие города указаны кружочками в зависимости от численности населения, конечно, сёл и деревень вы на ней не найдёте, это как в математике «за малостью величин ими можно пренебречь …», особенно пренебрегают маленькими точечками и запятыми у нас в России.    
      Удивительная вещь, природных богатств в нашей Стране немерено- нефть, газ, электроэнергия, металлы, включая золото, алмазы, лес, плодородные земли с бескрайними просторами, а народу аж более 290 млн. человек (по данным 1991 года). Такая мощь, с таким богатством, а вы ещё хотите, чтобы запад, вместе с Америкой, не завидовал и не смотрел на нас косо. Следуя старинной сказке, когда ларец с драгоценностями неожиданно достаётся человеку по имени
Ваня-дурачок, каждый невольно произнесёт, что же с этим поделаешь – «дурацкое счастье». Вот так и по сей день, нас представляют в образе Вани-дурачка, отсюда и неугомонная зависть, обида, злость на обречённую судьбу, ведь никак не желает запад кланяться Ване-дурачку, а порой приходится.   
      Конечно, пренебречь можно чем угодно, даже Вечностью, но от этого Вечность не измениться. Можно выбрать ещё одно направление и углубиться в область сравнений, например,  между европейскими деревнями, Швейцарии, Австрии, Голландии и Российскими. Смею вас заверить, вас возьмёт оторопь, сравнения окажутся не в нашу пользу.  Наши руководители, на протяжении уже более 70 лет подхватывают, как эстафетную палочку, тезисы об удивительной крестьянской жизни в будущем. Возникает вопрос, какими единицами, ведомыми человечеству, руководители измеряют путь к светлому будущему? Создаётся впечатление, что оно удаляется пропорционально прожитому времени, маня своим необычайным светом и притягивая своей неизвестностью. Приведу одну реплику, услышанную некоторое время тому назад. Одного человека преклонного возраста, в день рождения, ему исполнилось 90 лет спросили – «Какие у вас планы в грядущем новом, 21 веке?», ответ был разумным не по годам – «Основную часть Нового Века, я собираюсь быть мёртвым». Так вот, после смерти, можно пренебрегать чем угодно и сколько угодно.


   Витёк

      Деревня Старица расположилась на юге Новгородской области, на Волдайской возвышенности, в Марёвском районе, на берегу одноимённой реки. В 20-30 годы численность жителей деревни, даже, превышала 200 человек. До войны, проживающие сельчане занимались сельским хозяйством, животноводством в колхозе «Старица», в 1952 году колхоз переименовали на более новый, современный лад «Верный Путь», а с 1961 кому-то взбрело в голову присвоить ему более душевное название  «Дружба». После голода и разрухи 20-х годов жизнь сельчан стала налаживаться, «жить стало краше, жизнь стала веселее», достаточно  сказать, что в каждом доме держали корову, птицу, были небольшие приусадебные хозяйства, таким образом, семьи обеспечивались всем необходимым продовольствием, а несметные речные богатства делали, даже, жизнь сельчан зажиточной. В одном из таких домов разместилась семья Произволовых. Занятия трудом в деревне однообразны не интересны, но полезны. Попробуйте без хлебушка да картошечки прожить?! И не пытайтесь!
      Крестьянский быт, он в своей основе, мало привлекателен, с утра до вечера каторжный труд, распорядок дня похож на чумовую карусель. В летнее время, чуть забрезжит рассвет, скотину нужно накормить, кого-то (корову, коз) отправить пастись на луг, поросёнку и птице насыпать корм, детям оставить пожрать и пулей лететь на колхозную ферму. На ферме тоже в кресле не посидишь, жопой кверху, и ковыряешься в земле, либо в навозе. Закончился рабочий день, спешишь домой и опять всё тоже, скотину загони в хлев, помой, подои, почисть курятник, у поросят прибери, и не думайте, что везде вокруг пахнет духами «шанелью, пако рабанна, фенди», кругом обычный русский запах говна, и во всём этом радует только одно – говна много. Между прочим не кривите вашу морду, извините лицо, да будет вам известно, именно на говне-то и произрастает самый лучший урожай. Может Запад и в этом тоже нам завидует?
      Не грустите, не всё так плохо, это всего лишь маленькая часть крестьянской жизни, возможно, не самая приятная, но без неё вы не получите всего того, чем живёт город. Советская Власть понимала, что одним трудом, порой каторжным, у людей рабочий энтузиазм не поднимешь, если только под дулом автомата, но с этим деянием можно так переборщить, что в конечном счёте, народ ощетинится и дуло автомата может повернуть в другую сторону. Поэтому нашли более верный путь, начали строить сельские клубы, дома культуры, кинотеатры, а самое главное, водочку стали завозить в сельпо на праздники, а как без неё родимой, ведь самая лучшая еда в горло не полезет, оцарапает или застрянет. Прививать любовь к алкоголю русскому человеку не требуется, «Она- любовь» как-то сама по себе появляется, каким-то чудом, видимо, изнутри произрастает, кстати это касается не только русских, скандинавы не хуже нас пьют, особенно финны, серьёзный народ, пьют до беспамятства. Надо же такое придумать, чем Господь Бог русских наградил, а ведь евреям при раздаче почему-то ум достался?
      «О нас думают плохо лишь те, кто хуже нас, а те кто лучше нас … Им просто не до нас» эти мудрые слова не принадлежат нашим государственным чиновникам, такую мысль, мог изречь только Великий Омар Хайям (кстати, тоже пьющий, видать из наших).
      Род Произволовых происходил из крестьян, живших в маленькой деревеньке, неподалёку от Старицы, но сильный пожар в конце прошлого века сравнял её с землёй, люди были вынуждены перебраться в другие места, кто куда. Небольшую избу в Старице построил дед  Витька, которого он не застал в живых. Вот так и повелось, что после смерти Пантелея Иннокентьевича Произволова в имущественные права вступил Егор Пантелеевич- отец Витька. Егор от роду был рукастый мужик. Баньку срубить? Да не вопрос. Избу построить? Тоже задачка по силам. Колодец выкопать? И, это, можно. Домовину (гроб) скостролить? И это приходилось делать не раз, как и многое другое. Человек он был рассудительный, деловой и крепко выпивающий. Люди к нему относились уважительно, как никак – мастеровой, не ровён час обратиться придётся, и поэтому, прощали многие грехи. А грехов по жизни, набиралось такое множество, что их все и в церкви не замолишь. Человек он был тихий, когда трезвый, в подпитии, из него наружу начинала вылезать бойцовская удаль. Мужичок средней комплекции, жилистый, вёрткий, с виду, вроде бы неказистый, но в деревенских схватках становился словно Дьявол. Выбить зубы противнику- плёвое дело, одним махом, и вот уже сосед, ползая в пыли собирает зубы раненой рукой, удар по голове кулаком приводил противников в такой трепет, что они несколько дней после драки не могли вспомнить своего имени. Одним словом уважаемый человек.

      Помнится, в один из летних дней прислали из Ленинграда бригаду механизаторов, ребята молодые крепкие, работают, как звери, от зари и до зари, раньше закончишь, раньше уедешь. Воскресные дни- отдых, кровь молодая играет, потянулись парни к клубу на летнюю площадку, с девками поплясать хочется, по части выпивки работяги не уступали деревенским, подходили к этому вопросу вдумчиво и рассудительно. Самое плохое, когда девок мало, а парней много, здесь возникает конфликт интересов. В основном, все деревенские девчата уже ходят под «прицелом» местных хлопцев, а тут откуда не возьмись выплывают городские конкуренты, получается какой-то непорядок, стройные ряды рушатся. А девки стервы, глазки приезжим строят, задницами вертят, можно сказать, соблазняют. У местных парней пьяные глаза кровью наливаются, вот-вот по мордасам начнут друг друга охаживать. Рядом с входом на площадку сидит местный старик Парамон, любит он молодёжь, весело, гармошка играет, иногда патефон заведут, девки поют, хороводы устраивают, глядишь и деду стаканчик спиртного плеснут. Однако, подозрительно местные парни заходили, как петухи, перья распушили, видать претензии появились к городским. Парамон одному из приезжих парней даёт ценный совет – «Ить вы девок наших взбудоражили, вы это того, не шибко … Энти наши-то дюже горячие, надысь Егорка одного погладил оглоблей, тык до сих пор с гошпиталя не вылезат». Через пару минут закрутилось завертелось, в ход пошли кулаки, девки повизгивают, пытаются просочиться среди дерущихся. Тускло светящаяся лампочка на столбе высвечивает красные разбитые морды, постепенно драка утихает, противоборствующие стороны, получившие заряд бодрости направляются порознь замывать в речке ушибы и кровоподтёки. В зарослях, не умолкая, поют соловьи, слышны звуки коростеля, им вторят лягушки со всей округи. Ночь вступает в свои владения. Благодать!
      Деревенский уклад жизни в корне отличается от городского, помимо тяжёлого труда, деревня не уклоняется и от общегражданских явлений, таких как женитьба. Подсознательно действует правило, так называемое, продолжение рода человеческого, сама Матушка Природа подсказывает, подошло время зрелости, «вынь, да положь». Бывали случаи, «вынет» хлопец его, и как в штыковой атаке «на перевес», и бегает по деревне всех баб «крестит» направо и налево, пока кто-нибудь не вразумит его и рыло не начистит, глядишь угомонился и уже по-хорошему, по-правильному начинает обходиться, женихаться начинает, ну, а по осени и свадьбу, глядишь, сыграют.
      Пришла пора и Егору выбирать суженую-ряженую. Бросим беглый взгляд с высоких небес на деревню – «А выбирать то из кого? Девок раз два и обчёлся». Одних ещё бабы не рожали, а тех уж разобрали. Не по городам же ездить невесту себе искать. Здесь уж не до жиру. Однажды, как-то в местный клуб из соседней деревни заглянула девушка, по имени Лиза, правда, не из красавиц, средней «пушистости» спереди и сзади, нынче, в таких случаях, модное слово используют «оргонометрическая форма тела присутствует», то есть удобная для пользования руками. Немного глуповатая ситуация сложилась в деревне, в клуб молодым ребятам трезвыми прийти, это всё равно, что утром не поссать. Молодёжь выпивает исключительно для «куражу», не пьянки ради. Девчата, с этим недостатком парней, мирились – «Ну как же, все пьют и эти тоже»,  то есть, нетрезвый ухажёр, это подразумевалось, как обычное деревенское явление. Некоторые строптивые девчата думали, про себя – «Пусть только женится, я ему рога тот час же обломаю», иногда получалось, а иногда баба с синяками постоянно ходила, жаловаться на сторону было не принято, сор из избы не выносили, (тумаки от мужа, это всё равно, что похвала - бьёт, значит любит), терпели, поскольку никогда не знали, что наступит раньше, следующий день или следующая жизнь.
      Когда парень выпивает, ему проще перед девками роль задиристого петуха играть, как ему кажется, на самом деле, вид у всех петухов весьма глуповатый. Перья распушают, башку задирают, крыльями/руками помахивают, степенно прогуливаются, поскрипывая хромовыми сапогами, пытаются поорать под гармошку, чуть зазевается бабёнка, а он уже её в тёмный угол затягивает, как же помять, пощупать её родимую надо, проверить перед «боем» всё ли на месте. А бабёнки, ну прямо как в курятнике, пытаются отскочить в сторонку, но не шустро, чтобы «петушок» всё успел попробовать, зачем мужичка разочаровывать. Вся эта камарилья иногда сопровождается громким, грубым словом со стороны обольстителя, она в свою очередь, может ответить не менее звонким голоском, но очень весомым, либо отказам, либо согласием. Деревня- это вам не город – «И под каждым ей кустом, был готов и стол и дом», а дальше всё просто, только руку протяни, действительно, чего церемониться.
      Егор ничем не отличался от местных хлопцев, с присущей ему грубостью, не церемонясь, впервые увидев девчонку из соседней деревни, он решительно двинулся в сторону Лизы. Ему не были свойственны нежные чувства, собственно , а кто был ему должен был это  привить, семья, школа, общество, может быть государство, отложите это в сторону, вы что живёте в Космосе или в СССР? Слава Богу, наконец-то вы поняли, где вы находитесь. Теперь пододвинемся поближе к чувствам Егора, захотел мужик женится, ну и хорошо, невеста не возражает, впереди только свадьба. Свадьба- это процесс не для двоих любящих людей, а для всех, возможно, для всей деревни, если средств, хватит, обычно люди напрягаются, скидываются в складчину, но уж если свадьба, то, уж, чтобы ёлки дрожали, и одуванчики загибались. Собственно говоря, это свойственно любой свадьбе, будь то в Башкирии, в Грузии, в Армении или Тамбове.  Свадьба- это точка отсчёта начала жизни молодых людей , а куда она повернёт потом, это ведомо только Всевышнему. Все предубеждения прочь, образовалась семья, и не надо никаких советов, как жить и, что делать, отставьте молодых людей в покое, пусть разберутся сами, не надо говорить им, где должны лежать, топор,  грабли, вилы, коромысло или ножик, глупо, найдут и используют. А вот научить по доброму относится к людям, помочь в беде или трудностях, в трудную годину, кусок хлеба протянуть, это задачка и простая и, в тоже время, сложная.
        Многое в этой жизни Егор уже постиг, начинать учить его азам было глупо, вступая в брак, он чётко себе представлял для какой надобности ему нужна была жена, он понимал, что за ней следовала семья, дом (моя крепость), хозяйство, дети, а то, что я должен Государству, я отдам в своё время. А время не заставило себя ждать, оно обрушилось невзначай, началась война в 1941 году. Если вы зададите вопрос, кто хочет войны? Ответ будет однозначным, да никто!
       И так началась война. Дальше всё просто. Как и все люди, Егор идёт на фронт, защищать свою Родину. Ничего сложного для простого красноармейца, одели, обули дали в руки винтовку, сказали, сиди жди, когда поступит команда пойдёшь в атаку. Вопрос, куда? Куда надо, туда и побежишь. А пока жди. Укажут направление, это уже хорошо. А что ждёт красноармейцев впереди? Героическая смерть. Всех? Нет, избранных. Кто останется в живых, тому  дадут медали, за то что выжили и боролись. Ордена дают особо отличившимся, например, намолотил фашистов штук сорок - орден «Красного Знамени», подорвал несколько танков - тот же орден дадут, языка взял в плен немецкого полковника с документами - орден «Красной Звезды» положен. Стимул был, денег не было.
      Война щедро наградила Егора – несколько медалей, орден Славы 2-х степеней (кстати, не хватило одного героического поступка для получения третьего ордена Славы, а это было бы равносильно Герою Советского Союза), орден Отечественной войны, орден Красной звезды. Особой наградой отметила Егора война, это инвалидностью на всю жизнь, ампутированная нога, и куча осколков по всему телу. По нынешним временам, медалей и орденов, Егору хватило бы обеспечить себе присутствие в Государственной Думе, одна закавыка там инвалидов и людей с непокорной волей не жалуют. «Не бойся, когда ты один. Бойся, когда ты – ноль!». 
      Война грохочет уже в Европе, русская «дизельная» машина настолько раскрутилась,  что остановить её становится всё сложнее,
забеспокоились и Западные союзники – «Одержимые победными действиями, русские, так и большую часть Европы захватят, пора бы и второй фронт открыть» вторят либералы и консерваторы. Становиться уж больно сильной в Европе позиция И.В. Сталина, русский дух и рать никогда не поклонялись врагу.
      Провалявшись в госпиталях около года, Егор, наконец, добрался до своей деревни. Радости жены не было конца, главное- живой, калека ну и что ж, самое главное невредимый, и ко всему прочему, осталась самая важная «рабочая часть» тела, и заскрипели полати, и заходила ходуном печка, бывало дохромает до сарайчика, где она скотину кормит или стойло убирает и там её настигнет и, бывало так «прихватит», что она на полусогнутых в хату ползёт, аж голова кружится. Уж больно страстен и любвеобилен был Егорушка. Такая страсть не замедлила сказаться, пошли детишки. Так, в конце войны появился Витёк, сестрёнку фронтовик «соорудил» ровно через год, очевидно, в ознаменования Дня Победы.
      Европа в который раз пытается убедить весь Мир, что – «Если вам не повезло с мужем – помните, что есть и другие мужчины. Если вам повезло с мужем – помните, что есть и другие женщины …», что-то подобное иногда проскакивает в наших деревнях, но в основном, действует Закон «приличия». Такими законами пользовались с древних времён старообрядцы, духоборы, молокане, они составляли огромный пласт древней русской культуры. Гонимые, преследуемые старыми Российскими законами, они выстояли и волею судеб их разметало по широким просторам нашей необъятной Родины, кого-то судьба даже забросила далеко от дома в другие страны.
      Частенько можно услышать, что нынче село (деревня) срастается с городом, создавая при этом крупные муниципальные образования, которые определяются концепцией развития местного самоуправления, звучит научно, но не слишком привлекательно. Возможно, если это вызвано обоснованной необходимостью, то валяйте, то есть делайте господа, но необдуманное соединение «жирафа с крокодилом» мало чего хорошего сулит.
      Так всё-таки, что же принесла цивилизация в сельскую местность? Бедная крестьянская земля, чего туда только не напихали люди, а всё для чего, чтобы Она лучше плодоносила, урожаи были бы хорошие, одним словом – кормилица. По ходу развития промышленности стали появляться множество отходов, в том числе, и ядовитых, встал вопрос, куда же их девать? Куда-куда, в неё в Матушку Землю, куда же ещё. Позже, начнутся вопли, предостережения – «Ай-яй-яй, ой-ёй-ёй! Что же вы негодники делаете, всё Планету испоганили!», но как всегда покричали, пошумели, провели международные конференции, а  ведущие страны  Мира, как закапывали в неё отходы не перерабатывая, так и продолжают своё грязное дело.
      Частично, обратимся к статистическим данным: ежегодно в почву вносится около 500 млн. т минеральных удобрений и 3 млн. т ядохимикатов! За минувшие полтора века в природную среду попало 6,5 млрд. т железа, кадмия и свинца!
      Цифры устрашающие, но человек их ощущает лишь только тогда, когда он это «добро» начинает впитывать в себя, в виде страшного недуга или заболевания, впрочем в этот момент ему уже всё становится безразличным. В деревнях в таких случаях говорят – «Не троньте деревню покуль до греха не дошло. Ты прежде, чем в село соваться, спытай, как следовает свою хемию, а мы ужо поглядим. Говном надо умело пользоваться». Ох мудёр деревенский житель!

      Тяжела участь инвалида после войны, многие скатывались в плоскость пьянки, заливая убогость и грусть по прежней жизни вином. Чередование пьяного веселья с горечью похмелья, приводило бывших служивых к одному, мало утешительному концу, иногда сразу на Тот Свет, а большей частью, через больницу и длительные мучения. Кому как «повезёт». У Егора трудовая деятельность сочеталось с посильным трудом (плотницкие работы) и выпивкой. Молодецкая удаль и бойцовские замашки поубавились, но по части пьянки, уровень «мастерства» не снизился. Сложнее стало работать стоя на одной ноге, выручали крепкие руки, соображаловка (голова) не утратила свежести, глаз по-прежнему был метким и зорким, рубанок скользил по доскам с той же скоростью, выплёвывая свежие стружки на землю. Сложнее стало орудовать пилой, уж слишком неустойчивая стала опора, но и здесь русская смекалка пришла на помощь, Егор соорудил себе приспособление взамен потерянной ноге и жизнь как-то стала веселее.
      Подрастала мелкая братва, Витёк постоянно крутился под ногами (точнее вокруг одной ноги), поднося нетяжёлые доски, сестрёнка Верка играла со стружками, пытаясь распрямить деревянные завитушки и приладить к кукле из тряпочных лоскутков, жена трудилась в колхозе, а после измочаленная вкалывала, как проклятый раб дома. В целом, в семье Произволовых, можно сказать, жили в достатке, в отличие от некоторых соседей, которые плюнули на свою судьбу, кляня вся и всех в своей жизни, правда, с голоду не умирали, работали в колхозе, получали трудодни, домашнего хозяйства не вели, в домах полный «срач» тараканы, клопы и набегавшие мыши жили бок о бок, гнали самогонку и пили не просыхая, периодически устраивая какую-нибудь бузу на селе. Так и проживали свой короткий и никчёмный век. Своего добра нет, так на чужое начинали «рот раскрывать» на государственное, глядишь мешок картошки с колхозного поля притащил домой, его быстренько под суд и годика на три в темницу – «Ишь, курва! За чужой счёт прожить хочешь» – роптали крестьяне и, пошёл родимый по этапу.
      Хороши в деревне детские годы, если отец- мать работящие и кормят семью. Раздолье, особенно летом, лес под боком, а значит ягоды и грибы  можно собрать, вышел за порог тут и речка, можно и искупаться, и рыбку половить, и на лодке покататься. Тихим летним вечерком развести на берегу реки костёр, на угольках «картоху» испечь с сольцой, из дому притащить краюху ржаного хлеба, пару сладких огурцов, зелёный свежий лучок с грядки, морковка, редисочка, у матери выцыганить квасу (к этой-то закуске стаканчик самогоночки бы? Прочь! Гоним эту пакостную мысль. Это же ведь- дети!). Блаженство, лежать у костра на тёплой земле и рассматривать бездонное тёмно- синее небо, усеянное мерцающими звёздами, в этот момент обычно человек, или думает о чём-то сокровенном, или мечтает о себе, своём будущем, о родителях, да мало ли о чём ещё. Падающая звезда наводит на мысль, а вдруг сбудутся твои мечты?
      Детство, как и вся жизнь, проносится мгновенно, то ярко сверкая, то медленно горя, то затухая и вновь разгораясь и перед тем окончательно потухнуть. Она (память) даст о себе знать и тогда всплывут картинки раннего детства, юности, зрелости и старости.

      Трудно представить, но факт, Витёк, по существу не запомнил своего детства, может быть за исключением нескольких эпизодов. Память как-то не впитала в себя и не оставила следа в голове, ни счастливых минут, ни горьких мгновений. Школа мало его привлекала, а вот уличные игры в лапту, чижа, футбол- это он понимал и страстно любил. От природы координированный, «зрячий» (видящий всё вокруг, и ощущающий, что у него творится за спиной), шустрый, подобный блохе, прыгающий, бегущий, падающий и вновь бегущий к цели. В городе этого талантливого паренька наверняка приглядел бы какой-нибудь тренер-игровик, в деревне возможности проявить себя в спорте крайне слабые. 
      Быстро закончилась пора гонять в футбол, наступил период раздумий, куда направить свои стопы. После окончания сельской школы, более старшее окружение подсказало куда следовало бы «постучаться», и судьба указала ему направление- в школу механизаторов. Трактористы на селе профессия нужная, а на место среди физиков-ядерщиков или московскую филармонию, он как-то не рассчитывал.
      Обучение на курсах трактористов скоротечное - 1,5-2 месяца, и ты уже сидишь в кабине трактора, ты взрослый человек, тебе дают производственное задание, тебе положена зарплата, ты в рабочем коллективе, выступаешь на равных правах. Правда отношение к тебе, пока ещё, как к молодому специалисту (за спиной, изредка, слышны не- приятные слова старших – «сопляк», «молокосос»), это пройдёт, а пока надо терпеть и вживаться в коллектив. Самое простое, в таких случаях - угостить товарищей с первой зарплаты, это дело святое. Правда, после такого угощения самому за околицей придётся проблеваться, как следует, но это уже мелочи жизни.
      Вкус к водочке и к самогонке Витёк почувствовал, гораздо раньше, ещё в школе. Глядя на взрослых пацанов, дети частенько копируют или скорее обезьянничают, подражая своим старшим братьям и отцам, если те пьют и курят, значит и нам надо попробовать. Родители при своей каждодневной загрузке упускают момент воспитания детей, сорванцы просто предоставлены сами себе и действуют по принципу, если соседский Ванька выпил стакан самогонки, украденной из избы у отца, то почему не выпить и нам? Ведь порой, после выпитого стакана смешно и забавно глядеть, как падает и кувыркается деревенский мальчишка, как он упершись головой в соседскую изгородь, сначала обоссал себе штаны, а затем с ураганным рёвом начинает блевать, распугивая гуляющих вокруг кур. Ну, вот, ребятки и попробовали водочки! Бывали случаи, когда кто-то из взрослых проходя по деревне замечал пьяненького шатающегося хлопца. Вечерком, встречая его отца, он в красках описывал пьяные художества его сына и вот здесь начиналось воспитание, а точнее возмездие. Воспитательные беседы о вреде алкоголя на молодой организм родитель разводить не будет, нет ни времени, ни желания, обычно с крюка снимаются вожжи и, здесь, терпи братец, терпи, можно и повыть в полный голос, немного понижает физическую боль. Казалось бы человек на одной ноге, под мышкой костыль, еле стоит на ноге, но он умудрялся так прихватить Витька и при этом ещё бессердечно пороть его вожжами. Вот такие эпизоды память хорошо хранит, не то что поэму А.С. Пушкина. После того как Витёк стал трактористом, отец признал его, что он стал взрослым и иногда наливал ему собственноручно стаканчик, другой самогоночки. Но, памятуя о грустных временах порки, Витёк с опаской, как бы торопясь выпить, опрокидывал стаканчик, искоса посматривая на отца.
       У нас по деревне слух прошёл, европейцы и японцы говорят – «пороть в детстве ребёнка вредно, видите ли психика страдает, может вырасти урод». Наверное, врут. Всю жизнь в России пороли, а тем не менее, Ломоносовы, Менделеевы, Пушкины, Циолковские рождались. Приглядитесь, а что сейчас, нас окружают, кругом гомосексуалисты! Караул! Курят, сладко и нежно судачат, баб отвергают, но, правда, не пьют, а если и пьют, то мало, иначе как на мужика полезешь? На эту тему два деревенских мужика беседуют – «Надысь, курва, Тёмка такое хальство допустил, козу по пьяни «дёрнул» в хлеву, тык думал люди не узнають, а оне усё видють, усё знають. Тьфу срам какой …». Ну скажите мне на милость, где вы видели чтобы сельский агроном полюбил тракториста, крепко, крепко? Вам в дурном сне, такое не приснится. Крестьянам кажется, гомосексуализм, это не крестьянское дело, оно как-то больше уживается в городе. Когда Витёк впервые услышал, а потом ему разъяснили историю про «гомиков», он не докурив папироску выплюнул её вмести с пригоршней соплей, выругался, громко произнёс – «Прости меня Господи, что ж им сукам баб не хватает?».
      Путь сельского мужика тернист, вот и подошла у Витька пора искать жену. В женской среде, он уже не был новичком, в любом селе или деревне найдутся «лярвы», им всё равно «кто и как», особенно после выпивки, на них и тренируется сельская молодёжь, отрабатывая технику связей между мужчиной и женщиной. Всем хорошо и все целы. Правда, иногда приходилось и по врачам побегать, ведь дело не всегда чистоплотное, а тем более тело для общего пользования, вот и ползёт зараза из этих дыр. Одно благо, что врачи СПИД открыли гораздо позже!
      Витёк давно приглядел девчонку Любу, годика на четыре помоложе его, скромную, хозяйственную, в теле даже покрупнее его. Ну и что? На ней он не собирается пахать, но дотащить пьяного мужа до дому обязана. Всё при ней и спереди и сзади. Ведь как у мужиков водиться, все хотят «попробовать» до свадьбы, а вдруг что-то не так или чего-то не хватает? Да, не все девчонки соглашаются на такую близость. Мужики думают, а вдруг пахнет дурно изо рта или просто неряха, а может холодна в кровати, не больна ли чем, а то, и того хуже, мужика с себя не снимает ночами. А когда же работать в колхозе? Сил никаких не хватит. Вы смеётесь, а ведь дело- то серьёзное. И вот парни мучаются, склоняя девчонок к постели. Одни не долго кочевряжатся и, в конце концов, допускают до себя, другие ни в какую, только после венчания. А запретный плод, всегда сладок! Силу применять опасно, в деревне осудят, а тятя башку проломит топором. Приходится идти на всякие ухищрения, стихами Пушкина, Есенина не проймёшь, конфетами тоже слабовато, деньгами не пробовали, их просто нет, а вот на блестящие безделушки, разноцветные платочки, бусы можно попробовать, ну прямо, как в Месопотамии, и ведь представьте, большей частью, девки клюют. Глядишь паренёк и добрался до стратегически «сокровенного» места в розовых байковых штанах с начёсом. Однажды Витёк попытался запустить руку в штанишки к Любе, так она такую оплеуху ему отвесила, что ухо распухло, стало как пареная репа, и пару дней он плохо слышал – «С этой стервой надо вести себя поосторожнее, а то инвалидом сделать может!». В итоге, Витёк так и не понял, кто кого в ЗАГС (Запись Актов Гражданского Состояния) приволок, да и свадьбу тоже плохо помнит, натрескался самогонки, настолько, что себя в зеркале не узнал. И опять, Любаня- золотце выручила, дотащила до кровати, обмыла и спать уложила, до любовных утех дело не дошло. Зато после нескольких дней пьянки Витёк отдохнул и так «налёг» на вопросы зачатья, что уж на что Любка крепкая баба, а и та запросила пощады. Результаты «работы» Витька не замедлили сказаться, через 9 месяцев на свет появилась дочка Ирочка, в образе какого-то ангелочка, только уж больно страшненькая, лысая, с выпученными глазками, маленькими ручками с перевязочками, лежит в люльке и ножками сучит.
      В деревне дни похожи один на другой, каждодневный труд в колхозе и дома, и лишь праздники (церковные тоже) занимают в жизни колхозников отдельное место. Театры, музеи, лекции об искусстве, фестивали, музыкальные конкурсы, диспуты, рестораны, казино и прочие культурно-интеллигентные мероприятия – это всё для горожан. Удел крестьянина – земля-кормилица. Изредка, из райцентра привезут кино и «Новости дня», исключительно для информации, чтобы вконец люди не одичали и не спились. К праздникам в сельпо (сельский магазин, он же и универсам) завозят продукты, те которые в деревне бывают большой редкостью: колбаску столичную, шпроты, треску горячего копчения, мандарины (к Новому Году),  железный горошек в зелёных банках (то есть, наоборот зелёный горошек в железных банках), зефир в шоколаде, пастилу, водочку, портвейн «777» (для женщин), изюм (перед Пасхой). Народ никогда не видел у себя на прилавках, а в домах и подавно, да пожалуй и сейчас тоже, зернистую и красную икру, лобстеров, редко «Советское шампанское» и никогда, сухое французское вино «Петрюс» по цене 6000$ за бутылку! Зачем крестьянина тревожить.
      Мир так устроен, что все повторяют один и тот же путь, предначертанный Всевышним, зачатие, рождение и расставание с жизнью, и самое главное, срок жизни человека тоже предопределён, максимально допустимой биологической жизнью, всего лишь 120 лет! Безусловно, из этих данных исключаются несчастные случаи, болезнь, суицид. Следует помнить, то что звучит о долгожителях сверх определённого срока - чистый бред и вымысел.
      Дети обычно стараются повторять родительский путь, существуют конечно исключения, но стоит ли о них говорить, если они составляют совершенно незначительную часть нашей жизни. Нельзя сказать, что Витёк копировал отца, но то что он многое повторял- это факт, даже с появлением детей, он как бы следовал выбранному отцовскому пути. Через несколько лет в семье молодых-Произволовых появилась ещё одна девочка. Мужики- односельчане по-доброму журили Витька – «Ну что же ты, бракодел, кривоссачек производишь!», Витёк хитро прищурившись вторил им – «Вы дурачки! Ничего не понимаете. Когда девчонки подрастут, я их выдам за муж, а их мужики мне будут на выходные таскать «четвертиночки» (бутылочка водочки 250 г, в народе четвертиночка)».

Было ж время золотое

      Настало время вернуться в начало повествования. Свадебная процедура объединяет не только молодых брачующихся людей, родных, дедов и бабушек, сватов и сватий,  всяких двоюродных и троюродных, дядек и тёток, племянников и племянниц, свёкров и свекровей, деверей и золовок, шуринов и своячениц, близких друзей, и всех тех, кто волею судеб попадает на этот праздник. Точно так, произошло и с Новгородскими мужиками. С первой же рюмки, Валёк и Витёк, так полюбили друг друга, что теплота их отношений распространялась вплоть до самой смерти. Валёк не многословный, рассудительный, Витёк прямая ему противоположность, говорит без умолку, порой трудно разобрать о чём же он повествует, но пьяных людей, обычно, это мало волнует. Большую часть своей жизни Валёк жил в послевоенной бедности, всё в жизни доставалось ему с большим трудом и собственным горбом, видимо, от этого чужое добро мало его прельщало, следуя принципу – «На чужой платок не разевай роток».
      По жизни Витёк был импульсивным и азартным, а когда выпьет это удваивалось или утраивалось, что стянуть что-либо, всё равно что нормальному человеку чихнуть. При таком зуде рук на «чужое добро», можно было бы сесть за решётку, но Бог дурака миловал и хранил. Надо же такому случиться, судьба свела двух людей прямой противоположностью характеров, погрузив их в родственные отношения, взгляды на окружающие процессы тоже были разные, но одно обстоятельство их притянуло и так сильно, покрепче знаков (+) и
(-) – это страсть к выпивке. Пили всё подряд, есть под рукой водочка хлебали её родимую, кто-то наливает по стакану самогонки и его ребята опрокидывают внутрь, появился на столе «портвешок», любого наименования, и он уничтожается, до последней капельки, пробовали даже тройной одеколон, не понравился, к спиртику относились с уважением – «Уж больно крепок сволочь!» – кряхтели свояки. Странная особенность существовала промеж свояков, вроде бы пили одно и тоже, на равных, а падал со стула кто-то один из них. Никогда не было чтобы свалились вместе и одновременно, так нет, ну хотя бы по очереди падали, тоже не хотят или не могут, получался у них какой-то разнобой. Жёны со злостью на них смотрели, когда они собирались вместе – «Ух гады! Опять гоношат. Значит к вечеру опять нажрутся». По мере выпивки Валёк становился сосредоточенным и хмурым, словно собирался идти на улицу и кого-то убивать. Витёк наоборот улыбался во весь рот, нёс какую-то околесицу, в этот момент доброта пёрла из него, как вода во время ливня, обычно, он так расчувствовался, что у него не получается раскрыть глубину своих чувств к родственнику, что в порыве нежности и пьяного уважения, однажды, взял и разорвал на себе рубашку. Любаня проходя мимо, увидела мужа в полуголом виде ядовито заметила: «Не уж-то в баню собрался?», на что он философски ответил:  «Да всё это - мелочи жизни».
      За годы, выработанный рефлекс родственного притяжения свояков, настолько усилился, что проходила неделя и они оба, одновременно, начинали ёрзать, скучать, не находя себе места, у них нарушался сон, падал аппетит, появлялась повышенная раздражительность, они начинали тыкаться во все углы, словно чего-то позабыли, волна сомнений нарастала. Ключ ко всем этим бедам, однажды был найден, двум потерянным в этом мире душам нужно было дружеское общение. Их не волновала и не притягивала жизнь в городе, им не нужны били санатории и дома отдыха, в сторону чуждой заграницы, они дружно плевались, их дом родной дом – деревня, с её несуразным и тяжёлым, порой, укладом жизни, именно, её они называли тёплым словом – Родина.
      К этому времени свояки уже крепко стояли на ногах, дети росли, взрослели, в доме был полный достаток, устойчивые наклонности тоже были определены и непоколебимы. У каждого человека своё определение увлечения (хобби), в детском возрасте одно, во взрослом другое. У кого-то наблюдается страсть к рыбалке, охоте, к спорту, к политике, к литературе, к вязанию на скорость и прочей белиберды, у наших же героев неистребимая страсть к «возвышенному» к производству самогонки (конечно, в личных целях) и её потребления. У  каждого свояка в погребе стояли и зрели не теряя градуса емкостные бутыли с «продуктом». Время от времени, они навещали друг друга, сразу же не мешкая, погружались в погреб, в тишину при свечах, в гордом одиночестве, и иногда даже не успевали разливать в стаканы отхлёбывали прямо из шланга (исключительно с целью дегустации) запущенного в бутыль. Выход наружу, на свежий воздух иногда был затруднителен, иногда приходилось делать повторные попытки выхода. У читателя может сложиться впечатление, что свояки только и делали, что пили в погребе. То что пили - это правда, но исключительно по праздникам и по выходным. Где пили? А где придётся, в ненастную погоду в избе, в летние дни «на природе, в огороде», либо на берегу речки, кругом птички щебечут, словно завидуя мужикам. Одним словом- лепота.
      Жёны устали с ними бороться и, лишь изредка, когда они достанут своей пьянкой до самой «печёнки», вот тогда в ход идут не только слова, чаще с матюжком, но и поленом по хребту можно схлопотать. Дети стали взрослыми, начали разъезжаться кто куда, опустели избы родителей, надвигался пенсионный возраст, а вместе с ним и старость, работать становилось тяжелее, в основном, акцент сельхоз работ сместился в домашнее хозяйство. Заслуженный отдых у крестьянина-понятие относительное, ведь с наступлением старости домашнее хозяйство-то не выбросишь за забор, вот и приходиться, порой, через силу – кормить, поить, обмывать, доить, копать, сажать, убирать урожай. Дом покосился- поправлять нужно, крыша потекла- настала пора дырки заделывать. Казалось бы, всё тоже самое, что и было раньше, но уже перерывы в работе стали длиннее, вот и одышка появилась, и сердце стучит как-то странно, вроде бы и не твоё, если раньше мешки картошки таскали в погреб без устали, сейчас приходится таскать потихоньку ведёрочком. Всё поменялось и клён за околицей стал высоким и разлапистым, словно шляпа большого гриба, укрывающая людей от знойного солнца, и берёзы потолстели, что их не обхватишь руками, шумят листвой о чём-то перешёптываясь с клёном, и яблони наклонились до земли, показывая свои плоды, вот-вот сломаются, приходится им помогать, подставляя под стволы подпорки.
      С возрастом, количество фотографий на стенке прибавляется, сверху расположились пожелтевшие фото родителей, мать в косынке, строго смотрящая прямо на тебя, утомлённый взгляд отца с медалями и орденами, вот фото в свадебном наряде (громко сказано!). Радости и доброй улыбки в лицах не просматривается, на тебя смотрят сосредоточенные, строгие глаза, в них мелькает, то ли укор, то ли вечное назидание. А так хотелось бы видеть счастье, в глазах родных людей, вдохнуть любовь к окружающему миру.

                «Бери весь мир. Он так хорош, такой,
                где кроме сердца, сжатого тоской
                всё замечательно. Всё превосходно.»
               
                (Эдуардо Карранса)

      Детские фотографии Витька и Любани, они тоже уже пожелтели со временем, фото детей, некоторые из которых, начали появляться уже цветные. Собственно говоря, если вы заглянете в любую избу, по форме размещения на стенках фото многое будет похожим, включая выражение глаз. У кого-то на стенках можно будет увидеть старые открытки Московских площадей, вырезки из журнала «Огонёк», какого-нибудь известного актёра или актрису, над кроватью дешёвенький намалёванный коврик с лебедями, на стенке однопрограммный репродуктор, часы ходики с кукушкой, с карканьем высовывающейся каждый час, и конечно, в углу икону с лампадкой.
      Город и деревня, кто только не прикладывался к этой злачной теме, и утописты, и социалисты, и марксисты, пристально рассматривая в увеличительное стекло на противоречия между ними. Концентрация богатства, промышленности, культуры – в городах; и нищета, разруха и невежество – в деревнях. На протяжении многих десятилетий осуществляются попытки подтянуть уровень жизни села к городу, но кроме повального бегства из села молодого населения ни к чему не привело. И чего уж только не делали, и фермерский сектор старались привить в деревне, и мелкие хозяйства организовывать, но во всех случаях колхозники натыкаются на строгие и непонятные законы, кабальные банковские кредиты, трудности с реализацией готовой продукции.
      Давно уже не шумит деревня, видно, старое поколение устало бороться, налаживать, строить, пахать, собирать урожай, гораздо проще созерцать и пить самогоночку, кто-то скажет: «Так ведь достатка в доме не будет!», в ответ вы услышите – «Да и хрен с ним! Его раньше не было, так и сейчас не будет». Народная мудрость гласит – «Пить дачу не купить, и не пить дачу не купить, так уж лучше пить и дачу не купить, чем не пить и дачу не купить!». Одним словом, каждый добивает своё здоровье по своему усмотрению и на свой лад, не ощущая надвигающуюся угрозу.
      Последние годы свояки как-то с усиленной энергией налегли на выпивку, если не каждый день, то через день, точно. Жёны ругаются, пытаясь образумить мужей, они огрызаются, собачатся, но начатого дела не бросают. Свёкла и картошка под рукой всегда есть, дрожжей и сахарку купить несложно и недорого, глядишь и бражка забродила, скоро можно налаживать самогонный «аппарат». В части выпивки, своякам собутыльники не требовались, им и так было хорошо, правда, иногда попадали они в мужские компании, но ничего хорошего в этом не было, окончание попойки было, как правило, одним и тем же, ругань и мордобой.
      Однажды, зимой свояки возвращались из соседней деревни, из гостей, изрядно выпивши, морозная ночь вступала в свои права, на небе тускло светила луна, дорогу основательно замело, поступь мужиков была неуверенной и, вдруг, Витёк кувырнулся с косогора, Валёк сделал ещё несколько шагов вперёд, как вдруг, не обнаружил рядом идущего родственника. Развернувшись и сделав несколько шагов назад, он увидел в овраге торчащие шевелящиеся то ли руки, то ли ноги, но головы почему-то не было. Пришлось на заднице скатиться в овраг, напрочь заваленного снегом. Дёрнув за ногу он сорвал валенок свояка, ноге стало прохладно и из глубины сугроба послышались недобрые слова мата – «Гад, ты ё … й, одень валенок нога отмёрзнет на х …!». Пришлось напрячься и тащить Витька из сугроба за портки. Обратный путь из оврага на дорогу у свояков занял не менее часа. Долго в морозной тиши слышалась ругань двух пьяных мужиков, барахтающихся в снегу.
      Подобных «фокусов» у друзей по жизни было масса, нет-нет, да кто-нибудь из них и учудит забавный случай. Жаркий июльский день подходил к концу, и свояки решили пойти на речку, поудить рыбу, перед этим они крепко выпили и этот поход являлся, как бы, завершающей и восстановительной процедурой. Свежесть исходящей воды, медленное течение, лёгкий ветерок, тишина, могло оказать на друзей благотворное влияние, и может быть, просветление в мозгах. Место было выбрано проверенное, возвышенное (обрыв метра два высотой), в этом положении рыба не видит опасности и позволяет себе поклевать сладости (червячков, мушек), болтающиеся на крючке. По какой-то причине, то- ли жаркая погода, то -ли настроения у рыб не было, то- ли кто-то предупредил о приходе рыбаков, то - ли запах самогонки насторожил их, клёв был плохой, точнее, его вообще не было. Мужики сидели молча, слегка покачиваясь в такт биения сердца, очевидно каждый додумывал о своём, по их лицам трудно было понять о приятных или горьких событиях они думают, волнует или разочаровывает что-то, лица были добрыми, но непонятными. Невольно подобные раздумья навлекают сон, сладостная дрёма охватывает всё тело, внутри ещё бурлят отголоски алкоголя, удочки не напряжены в руках, а больше походят на повисшие сопли деревенского пацана, рыбы уже давно сожрали то, что им приготовили горе-рыбаки и уплыли подальше от греха. Тело Валька вконец обмякло, глаза закрылись, наступил период сладостных сновидений, медленно, как в замедленной съёмке, он стал клониться вперёд, видать прохладная водичка потянула к себе (Воистину, магическая сила воды!). Витёк уже тоже погрузился в нирвану, как услышал сильный всплеск, первая мысль , клюнула большая рыба, он машинально делает подсечку и тянет удилище на себя. Каково же было его удивление, когда он поймал на крючок за штаны своего друга. Разгневанный грубый голос Валька разбудили всех птичек, готовящихся отойти ко сну: «Это что же за такое! Х … я какая-то!». Витёк, до конца, не врубившийся в то, что секунду назад, произошло на реке, в недоумении молвил: «Валёк, ты зачем нырнул в воду, рыбку поймал?», ответ прозвучал резковато и грубовато, видимо где-то у него засела обида на всех, и, прежде всего на самого себя: «Жопу хотел помыть!».
      В деревнях всё просто, кругом родня, зачем в город бегать за невестами и женихами, вот они под рукой,иди и выбирай (только не капризничай!), не нашёл, иди в соседнюю деревню, там найдёшь, ведь все одним миром мазаны. Городские, они капризные, непонятные, им душ, ванну и унитаз подавай, театры и концерты, вынь да положь, им культура нужна и желательно «полные штаны», от деревни нос воротят – «Видишь ли, дурно пахнут», а хлебушек наш жрут за обе щёки – «Да ну их к дьяволу, промеж себя как-нибудь разберёмся». Одних причуд сколько у городских: руками за столом не ешь, пользуйся ножом и вилкой, после еды не рыгай, при еде не чавкай, о скатерть рот не вытирай, не сморкайся двумя пальцами, пользуйся носовым платком, брюки должны быть застёгнуты (спереди), волосы не чеши лапами и не распугивай блох на соседей, соблюдай гигиену, мойся по утрам (а где прикажете жопу мыть, в студёной речке?) за столом соседку за жопу не щипать (так, это ж потехи ради, «ведь люди шутють»), после выпивки кулаком по столу не бить и соседа за грудки не трясти, не приставать, и ещё хуже, носки каждый день менять надо. Сельскому человеку всё это вынести не под силу, вот и толкаются они про меж себя – «Куды ж крестьянину податься, итит твою мать?».

      Чем старше становились свояки, тем больше их тянуло друг к другу и, даже, не потому, что они выпивали при каждой встрече, это так, но это не самое главное. Их притягивал магнит дружбы и понимания, долгая разлука тяготила их, они не находили себе места, они настолько вросли друг в друга, что разорвать эту связь могла только смерть. По существу жизнь была прожита, не за горами маячило расставание, хотя о нём как-то не хотелось думать, подводить итог такой непростой жизни - это не удел крестьянина, принцип был один – «Бог дал тебе жизнь, так и живи. Придёт время заберёт её у тебя, так не тужи».
      Валёк и Витёк за свою долгую жизнь большого добра не нажили, домов трёхэтажных – нет, а вот избёнка покосившаяся имеется; участка в полгектара со стрижеными газонами, аллеями и фонтанами – нет, вместо этого огород две сотки и просторы Родины; банковских счетов на миллионы долларов – нет, а вот пару тысчонок на сберкнижке имеются; о дорогих машинах, только по телевизору слышали и видели, сами же стареньким велосипедами обходимся; деликатесов не употребляем, от них как-то голова кружится, а вот в деревенской простой еде недостатка не испытываем; хозяйство имеем, хоть и херовенькое, но своё. Главное достояние мужиков – это дети и внуки. Им и глаз и душа радуется не так ли, а поэтому, давай наливай, выпьем и снова нальём!
               
                Мы уйдём без следа – ни имён, ни примет.
                Этот мир простоит ещё тысячи лет.
                Нас и раньше тут не было – после не будет.
                Ни ущерба, ни пользы от этого нет. 

               
                (Омар Хайам)   

      Странное дело всю жизнь деревня обходилась без телефона, однако, быстрая связь действовала даже в отдалённых уголках области, какие бы события не проходили в округе, о них тотчас знали все: если свадьба намечается, так всё в округе гудит, только об этом и разговоры; если похороны намечаются, то не успел покойник представиться, а все уже знают, где и от чего помер, а от себя ещё добавят такого о покойнике, что ему тесно в гробу становится; если кто кого дубиной огрел, а тот ещё выжил, так это сразу отнесут к разряду доблести; бывает , что «народное радио» ошибается, например, кто-нибудь брякнет о войне, а её не слышно и не видно, ну что ж и такое бывает, значит произошла «описка».

      Время подвигалось к осени, разноцветной палитрой красок расцвёл лес, потянулись на Юг перелётные птицы, нет-нет, да припустится с порывами ветра противный моросящий дождь, все полевые работы давно закончились, домашний урожай распихали по погребам – надёжно уложили картошку, засолили капусту, огурцы и грибочки, морковку пересыпали песочком, по ящикам разложили свёклу, для лука и чеснока  определили место в сенях. Всё вроде бы складывается хорошо – урожай в нынешнем году вышел знатный все планы колхоз перевыполнил, озимые посеяли, сено убрали, коровники отремонтировали и подготовили к зиме, работы в поле свернули, мужики, как водится, втихаря нагнали самогоночки и попивают себе не зная горя. Но в жизни так не бывает, чтобы всё было везде хорошо, обычно это настораживает людей, в таких случаях народ начинает озираться вокруг, словно предчувствуя беду, так было и в 20-е годы перед глобальным бедствием, повсеместным голодом, так было и перед поголовными арестами и раскулачиванием, так было и перед Отечественной войной, да много ещё бед случалось, и люди, словно у них вмонтирован сзади, ниже поясницы, «датчик страха» ощущали накатывающуюся волну беды. Нечто подобное происходило с Вальком, он не находил себе места, всё валилось из рук, на смену постоянной забывчивости пришла глубокая депрессия, ясно было одно, что непонятное слово «депрессия» излучало какой-то холод и беспокойство, пробовал устранить неполадки в организме стаканом самогонки не помогало, точнее помощь приходила, но ненадолго. И вот настал момент, когда нарыв беспокойства прорвался, из деревни, где проживал Произволов, пришла скорбная весть, Витёк помер. Значит предчувствие его не обмануло –«Вот и пришла она - беда!». В голове у Валька крутились мысли, одна за другой, они наскакивали друг на друга, подобно льдинам в весеннее половодье, затем вновь возвращались, но все они, так ли иначе были связаны с потерей родственника, друга и наверное самого близкого и дорогого человека. Валёк в одну секунду стал одинок, жена, дети, вся остальная родня, это было совсем другое, Витёк же для него был частью его самого. Жизнь вырвала из его сердца что-то очень важное, толком он не смог бы объяснить, у него не хватало слов и умения показать всю трагедию изъятого из сердца очень важного для жизни куска.
      Через три дня началась эта мучительная процедура прощания с усопшим. Смотреть на неподвижно лежащего Витька, с закрытыми навсегда глазами, с изменившимися жёлтого цвета чертами лица, с голосящими вокруг бабами, вот так, он мысленно прощался с другом. Теперь всё, что связывало их дружбу осталось позади и, лишь только воспоминания будут напоминать о тех светлых днях, и конечно, дело не в том вине, которого они выпили предостаточно, и, даже, не в том, что один говорил всякую всячину, а другой слушал, дело совсем в другом, более важном, они жили на одной волне понимания. Они могли поведать друг другу, то о чём не скажешь своим братьям и сёстрам, жене, родне, хотя с другой стороны, у них не было таких тайных  животрепещущих тем, чтобы секретничать

                «Помертвело чисто поле;
                Нет уж дней тех светлых боле, …»               
                (И.А. Крылов)

      Истинная правда - «Что любовь посеет, то смерть пожнёт». Казалось бы, жизнь и смерть - два антипода (прямая противоположность), но оказывается у слова смерть гораздо больше синонимов, чем у жизни. Получается, что смерть главнее жизни. Любая смерть она определяется не нами, её форма, а по-существу, ничего не меняет, закончилась твоя миссия на этом свете, значит время подошло, иногда она приходит вне очереди (в юном возрасте) и так бывает, но тем не менее, во всех случаях, так или иначе, подводится итог. Где-то наверху звучит вопросительный голос к усопшему – «Ну и что же, вы, дружище, натворили хорошего или плохого на Белом Свете?». В таких случаях покаяния не требуется, всё уже свершилось и ваша «доблесть» известна. Внешний облик ваш пока ещё  сохранён, но душа уже парит где-то в небесах, в ожидании суда Господнего. Не торопитесь и не беспокойтесь, после похорон, дальше всё будет происходить без вашего участия и только мольбы близких вам людей будут просить Всевышнего о прощении ваших грехов. Бедный вы или богатый, особого значения это не имеет, Земля принимает всех подряд, по крайней мере, насколько известно, никому ещё не было отказано. Другое дело, как каждый человек, ещё при жизни, распорядился своим телом, одним нравится после смерти погреться в крематории, другие предпочитают в сырую землишку залечь надолго в первозданном состоянии (иногда, мобильники при жизни просят положить в гроб, чудаки!), некоторые предпочитают устроиться без гроба, голышом, другие продают своё тело для использования в науке, особо гениальных в мавзолей для показа,  впрочем кому что нравится, итог-то один, все мы бренны.
       Деревенские похороны они традиционны и не меняют своего регламента на протяжении веков – покойничка обмыли положили на стол, зеркала занавесили (таков порядок), окошки затемнили, лампадка под иконкой горит, люди в доме тихо потоптались, посопели, вздохнули, всплакнули и разошлись, в церкви произвели отпевание или молитвенное чинопоследование проводов раба Божьего Виктора Произволова  в путь, в другой мир. Глубоко верующие люди заканчивали панихиду литией – богослужением кратким молением, как правило дома. Поскольку Витёк в миру был любителем выпивки или профессионалом (кому как представляется), в данном случае это не имеет большого значения, то возник вопрос к священнослужителям – «А можно ли отпевать пьяниц?», оказывается можно, поскольку они являются людьми порочными, то есть больными, и их отпевают в церкви. Вот так! Прошу некоторых запомнить!
      После панихиды обычно состоится трапеза, независимо от вероисповедания после смерти человека родственники устраивают его последний «пир», особых приглашений не существует, приходят те люди, кто знал покойного. Специальными или поминальными блюдами на Руси считаются, кисель, кутья и блины. Считается, что вино на поминках не должно присутствовать, чтобы люди находились в здравом рассудке. Но - это скорее классическое представление поминок, на самом деле на столе, как правило, присутствует обильная еда и выпивка, как без неё родимой? Правила траурного этикета предусматривают: громко не разговаривать; не орать; не размахивать руками; и ещё много условностей. За поминальным столом оставляется место для усопшего, пустая тарелка с приборами лежащими в ней, а не рядом, стакан вина накрытый кусочком черного хлеба, неподалёку от условного места усопшего располагается его портрет. Ритуал ритуалом, правила правилами, а российский мужик всё равно в итоге нажирается, из него наружу начинает выплёскиваться безмерная любовь к усопшему и некоторые, порой, даже принимались петь, но сварливые бабки с шипеньем быстро прерывали такое богохульство.

      Поминки были в самом разгаре, кто-то помянув и пропустив стаканчик другой вина тихо уходил, кто-то вновь появлялся, чтобы сказать скорбные слова, некоторые пытались прорваться к столу по третьему разу, их  без особого шума выталкивали под жопу, кто-то присутствовал с самого начала и, уже изрядно выпив, периодически соскальзывал с лавки на пол, его любезно поднимали и вновь усаживали, подпирая с обеих сторон плечами. Валёк вёл себя, как всегда тихо, но пил много, публично выступать он не любил, да и поймут ли его, это был большой вопрос? Собственно, к чему всем им знать, как было хорошо своякам жить вместе, ходить на охоту, рыбалку, просто бродить по полям, сидеть у костра и глядеть на мерцающие языки пламени, встречать восход солнца на берегу речки, слушать трели просыпающихся птиц, наблюдать в тёмные летние ночи падающий звездопад, громко чокаться гранёными стаканами и засыпать со сладкими сновидениями. Всё это надо прочувствовать, прожить –  передать словами невозможно. Валёк, глядя на соседа напротив, сползавшего на пол, и теперь крепко зажатого с двух сторон мужиками, тоже решил последовать его примеру и уже пару раз его возвращали на место. Рассудок начинал мутнеть, мысли путаясь крутились в голове, как чёртово колесо, он пытался несколько раз держать голову руками, чтобы не угодить ею в рядом стоящий салат, но локти предательски соскакивали со стола, норовив уткнутся лицом в миску.
      Идти куда-то своими ногами Шилов не мог, мужики по-моложе бережно отволокли его в дальний угол избы, уложили на пол – «А то вдруг встанет. Ведь расшибётся!», накрыли тулупом – «Пусть отдохнёт».
      Бабы уже закончили реветь и причитать по усопшему, начались воспоминания – «И какой он был хороший человек, и сколько он добра сделал людям …» не успела закончить свою сумбурную речь, как другая принималась, говоря при этом о том же самом, казалось, что эта пластинка будет крутится вечно, потому что конца у неё не просматривалось. Впереди ещё предстоят поминки на 9 день повторного вознесения души к Престолу Господню, по преданию, усопший должен в эти дни насладиться райскими кущами, а затем вплоть до сорокового дня созерцать муки грешников, после чего предстать перед Судом Божьим. По жизни получается так – живые пьют, а грешники приглядываются к условиям Ада.

      Поминки третьего, девятого и сорокового дня должны начинаться с чтения молитвы «Отче наш» 17 кафизмы из Псалтыри, а дальше как получится. Впрочем, многие, или по незнанию, или по недоразумению устраивают поминки на свой лад, вопреки принятым церковным правилам, конечно их за это никто не осуждает и не наказывает и они склонны считать – «Помянули ну и хорошо. Пусть земля ему будет пухом!». И светлый образ его удаляется блуждать вокруг нашей удивительной Планеты, кстати, а может быть и дальше. Кто знает?

      Давным-давно известно, что время лечит всё, нечто подобное произошло и с Шиловым, первая боль сменилась изредка наплывавшей такой тоской, от которой аж ныли зубы. Последнее время Валёк так налёг на самогоночку, что жена стала сильно беспокоиться, она пыталась как-то образумить мужа, он тихо соглашался и продолжал пить. Бывали дни, когда он не мог приподняться с кровати, сильные приступы головной боли он не пытался снять лекарствами, он попросту вливал в себя новую порцию спиртного, во время приступов лицо его делалось пурпурным, как свёкла. Однажды он услышал от местного учителя четверостишье.

                Мы в этот мир вторично не придём,
                Своих друзей вторично не найдём.
                Держись за миг … Ведь он не повторится,
                Как ты и сам не повторишься в нём …

Строчки стихов настолько запали в душу, что он не постеснялся спросить у учителя, кто же их написал, оказалось какой-то Омар Хайам, впрочем, Бог с ним с этим ***мом, главное то, что в них говориться о них, о Витьке и нём, словно этот поэт рассказывал об их жизни.
      В душе Валёк чувствовал, что его время подходит к концу, его это обстоятельство нисколько не страшило, он наоборот, как бы, рвался на встречу с другом. Через два месяца у него случился обширный инсульт и спустя десять дней он скончался.


27 июля 2016г.