«Зверь из Земли» (1917-ый год).
«И я увидел другого Зверя, поднимающегося из Земли, и он имел два рога, подобно ягнёнку, и говорил, как Дракон.
И он употребляет всю власть первого Зверя у него на глазах, и он заставляет землю и живущих на ней поклоняться первому Зверю, чей смертельный удар был исцелён.
И он совершает Великие знамения, так что даже огонь заставляет сходить с Неба на Землю перед людьми» [«Откровение» 13.11-13].
Далее Иоанн Богослов пишет: «И она родила сына» – большинство современных богословов указывают на дату рождения Иисуса Христа, как декабрь 5 года до НЭ или январь 4 года до НЭ, и «убежала в пустыню, где питалась 1260 дней».
«Здесь мудрость. Кто имеет понимание, пусть сосчитает число Зверя и число его – 666» [«Откровение» 13.18].
Складываем все три числа [4 год до НЭ + 1260 + 666] и получаем 1922 – год создания Союза Советских Социалистических Республик, так как при переходе у историков отсутствует нулевой год.
«И говорил, как Дракон» – «Еврейство поставило всему миру альтернативу – «за» или «против» Христа. И мир разделился на два лагеря, ожесточённо враждующих друг с другом и даже до наших дней, не разрешивших этой проблемы. История всего мира была, есть и будет историей этой борьбы. И второе Пришествие застанет эту борьбу в той стадии, когда уже не будет сомнений в победе еврейства. Ибо к тому времени сила сопротивления Христианства будет окончательно сломлена и не останется веры на земле.
Отдалить этот момент ещё в наших силах, но для этого мы должны во всей глубине изучить еврейский вопрос и должны уметь различать в природе Христианства элементы, запрещающие ненависть к ближнему, от элементов, обязывающих к борьбе с хулителями Христа и гонителями Церкви. Мы должны стряхнуть с себя тот религиозный индифферентизм, который открыл еврейству так много широких возможностей и позволил ему под видом социальных и философских теорий искоренить евангельский идеал, смысл и идею нашей жизни […]» – писал, находясь в эмиграции в Мюнхене, церковный деятель князь Н. Д. Жевахов (1874-1947), хорошо знавший Распутина, и все сильные, а также слабые стороны Царской Православной Церкви («Воспоминания товарища обер-прокурора Святого Синода», т. 1, стр. 47).
«И он обманывает живущих на Земле благодаря знамениям, которые дано было совершить перед Зверем, приказывая живущим на Земле, сделать изображение Зверю, который получил удар мечом и ожил.
И дано было ему дать дыхание изображению Зверя, чтобы изображение Зверя даже заговорило, и сделало так, чтобы те, кто не поклонится изображению Зверя, были убиты» [Откровение 13.14-15].
Так Иоанн Богослов пророчески описал обман Владимиром Ульяновым (Лениным, 1870-1924), «вождём мирового пролетариата» народов Российской империи через лозунги: «земля – крестьянам, фабрики – рабочим, мир – народам, Свобода, Равенство, Братство – трудящимся всего мира». А в результате коммунисты всё отняли: и Свободу, и Братство, оставили только Равенство – быть нищими и материально, и духовно. Многих кто не верил им и всех кто поверил, ссылали по одной 58-ой статье «враг народа» в Сибирь.
В период «Зверя из Земли» у богоборцев появляется против Церкви новая власть – сила ложного слова и сила знамений и чудес через электрические приборы, чтобы, предшествуя, приготовить ему в начале победный, а в итоге – погибельный путь. Их богохульные речи о Коммунизме, о ведущей роли пролетариата станут плодить безбожие в народных массах.
«Изображение Зверя даже заговорило» – ещё не один сделанный человеком идол не был способен говорить далее человеческого голоса, но Ленин умер, а его памятники стоят на всей территории СССР, портреты и барельефы во всех учреждениях, даже в детских садиках и в школах, во всех городах есть улицы названные его именем, и он «как живой» говорит с экранов кинотеатров и из радиоприемников, а позднее в каждом доме с экранов телевизоров.
* * *
Писатель М.Е. Губонин (1907-1971) пишет:
«После победы большевиков в Гражданской войне, отметим и то невероятное по своему тяжёлому значению обстоятельство, что многомиллионная Православная Русская Церковь была насильственно лишена возможности издавать свою периодическую (хотя бы) печать начиная со второй половины 1918 г., когда окончательно были отобраны всё её полиграфические средства: прекрасные и весьма многочисленные типографии, запасы бумаги, соответствующие помещения, оборудование и проч. И только в 1931 г., после тягостных хлопот и бесконечных проволочек со стороны представителей гражданских ведомств, наконец явилась возможность издания единственного в стране (занимающей 1/6 часть мира, – как мы любим иногда подчёркивать!) убогого и жалкого ежемесячного церковного органа: стал выходить в свет «Журнал Московской Патриархии» (1-е издание) – ограниченный в своём содержании и крайне урезанный в тираже. В 1934 г. это жалкое по внешности, но чрезвычайно ценное тогда для Церкви издание было вновь запрещено, причем 20 с лишним номеров журнала, вышедших за весь период его недолгого существования, уже тогда представляли собою чрезвычайную библиографическую редкость.
Ради справедливости следует отметить, что при всех своих внешних недостатках 1-е издание «Журнала Московской Патриархии» было несоизмеримо содержательнее 2-го издания того же журнала, начавшего выходить в свет с конца 1943 г., в связи с реставрацией патриаршества.
Легковесность содержания 2-го издания, длящегося уже третье десятилетие, происходит за счёт полного отсутствия публикации актов церковно-административной деятельности Патриарха и Патриаршего Священного Синода, во совершенно необъяснимой причине тщательно скрываемых от Тела Церковного, то есть от православного русского народа. Нет никаких оснований и к тому, чтобы предполагать в этом отношении какое-либо давление со стороны гражданской власти, так или иначе допустившей и контролирующей административную деятельность высшего церковного управления.
Так называемая «официальная часть» журнала считает возможным ограничиваться воспроизведением только взаимной переписки Глав автокефальных Церквей преимущественно поздравительного и комплиментарного характера, совершенно не представляющей интереса и значения в глазах православных советских читателей, ищущих прежде всего информации о духовной жизни Церкви в современных условиях Её существования, а между тем единичные официальные церковные акты, просочившиеся на страницы журнала, являются величайшим исключением! […]
А вся наша обширнейшая так называемая «научно-атеистическая», то есть та единственная допустимая у нас литература, оказалась настолько сознательно лживой и далёкой хотя бы от элементарной объективности, что ни один уважающий себя человек не может пользоваться ею как историческим источником […]
Что же касается литературного стиля былого «научно-атеистического» и «антирелигиозного» творчества (против которого на одном из первых съездов выступал даже сам «всесоюзный староста» М. И. Калинин), то… отметим, что теперь, по истечении полувека, «атеистические» дудки загудели по-иному, ибо лейтмотив их кошачьего концерта о контрреволюционности «церковной организации» (то есть Церкви) испарился сам собою, потому что звучал бы уж слишком «смешно» в наши дни, и по рецепту «методических» мудрецов заменён более «глубокой проблематикой» […]».
* * *
В главе XVII-ой «Откровения» Иоанн Богослов более подробно описал события в России с 1917-го года:
«Подошёл ко мне один из Семи ангелов, которые имели семь чаш, и говорил со мной, и сказал: «Подойди, я покажу тебе суд над Великой блудницей, которая сидит на многих водах. С которой совершали блуд земные цари. И живущие на Земле, были опьянены вином её блуда».
И он унёс меня в духе в пустыню. И я увидел женщину, сидящую на Багряном Звере, полном богохульных имён, имеющим семь голов и десять рогов. И женщина была одета в пурпур и багряницу и позолочена золотом и жемчугом. И в руке у неё была золотая чаша, полная мерзости и нечистот её блуда. И на лбу её написано имя: Тайна, Вавилон Великий, Мать Блудниц и Мерзостей земли.
И я увидел, что женщина пьяна от крови святых и от крови свидетелей Иисуса. И, увидев её, я удивился великим удивлением.
И ангел сказал мне: «Почему ты удивился? Я скажу тебе тайну женщины и Зверя, несущего её, имеющего семь голов и десять рогов. Багряный Зверь, которого ты увидел, был, и нет его, и ему предстоит подняться из Бездны и пойти в погибель. И, живущие на Земле, чьё имя написано от основания мира в книге жизни, будут удивляться, видя Зверя, что он был, и нет его, и он будет присутствовать. Здесь разум, имеющий мудрость […]» (1-9).
В то время, как народы Европы и Малой Азии вступили в период «Зверь из Земли» (с 1922 по 1990 годы), народы, населявшие географическую территорию прежнего III-го Рима, пошли «своим путём», провозгласив мировоззрение «Багряного Зверя» (период с 1917 по 2027).
«Тайна Багряного Зверя» – это тайны бюрократического аппарата чиновников в Москве с их богоборческими идеями перестройки моральных и нравственных норм общественной жизни в период с 1918 по 2027 годы.
«Зверь, которого ты увидел, был, и нет его» – СССР (первый период «Багряного Зверя») – первое в мировой истории государство «диктатуры пролетариата» было образовано в 1922-ом году, и развалилось (мистическим образом за три дня без войны) на 15 самостоятельных государств в 1991-ом.
«И ему предстоит подняться из Бездны» – (второй период «Багряного Зверя») возникла новая страна – Российская Федерация, в то время как народы Европы и Малой Азии стали жить под символом «Зверь из Бездны» (1991-2037).
«И пойти в погибель» – заблудившись в коррупции, в откатах, в воровстве, в чиновническом беспределе Российская Федерация должна прекратить своё существование в период с 2018 по 2020 годы.
* * *
1917 год.
«Кто опрокинуть попытается царство,
Не имеющее себе равных могучее и несравненное
Будут действовать лживо, известят троих ночью,
Когда великий будет читать за столом Библию» катрен 5 (083).
[Далее по годам катрены Мишеля Нострадамуса будут приводиться в переводе из его знаменитой книги за 1566 год, которая содержит полный текст «Центурий»: «Послание к сыну Сезару», 946 катренов и «Эпистолу» к королю Генриху II («A L'INVICTISSIME, TRESPUISSANT, ET treschrestien Henry Roy de France second, Michel Nostradamus son tres humble, tresobeissant seruiteur et subiect, victoire et felicite)»].
В начале года в Российской империи уже никто не сомневается в грядущей революции и в скором падение династии дома Романовых. Заговоры зреют в Государственной Думе и в роскошных Петроградских квартирах промышленников и финансистов, в казармах и во дворцах знати. Масонские ложи процветают, они объединяют всю либеральную и финансовую верхушку общества. Российская империя в указанный период действительно была государством не имеющем себе равных.
Из книги «Мои воспоминания» В.В. Шульгина (1878-1976), члена Государственной Думы, присутствовавшего при акте отречения:
«В 10 часов вечера мы приехали. Голубоватые фонари освещали рельсы. Через несколько путей стоял освещённый поезд…
Мы поняли, что это императорский…
Кто-то сказал: – Государь, ждёт вас…
Значит, сейчас всё это произойдёт. И нельзя отвратить?
Нет, нельзя… Так надо… Нет выхода… Мы пошли, как идут люди на всё самое страшное, – не совсем понимая… Иначе не пошли бы…
Вошли в вагон. Стало ещё безотраднее и тяжелее…
В дверях появился государь… Он был в серой черкеске… Я не ожидал его увидеть таким…
Лицо?
Оно было спокойно…
Мы поклонились. Государь поздоровался с нами, подав руку. Движение это было скорее дружелюбно…
Жестом государь пригласил нас сесть…
Говорил А.И. Гучков. И очень волновался. Он говорил, очевидно, хорошо продуманные слова, но с трудом справлялся с волнением.
Государь сидел, опершись слегка о шёлковую стену, и смотрел перед собой. Лицо его было совершенно спокойно и непроницаемо.
Я не спускал с него глаз. Он изменился сильно.
Западная Россия заразила Восточную национальными чувствами. Но Восток заразил Запад… властеборством.
И вот результат… Гучков – депутат Москвы, и я, представитель Киева – мы здесь… Спасаем монархию через отречение…
Гучков говорил о том, что происходит в Петрограде. Он говорил правду, ничего не преувеличивая и ничего не утаивая. Он говорил то, что мы видели в Петрограде. Другого он не мог сказать. Что делалось в России, мы не знали. Нас раздавил Петроград, а не Россия…
Государь смотрел прямо перед собой, спокойно, совершенно непроницаемо. Единственное, что, мне казалось, можно было угадать в его лице: «Эта длинная речь – лишняя…».
Гучков снова заволновался. Он подошёл к тому, что, может быть, единственным выходом из положения было бы отречение от престола.
–…И, помолясь Богу… – говорил Гучков. При этих словах по лицу государя впервые пробежало что-то… Он повернул голову и посмотрел на Гучкова с таким видом, который как бы выражал: «Этого можно было бы и не говорить…».
Гучков окончил. Государь ответил. После взволнованных слов А.И. Гучкова голос государя звучал спокойно, просто и точно. Только акцент был немножко чужой – гвардейский:
– Я принял решение отречься от престола… До трёх часов сегодняшнего дня я думал, что могу отречься в пользу сына, Алексея… Но к этому времени я переменил решение в пользу брата Михаила… Надеюсь, вы поймёте чувства отца…
Последнюю фразу он сказал тише…
К этому мы не были готовы. Кажется, А.И. пробовал представить некоторые возражения… Кажется, я просил четверть часа – посоветоваться с Гучковым… Но это почему-то не вышло. И мы согласились, если это можно назвать согласием, тут же... Но за это время столько мыслей пронеслось, обгоняя одна другую…
Во-первых, как мы могли «не согласиться?». Мы приехали сказать царю мнение Комитета Государственной думы… Это мнение совпало с решением его собственным… а если бы не совпало? Что мы могли бы сделать? Мы уехали бы обратно, если бы нас отпустили… Ибо мы ведь не вступили на путь «тайного насилия», которое практиковалось в XVIII-ом веке и в начале XIX-го…
Решение царя совпало в главном… Но разошлось в частностях. Алексей или Михаил перед основным фактом – отречением – всё же была частность… Допустим, на эту частность мы бы «не согласились»… Каков результат? Прибавился бы только один лишний повод к неудовольствию. Государь передал престол «вопреки желанию Государственной думы»… И положение нового государя было бы подорвано. Если придётся отрекаться и следующему, – то ведь Михаил может отречься от престола…
Но малолетний наследник не может отречься, – его отречение недействительно. А кроме того…
Если что может ещё утишить волны, – это если новый государь воцарится, присягнув Конституции… Михаил может присягнуть, малолетний Алексей – нет.
А кроме того…
Есть здесь юридическая неправильность… Если государь не может отрекаться в пользу брата… Пусть будет неправильность. Некоторое время будет править Михаил, а потом, когда всё угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдёт к Алексею Николаевичу…
Всё это, перебивая одно другое, пронеслось, как бывает в такие минуты… Как будто не я думал, а кто-то другой за меня, более быстро соображающий…
И мы согласились. Государь встал…
Все поднялись. Гучков передал государю «набросок». Государь взял его и вышел.
К Гучкову подошёл генерал, который сидел в углу и который оказался Юрием Даниловым:
– Не вызовет ли отречение в пользу Михаила Александровича впоследствии крупных осложнений, в виду того что такой порядок не предусмотрен законом о престолонаследии?
Гучков, занятый разговором с бароном Фредериксом, познакомил генерала Данилова со мною, и я ответил на этот вопрос. И тут мне пришло в голову ещё одно соображение, говорящее за отречение в пользу Михаила Александровича.
– Отречение в пользу Михаила Александровича не соответствует закону о престолонаследии. Но нельзя не видеть, что этот выход имеет при данных обстоятельствах серьёзные удобства. Ибо если на престол взойдёт малолетний Алексей, то придётся решать очень трудный вопрос: останутся ли родители при нём или им придётся разлучится. В первом случае, т. е. если родители останутся в России, отречение будет в глазах тех, кого оно интересует, как бы фиктивным… В особенности это касается императрицы… Будут говорить, что она так же правит при сыне, как при муже… Притом отношении, какое сейчас к ней, – это привело бы к самым невозможным затруднениям. Если же разлучить малолетнего государя с родителями, то, не говоря о трудности этого дела, это может очень вредно отразиться на нём. На троне будет подрастать юноша, ненавидящий всё окружающее, как тюремщиков, отнявших у него отца и мать… При болезненности ребёнка это будет чувствоваться особенно остро…
Через некоторое время государь вошёл снова. Он протянул Гучкову бумагу, сказав:
– Вот текст…
Текст был написан на пишущей машинке.
Я стал пробегать его глазами, и волнение, и боль, и ещё что-то сжало сердце, которое, казалось, за эти дни уже лишилось способности что-нибудь чувствовать… Текст был написан теми удивительными словами, которые теперь все знают. К тексту отречения нечего было прибавить…
Но надо было делать дело до конца… Был один пункт, который меня тревожил… Я всё думал о том, что, может быть, если Михаил Александрович прямо и до конца объявит «конституционный образ правления», ему легче будет удержаться на троне…
Я сказал это государю. Государь согласился.
Затем я спросил государя:
– Ваше величество… Вы изволили сказать, что пришли к мысли об отречении в пользу великого князя Михаила Александровича сегодня в 3 часа дня. Было бы желательно, чтобы именно это время было обозначено здесь, ибо в эту минуту вы приняли решение…
Я не хотел, чтобы когда-нибудь кто-нибудь мог сказать, что манифест «вырван»… Я видел, что государь меня понял, и, по-видимому, это совершенно совпало с его желанием, потому что он сейчас же согласился и написал: «2 марта, 15 часов», то есть 3 часа дня. Часы показывали в это время начало двенадцатого ночи.
Потом мы, начали говорить о Верховном главнокомандующем и о Председателе Совета Министров. Я не помню, было ли написано назначение великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим при нас или же нам было сказано, что это уже сделано. Но я ясно помню, как государь написал при нас Указ Правительствующему Сенату о назначении председателя Совета Министров…
Это государь писал у другого столика и спросил:
– Кого вы думаете?..
Мы сказали: – Князя Львова…
Государь сказал как-то особой интонацией, – я не могу этого передать: – Ах, Львов? Хорошо – Львова…
Он написал и подписал…
Время по моей же просьбе было поставлено для действительности акта двумя часами раньше отречения, то есть 13 часов
Когда государь так легко согласился на назначение Львова, – я думал: «Господи, господи, ну не всё ли равно, – вот теперь пришлось это сделать – назначить этого человека «общественного доверия», когда всё пропало… Отчего же нельзя это было сделать несколько раньше… Может быть, этого тогда бы и не было…
Государь встал… Мы как-то в эту минуту были с ним вдвоём в глубине вагона, а остальные были там – ближе к выходу… Государь посмотрел на меня и, может быть, прочёл в моих глазах чувства, меня волновавшие, потому что взгляд его стал каким-то приглашающим высказать… И у меня вырвалось…
– Ах, ваше величество… Если бы вы это сделали раньше, ну хоть до последнего созыва Думы, может быть, всего этого…
Я не договорил…
Государь посмотрел на меня как-то просто и сказал ещё проще:
– Вы думаете – обошлось бы?
Обошлось бы?
Теперь я этого не думаю… Было поздно, в особенности после убийства Распутина. Но если бы это было сделано осенью 1915 года, то есть после нашего великого отступления, может быть, и обошлось бы…
Государь смотрел на меня, как будто ожидая, что я ещё что-нибудь скажу, но теперь, кажется, было уже всё сделано. Часы показывали без двадцати минут двенадцать. Государь отпустил нас. Он подал нам руку с тем характерным коротким движением головы, которое ему было свойственно.
Мы вышли из вагона. На путях стояла толпа людей. Они всё знали и всё понимали… Когда мы вышли, нас окружили: «Что? Как?». Меня поразило то, что они были такие тихие, шепчущие… Они говорили, как будто в комнате тяжелобольного, умирающего…
Им надо было дать ответ. Ответ дал Гучков. Очень волнуясь, он сказал: – Русские люди… Обнажите головы, перекреститесь, помолитесь Богу… Государь император ради спасения России снял с себя… своё царское служение… Царь подписал отречение от престола. Россия вступает на новый путь… Будем просить Бога, чтобы он был милостив к нам…
Толпа снимала шапки и крестилась… И было страшно тихо […]».
Далее В.В. Шульгин продолжал вспоминать:
«Мы выехали обратно. В вагоне я заснул свинцовым сном. Ранним утром 3 марта мы были в Петрограде.
Квартира Путятина… В передней ходынка платья. И несколько шепчущихся. Спрашиваю:
– Кто здесь?
– Здесь все члены правительства и все члены Комитета Государственной думы…
– Когда образовалось правительство?
– Вчера.
– Великий князь здесь?
– Да…
Посредине между ними в большом кресле сидел офицер – моложавый, с длинным худым лицом… Это был Великий князь Михаил Александрович, которого я никогда раньше не видел. Вправо и влево от него на диванах и креслах – полукругом, как два крыла только что провозглашённого мною монарха, были все, кто должны были стать его окружением: вправо – Родзянко, Милюков и другие, влево – князь Львов, Керенский, Некрасов и другие. Эти другие были: Ефремов, Ржевский, Бубликов, Шидловский, Терещенко, кто ещё, не помню. Гучков и я сидели напротив, потому что пришли последними…
Это было вроде как заседание…
Великий князь как бы давал слово, обращаясь то к тому, то к другому:
– Вы, кажется, хотели сказать?
Тот, к кому он обращался, – говорил.
Говорили о том: следует ли Великому князю принять престол или нет…
Я не помню всех речей. Но я помню, что только двое высказались за принятие престола. Эти двое были: Милюков и Гучков…
– Вы, кажется, хотели сказать?
Это великий князь обратился к Милюкову.
Милюков встрепенулся и стал говорить.
Эта речь, если можно назвать речью, была потрясающая. Головой – белый как лунь, сизым лицом (от бессонницы), совершенно сиплый от речей в казармах и на митингах, он не говорил, а каркал хрипло…
– Если вы откажетесь… Ваше величество… будет гибель… Потому что Россия… Россия теряет… свою ось… Монарх это – ось. Единственная ось страны… Масса, русская масса, вокруг чего… вокруг чего она соберётся? Если вы откажетесь… будет анархия… хаос… кровавое месиво… Монарх – это единственный центр… Единственное, что все знают… Единственное общее понятие о власти в России… Если вы откажетесь… будет ужас… полная неизвестность… ужасная неизвестность… потому что не будет присяги, а присяга… единственный ответ, который может дать народ… нам всем на то, что случилось. Это его – одобрение… его согласие, без которого нельзя ничего, без которого не будет государства… России, ничего не будет.
Белый как лунь, Милюков каркал, как ворон… Он каркал мудрые, вещие слова… самые большие слова его жизни…
И всё же он оставался тем, чем он был… Милюковым…
Великий князь слушал его, чуть наклонив голову… Тонкий, с длинным, почти ещё юношеским лицом, он весь был олицетворением хрупкости…
Этому человеку говорил Милюков свои вещие слова. Ему он предлагал совершить: подвиг силы беспримерной…
Что значит совет принять престол в эту минуту?
Совет принять престол обозначал в эту минуту:
– На коня! На площадь!
Принять престол сейчас, – значило во главе верного полка броситься на социалистов и раздавить их пулемётами.
Заговорил Керенский:
– Ваше высочество... Мои убеждения – республиканские. Я против монархии... Но я сейчас не хочу, не буду... Разрешите нам сказать совсем иначе... Разрешите вам сказать... как русский... – русскому... Павел Николаевич Милюков ошибается. Приняв престол, вы не спасете России... Наоборот... Я знаю настроение массы... рабочих и солдат... Сейчас резкое недовольство направлено именно против монархии... Именно этот вопрос будет причиной кровавого развала... И это в то время... когда России нужно полное единство... Пред лицом внешнего врага... начнется гражданская, внутренняя война... И поэтому я обращаюсь к вашему высочеству... как русский к русскому. Умоляю вас во имя России принести эту жертву!.. Если это жертва... Потому что с другой стороны... я не вправе скрыть здесь, каким опасностям вы лично подвергаетесь в случае решения принять престол... Во всяком случае... я не ручаюсь за жизнь вашего высочества...
Он сделал трагический жест и резко отодвинул свое кресло.
Много лет тому назад, 14 декабря 1825 года, были, как и теперь, – Николай и Михаил... Николай был государь. Михаил – его брат...
Как и теперь... Как и теперь, разразился военный бунт...
Бунт декабристов... Что сделал Николай?
Николай сказал:
– Завтра я или мертв, или император... Завтра он вскочил на коня, бросился на площадь и картечью усмирил бунт...
Что сделал Михаил?
Он последовал за старшим братом... Как и теперь... Да, как и теперь, потому что и теперь Михаил пошел братом Николаем...
За принятие престола говорил ещё Гучков.
Я, кажется, говорил последним. Я сказал:
– Обращаю внимание вашего высочества на то, что те, кто должны были быть вашей опорой в случае принятия престола, то есть почти все члены нового правительства, этой опоры вам не оказали… Можно ли опереться на других? Если нет, то у меня не хватит мужества при этих условиях советовать вашему высочеству принять престол.
Великий князь встал… Тут стало ещё виднее, какой он высокий, тонкий и хрупкий… Все поднялись
– Я хочу подумать полчаса…
Подскочил Керенский: – Ваше высочество, мы просим вас… чтобы вы приняли решение наедине с вашей совестью… не выслушивая кого-либо из нас… отдельно…
Великий князь кивнул ему головой и вышел в соседнюю комнату.
Образовались группы… Я был у окна. Подошёл Милюков и что-то стал говорить.
Великий князь позвал к себе Родзянко.
Кто-то подошёл ко мне и сказал:
– Не грустите… существует легенда: будет царствовать Михаил и при нём будет...
Великий князь вошёл… Это было около двенадцати часов дня… Мы поняли, что настала минута. Он дошёл до середины комнаты, мы столпились вокруг него, он сказал:
– При этих условиях я не могу принять престола, потому что…
Он не договорил, потому что… потому что заплакал…
Керенский рванулся:
– Ваше императорское высочество... Я принадлежу к партии, которая запрещает мне... соприкосновение с лицами императорской крови... Но я берусь... и буду это утверждать... перед всеми... да, перед всеми... что я... глубоко уважаю... великого князя Михаила Александровича...
Великий князь ушёл к себе. Стали говорить о том, как написать отречение».
Некрасов показал мне набросок, им составленный. Он был очень плох. Кажется, поручили Некрасову, Керенскому и мне его улучшить. Милюков объяснил мне, что накануне Комитет Государственной думы признал необходимым под давлением слева в той или иной форме упомянуть об Учредительном Собрании.
Скоро вызвали Набокова и Нольде.
Они, собственно, и обработали более или менее записку Некрасова, потому что Некрасов и Керенский то уходили, то приходили.
Керенский всё торопил, утверждая, что положение очень трудное.
Однако он же и затевал споры.
Особенно долго спорили о том, кто поставил Временное правительство: Государственная ли дума или «воля народа»? Керенский потребовал от имени Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, чтобы была включена воля народа. Ему указывали, что это неверно, потому что правительство образовалось по почину Комитета Государственной думы.
Я при этом удобном случае заявил, что князь Львов назначен государем императором Николаем II, приказом Правительствующему Сенату, помеченным двумя часами раньше отречения. Мне объяснили, что они это знают, но что это надо тщательнейшим образом скрывать, чтобы не подорвать положение князя Львова, которого левые и так еле-еле выносят.
Наконец примирились на том, что было «волею народа, по почину Государственной думы», но в окончательном тексте «воля народа» куда-то исчезла. Как это случилось, не помню.
Наконец составили и передали великому князю. Прежде, чем подписать великий князь сказал: – Мне очень тяжело… Меня мучает, что я не мог посоветоваться со своими. Ведь брат отрёкся за себя… А я, выходит так, отрекаюсь за всех […]» («Дни», издательство «Современник», М., стр. 250-260, 271-279).
* * *
«Акт об отречении Государя Императора Николая II от престола Государства Российского за себя и за сына в пользу Великого Князя Михаила Александровича» от 2 марта 1917 года:
«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу было угодно ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требует доведения войны, во что бы то ни стало, до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственною Думою, признали Мы за благо отречься от престола Государства Российского и сложить с Себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на престол Государства Российского. Заповедуем брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу.
Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь Ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы.
Да поможет Господь Бог России».
[Высочайшие акты от 2 и 3 марта были опубликованы буквально во всех периодических изданиях России]
* * *
«Акт об отказе Великого Князя Михаила Александровича от восприятия верховной власти и о признании им всей полноты власти за Временным Правительством, возникшим по почину Государственной Думы» от 3 марта 1917 года:
«Тяжкое бремя возложено на Меня волею брата Моего, передавшего Мне Императорский всероссийский престол в годину беспримерной войны и волнений народных.
Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез
представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.
Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа» [«Церковные ведомости». № 9-15].
* * *
Из дневника писательницы Зинаиды Николаевны Гиппиус:
«2 марта 1917 года. Император Николай II подписал Манифест об отречении. Массы радостного народа вышли на улицы, семинаристы Духовной академии устроили не большой митинг рядом с домом, угощали прохожих пивом.
5 марта. Воскресение. Потихоньку всплывает вопрос о Церкви. Её собственная позиция для меня даже не интересна, до такой степени заранее могла быть предугадана во всех подробностях. Специально стала обходить церкви. Кое-где на образах – красные банты (в церкви).
В одной священник объявил притчу: «Ну, братцы, кому башка не дорога – пусть поминает, а я не буду».
Здесь священник проповедует покорность новому «благоверному правительству» (во имя невмешательства Церкви в политику), в другой церкви священник плачет о Царе-Помазаннике, с благодатью. К такому плачу, слушатели относятся разно: где-то плакали вместе с проповедником, а на Лиговке солдаты повели батюшку вон. Не смутился, – можете, говорит, убить меня за правду. Не убили, конечно.
С жгучим любопытством прислушиваюсь тут к аполитической, уличной, широкой демократии. Одни искренне думают, что «свергли и Церковь» – отменено учреждение. Привыкли сплошь соединять Самодержавие вместе с Церковью, неразрывно. И логично. Хотя говорят «Церковь» – но весьма подразумевают «попов», ибо насчёт Церкви находятся в самом полном, круглом невежестве. У более безграмотных это более выпукло: «Сама видела, написано: долой монахию. Всех, значит, монахов по шапке и поделом им, нечего сидеть на шее у народа», или «А мы нынче нарочно в церковь пошли, слушали, слушали, дьякон бормочет, поминать не смеет, а других слов для служения нет, так и кончили, почитай без службы».
9 марта. Опубликовано обращение Синода, в нём говорится: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на её новом пути. Доверьтесь Временному правительству, все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы». О Романовых ничего, как будто и не было трёхсотлетней династии, которую ещё вчера эти же члены Синода превозносили до небес. Как всё это не интересно и скучно, заранее можно предположить, что Церковь у нас признает любую власть […]» («Живые лица». Дневники, т. 1, стр. 302-303).
Зинаида Николаевна Гиппиус не была провидицей, но как «в воду глядела», предвидя трусливые поступки отцов Церкви.
* * *
Имя первого и последнего Президента СССР (1988-1991) тоже Михаил Горбачёв.
Трижды, для неверующих в существование Бога, прозвучало одно и тоже имя, связанное с окончанием «Смутного времени», развалом Российской Империи, развалом Советского Союза.
Временный комитет Государственной думы был образован в ночь с 27 на 28 февраля 1917 года. Председателем его стал М.В. Родзянко (1859-1924), один из лидеров партии октябристов (после Октябрьской революции бежал на юг, к генералу Л.Г. Корнилову, в 1920 году эмигрировал). 1 марта комитет взял на себя управление государством и по договорённости с руководством Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов сформировал Временное правительство.
До 10 марта 1917 года Временное правительство официально, в целях «преемственности власти» именовало себя Советом министров. За 238 дней своего существования Временное правительство сменило 4 состава: однородно-буржуазное (02.03-02.05), 1-е коалиционное (05.05-02.07), 2-е коалиционное (24.07-26.08) и 3-е коалиционное (25.09-25.10) (см. «Высшие и центральные государственные учреждения России»).
Три кабинета Временного правительства:
Первое – князя Н.Н. Львова (1867-1944) – товарищ председателя 4-ой Государственной Думы, один из основателей «Союза освобождения» в партии прогрессистов (в эмиграции являлся одним из руководителей «Русского Комитета объединённых организаций»).
Второе – промышленника М.И. Терещенко (1886-1956) – один из лидеров партии прогрессистов (эмигрировал после Октябрьской революции, основал несколько торгово-посреднических компаний).
Третье – масона А.Ф. Керенского (1881-1970) – лидер фракции трудовиков в 4-ой Государственной Думе, с марта 1917 года вступил в партию эсеров, с 8 июля – его министр – председатель, а с 30 августа ещё и Верховный главнокомандующий (в эмиграции издавал собственную газету) (П.Н. Милюков «История второй русской революции»).
* * *
В канун Февральской революции критическое отношение к государю затронуло и церковную среду, включая активную часть приходского духовенства, часть профессуры духовных академий и епископата. Причину появления в среде православного духовенства подобных настроений историки, главным образом, идя по стандартному пути, связывают со старцем Григорием Распутиным. Связь Распутина с царской семьей дискредитировала в глазах духовенства императора Николая II.
В своих воспоминаниях протопресвитер Г. Шавельский дал такую характеристику епископату, стоявшему во главе РПЦ накануне 1917 года:
«В предреволюционное время наш епископат в значительной своей части представлял коллекцию типов изуродованных, непригодных для работы, вредных для дела. Тут были искатели приключений и авантюристы, безграничные честолюбцы и славолюбцы, изнеженные и избалованные сибариты, жалкие прожектёры и торгаши, не знавшие удержу самодуры и деспоты, смиренные и «благочестивые» инквизиторы, или же безличные и безвольные на руках своих келейников, (жён) мироносиц и разных проходимцев, на них влиявших, пешки и т. д., и т. д. Некоторые владыки «талантливо» совмещали в себе качества нескольких типов […]» («Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота», стр. 47).
Самые невероятные слухи о влиянии Распутина на царя и царицу, о его роли в назначении и смещении царских министров и епископов широко распространялись по всей стране, не только интеллигенцией, но и священнослужителями.
В качестве примера распространяемых в обществе измышлений и падения авторитета монарха можно привести запись из дневника (27 января 1917 года) профессора Московской духовной академии А.Д. Беляева (1849-1919):
«Утром был у архиепископа Никона [Н.И. Рождественский, 1851-1919], говорил с час. Он сказал: царь занимается спиритизмом, вызывает дух Распутина».
* * *
Именно влиянием на население этих клеветнических слухов можно объяснить то равнодушие к судьбе царя, которое проявилось в среде православного духовенства в критические дни Февральской революции. Когда в столице начались забастовки и политические демонстрации, товарищ Обер-прокурора князь Н.Д. Жевахов призвал членов Синода выступить в защиту монархии и осудить «предателей-бунтовщиков». Присутствующие в Синоде епископы отказались поддержать это предложение. И действительно, историкам не известно ни одного обращения Священного Синода к бастующим или демонстрантам с призывом к успокоению.
Из воспоминаний князя Н. Д. Жевахова (1874-1947), товарищ обер-прокурора Священного Синода:
«Возвратясь в Петербург 24 февраля 1917 года, я застал в столице необычайное возбуждение. Наскоро разложив свои вещи, я отправился на заседание в Синод. Настроение иерархов было бодрое и спокойное: никто из них не выражал тревоги, все поздравляли друг друга с революцией и концом Самодержавия. И только один митрополит Московский Макарий передал, что его карета была застигнута на Невском толпою хулиганов, не желавших её пропустить на Сенатскую площадь, но подоспевшая полиция разогнала толпу, и он благополучно доехал до Синода.
Этот рассказ вызвал лишь остроты со стороны прочих иерархов, увидевших в этом эпизоде указание на то, что пришла пора старцу, уйти на покой. После все прошли в буфет, где были приготовлены праздничные закуски и сладкие наливки.
На 26 февраля было назначено заседание Синода. С большим трудом я добрался до Сенатской площади, к зданию Синода. Из иерархов не все прибыли, не было Петроградского митрополита Питирима [Окнов] и Московского митрополита Макария [Парвицкий-Невский]. Отсутствовал и глава Синода обер-прокурор Н.П. Раев. Я пытался дозвониться до него, но он не подошел к телефону. Сейчас у меня нет удовлетворительного ответа по поводу действия обер-прокурора и двух первых, наиболее авторитетных иерархов Синода. Но я считаю, что во время кризиса самое страшное для командира, – это потерять управление своими подчиненными. Руководство Русской Православной Церкви не теряло управление, оно само отказалось управлять.
Перед началом заседания, указав Синоду на происходящее, я предложил его первенствующему члену, митрополиту Киевскому Владимиру, временно возглавить работу Синода и выпустить воззвание к населению, с тем, чтобы таковое было не только прочитано в церквях, но и расклеено на улицах. Намечая содержание воззвания, я подчеркивал, что оно должно избегать общих мест, а касаться конкретных событий момента и являться грозным предупреждением Церкви, влекущим, в случае ослушания, церковную кару. Кроме этого я добавил, что Церковь не должна стоять в стороне от разыгрывающихся событий, и что её вразумляющий голос всегда уместен, а в данном случае даже необходим.
«Это всегда так, – ответил мне митрополит Владимир, после длительного молчания. – Когда мы не нужны Престолу, тогда нас не замечают, а в момент опасности к нам первым обращаются за помощью».
Я знал, что митрополит Владимир был обижен своим переводом из Петербурга в Киев, однако, такое сведение личных счётов в этот момент опасности, угрожавшей, быть может, всей России, показался мне чудовищным. Я продолжал настаивать на своем предложении, но мои попытки успеха не имели, и предложение было отвергнуто.
Принесло бы оно пользу или нет, я не знаю, но характерно, что моя мысль нашла буквальное выражение у Католической церкви, выпустившей краткое, но определённое обращение к своим чадам, заканчивавшееся угрозою отлучить от святого причастия каждого, кто примкнёт к революционному движению.
Наша же Церковь поступила прямо противоположно. Хочется верить, что члены Синода не отдали себе отчета в том, что в действительности происходило в России, и их отказ помочь государству в момент опасности, был продиктован самым заурядным явлением оппозиции Синода к Обер-Прокуратуре, с которым я, несмотря на кратковременность своего пребывания в должности товарища обер-прокурора, имел случаи часто встречаться […]» («Воспоминания товарища обер-прокурора Святого Синода», т. 1, стр. 284-285, 288-289).
* * *
Из документов, которые оказались в руках историков («Журнал заседаний» и «Журнал нумерации документов»), можно сделать вывод, что члены Синода заседали почти ежедневно, но никаких официальных решений, документов и ли воззваний не приняли.
Церковный историк священник Александр Щелкачев объясняет молчание членов Синода тем, что «они не обладали необходимыми полномочиями для такого обращения к народу». По его мнению, должен был выступить (как правящий епископ) с призывом к населению столицы митрополит Петроградский Питирим (П.В. Окнов, 1858-1919). Как известно, он этого не сделал, а, сославшись на здоровье, подал прошение об отставке.
Вероятнее, объяснение молчания Синода надо искать в изменении сознания церковной иерархии, которая подобно большей части российского общества отнеслась к революции как естественному результату развития событий.
* * *
Епископ Варнава (Н.Н. Беляев, 1887-1963), Христа ради юродивый, вспоминал:
«Буднично, законопослушно и скучно вся страна присягала Временному правительству. Это было неизбежно, как неизбежен культурный прогресс, как неотвратимо торжество науки приходит на смену тьме невежества. Так казалось тогда новоявленным гражданам свободной России. Не одно поколение успело вырасти в стране на идеях неизбежности естественнонаучной и социальной эволюции (а при необходимости и революции).
Древняя Церковь во времена гонений «не постеснялась кое-что из внешней премудрости заимствовать у язычников и использовала её в своих увещеваниях тиранов». Но в старой России для некоторых чиновников стало ясно, «что только при счастливых обстоятельствах человек остаётся с верой, и при науке», и чтобы человека не одолевали ненужные вредные «помыслы», государство нашло выход из этого положения.
«Бессменный Обер-прокурор Победоносцев, лучший друг императора Александра III, подсказал последнему, что если ты хочешь быть «царём-миротворцем» и чтобы никакой смуты и крамолы в государстве не было, то должно держать народ в потёмках. Старое правительство и Победоносцев исходили из той мысли, что незнатное население – это те же дикари. Они не понимают, – не знают даже о тех вопросах «высшей политики», которыми занимаются «верхи». И жизнь идёт «спокойно».
А научи грамоте, что получится?
«Освободительное движение», войны освободительного характера, восстания и т.д. Этого-то наши цари и боялись […]
Свершилось то, что должно было свершиться… без особых потрясений и вполне спокойно. Таков закон исторической эволюции.». – писала церковная пресса («Новая Эра» и другие), и припев этот звучал везде. Духовенство спешило присоединиться к общему хору, тем самым освящая происшедшие перемены. Поезд цивилизации мчался в светлое будущее… С политического Олимпа в массы спустили текущий лозунг: демократия, самоорганизация населения снизу. Возникли бесчисленные общества, комитеты, союзы […]» (П.Г. Проценко, «Биография епископа Варнавы (Беляева)», 1999 г.).
* * *
«Святая Русь, Третий Римъ – десять букв.
Число десять – число роковое для России. Каждое десятое царствование в России сопровождается большими потрясениями. Церковь должна быть готова к этим испытаниям и противостоять проискам Антихриста, сохраняя незыблемо веру своих дедов и отцов.
Некоторые задаются вопросом, видя какие гонения испытывает ныне Православная Церковь, не наступают ли последние времена конца света?
Не пришел ли Антихрист в наш мир?
Не являемся ли мы живыми свидетелями последних дней Апокалипсиса?
Нам грешникам не дано это знать, хотя мы должны быть готовы к этому. В трудные времена мы живем. Истинно верующие должны встретить эти дни покаянием и молитвой. От себя скажу, что согласно пророчествам некоторых святых отцов Церкви, рождение Антихриста должно произойти после продолжительной великой войны и страшного бунта в России. При этом бунте кровопролитие будет большим: крови прольётся больше, чем при Разине и Пугачёве. Произойдёт гибель множества верных отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей, уничтожение и разграбление богатства добрых людей, реки крови русской прольются. Но Господь помилует Россию.
Поэтому будем надеяться, что гонения на Церковь сейчас будут носить временный и короткий период. Те события, что мы сегодня наблюдаем в несчастной нашей Родине, являются генеральной репетицией. И у истинно верующих Православных христиан есть ещё время, чтобы подготовить себя и укрепить дух свой перед приходом самого Антихриста в мир […]» – из «Воспоминаний» современников о встречах и беседах с будущим патриархом Тихоном (архив писателя М.Е. Губонина, рукопись, машинопись).
Данные записи появились в Самиздате в конце «Хрущёвской оттепели», поэтому сегодня трудно установить их историческую подлинность.
* * *
Три периода развития Русской государственности от образования до наших дней.
Десять Князей Московских:
1. Михаил Ярославич (Хоробрит) - 1240 – 1248 г.
2. Даниил Александрович - 1273 – 1303 г.
3. Юрий Данилович - 1304 – 1325 г.
4. Иоанн Данилович (Калита) - 1325 – 1340 г.
5. Симеон Иоаннович (Гордый) - 1340 – 1353 г.
6. Иоанн II Иоаннович (Красный) - 1353 – 1359 г.
7. Димитрий Иоаннович (Донской) - 1359 – 1389 г.
8. Василий I Димитриевич - 1389 – 1425 г.
9. Василий II Васильевич (Темный) - 1425 – 1462 г.
10. Иоанн III Васильевич - 1462 – 1505 г.
* * *
Десять Московских Царей:
1. Василий III Иванович - 1505 – 1533 г.
2. Иоанн IV Васильевич (Грозный) - 1533 – 1584 г.
3. Фёдор I Иванович - 1584 – 1598 г.
4. Борис Годунов - 1598 – 1605 г.
5. Фёдор II Борисович - 1605 г.
6. Димитрий II (Лжедмитрий) - 1605 – 1606 г.
7. Василий IV Шуйский - 1606 – 1610 г.
8. Михаил Федорович - 1613 – 1645 г.
9. Алексей Михайлович - 1645 – 1676 г.
10. Фёдор III Алексеевич - 1676 – 1682 г.
* * *
Десять Московских Патриархов:
1. Иов - 1589 – 1605 г.
2. Гермоген - 1606 – 1612 г.
3. Филарет - 1619 – 1633 г.
4. Иоасаф I - 1634 – 1641 г.
5. Иосиф - 1642 – 1652 г.
6. Никон (Никита Минов) - 1652 – 1666 г.
7. Иоасаф II - 1667 – 1672 г.
8. Питирим - 1672 – 1673 г.
9. Иоаким - 1674 – 1690 г.
10. Адриан - 1690 – 1700 г.
* * *
Десять Императоров:
1. Петр I - 1682 – 1725 г.
2. Петр II - 1727 – 1730 г.
3. Иван V - 1740 – 1741 г.
4. Петр III - 1761 – 1762 г.
5. Павел I - 1796 – 1801 г.
6. Александр I - 1801 – 1825 г.
7. Николай I - 1825 – 1855 г.
8. Александр II - 1855 – 1881 г.
9. Александр III - 1881 – 1894 г.
10. Николай II - 1894 – 1817 г.
* * *
Десять предтеч перед приходом Владыки мира:
1. Ульянов (Ленин) - 1918 – 1923 г.
2. Сталин И. В. - 1924 – 1953 г.
3. Хрущев Н. С. - 1953 – 1964 г.
4. Брежнев Л.И. - 1964 – 1983 г.
5. Андропов Ю.В. - 1983 – 1984 г.
6. Черненко К.У. - 1984 – 1985 г.
7. Горбачев М.С. - 1985 – 1991 г.
8. Ельцин Б.Н. - 1991 – 1999 г.
9. Путин В.В. - 2000 – 2008 г.
10. Медведев. Д.А. - 2008 – 2012 г.
9. Путин В.В. - 2012 – до 2020 г.
* * *
Восемь советских и российских Патриархов до окончания периода «Багряного Зверя» (1918-2027):
11. Тихон (В.И. Беллавин) - 1918 – 1925 г.
12. Пётр (П.Ф. Полянский) - 1925 – 1937 г.
13. Сергий (И.Н. Страгородский) - 1937 – 1944 г.
14. Алексий I (С.В. Симановский) - 1945 – 1970 г.
15. Пимен (С.М. Извеков) - 1971 – 1989 г.
16. Алексий II (А.М. Ридигер) - 1990 – 2008 г.
17. Кирилл - 2009 –
18.
* * *
Из книги «Воспоминания» И. К. Сурского (1918):
«Незадолго до блаженной кончины отца Иоанна он часто любил служить обедню в подворье Леушинского монастыря, что на Бассейной улице в Петербурге […]
Многократно отец Иоанн в проповедях своих грозно пророчествовал и громогласно взывал: «Кайтесь, кайтесь, приближается ужасное время, столь ужасное, что вы и представить себе не можете […]
Лицо его при этом было ужасно. Эти слова запали мне в душу, но смысл их до сих пор не ясен.
Что же должно произойти, чтобы подобное случилось? […]».
Услышав такое, высшие Иерархи в страхе скрыли слова провидца от Церкви, от народа, от интеллигенции, от офицерского корпуса.
* * *
Из письма С.А. Нилуса (1862-1929) к писателю Е.Н. Трубецкову (1863-1920) за 1914 год:
«… Я лично держал в руках письмо Авеля к Параскеве Андреевне Потемкиной, в котором Авель сообщал ей, что сочинил для неё несколько книг, которые и обещал выслать в скором времени.
«Оных книг, – пишет Авель (Василий Васильев, 1757-1841), – со мною нет. Хранятся они в сокровённом месте. Оные мои книги удивительные и преудивительные, и достойны те мои книги удивления и ужаса. А читать их только тем, кто уповает на Господа Бога, ибо в них есть Имя его, которому три кратно суждено прогреметь в истории Российской. Но пути его сызнова приведут на Русское горе. Дымом фимиама и молитв наполнится, оттого и пострадает она. Бедная Русь».
Что касаемо «Житие и страдания отца и монаха Авеля», то я нашёл её в архиве Оптиной, напечатано оно было где-то в повременном издании, но по цензурным условиям в таком сокращенном виде, что все касающееся высокопоставленных лиц было вычеркнуто […]
По «Житию» этому, монах Авель родился в 1755 году в Алексинском уезде Тульской губернии, ходил по монастырям, пока не был, в царствование уже Николая Павловича пойман по распоряжению властей и заточён в Спасо-Евфимиевский монастырь в Суздале, где, по всей вероятности, и скончался […]» [архив писателя и историка Церкви М.Е Губонина (1907-1971) и Николая Кочнева (1905-1977), машинописный текст].
Из письма следует, что в Оптиной пустыни в архиве были письма Авеля к Параскеве Андреевне Потемкиной и некий документ «Житие и страдания отца и монаха Авеля», которые до нашего времени не сохранились, но которые могли читать и святитель Игнатий (Д.А. Брянчанинов), и богословский писатель С.А. Нилус. Также из письма следует, что в первом «Житие и страдания отца и монаха Авеля» никаких пророчеств, касающихся высокопоставленных лиц не было, по «цензурным условиям».
* * *
Мистика истории или Божий промысел с числом три?
Первый Рим основан в 754 году до НЭ, трижды был завоёван перед падением Римской империи и разграблен: вестготами – в 410 году, вандалами – в 455 году и в третий раз от рук Рицимера в 472 году, светского военачальника, находившегося на службе у Западного римского императора.
Константинополь (второй Рим) был трижды завоёван и разграблен. В первый раз в 1208 году католиками-крестоносцами, затем во второй раз в 1261 году императором Никейской империи и в третий раз, окончательно в 1453 году, турками-османами.
Москва (третий Рим), начиная с 1492 года. В первый раз, завоевана католиками-поляками в 1610 году. Во второй раз, французами в 1812 году. Если считать третий раз за захват Москвы богоборцами в 1917 году, то проклятие сбылось, если нет, то третий захват ещё впереди.
Славяне, согласно «Повести Временных лет» преподобного Нестора (умер в 1114 году) трижды принимали Христианство:
В первый раз, апостол Андрей Первозванный, младший брат апостола Петра в 54-56 годах предпринял путешествие по реке Днепр и по преданию Церкви «крестил многих скифов и до познания Христа привёл». Примечательно, что из двух братьев, старший Пётр пошёл в первый Рим, а младший Андрей через пролив Босфор, посетив греческий город Византий, в будущем – Константинополь (территория второго Рима), на Русь, в третий Рим.
Во второй раз, в 862 году Киевский князь Аскольд «с дружиною и всею землёю» после победоносного похода на Константинополь в 860 году приняли Христианство. Византийский патриарх Фотий для этого послал на Русь монахов Кирилла и Мефодия. Киевская Русь крестилась (за 128 лет до князя Владимира), и Аскольд принял в крещении имя – Николай.
Первого Николая (Аскольда) убили по приказу Новгородского князя Олега.
Второй Николай – Российский император Николай I отравился после страшного поражения в ходе Крымской войны.
Третий Николай – император Николай II был убит вместе с семьёй революционерами – богоборцами.
В третий раз, Русь крестилась в 988 году при Киевском князе Владимире – «Красно солнышко», как происходило крещение и познание Священного Писания мы описали в начале книги.
Начало царствования и конец Романовской династии. Ипатьевским назывался монастырь, откуда первый Михаил Романов был призван на царство в 1613 году. И дом, где расстался с жизнью последний царствовавший Романов, назывался Ипатьевским по имени владельца дома инженера Ипатьева. Михаил – имя первого царя из Дома Романовых и имя родного брата, в чью пользу безуспешно отрёкся от престола Николай II.
* * *
«Порабощённые, распевая песни, славословя и требуя,
В застенки принцев и правителей ввергнут.
Будущее пошлёт на головы безумцев анафему,
Требования воспримут как Божественный глас» катрен 1 (014).
Февральская победа Государственной Думы в России над царём Николаем II. Голодные бунты с политическими требованиями. Длительную войну без особых успехов, Дума расценила, как неудачное правление царя Николая II. По приказу Временного правительства была арестована царствующая династия, а также многие министры и губернаторы. Одних посадили под домашний арест, других сопроводили в Петропавловскую крепость.
Однако в октябре революционные военные из Финляндии и матросы из Кронштадта арестовали уже само Временное правительство.
Кто дал им приказ?
В газетах тех дней нет ни слова о революции. Произошла мирная передача власти в России Керенским Ленину.
Напрашивается вопрос, кто и как спланировал переворот?
Большевики, получив власть, начали свое правление массовым террором. На митингах они говорили: «власть рабочим» и слова их воспринимались частью населения, как Божественное откровение. Гремит «Интернационал», революционный вихрь славян.
* * *
Мишель Нострадамус в «Послание к королю Генриху II» в 1566-ом году описал события в России так:
«36. Затем возникнет великая империя Антихриста в области Аттилы и Ксеркса, которые спускались числом великим и бесконечным, столь многим, что пришествие Святого Духа, происходящего из 48-го градуса широты, вызовет переселение, вытесняя отвращения Антихриста, который зачинатель войны против монархии, который будет великим представителем Иисуса Христа, и царство его на время и до конца времён.
[Затем великая империя Антихриста начнется в Атиле и Ксерксы спустятся в числе великом и неисчисляемом настолько, что пришедшая от Святого Духа, происходящая с 48 градуса, сотворит переселение, с омерзением изгоняя Антихриста, учиняющего войну против королевского, который будет великим викарием Иисуса Христа, и против его Церкви, и против его царства своевременно и при благоприятных обстоятельствах].
37. Однако всему этому будет предшествовать солнечное затмение, более неясное и более тёмное, чем которые имели место от Сотворения мира, за исключением смерти и страстей Иисуса Христа, со времени того до наших дней, и произойдет в октябре, некое великое движение и перенесение, что покажется, будто Земля потеряла естественное движение, и она нисходит в вечную и бесконечную темноту.
[И будет предшествовать этому наиболее неясное и темное солнечное затмение, которое было от Сотворения мира до страсти Иисуса Христа и с тех пор до сих пор, и в месяце октябре случится некая великая перемена, и такая, что будут думать, будто бы Земля потеряла свое природное движение и низверглась в вечный мрак].
38. Будут же начальные предзнаменования весной и необычайные изменения в быстрой последовательности, после того полный переворот королевств и грандиозные землетрясения, с увеличением нового Вавилона, несчастная дочь, пополненная отвращением первого холокоста, и это будет длиться не менее 73 лет и 7 месяцев.
[Будут предшествующие события весной, а после крайних перемен, после изменений царств и после великого потрясения земли, вместе с распространением нового Вавилона, дочь негодная будет увеличена мерзостью первого холокоста, и продержится это только 73 года и 7 месяцев]».
Предсказание дано за 351 год до Февральской революции, безбожие погрузило Россию во мрак.
«И произойдет в октябре, некое великое движение и перенесение, что покажется, будто Земля потеряла естественное движение, и она нисходит в вечную и бесконечную темноту. Будут же начальные предзнаменования весной [отречение Царя] и необычайные изме-нения в быстрой последовательности [4 состава Временного прави-тельства] после того полный переворот королевств и грандиозные землетрясения, с увеличением нового Вавилона [СССР], несчастная дочь, пополненная отвращением первого холокоста [убийство Царя Николая II], и это будет длиться не менее 73 лет и 7 месяцев […]».
* * *
Историк Церкви А.М. Бабкин в своей работе «Духовенство Русской Православной Церкви и свержение монархии» пишет:
«2 марта 1917 года в покоях московского митрополита состоялось частное собрание членов Синода и представителей столичного духовенства. На нём присутствовали шесть членов Священного Синода – митрополиты Киевский Владимир [В.Н. Богоявленский, 1848-1918] и Московский Макарий [М.А. Невский, 1835-1936], архиепископы Финляндский Сергий [И.Н. Страгородский, 1867-1944], Новгородский Арсений [А.Г. Стадницкий, 1862-1936], Нижегородский Иоаким [И.И. Левицкий, 1853-1918] и протопресвитер Дернов [А.А. Дернов, 1857-1923], а также настоятель Казанского собора протоиерей Орнатский [Ф.Н. Орнатский, 1860-1918, духовный писатель и общественный деятель].
Было заслушано поданное митрополитом Петроградским Питиримом прошение об увольнении на покой. Тогда же члены Синода признали необходимым немедленно установить связь с Исполнительным комитетом Государственной думы».
Как утверждает М.А. Бабкин:
«Это решение было принято членами Синода ещё до отречения императора Николая II от престола (оно произошло лишь поздно вечером 2 марта).
Поэтому нет ничего удивительного в том, что на следующий день (то есть, 3 марта) Синод на официальном заседании принимает решение об установлении связи с Временным правительством. Было решено направить в Государственную Думу нарочного (священника одной из кладбищенских церквей) с сообщением о резолюциях, принятых церковной властью.
4 марта состоялось «торжественное заседание» Синода, на котором присутствующие выслушали программную речь нового Обер-прокурора Синода, члена Временного правительства В.Н. Львова (1872-1934).
Львов заявил: «Оставаясь всегда верным сыном Церкви, он счастлив объявить о свободе Церкви, об уничтожении цезарепапизма, губительно влиявшего на все стороны церковно-общественной жизни. И кресло царей не место в зале заседаний Священного Синода».
Речь Львова была встречена одобрением со стороны выступавших членов Синода. С приветственным словом к новому обер-прокурору и сопастырям обратились митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), архиепископы Василий (Богоявленский) и Новгородский Арсений (Стадницкий). Последний говорил о больших перспективах для Российской Церкви, открывшихся, после того как «революция дала нам свободу от цезарепапизма» […]» (стр. 9-11).
* * *
«Обращение Священного Синода ко всем чадам Православной Российской Церкви» по поводу отречения Николая II и отказа Великого князя Михаила воспринять власть до решения Учредительного Собрания от 9 марта:
«Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на её новом пути.
Возлюбленные чада Святой Православной Церкви!
Временное Правительство вступило в управление страной в тяжкую историческую минуту. Враг ещё стоит на нашей земле, и славной нашей армии предстоят в ближайшем будущем великие усилия. В такое время верные сыны Родины должны проникнуться общим воодушевлением. Ради миллионов лучших жизней, сложенных на поле брани, ради бесчисленных денежных средств, затраченных Родиною на защиту от врага, ради многих жертв, принесённых для завоевания гражданской свободы, ради спасения ваших собственных семейств, ради счастья Родины оставьте в это великое историческое время всякие распри и несогласия, объединитесь в братской любви на благо России, доверьтесь Временному Правительству. Все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы.
Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начиная Временного Российского Правительства, да даст ему силу, крепость и мудрость, а подчинённых ему сынов Великой Российской Державы да управит на путь братской любви, славной защиты Родины от врага и безмятежного мирного её устроения» (Церковные Ведомости, № 9, 1917).
* * *
По свидетельству князя Н.Д. Жевахова, назначенный Временным правительством обер-прокурор В.Н Львов:
«ознаменовал своё вступление в должность тем, что собственноручно выбросил из залы заседания Синода Царское кресло, и что ему помогали в этом трое почтенных иерархов, члены Синода. Один помогал выносить кресло, двое других вынесли парадный портрет императора Николая II. В последствии, один стал Патриархом, (о причинах смерти которого, у историков и журналистов до сих пор ходят разные версии), а двое других (митрополит Киевский Владимир и Нижегородский Иоаким) были расстреляны большевиками в 1918 и в 1919 году […]» («Воспоминания товарища обер-прокурора Святейшего Синода», т. 1).
* * *
На следующий день было принято Определение Святого Синода с указом: «О возглашении многолетия Богохранимой Державе Российской и Благоверному Временному правительству её».
Первый шаг к исполнению вековой мечты бесов и «радикалов» русской революции был сделан. Вскоре наступила осень, и в ноябре было принято новое Определение Синода с приказом: «О возглашении многолетия Богохранимой Державе Российской и Совету народных комиссаров».
Это решение Синода обезоружило миллионы православных христиан, ввело их в заблуждение, и дало время безбожникам и бесам – богоборцам утвердиться у власти. Был сделан второй шаг к убийству императора Николая II и его семьи.
* * *
«Седьмой» оптинский старец Анатолий (Александр Потапов, 1855-1922) узнал о Февральской революции и об отречении Царя, когда находился в Москве.
По «Воспоминаниям» монахини Варвары:
«В доме Шатровых, его спросили:
«Что же теперь будет?».
«Это только начало. Разрушительные стихии вырвались в мир. Будет шторм, – отвечал старец. – И русский государственный корабль будет разбит. Да, это будет, но ведь и на щепках и обломках после кораблекрушения люди спасаются. Не все же, не все погибнут. Ничего, ничего, не бойтесь только. Бог не оставит, крепко уповающих на него. Надо молиться, надо всем каяться и молится горячо. А что после шторма бывает?»
Кто-то сказал, что после шторма бывает штиль.
«Вот ведь, – сказал батюшка, – так. И будет штиль».
Присутствовавшие говорили: «Но уж корабля-то нет, разбит, погибло всё!».
«Не так, – ответил старец, – явлено будет великое чудо Божие. И все щепки, и обломки волею Божией и силой его соберутся и соединятся, и воссоздастся новый корабль, и пойдёт своим путем, Богом предназначенным. Так это и будет, явное всем чудо» («Житие Оптинского старца Анатолия (Потапов)», стр. 130. 1995, «Духовные очи старцев», «Собеседник православных христиан», 1990, № 2, стр. 5).
Не прошло и полгода, как грянула Октябрьская буря, и в первую очередь, обрушилась на духовные основания России, к которым принадлежало монашество. Монахов стали арестовывать, монастыри закрывать. Отцу Анатолию в апреле 1918-го, оберегая его, предложили на время покинуть Оптину, но старец ответил:
«Что же в такое время я оставлю святую обитель?
Меня всякий сочтёт за труса, скажет: когда жилось хорошо, то говорил – терпите, Бог не оставит, а как пришло испытание, первым удрал. Буду терпеть. Если и погонят, то только покину обитель святую, когда никого не будет. Последний выйду и помолюсь и останкам святых старцев поклонюсь, тогда и пойду» («Духовные очи старцев», «Собеседник православных христиан», 1990, № 2, стр. 8).
Вскоре начались аресты и в Оптиной, а вместе с ними и изъятие церковного имущества. Большевистский Наркомпрос педантично продолжил деяния «буржуазного» правительства.
Шестьдесят восемь лет шумел шторм, пока с 1985 года не начался период штиля. «Упование на смирение» – сыграло злую шутку, никто из оптинских монахов не дожил до конца шторма. Многие из них были убиты сотрудниками ВЧК – ОГПУ – НКВД.
* * *
Из речи 5 марта архиепископа Харьковского Антония (А.П. Храповицкий, 1863-1936, в будущем первоиерарх Русской Зарубежной Церкви):
«… Меня спрашивают, почему я не отозвался о том, кому же теперь повиноваться в гражданской жизни и почему перестал поминать на молитве царскую фамилию.
Отвечаю, пусть никто не думает, что это молчание или то, что я сейчас скажу, внушено мне страхом. Ареста, которым мне угрожают некоторые ораторы на площади, я не боюсь, не боюсь и смерти. Скажу больше: я восторженно рад буду умереть за Христа. Так, от 28-го февраля по 3-ье марта я ничего не говорил потому, что не знал, какова воля государя, которому мы присягали. Имя его по-прежнему возносилось в молитвах. 3 марта стало известно, что он отрекается от престола и назначает Государем своего брата. Тогда 4 марта в собрании духовенства было выработано нами поминовение Михаила Александровича, как Российского Государя. Однако через час стал известен манифест об его отречении впредь до избрания его Учредительным собранием, если таковое избрание состоится. Вместе с тем новый государь повелел повиноваться Временному Правительству, состав которого, возглавляемый князем Львовым, господином Родзянко, вам известен из газет.
С этого момента означенное Правительство стало законным в глазах всех монархистов, то есть повинующимся своим Государям русским граждан. И я, как пастырь церкви, обязанный всегда увещевать народ свой повиноваться предержащим властям, призываю вас к исполнению сего долга теперь, то есть к послушанию Комитету новых министров и его главе – князю Львову и господину Родзянке, а равно и всем местным властям, которые были и будут утверждены упомянутым Комитетом и его уполномоченными. Мы должны это делать, во-первых, во исполнение присяги, данной нами Государю Николаю II, передавшему власть великому князю Михаилу Александровичу, который эту власть впредь до Учредительного Собрания сдал Временному правительству. Во-вторых, мы должны это делать, дабы избежать полного безвластия, грабежей, резни и кощунства над святынями. Только в одном случае не должно ни теперь, ни в прошлом никого слушать – ни царей, ни правителей, ни толпы: если потребуют отречься от веры, или осквернять святыни, или вообще творить явно беззаконные и греховные дела.
Теперь второй вопрос: почему не молимся за царей?
Потому, что царя у нас теперь нет, и нет потому, что оба царя от управления Россией отказались сами, а насильно их невозможно именовать тем наименованием, которое они с себя сложили. Если бы царь наш не отказался от власти и хотя бы томился в темницы, то я бы увещевал стоять за него и умирать за него, но теперь ради послушания ему и его брату мы уже не можем возносить имя его, как Всероссийского Государя. От вас зависит, если желаете, устроить снова царскую власть в России, но законным порядком чрез разумные выборы представителей своих в Учредительное собрание. А какой это будет законный порядок выборов, о том решат, уже не мы духовные, а Временное правительство […]» (М.А. Бабкин «Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году»).
* * *
В провинции к революционным изменениям духовенство отнеслось по-разному.
«Анализ церковно-религиозных источников этого времени, – пишет Э.А. Снигирёва в своей работе «От Февраля к Октябрю: Церковь и политика», – позволяет выявить беспрецедентный факт в истории церкви, – когда при отсутствии санкций со стороны официальных органов духовенство на местах начинает самостоятельно реагировать на происходящие события и принимать решения о поддержке Временного правительства».
С другой стороны, следует отметить тот засвидетельствованный современниками факт, что часть духовенства продолжала поминать имя царя за богослужением и вообще делала вид, будто в стране ничего не случилось.
Эйфория членов Синода по поводу обретённой свободы Церкви продолжалась недолго.
Уже 7 марта В.Н. Львов уведомил Синод, что считает себя «облечённым всеми прерогативами прежней царской власти в церковных делах». Тогда же он сообщил и о поручении правительства подготовить созыв Поместного Собора, которому и будет передана вся полнота церковной власти.
В тот же день было принято определение Священного Синода «Об изменениях в церковном богослужении в связи с прекращением поминовения царствовавшего дома».
8 марта в Казанском соборе Петрограда были отслужены заупокойные литургия и панихида «по всем, живот свой положившим за свободу Родины». Такие же службы прошли во многих городах страны. При этом под «свободой Родины» понималась не только защита от «нашествия иноплемённых», но и участие в революции.
Некоторые епископы приняли участие в так называемых «праздниках революции», проходивших в марте.
Вот как описывает их историк М.А. Бабкин в статье «Священный Синод и свержение монархии в 1917 году»:
«Иногда эти торжества назывались «днями свободы», «праздниками перехода к новому строю», «праздниками единения», «днями памяти жертв освободительного движения» или «праздниками Русской свободы». Празднества представляли собой подчас грандиозные, заранее спланированные народные торжества, проходившие с массовыми манифестациями, под музыку оркестров, с красными знамёнами, пением революционных гимнов и песен «свободы», парадами войск. «Дни свободы» охватывали буквально всю страну. Во многих городах службы в честь «праздника освобождения России» возглавляли местные архиереи. Эти службы проходили в кафедральных соборах и на городских площадях […]».
* * *
О важности для верующих официальных документов Священного Синода свидетельствуют два комментария на «Обращение» от 9 марта. Профессор Петроградской духовной академии и будущий обновленец Б.В. Титлинов (1879-1926) в своей книги «Церковь во время революции» охарактеризовал его как «послание благословившее новую свободную Россию», а генерал А.И. Деникин (1872-1947) в своих «Воспоминания: очерки русской смуты»: как «санкционировавшее совершившийся переворот».
И хотя этот текст был подготовлен революционным Обер-прокурором В.Н. Львовым, он не вызвал коллективного протеста со стороны синодалов. Но вот когда Львов осмелился вмешаться во внутрицерковные дела, в ответ последовал протест, почти все участники которого (за исключением митрополита Сергия (И.Н. Страгородский, 1867-1944)), были уволены из Синода 14 апреля.
Синодальные послания, как и послания значительной части местных архиереев, призывали довериться Временному правительству. Эти послания способствовали формированию у духовенства и верующих положительного отношения к свержению династии Романовых и тем самым фактически узаконивали Февральскую революцию.
Высшее духовенство не только само принесло присягу на верность Временному правительству, но побуждало других давать присягу. Синод и большинство епископата легко пошли на внесение изменений в богослужение, упразднив поминовение царской семьи.
29 апреля Синод объявляет о созыве Всероссийского Поместного Собора: «для коренных изменений в порядке управления Российской Православной Церкви… Происшедший у нас государственный переворот, в корне изменивший нашу общественную и государственную жизнь, обеспечил в Церкви возможность и право свободного устроения».
В тот же день единодушным решением было постановлено созвать Предсоборный Совет.
В атмосфере революции, следуя призывам к демократизации, под давлением В.Н. Львова Синод принимает решение о «восстановлении в Церкви древней традиции» – выборности епископов.
* * *
«Использовав для борьбы с монархией клевету на Царскую Семью, широко распространённую по всей России, охваченная жаждой власти, интеллигенция довела до крушения Императорскую Россию и подготовила путь для коммунистической власти. Не примиряясь затем с мыслью о потере так долгожданной власти, она объявила борьбу коммунистам, вначале, главным образом, из-за нежелания уступить им власть. Борьба против советской власти охватила затем широкие круги населения, особенно привлёкши молодежь в горячем порыве стремившуюся воссоздать единую неделимую Россию ценой своей жизни. Однако русский народ оказался ещё не подготовленным к освобождению, и коммунисты оказались победителями. Интеллигенция частью была уничтожена, а частью бежала за границу, спасая свою жизнь. Очутившись за границей русские люди пережили большие душевные потрясения […]» – подвёл итог революции святитель Иоанн (Максимович) в своей книге «Независимый взгляд на события, приведшие к краху Российскую империю» («Святая Русь», стр. 40-42).
При этом Святитель после всего пережитого ужаса и кошмара так и не понял почему произошла революция. Само название «Независимый взгляд» говорит само за себя.
Разве пастырь может находиться вне стада, вверенного ему в попечение, и спокойно взирать, на беспорядок учинённый в нём?
Разве это пастырь?
Это скорее всего посторонний наблюдатель. И вся беда России на протяжение всей истории состояла в том, что Православная церковь в ней постоянно занимала место постороннего наблюдателя.
Сегодня, после отступления Коммунизма, важно воссоздать картину прошедшей церковной истории, не внося в описание политиканства и идеологического вымысла, продиктованным сиеминутными мотивами.
Среди нынешних «ревнителей» Православия, не удосужившихся потратить силы на кропотливый труд по уяснению деталей происшедшей трагедии, появилась особого рода доблесть утверждать: мол, благодаря прорицаниям святых сподвижников, Церковь заранее знала о будущих гонениях и пошла на них вполне осознанно, чтобы в условиях жесточайших преследований, отстаивать евангельское достоинство христианина, свободу личности.
Было ли это решение осознанным решайте сами.
* * *
Надежды епископов и столичного духовенства на освобождение Церкви от опеки со стороны государства быстро угасли. Контроль над Церковью со стороны государственной власти не только не ослабили, но и ужесточили. Более того, в проявившихся почти по всей стране конфликтах между духовенством и иерархией В.Н. Львов поддерживал белое духовенство. Он разослал секретарям духовных консисторий распоряжение следить за архиереями и доносить об их поведении. Замеченных в монархических симпатиях епископов увольняли на покой.
Только в первой половине года, в основном по инспирированному желанию «церковных низов», было смещено с кафедр 17 архиереев (из книги Т.Г. Фруменкова «Высшее православное Духовенство России в 1917 году»), попыток же смещения архиереев было гораздо больше. С мая по «инициативе» революционных комитетов на местах начались аресты подозреваемых в монархических симпатиях священнослужителей.
С 5 мая определением Синода всему российскому духовенству было дано официальное разрешение на проведение на местах различных съездов с участием представителей духовно-учебных заведений и прихожан. На съездах обсуждению подлежали не только вопросы, касающиеся местных дел, но и проблемы вызванные происшедшими переменами в политической жизни страны. Решения съездов по каждому вопросу принимались в виде отдельных резолюций.
Яркую картину участия священнослужителей в революции нарисовал в своём выступлении на Поместном Соборе епископ Селенгинский Ефрем (Е.А. Кузнецов, 1876-1918, расстрелян):
«Мы видим, что переживая духовная эпидемия поразила наше духовенство не в меньшей степени, чем мирскую интеллигенцию. Буйствуя на своих собраниях и съездах, оно телеграммами приветствовало мирских разрушителей Церкви и в то же время с бешенной яростью набрасывалось на носителей церковной власти – епископов, стремившихся сохранить основные устои и святыни Церкви. А сколько духовных лиц оставило служение Святой Церкви и ушло на служение революции – в комитеты, кооперативы, милиции, на политическую деятельность в рядах социалистов до большевиков включительно, не снимая, на всякий случай, священнического своего сана! […]».
Весной и летом, на фоне получившего широкое распространение процесса отхода общества от Церкви среди паствы появились воинствующие антиклерикальные настроения. На приходах происходили массовые изгнания клириков. Прихожане возмущались установленными платами за совершение священниками треб, бесконтрольностью распределения церковных денег, нередко и безнравственной жизнью своих пастырей. Получили широкое распространение сведение личных счётов и различные интриги. В различных епархиях число изгнанных священников исчислялось десятками и сотнями. Например, в Киевской и Волынской епархиях в течение трёх первых недель апреля по решениям сельских обществ было удалено со своих мест по 60 священников, в Саратовской – 65, в Пензенской губернии было изгнано 70 церковных пастырей, что составляло 5-10 % от общего числа приходских священников названных епархий («ВЦОВ. 1917 год», № 35, Л.И. Емелях «Крестьяне и Церковь накануне Октября», журнал «Наука», 1976).
* * *
Из обращения 12 июля 1917 года Святейшего синода к народу:
«Чадам Всероссийской Православной Церкви и всем гражданам Российской Державы»
«Господи, благослови.
Тяжёлые и беспримерно грозные дни переживает ныне наша дорогая Родина. Три года раздаётся плач по Руси и омрачается скорбью лицо земли нашей при виде крови, проливаемой лучшими в самоотвержении своём сынами её и гражданами – защитниками Отечества, её святынь и достояния. Три года слышится стон России, которая, «простирая руки свои», со слезами вопиёт: «О, горе мне! Душа моя изнывает перед убийцами» (Иеремия 4.31). И этому стону, этому горю отцов и матерей, жён и детей нашего доблестного воинства, казалось, не будет конца, в тумане несчастий, нависшем над страной, не виделось никакого просвета.
Но вот пробил час общественной свободы Руси. Вся страна, из конца в конец единым сердцем и единой душой возликовала о новых светлых днях своей жизни, о новом, благоприятном для неё лете Господнем. И расцвела надежда на то, что Русь, сбросив с себя сковывавшие её политические цепи, обратит всю мощь свою на освобождение своё от немецкого ига, и весь разум свой – на мирное внутреннее развитие и устроение государства и общего народного блага.
Однако, к глубокой скорби страны, не долго было суждено исстрадавшейся России жить этой надеждой. Вслед за свободой к нам проник новый злой враг и посеял на Руси плевелы, которые не замедлили дать всходы, заглушающие ростки желанной свободы. Хищения, грабежи, разбои, насилия и обострившаяся партийная политическая борьба стали достоянием нашей новой жизни и поселили в народе озлобление и рознь, повлекшие за собой внутреннюю братоубийственную войну, неоднократное кровопролитие. И в результате с одной стороны, – приостановка блестяще начатого наступления на врага, с другой, вместо свободы – новое взаимное угнетение, вместо братства – охлаждение любви, упадок добрых дел, мирных, братских общественных отношений. Страна пошла по пути гибели, а в будущем её ждёт та страшная бездна, которая заполнена для всех нас ужасающим отчаянием, если только не прекратится «Смятение и попрание и замешательство от Господа Бога»» («Церковные Ведомости», №30, «Церковно-общественная мысль». Киев, 1917).
* * *
20 июня кадетское правительство промышленника М.И. Терещенко (1886-1956) издаёт Постановление «Об отмене обязательного преподавания Закона Божия в школе».
При этом принадлежащие Церкви церковно-приходские школы передавались Министерству народного просвещения. Конфессиональных школ других вероисповеданий постановление не касалось. Уже один этот факт свидетельствует о политической ангажированности правительства, при котором ни о каком равноправии не было речи.
В июне состоялся Всероссийский съезд духовенства и мирян в Москве.
На нём выступил богословский писатель князь Е.Н. Трубецкой (1863-1920), который в частности сказал:
«Лозунг Временного правительства отделения Православной Церкви от государства выдвигается против Церкви людьми, ей враждебными или к ней равнодушными. И в наших рядах, и на епархиальных съездах он может быть поставлен только по недоразумению. Отделение Церкви от Государства есть полное упразднение Церкви, коего мы допустить не можем и не должны […]».
Несмотря на критику со стороны Церкви, Временное правительство в июле принимает Постановление: «О свободе совести».
Теперь с 14-летнего возраста разрешалось менять вероисповедание или заявлять через печать о том, что гражданин не принадлежит ни к какой вере. Этим постановлением ликвидировались все привилегии Православной Церкви с одновременным предоставлением широких прав и возможностей богослужебной, общественно-политической деятельности иным, неправославным конфессиям (при условии их лояльности существующему политическому строю).
Отношение Временного правительства к Церкви несколько смягчились после увольнения В.Н. Львова и назначения в конце июля Обер-прокурором Синода известного церковного историка А.В. Карташева (1875-1960). По его инициативе должность Обер-прокурора была ликвидирована и образовано Министерство исповеданий с министром во главе, которым стал Карташев.
* * *
Современные историки видят в политике Временного правительства всего лишь стремление в максимально-короткие сроки «европеизировать» церковно-государственные отношения. А то, что при этом применялись прежние административные средства воздействия на Церковь, объясняется только тем, что «по-другому» русские либералы действовать просто не умели.
Конец XIX-го – начало XX-го века для Российской империи было временем коренной перестройки империи. Из гимназий и семинарий стали выходить не православные верноподданные царя, а атеисты и революционеры. О революции думали не только социалисты. Об угрозе революции говорили и писали царю министры. Найти общий язык с бурно развивающимся обществом монархия не сумела.
В феврале 1917 года, как справедливо отметил генерал А.И. Деникин (1872-1947) в «Очерках русской смуты»:
«В государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которые могло бы опереться царское правительство […]».
Февраль семнадцатого года заставил миллионы номинальных членов Православной церкви покинуть её ограду. Мало кто хотел нести крест вполне ощутимых страданий ради «не понятного» спасительного блага веры Христовой. При чём массовый отход от Православия начался с первых лет XX-го века. Уже в начале двадцатых годов Церковь во многом лишилась какого бы то ни было влияния в обществе. В этих условиях важнейшей задачей становилось отыскание тех путей, на которых христианин мог развивать церковную деятельность, не будучи сразу при этом «изобличённым» и уничтоженным физически. Ничего в этом направлении вплоть до захвата власти богоборцами сделано не было. Вопросы земного устроения Церкви были в значительной степени отданы иерархией на откуп светской власти ещё в Синодальную эпоху и окончательно проиграны в пришедшем на смену Империи революционном государстве нового типа.
Но в то время, когда безбожие видимым образом торжествовало и царствовало над массами, организованными в бездушные коллективы, направляемые Партией и «революционной сознательностью» в сторону, прямо противоположную Евангельским идеалам – в этот момент начинается Христианство «маленьких людей», Христианство, «частное», опирающееся на личный выбор.
В общем же Церковь (иерархия и клир) в первый период революции (с февраля по октябрь) относилась к ней скорее выжидательно, как бы приглядываясь, что из всего этого выйдет. Этому, несомненно, способствовало то обстоятельство, что наше духовенство, в огромной своей части, представляло наиболее консервативную часть русского общества, которой труднее всего было пережить перемену в форме правления, а читать «Откровение» Иоанна Богослова или изучать прорицания святых отцов никто не хотел, ибо за мелочными догматическими спорами потеряли смысл Плана Божия.
* * *
15 августа в день Успения Божией Матери в Москве в Успенском соборе Кремля открылся Всероссийский Церковно-Поместный собор [15(28).08.1917-09.1918].
Созванный в Москве, после двухсотлетнего перерыва, Поместный Собор, в составе епископов (87), клириков (190) и мирян (298), начал разрабатывать (на основе материалов Предсоборного Присутствия 1906 г.) и подготовлять множество вопросов, подлежащих рассмотрению и утверждению на пленарных заседаниях.
Как показала последующая история Церкви, важнейшим оказался вопрос о высшем церковном управлении, именно восстановление патриаршества совместно с вспомогательными органами: Патриаршим Священным Синодом и Высшим Церковным Советом, – сменившими собою дореволюционный Святейший Правительствующий Синод, правивший Церковью с 14(25) февраля 1721 г.
Сколько в это время было с ним связано надежд и упований у верующих.
Архимандрит Константин (Зайцев) в 1971 году писал:
«Яркой иллюстрацией господства Лжи в Церкви является начальная стадия занятий Московского Собора 1917-1918 года. В условиях формального упразднения Русского Православного Царства, Собор начал свои занятия в атмосфере совершенно недвусмысленного принятия этого факта. Поддаваясь инерции, жить вне мира, Собор обратился к выяснению принципиально-отвлеченной концепции отношений Церкви и Государства в новой эре Истории, когда уже нет места Русскому Православному Царю, в его преемственной качественности Удерживающего […]» («Куда зовёт Апостасия» «Православная Русь» № 1, стр. 1-2).
* * *
Историк Церкви Н.П. Кусаков в 1989 году писал:
«Сейчас нам пытаются исказить историю. Появилась новая плеяда «исследователей», которые со страниц богословского журнала пытаются преуменьшить грех и пагубность решений этого Собора.
Разве там не восстановилась Каноническая чистота?
Разве там не был избран желанный для всей России Патриарх?
Да, был избран. И тут милость Божия, что хоть этот блик Святой Руси был явлен велегласно на весь мир.
Но, в общем?
В 1935 году иеромонах Михаил Любимов спрашивал владыку Германа [Ряшенцева]: – Разве не прискорбно, Владыка, что большевики не дали провести в жизнь ни одного из решений Собора, кроме восстановления Патриаршества?
– Ну, и, слава Богу, – последовал неожиданный ответ Владыки. – Не нашими руками Церковь разрушается. Так хоть что-то останется. Они ведь не тело, они душу Православной Церкви хотели погубить, да Господь не позволил.
У тех «исследователей», которые сегодня искажают историю, хотелось бы спросить:
Почему Собор не потребовал от Временного правительства немедленного освобождения из-под стражи Царскую семью?
Почему в дни Собора оставались в заключении у Временного правительства Петроградский митрополит Питирим и Московский митрополит Макарий?
[Холодное дыхание «февраля» в кулуарах Собора].
Почему Собор запретил печатать труды Нилуса и Соловьёва?
Как же могло получиться, что русские священники, да не только священники, а и многие архиереи, стали понимать и оправдывать революционный дух?
Все знают, что Патриарх был избран, что Патриаршество было восстановлено, но не знают форм, в которых Патриарх оказался поставлен действовать. Будущие «живоцерковники» немало сил положили на то, чтобы не допустить до восстановления Патриаршества. «Какие нелепости! – восклицали они, – Россия, наконец, освободилась от единовластия, а тут в Церкви его снова вводят. Царя не стало, так нам теперь Патриарха на шею хотят посадить». И «живоцерковники» не только пожимали плечами. Они свои желания проводили в постановления «О структуре Церкви». В результате: «Постановления нашего Поместного Собора 1917-го года и 18-го годов очень напоминают тексты конституций. Постановления «О Патриархе», о Высшем Церковном Управлении (ВЦУ) со всеми их правами и обязанностями – напоминают тексты конституций очень многих республик и, перечитывая их, я не раз вспоминал владыку Германа с его восклицанием: «Не нашими руками Церковь разрушается!» [...]
Неудивительно, что целый ряд решений Собора оказался вынесен в атмосфере «церковной демократии», и это было результатом не только смятения, вызванного обстановкой уличных боев в Москве, но тем, что многие члены Собора особенно из тех, кто в «февральские дни» понадевал себе на грудь красные розетки, проводили свое мнение тексты Соборных решений. Как же могло получиться, что русские священники, да не только священники, а некоторые архиереи, стали понимать и оправдывать революционный дух?
Единственный ответ виден в том, что у них оскудела вера. Не напрасно Господь горестно воскликнул: «Сын человеческий пришед, обрящет ли веру на земле?» (Лука 18.8). Церковь разрушается. Разрушается не только враждебными силами, но и змеиным ядом соблазнов прелести, и если «евангельский принцип демократии», как то пишут горячие сердца, окажется осуществленным, тогда знайте, что конец мира близок. Близок по той причине, что тогда можно с уверенностью сказать, что Церкви уже не стало. Остался её труп» («Демократия Соборности», стр. 99-102, «Вече», № 36, Мюнхен).
* * *
Писатель А. Кырлежев пишет:
«Те кто сегодня так, кто горячо ратует за «восстановление общения с другими Апостольскими Церквами, прежде всего с Католической церковью», с одобрением кивают на Собор 1917-1918 гг., открывший «широкие перспективы духовного обновления и реформ».
«…Реформаторы, – откровенничают они, – вдохновляются не одними только богословскими идеями, но и, опытом Поместного Собора 1917-1918 годов, который был в большей степени реформаторским, чем реставраторским (восстановление Патриаршенства) и лишь в силу известных причин не закончил свою работу […]» («Современные церковные споры», «Церковно-общественный вестник», стр. 5, № 1, Париж.).
5(18) ноября 1917 г., в храме Христа Спасителя, от подножия чудотворной иконы Владимирской Божией Матери, затворником Зосимовой Пустыни иеросхимонахом о. Алексием (Соловьёвым) из трёх кандидатов, избранных и утверждённых Собором, по жребию избирается в Патриарха Московского и всея России председательствующий на Соборе митрополит Московский и Коломенский Тихон (Белавин), одиннадцатый по счету Всероссийский Патриарх.
Двумя остальными кандидатами, избранными Собором, являются; архиепископ Харьковский и Ахтырский Антоний (А.П. Храповицкий, 1863-1936) и архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений (А.Г. Стадницкий, 1862-1936).
Поместный Собор продолжает свои занятия до сентября 1918 г., когда вынуждается прекратить свою работу в связи с охватившей всю страну гражданской войной. Члены Собора разъезжаются по своим епархиям, а некоторая часть их позже эмигрирует за границу, – будущие основоположники Карловацкого и других зарубежных расколов.
* * *
Из «Воспоминаний» князя Н.Д. Жевахова:
«Как только пришло известие о избрании Патриархом Московским и Всея Руси Тихона (В.И. Белавин, 1865-1925), я немедленно направился к епископу Исидору (находился под «домашнем арестом» за связь с Царствующим режимом и за то, что отслужил заупокойную службу по старцу Григорию Распутине, расстрелян в 1919 году за «антисоветскую» деятельность).
Епископ выглядел жалким и растерянным.
– Вы знаете, что произошло на Соборе? – встретил он меня вопросом.
Я, молча, кивнул головой.
– А ведь Николай Александрович, ему не доверял, считая, его, если не масоном, то человеком приятельствующим со многими видными масонами, типа Милюков или Гучков. Хотя, конечно, дело не только в масонах. Беда в том, что пропали благородные традиции русского Духовенства. Взгляните кругом, сейчас мало священников из дворян или из профессуры. Обер-прокурор князь Толстой, полвека назад проводя церковную реформу, открыл духовные училища для всех желающих, кто может выдержать экзамен. Понятно, теперь на Соборе много, очень много представителей Духовенства из земства, крестьян, купцов, которые заражены духом своих классов и которые выбрали для себя, подобного себе.
И вдруг без всякой последовательности Исидор заговорил о другом: – Мне бы очень хотелось уехать из России. Я решил начать проповедь Православия в Америке. Не будете ли вы так добры помочь мне в этом деле, справьтесь приватно у американского консула, что для этого необходимо сделать.
– Батюшка! – в изумлении воскликнул я. – Неужели вы хотите покинуть Россию в столь трудную для неё минуту?
Он вздохнул: – Дорогой мой, разве вы не видите, что происходит? Православие на Руси всегда существовало при Киевских князьях, при Владимиро-Суздальских князьях, при Московских Великих князьях, при Московских Царях и, наконец, при Российских императорах, другого Православия у нас ни когда не было, и быть не может. С отречением Николая Александровича, «помазанника Божия», произошло автоматическое отречение России от Православия. Теперь начинается агония, я не знаю сколько она продлится – год, десять лет или более, но я уверен, что все мы скоро окажемся лишними. Мы, высшее Духовенство, настолько оторвались от жизни простого народа, что теперь этот народ идёт и ищет правды у Временного правительства, у Советов, в военно-революционных комитетов, у кого угодно, только не у представителей Церкви. Над нами в лучшем случае смеются. Мы потеряли доверие у народа – вот итог нашей деятельности» («Воспоминания товарища обер-прокурора Святого Синода», т. 2).
Русский народ, ведомый Православной Церковью, сам помог бесам воцариться во власти, забыв, что через пролитие крови захватывают власть, имущество только бесы.
* * *
«Воспоминания» Анны Александровны Вырубовой (1884-1964) (в монашестве Мария), фрейлины Императрицы Александры Феодоровны:
«Россия, как Франция восемнадцатого века, прошла через дикое безумие, из которого она только сейчас начинает выходить в раскаянии и боли. Это безумие никоим образом нельзя отнести только на счёт так называемых революционеров. Оно проникало и Думу, и высшие слои общества, и самих членов Императорской Семьи, – все они так же виновны в гибели России, как самый кровожадный террорист. То, что произошло в эти тёмные годы, было просто наказанием Божиим за грехи всего народа. Когда Его карающая рука так очевидно вознеслась над всем народом, как осмеливается кто-то относить эти бедствия только на счет большевиков?
Мы, русские, взираем на ужасное состояние нашей некогда Великой страны, видим миллионы умирающих от голода на Волге и Украине, читаем пугающий список убитых, ввергнутых в тюрьму, в ссылку и слабовольно кричим, что Царь был виноват, Распутин был виноват, тот мужчина или та женщина были виноваты, но не признаемся никогда, что мы все были виноваты в измене Богу, своему Государю, своей Родине. И покуда мы не перестанем обвинять других и не покаемся в своих грехах, до тех пор не озарит рассвет милосердия Божия эту истощённую и безплодную пустыню, которая когда-то была могущественной Россией…» (Р. Бэттс «Пшеница и плевелы», стр. 186-187).
* * *
Примечательно в этом отношении знаменитое Фатимское явление с 13 мая по 13 октября 1917 года. Богородица обратилась к католикам, потому что в России не было сил, которые могли бы удержать приход большевиков к власти. В марте члены Синода так обрадовались, что царь Николай II отрёкся от престола, что пошли отметить это событие в буфет.
Богородица знала, чем закончится такое глумление и не хотела иметь с ними никаких дел. Желая добра России, она обратилась к католикам, через девочку Лусию и ещё двух детей. Но высшие чины Ватикана тоже отказались выполнить волю Богородицы.
Архимандрит Константин (Зайцев) в 1967 году писал:
«Падение Русского Православного Царства, во всем судьбоносном значении этого события, было открыто миру двумя совершенно исключительными явлениями Божией Матери, одним, обращенным к инославному миру, а другим к России, – совершенно различными в соответствии с тем, к кому они обращены были. Фатимским детям явилась в Португалии Владычица. Шесть последовательных явлений в точно означенные сроки, с постепенным расширением круга людей, захваченных этим событием. Последние стало уже, действительно, мировым событием, прогремевшим на всю Вселенную. Четким и ясным было пришедшее с Неба Откровение: пала Россия, и, если не покаетесь – все так же погибнете; путь же спасения один – обращение России. Затуманено и извращено было латинством это откровение, воплотившись в общекатолическую «кампанию» по «обращению» России... в католичество! Иным было явление Божией Матери русскому народу […]» («Небесный луч в кромешной тьме» «Православная Русь», № 6, стр. 4, 1967).
* * *
«Падение Православного Царства было как бы последним предостережением Католицизму, предвещавший его гибель вместе со всем человечеством, если не произойдет «обращения» России к ее старым истинным путям. Это и было содержанием фатимского явления Божией Матери португальским детям, которому мы не имеем основания не доверять, в его истинной сущности, – именно такой. Вся сила внутренней порчи Католицизма, в его ведущих верхах, обнаружилась в том, как воспринят, использован и проведен был в жизнь урок Фатимы. Как известно, все в целом Католичество было по истечении известного срока духовно мобилизовано на предмет вымаливания у Владычицы помощи в деле «обращения» русско-православных в католицизм и подчинения России папе. Это практически значило, что Ватикан должен был стать противником восстановления Исторической России, а, следовательно, противником и падения советчины […]» (архимандрит Константин «Чудо русской истории», стр. 116).
* * *
Лусия записала слова Богородицы:
«Господь хочет основать в Мире моление к Моему Непорочному Сердцу. Если вы будете поступать, как Я вам говорю, многие души обретут спасение и воцарится мир. Война окончится. Господь твёрдо решил покарать Россию, и неисчислимы, будут её бедствия и страшны страдания народа. Но милость Господа безгранична, и всем страданиям отпущен срок. Пусть все молятся за Россию, которую Господь решил покарать преобразованием. Он даст России восстать из руин и пепла, о чём предупредит всех русских людей чудесными знамениями в святой день Преображения Господня. Но если его не услышат, если люди не перестанут оскорблять Господа, то во времена понтификата папы Пия XI начнётся новая, более страшная война. Когда вы увидите, – сказала Богородица, – что, ночь озарена необычайным, невиданным светом. То знайте: это великое знамение, которое Господь вам посылает, дабы показать, что он покарает мир войной, голодом, преследованием Церкви и Святого отца, за преступления Мира».
[Яркое небесное сияние было над Италией, Австрией, Швейцарией в ночь с 25 на 26 января 1938 года при папе Пий XI, 1910-1939].
«Чтобы это предотвратить, я приду и потребую посвящение России Моему непорочному Сердцу, и искупительного причастия по первым субботам каждого месяца. Если будут услышаны мои желания, то Россия будет обращена, и наступит мир. В противном случае Россия распространит свои лжеучения по всему Миру, что вызовет ещё более страшную войну и преследование Церкви. Праведные примут мученический венец. Доброта будет мучима, Святой Отец будет много страдать, а многие народы подвергнутся уничтожению».
[По пророчеству Фатимы и вещему сну Иоанна Кронштадтского получается, что 1930-34 годы были переходной точкой в истории].
«В конце концов, Моё непорочное Сердце восторжествует. Святой Отец посвятит Мне Россию, которая обратится, и миру будет даровано некоторое мирное время. В Португалии навсегда сохранится догмат веры».
[Многие «исследователи» этого явления, пишут:
«Если бы папа Римский и Ватикан в первую субботу каждого месяца провели посвящение России, то история пошла бы совсем по-другому пути. Гитлер не пришёл бы к власти в Германии, а Сталин и коммунисты потеряли бы власть в России. Россия вернулась бы к Православию в 1934 году. Но Ватикан промолчал […]» («М.А. Стаханович «Фатимское явление Божией Матери утешение России», стр. 17-19)].
«После, слева от Богородицы и чуть вверху мы увидели Ангела с пылающим мечом в левой руке. Меч сиял и испускал огненные языки, которые выглядели так, словно зажгут мир.
Ангел крикнул громким голосом: «Покайтесь, покайтесь».
И мы увидели епископа, одетого в белое. У нас было ощущение, что это Святой Отец. Другие епископы, священники, церковные мужчины и женщины поднимались по крутому склону, на вершине которого стоял большой Крест из грубо отёсанных брусьев, словно из пробкового дерева с неснятой корой.
По пути туда Святой Отец прошёл через большой город, наполовину разрушенный: дрожа, неверными шагами, страдая от боли и скорби. Он молился за души погибших, которые попадались ему на пути. Дойдя до верха горы, преклонившись на колени у подножия большого Креста, он был убит группой солдат, которые стреляли в него пулями. Так же погибли там, один за другим, другие епископы, священники, церковные мужчины и женщины и разные светские люди разных занятий и должностей.
Под двумя сторонами Креста были два Ангела, которые собирали кровь мучеников, и кропили ею души, отправлявшиеся к Богу.
После Богородица продолжила: Римская церковь будет уничтожена. Кардиналы восстанут на кардиналов, а епископы – на епископов. Сатана войдёт в них, и будут великие изменения в Риме. Церковь покроется мраком, а мир содрогнётся от страха. На руинах Римской церкви возникнет духовная церковь, которая будет существовать до конца мира. Но милость Господа безгранична, и всем страданиям отпущен срок. Россия узнает о том, что наказание окончено, когда я пришлю отрока, чтобы тот объявил об этом, появившись в сердце России. Его не надо искать. Он сам найдёт всех и заявит о себе.
Третий период наступит в конце века, он не будет скрыт покровом письмен, но духом полной свободы. Невиданное последует во всех частях мира, тревога, боль и страдание во всех странах. Время приближается, пропасть же делается всё глубже, и надежды нет. Добро уйдёт точно так же, как и зло. Великое исчезнет с малым, главы церкви погибнут вместе со своей паствой, а правители вместе со своими народами. Если человечество будет противостоять мне и сыну Моему, я освобожу руку сына Моего.
Подходит время времён, и все придёт к концу, если человечество не изменится и если всё останется так, как есть, или будет ещё хуже, великие властители исчезнут, равно как ничтожные и слабые. Повсюду будет смерть, – результат ошибок тех, кто не чувствовал, следствие работы приспешников Сатаны. Но когда те, кто переживёт всё случившееся, будут ещё живы, они воздадут хвалу Богу во всём блеске славы Его и станут служить ему, как в то время, когда мир не был так извращён […]» (приведённый отрывок считается частью секрета открытого в местечке Кова да Ириа Фатима, хотя надо обязательно отметить, что официально текст так и не был опубликован для широкой публики, а печатается только со слов людей, которые утверждали, что имели доступ к данному документу).
* * *
Из «Дневника» священника Иосифа Фуделя (1864-1918), настоятеля храма Святителя Николая Чудотворца:
«Наконец-то наступили первые морозы – впереди настоящая русская зима. Сегодня в здание Синода слышал примечательный разговор трёх преподавателей духовно-учебного управления при Синоде. Один говорил, что «зима всегда была лучшим другом России от врагов внешних, быть может, теперь она избавит нас от врагов внутренних, от всяких там революций». Другой утверждал, что «проводимая правительством Керенского экономическая разруха является частью общей компании для дискредитации революции и в дальнейшем для её удушения». Третий же участник разговора прямо заявил, что «предпочитает австрийцев – католиков или немцев – лютеран, – русской революции, даже Временному правительству и что не боится открыто говорить об этом. Спасение России сегодня – это немедленно открыть фронт, придут немцы и сразу же наведут Законность и Порядок». Из дальнейшего разговора следовало, что все трое предпочитают военное поражение России, лишь бы только по скорее унять чернь.
Как удивительно было это слышать в стенах, пропитанных борьбой с Униатскими ересями. Разве можно было предположить подобное лет десять назад, и это в то время, когда на замерзающем фронте голодают и умирают православные армии, утратившие всякий энтузиазм, когда, воспользовавшись всеобщей разрухой, спекулянты наживают колоссальные состояния и растрачивают их на неслыханное мотовство или на подкуп должностных лиц для получения новых выгодных подрядов.
Огорчённый услышанным, я прошёл в Петроградскую консисторию. Время было обеденное в канцелярии находилось только несколько духовных лиц, которые занимались чаепитием. Среди них, оказался мой хороший знакомый иеродиакон Лев.
Будучи крайне взволнованным, я рассказал им об услышанном разговоре и задал вопрос: «Кого бы они предпочли в нашей атмосфере всеобщей продажности и чудовищных полуистин, когда железные дороги замирают, продовольствия становится всё меньше, фабрики закрываются, и под всей этой внешней гнилью тайно и очень активно копошатся «тёмные силы», которые несколько не изменились со времёни падения императора Николая II. Итак, кого вы предпочитаете сегодня: Вильгельма или Керенского?».
Семеро против одного высказались за Вильгельма.
Как так получилось, что мы, русские патриоты, Православные священники, проголосовали за врага нашей Родины?
Ответ прост: мы, консерваторы, мы из иного века, мы всю жизнь положили на укрепление Монархии и Православия, а теперь мы не можем привыкнуть к новому, ускоренному темпу жизни. Самое страшное, что нам нечего сказать этой бушующей на улице вооружённой толпе. Нам нечего сказать интеллигенции, нам нечего сказать рабочим, нам нечего сказать крестьянам, нам нечего сказать солдатам. На улицах слышны чьи угодно голоса, только не Церкви. Хороших вестей не жду, предвижу, что теперь будет всё хуже и хуже […]».
* * *
Из речи от 11 октября 1917 года на Поместном соборе РПЦ 1917-1918 гг. епископа Астраханского и Енотаевскогокого Митрофана (Д. Краснопольского, 1869-1919, расстрелян в Астрахани):
«Припомните это недавнее время государственного переворота, и как реагировала на него Церковь, и в каком положении она оказалась. Я не могу с подробностью останавливать на этом событии, потому что я лицо, подчиненное Святейшему Синоду...
Воззвания Синода были бездушны, они не затрагивали жизненного церковного нерва и прошли незаметными скользя лишь по поверхности русской церковной жизни. Мы видели, как внутри Церкви бушевали разрушительные силы, как они коверкали и уродовали русскую церковную жизнь. Видели и попытки Синода и отдельных членов Синода противостоять этим разрушительным силам. Но чаще случалось, что последние возобладали, и Синод шёл следом за ними и иногда, пытаясь ввести в русло церковную жизнь, своими разноречивыми постановлениями вносил еще больше разрухи […]» (Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг.)
Имеются в виду революционные события февраля-марта 1917 г.
* * *
Из послания патриарха Московского и всея России Тихона (Белавина) «О невмешательстве в политическую борьбу» от 25 сентября (8 октября) 1919 года:
«Архипастырям и пастырям Церкви Российской.
… Но мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы: установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определённым образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение.
… Указывают на то, что при перемене власти служители Церкви иногда приветствуют эту смену колокольным звоном, устроением торжественных богослужений и разных церковных празднеств. Но если это и бывает где-либо, то совершается или по требованию самой новой власти, или по желанию народных масс, а вовсе не по почину служителей Церкви, которые по своему сану должны стоять выше и вне всяких политических интересов, должны памятовать канонические правила Святой Церкви, коими она возбраняет своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать к каким-либо партиям, а тем более делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций […]» (Акты святейшего Тихона).
* * *
«Да, Церковь вошла уже в полосу гонений. Надо только удивляться близорукости таких властей, которые вместо того, чтобы служителей Церкви располагать добром к себе, ибо мы делаем всё возможное, чтобы внушить народу подчинение власти, – вместо того восставляют против себя нас грешных... Увы, эта политика подражает бывшему царю: ведь и он своим отношением к Церкви, в угоду левым, толкал нас влево, слушаясь Гришки...
Теперь кого слушают?
Получили ли Вы книгу [С.] Нилуса, посланную мною уже давно, кажется ещё в январе? Теперь она пребывает под арестом. Просматривают «профессора, которые не особенно церковны». Кажется, читает студент какой-то. Теперь ведь и рабочий всякий есть цензор над архиереем: свобода дала им образование академическое такое, что хоть в профессора их выбирай. Признаюсь: приходится прислушиваться к замечаниям рабочих и переделывать некоторые выражения, даже самые невинные. Иначе живо – арест, уничтожение и конец. Указание ими сомнительной для них строки есть уже угроза: «иначе де донесём». Вот вам и свобода. Свобода сатане давить на Церковь […]» (из письма архиепископа Никона (ГАРФ, ф. 550)).
* * *
Из выступления одного из вождей большевиков Л.Д. Бронштейна (Троцкого) на Втором съезде Советов:
«Все эти соображения об опасности изоляции нашей партии не новы. Накануне восстания нам тоже пророчили неминуемый провал. Против нас были решительно все. Военно-революционному комитету оказала поддержку только фракция «левых эсеров».
Но каким же образом нам всё-таки удалось почти без кровопролития сбросить Временное правительство?
Почему Керенский бежал из столицы, не оставив за себя никого, тем самым полностью парализовав всю деятельность этого правительства?
Эти факты являются самым ярким доказательством того, что мы не были изолированы. В действительности за два дня до восстания изолированным оказалось Временное правительство, были изолированы демократические партии, идущие против нас, они и сейчас изолированы, ибо навсегда порвали с пролетариатом! Они ничего не знают о наших действиях, мы же знаем о каждом их шаге. Нам говорят о необходимости коалиции. Возможна только одна коалиция – коалиция с рабочими, солдатами и беднейшим крестьянством. И честь осуществления этой коалиции принадлежит нашей партии. Наша революция станет классической в истории, как надо брать власть в свои руки […]» (Акты Второго съезда Советов).
О каких силах говорил депутатам Второго съезда Советов Бронштейн 26 октября, когда заявлял, что «Временное правительство было изолировано за два дня до восстания»?
Кто тот невидимый – кто снабжал большевиков такими сведениями, оставаясь в тени?
* * *
Из «Воспоминаний» князя Н.Д. Жевахова:
«26 октября первым появилось воззвание Комитета спасения родины и революции «Гражданам Российской республики», широко распространённое по всей России. Днём я посетил протоиерея Митрофана (Серебряннский, 1879-1948), он встретил меня словами: «Что нового»?
Я передал ему для прочтения Воззвание и сказал: «На улицах говорят: Каледин с верными ему казачьими частями начал движение на север».
Протоиерей внимательно прочитал Воззвание: «Вы видите, что натворили эти большевики. Они подняли против нас контрреволюцию. Это начало Гражданской войны».
«Что же теперь делать? – спросил я. – Если Каледин подступит к Петрограду, а большевики встанут на защиту города»?
«Защищать революцию, – ответил протоиерей, – но только не вместе с большевиками! Каледин – враг революции, но и большевики – такие же её враги» […]» («Воспоминания товарища обер-прокурора Святого Синода», т. 2).
К сожалению, так думал не только один протоиерей Митрофан, Духовенство в России не смогло сразу «распознать» большевиков, занятое «идеей приспособления к цвету времени».
* * *
Епископ Варнава (Н.Н. Беляев, 1887-1963), Христа ради юродивый, вспоминал:
«Пока серьёзные, заслуженные священники раскачивались, выбирая наилучшую из возможных в текущим момент позицию для духовенства, инициативу взяли в руки клирики помоложе, из второго ряда, не стяжавшие особого уважения, амбициозные. Они объявили себя реформаторами и революционерами в Церкви.
Низшие клирики, дьяконы, псаломщики, чтецы вдруг почувствовали себя угнетёнными, обойдёнными «в праве голоса и чести», обделёнными материально. Церковные сторожа заволновались и составили петицию с требованиями экономического характера. В приходах начались конфликты мирян с духовенством, что обернулось для приходских священников тяжёлой драмой: их выгоняли, травили, унижали. Завязались нешуточные баталии вокруг управления свечными заводами, служившими основным источником епархиальных доходов.
В это же время целый ряд архиереев, имевших в передовых общественных кругах репутацию «ретроградов», был отстранён от должности… Русский народ стал походить на путников в пустыне, нашедших клад и умиравших над ним от жажды. Ему подарили «Святое Евангелие», он жаждет его читать и проводить его заповеди в свою жизнь, но он неграмотен, должен кого-то просить, чтобы прочитали, что там написано […]»
«Как это не парадоксально, – продолжал рассуждать епископ, затерявшийся в одном из углов на просторах Коммунистической империи, – теперь по существу ничего не изменилось. Пропорции и линии остались те же и при зеркальном отображении, только при раскрытии скобок пришлось переменить везде знаки, плюсы на минусы. Так что то, что было справа, перешло налево, а то, что было положительным, стало отрицательным, а в сущности, говорю, ничего не изменилось. Хотя теперь принята противоположная точка зрения.
А тогда когда грянул час, тот роковой, в который опадают личины (и выставляют только личности и личное), в стране не нашлось достаточного количества ответственных людей, которые бы понимали суть происходивших событий и знали бы, что нужно делать […]» (П.Г. Проценко «Биография епископа Варнавы (Беляева)». 1999 г.).
* * *
«В первые десятилетия XX-го века в Русской Церкви были не только светочи горячей чистой православной веры и мало активная масса духовенства и мирян, но и реформаторы по своему духу и стремлениям. Они пытались переосмыслить всю историю Церкви, желали изменить каноны и иерархическую структуру церковной организации, некоторые отрицали монашество. Благоприятные условия для их деятельности создались уже после Февральской и Октябрьской революций. Часть из них ушла впоследствии к обновленцам и в другие расколы, а кто-то впал в «прелесть» – неизбежный результат отрыва от церковного единства, гордости и честолюбия человеческого. Некоторые из них, идя на контакты с философствующей околоцерковной интеллигенцией, сами иногда пропитывались неправославным духом. Показательно название книги В.В. Розанова «Около церковных стен». Этой книгой очень увлекалась часть дореволюционного так называемого «образованного общества», по сути своей не православного, а именно околоцерковного. В моде была критика Церкви, церковной иерархии. Некоторые около- и нецерковные интеллигенты стремились, по словам одного автора тех лет, «спасать Церковь, вместо того чтобы самим спасаться в Церкви» […]» – писал протоиерей Каледа (Глеб Александрович, 1921-1994) в период «Горбачёвской перестройки», так и не поняв XVII-ую главу «Откровения» Иоанна Богослова («Очерки жизни православного народа в годы гонений. Воспоминания и размышления», 1995).
* * *
«И все-таки это ещё не конец! Россия будет спасена, – в последних числах декабря возгласил иеросхимонах Аристоклий. – Много страдания, много мучения. Вся Россия сделается тюрьмой, и надо много умолять Господа о прощении. Каяться в грехах и бояться творить и малейший грех; а стараться творить добро, хотя бы самое малое. Ведь и крыло мухи имеет вес, а у Бога весы точные. И когда малейшее на чаше добра перевесит, тогда явит Бог милость Свою над Россией […]» (Иеромонах Серафим (Роуз), «Будущее России и конец мира», «Русский паломник», № 2, стр. 99, 1990).
* * *
ДТН.