Терроризм против терроризма

Михаил Архангородский
                или по ту сторону Добра и Зла

Данная статья написана на основе анализа знаменитого эссе известного французского философа, социолога Жана Бодрийяра «Дух терроризма» в переводе А. Качалова из сборника «Дух терроризма. Войны в заливе не было» (Jean Baudrillard. L’Esprit du terrorisme (2002), впервые на русском языке 2016г., М., «РИПОЛ классик». Тему терроризма философ разрабатывал еще задолго до того, как она стала актуальной для всех. Поэтому он первый, кто смог предложить наиболее развернутый и оригинальный анализ проблемы. Четвертая (террористическая) мировая война, которую предсказывал Бодрийяр, продолжается. В тексте анализа упрощены сложные обороты автора эссе, перенасыщенность терминами неизвестными широкому читателю, заменена их русской трактовкой.

Вместо эпиграфа               
Смертельное шоу
В июле 1974 года Кристин Чаббак, ведущая авторской программы на телевидении WXLT-TV, прямо во время прямого эфира достала револьвер, приставила его к своей голове и спустила курок. Зрители программы отказались верить собственным глазам, и те, кто видел ту передачу, едва ли смогли забыть, как в студии мертвая Кристин с гулким стуком ударилась головой в стол... Это было самое настоящее самоубийство, совершенное прямо в прямом эфире. Объяснения этому страшному поступку, увы, не нашлось.
На восьмой минуте программы случилась техническая неувязка – сюжет, который должен был пойти в качестве видеорепортажа, все не начинался, и тогда Кристин абсолютно спокойно сказала в камеру: «В связи с проводимой «Каналом 40» [WXLT-TV 40 (Сарасота)] политикой, подразумевающей демонстрацию самой свежей крови и кишок в прямом эфире, в полном цвете, вы станете первыми телезрителями, которым будет продемонстрировано самоубийство в прямом эфире...»  После этих слов Кристин Чаббак достала револьвер, приставила его к своей голове за правым ухом и спустила курок. 
Позднее, читая сценарий, по которому вела свою передачу Кристин, технический директор с изумлением увидел, что все, что случилось в студии, было прописано в ее сценарии. Так, даже ее последние слова, сказанные зрителям пред выстрелом, были внесены рукой ведущей в свой сценарий. Объяснить случившееся было невозможно – слишком уж буднично женщина совершила самоубийство, причем сделала это самым чудовищным образом, хладнокровно спланировав все и даже написав сценарий.
___________________
"Никто не станет обращаться за помощью к местному доктору, если он с гораздо большим усердием работает также в качестве местного гробовщика. "
                Гэлбрейт Дж.
«Мы будем преследовать террористов всюду. Если в туалете поймаем, то и в сортире их замочим» 
                В. Путин
«Почему те разрушения, которые несут американцы, — это свобода и демократия, а сопротивление им — это терроризм и фанатичная нетерпимость?»
                Усама Бен Ладен
 «Боевики делают то, о чем многие только мечтают»
                .Ю. Никитин
«Надо осторожнее, понимаешь, в нашем мире, насыщенном разными видами оружия. А то не успеешь заметить, как террористы закидают самолетами, бомбами…»
                Б. Ельцин
«— Полезная вещь, — во второй раз вздохнул епископ, — терроризм. Сколько вопросов решает. Как бы мы без него обходились? Кого бы мы во всём обвиняли, на кого всё сваливали? Vero, если бы терроризма не существовало, его надо было бы выдумать»
                А. Сапковский «Свет вечный».
               
           Бодрийяр отмечает, что раньше событий всемирной (автор избегает термина глобализм введенного еще Марксом) значимости, несущих позитивный, но чаще негативный характер, будь то война, геноцид человечество сталкивалось и раньше. Но события мирового масштаба, широко растиражированные, способные нанести удар по всемирной интеграции, не наблюдались. Девяностые годы 20 века Бодрийяр считает «застойными», «как бы настоящей забастовкой событий» (по выражению аргентинского писателя Маседонио Фернандеса). Окончанием «забастовки» философ считает теракт 11 сентября во Всемирном торговом центре Нью Йорка. Он называет случившийся теракт «матерью событий -  событием в чистом виде, которое сконцентрировало в себе все те события, которые так никогда и не произошли»
     Бодрийяр подчеркивает, что «нарушены все условия игры истории и власти, так же как и условия анализа. Нужно сбавить темп. Когда события застаивались, следовало их предвосхищать и двигаться быстрее, чем они. Когда они ускорились до значительной степени, необходимо двигаться медленнее них. Однако нельзя допустить, чтобы нас накрыла лавина пустых слов и тень войны: неповторимая ослепительность образов должна остаться незамутненной». Все, что написано и сказано по поводу этого теракта, как и многочисленных последующих, способствовало повторному переживанию этих травматических событий, ослеплению или даже психологическому зомбированию значительной части населения планеты.

                ***
     По Бодрийяру показная демонстрация самыми мощными державами, якобы священного союза против мирового террористического зла, гигантское моральное осуждение террористов соразмерны необычайному ликованию другой части населения планеты «заключенному в созерцании разрушения этого глобального всемогущества Запада, больше того, созерцании, в некотором смысле, саморазрушения, самоубийства во всем его великолепии. Важный вывод Бодрийяра состоит в том, что гигантская мощь развитых стран «инспирировала то насилие, которое захлестнуло весь мир, а, следовательно, инспирировала то террористическое воображаемое, которое (без нашего ведома) живет в каждом из нас». Грезы об уничтожении могущества США и дугих стран Запада, в частности российские пропагандистски внушенные мечты о желаемом крахе американского могущества, характерные и для очень многих людей в мире, совершенно неприемлемые для западного сознания, привели к росту альтернативных имперских, гегемонистских амбиций в мире.

                ***
     Бодрийяр пишет то, что шокирует наше сознание: «В конечном счете, они это сделали, но мы этого хотели. (Выделено мной. М.А.). Если не принимать это в расчет, то данное событие теряет все свое символическое измерение и превращается в чистую случайность, становится совершенно произвольным действием, убийственной фантасмагорией нескольких фанатиков, которых просто вовремя не уничтожили. Но мы точно знаем, что это не так. Отсюда весь этот антифобический бред экзорцизма зла в материалах СМИ, выступлениях политиков: это говорит о том, что в каждом из нас присутствует этот смутный объект желания. Без нашей глубокой сопричастности это событие никогда не вызвало бы такого воздействия, и символическая стратегия террористов, несомненно, была рассчитана на это наше постыдное соучастие».

      Разрушительные устремления в людях выходят далеко за пределы банальной ненависти к преобладающей мировой силе, которую испытывают нищие, обездоленные, эксплуатируемые, жители стран с неразвитой экономикой, к которым существующий мировой порядок обращен своей худшей стороной. Бодрийяр озадачивает читателя тем, что «Это окаянное желание поселилось даже в сердцах тех, кто участвуют в разделе мирового пирога. Аллергия на всякий окончательный и безапелляционный порядок, на всякую безапелляционную власть, по счастью, универсальна, а две башни Всемирного торгового центра, именно в своем полном подобии, идеально олицетворяли этот окончательный и безапелляционный порядок». Еще в 1976 году в своей работе «Символический обмен и смерть» Бодрийяр задался вопросом: почему комплекс ВТЦ в Нью-Йорке венчают две башни, а не одна, как того требуют устоявшиеся архитектурные каноны? И выступил как провидец, усмотрев в этом некий цивилизационный вызов Америки, ответ на который, был получен 11 сентября. И это не фрейдовское влечение к смерти, а проявление некой высшей логической закономерности, согласно которой неимоверное усиление могущества неизбежно влечет за собой желание и стремление уничтожить это могущество и само это могущество является соучастником этого уничтожения.

                ***
       Бодрийяр указывает на увиденный им парадокс: «Когда две башни обрушились, создалось впечатление, что в ответ на самоубийство самолетов-смертников они сами совершили самоубийство. Сказано: «Даже Бог не может объявить войну сам себе». Ну так вот — может. Запад, действуя с позиции Бога (божественного всемогущества и абсолютного морального закона), стал склонен к самоубийству и объявил войну сам себе».
                ***
     Бесчисленные фильмы-катастрофы рисуют такие ужасные фантазии, словно зомбируя ими зрителя. Они притягиваю к себе массу людей не меньше, чем порнофильмы. И сплошь и рядом мы можем наблюдать, что переход к действию у очень многих людей всегда рядом. Словно происходит смена цивилизационной матрицы. В американском варианте человек с легкостью совершает самоубийство в прямом эфире телеканала, в другом убивает телеведущую под равнодушным окуляром телекамеры, в третьем случае подросток берет пистолет и расстреливает одноклассников и учителей, в четвертом случае бывший морпех по случаю своего дня рождения убивает трех полицейских и т.д. В Российском варианте криминальная хроника пестрит «зарубил топором жену, мать: застрелил жену и детей, зарезал жену, расчленил ее тело и вывез частями для тайного захоронения; в знак политического протеста прибил гвоздями половые органы к мостовой» и многое-многое другое. Философ приходит к важному выводу, что «стремление отрицания всякой системы становится тем сильнее, чем больше она приближается к совершенству и всемогуществу». При этом не важно экономическое это могущество или политическое или все вместе взятое.

                ***
      Обрушение Башен – Близнецов имело куда большее символическое значение, чем даже атака на Пентагон. Террористы, как впрочем и эксперты, возможно не предусматривали обрушение Башен Близнецов. «Символическое обрушение всей системы произошло при непредвиденном внутреннем соучастии, как будто бы башни, обрушиваясь сами собой и совершая самоубийство, вступили в игру, чтобы довершить событие».
      Казалось бы могущественная экономически и политически система оказалась внутренне непрочной, что и способствовало продумыванию плана и реализации террористической акции. В нашем случае казавшийся нерушимым монолитом СССР оказался абсолютно слабым изнутри и легко был разрушен. И среди его разрушителей было немало тех, кто многие годы декларировал свое беззаветное участие в укреплении Советского союза.
       Бодрийяр талантливо уловил, что «чем больше система централизируется на глобальном уровне, концентрируясь в пределах единой сети, тем больше она становится уязвимой в любой точке этой сети». Философ приводит свой пример когда всего один юный филиппинский хакер со своего ноутбука смог запустить вирус ILOVEYOU, который облетел весь мир, поражая целые компьютерные сети), в 2000 году, когда он был разослан в виде вложения в электронное сообщение. Предполагаемый ущерб, который червь нанес мировой экономике, оценивается в размере 10-15 миллиардов долларов, за что вошел в Книгу рекордов Гиннесса, как самый разрушительный компьютерный вирус в мире.
       В анализируемом нами случае, всего девятнадцать террористов-смертников, благодаря абсолютному оружию собственной смерти, усиленному западной технологической эффективностью, запустили глобальный катастрофический процесс.

                ***
        Бодрийяр ставит важнейший вопрос от которого мы не можем отмахнуться потому, что он для нас непривычен и даже крамолен, как и ответ философа: «Какой еще путь, кроме террористического, можно избрать для изменения положения вещей в ситуации полной монополизации глобальной власти, в ситуации столь чудовищной концентрации всех функций в технократической машинерии при полном единомыслии (французский политический термин с уничижительным оттенком. Обозначает идеологический конформизм любого толка, а так же слепое следование какой-либо определенной доктрине.); (Выделено мною, М.А.) и полном отсутствии инакомыслия? Это сама система создала объективные условия для столь жестокого возмездия. Прибрав все карты для себя, она вынудила Другого менять правила игры. И новые правила будут жестокие, потому что ставка жестока. Системе, переизбыток могущества которой сам по себе представляет невозможность вызова, террористы ответили категоричным действием, в котором заключена также невозможность обмена. Терроризм — акт восстановления непокорной единичности в самом сердце системы обобщенного обмена» (Обобщенный обмен (Клод Леви-Стросс), в отличие от взаимного, предполагает наличие по меньшей мере трех сторон, при этом любой индивидуальный участник может не получать вознаграждение непосредственно от лица, которому он что-либо отдает).  Все единичности явлений, когда племена, отдельные личности, культуры, которые заплатили смертью за установление глобального оборота всего и вся, управляемого единственной властью, сегодня мстят за себя с помощью террористического разворота».

                ***
      Наши политологи, философы, религиоведы, пропагандисты в стиле поверхностного клипового мышления пытаются объяснить терроризм с точки зрения политики. Мол Запад и СССР сами создали в эпоху холодной войны террористические организации со своими политическими замыслами. Иные объясняют терроризм с точки зрения радикального Ислама, который мечтает создать Всемирный Халифат.
      Нет! Отвечает им Бодрийяр. Террор против террора — за этим больше не стоит никакой идеологии. (Выделено мной. М.А.) Террористическая активность вышла за пределы идеологии и политики. Он считает, что энергия, которая питает террор не имеет строгой причины и не может быть понята в рамках какой-то идеологии, даже исламистской. Цель террора не в том, что бы преобразовать мир, а в том чтобы его радикализировать с помощью жертвоприношения (в историческом прошлом эту роль выполняли религиозные ереси), в то время, как цель государства, доминирующей силы реализовать себя с помощью легитимного насилия.
      «Терроризм, как и вирусы — повсюду. Терроризм проник везде, он следует как тень за системой господства, всегда готовый выйти из тени, подобно двойному агенту. Больше нет демаркационной линии, которая позволяла бы его обозначить, терроризм находится в самом сердце культуры, которая с ним борется, а видимый разрыв (и ненависть), который в глобальном плане разделяет эксплуатируемые и слаборазвитые страны с западным миром, тайно соединяется с внутренним разломом в господствующей системе. Эта система может противостоять любому видимому антагонизму». Поражение терроризмом сродни вирусному поражению, как если бы установленная структура и политическая конфигурация все более жесткой власти невольно выделяет «фермент» своего собственного исчезновения, практически автоматического, возвратного уменьшения собственной мощи. И терроризм здесь выступает ударной волной этой бесшумной реверсии существующего статуса в политике, экономике, укладе жизни.

                ***
       Проблема терроризма выходит далеко за рамки Ислама и Америки, на чем пытаются сфокусировать сознание обывателя иные политологи, что бы создать иллюзию противостояния и оправдания силового решения.
        Бодрийяр пишет: «Речь действительно идет о фундаментальном антагонизме, который указывает сквозь призму Америки (которая может быть и эпицентр глобализации, но не единственное ее воплощение) и сквозь призму ислама (который также не является воплощением терроризма) на столкновение торжествующей глобализации с самой собой. В этом смысле вполне можно говорить о мировой войне, но только не третьей, а четвертой и единственной действительно мировой, поскольку ставкой в этой войне является сама глобализация. Первые две из мировых войн соответствовали классическому представлению о войне. Первая мировая война положила конец верховенству Европы и эпохе колониализма. Вторая — покончила с нацизмом. Третья мировая, которая, конечно же, была, но велась в виде холодной войны  сдерживания и разубеждения (апотропии) — положила конец коммунизму».

                ***

      Тяжело двигаясь от одной войны к другой, человечество двигалось от хаоса к мировому порядку. Сегодня этот порядок заканчивается. Он все больше сталкивается с противодействующими ему силами внутри себя. Все большее число молодых людей в разных странах, в том числе и в России, часто из вполне благополучных семей получивших нормальное воспитание «вдруг заражаются» вирусами терроризма и едут воевать за ИГИЛ. Политики обещают убивать своих граждан ставших террористами на чужой территории что бы они не вернулись с террористическими намерениями на родину. Но такие действия лишь помогают террористам вербовать новых бойцов. Круговорот террора и военного противостояния ему ни к чему не приводит. Терактов все больше по всему миру. Подрываются основы демократии, дестабилизируется жизнь в целых странах.

                ***

     Единичная дробность терактов, этих точек невидимой сети это черные дыры безвозвратно поглощающие глобализм Запада напоминает рост числа антител в больном организме. Поскольку поражен весь мир, то столкновение со всеми силами террора интегрированными в государственные и человеческие сообщества недостижимо. Поэтому время от времени приходится спасать идею военной победы над террором с помощью показательных военных инсценировок. Так было в Афганистане, Чечне, при американских экспансиях в Ираке, во время войны в Заливе, сейчас в Сирии. «Но четвертая мировая война — она, как истина, всегда где-то рядом. Она есть то, что неотступно преследует любой мировой порядок, любое гегемонистское господство — если бы ислам господствовал в мире, терроризм был бы направлен против ислама. Так как то, что сопротивляется глобализации и есть сам мир» (Выделено мной М.А.). - констатирует Бодрийяр.

                ***

      Терроризм абсолютно имморален. По старому выражению полностью безнравственен. События прошедшие за 15 лет от атаки на ВТЦ в Нью Йорке до уничтожения древнейших памятников в Сирии и массового убийства людей на набережной в Ницце в День взятия Бастилии, символизировавший обретение свободы французским народом - это безнравственные символические вызовы на мировую глобализацию, которая безнравственна сама по себе. Бодрийяр приглашает заглянуть по ту сторону Добра и Зла, если мы хотим что-то понять в духе терроризма и глобализма, которые неразрывно связаны, так как мы имеем дело с событием, которое бросает вызов не только моральной, но и любой форме интерпретации, попытаемся обрести понимание Зла.

                ***

      Бодрийяр отмечает, что «ключевой момент заключается именно в следующем: в абсолютно неправильном понимании западной философией, философией Просвещения того, что касается соотношения Добра и Зла. Мы наивно полагаем, что прогрессированию Добра, возрастанию его влияния во всех областях (наука, техника, демократия, права человека) соответствует поражение Зла. Похоже, никому невдомек, что сила Добра и Зла возрастет одновременно, в той же динамике. Победа одного не ведет к исчезновению другого, как раз наоборот. Метафизически, Зло рассматривается как досадная случайность, но эта аксиома, из которой вытекают все виды манихейской борьбы Добра со Злом, иллюзорна. Добро не редуцирует Зло, как и наоборот: они одновременны, несводимы друг с другом, и тесно взаимосвязаны. По сути, Добро не могло бы победить Зло иначе как не перестав быть Добром — поэтому, как только оно достигло глобальной монополии на власть, оно навлекло на себя тем самым ответную вспышку пропорционального насилия».

     В прежнем традиционном человеческом сообществе был баланс между Добром и Злом. На принципах диалектики хоть как-то обеспечивалось напряженное равновесие нравственной Вселенной, как это было в эпоху холодной войны, противостояния двух сверхдержав, которое обеспечивало равновесие страха. Ни у кого не было превосходства над другим. После самоликвидации одной из сторон – Советского Союза, началась гегемония позитива над любой формой негатива. Торжеству ценностей Добра нечему было противостоять. Начиная с этого момента Зло как бы приняло форму скрытой автономии и развивается теперь по резко нарастающей экспоненте.

                ***

       Ровно то же самое произошло в сфере политики после исчезновения коммунизма и установления глобального либерального господства.
«Именно тогда появился призрачный враг, распространяющийся по всей планете, проникающий всюду как вирус, возникающий в каждом промежутке власти. Ислам. Но ислам — это лишь двигающийся фронт кристаллизации этого антагонизма. Антагонизм повсюду — он в каждом из нас. Следовательно, террор против террора. Но террор асимметричный. Именно эта асимметрия делает глобальное всемогущество полностью безоружным. В столкновении с самим собой, оно может лишь погрязнуть в собственной логике соотношения сил, без какой-либо возможности играть на территории символического вызова и смерти, о которых оно больше не имеет никакого представления, потому что вычеркнуло их из своей собственной культуры» Так видит ситуацию Бодрийяр.

                ***

       До этого глобальной силе развитых стран удавалось справиться с любым кризисом, любым негативом, создавая тем самым глубоко безнадежную ситуацию не только для коммунистов, но и для обеспеченных и привилегированных, живущих вполне комфортабельно. Но ситуацию переломило фундаментальное событие заключавшееся в том, что террористы прекратили лишать себя жизни впустую. Они стали использовать свою смерть так агрессивно и эффективно основывая свою стратегию просто на интуиции того, что их противник чрезвычайно уязвим и что система глобальной цивилизации достигла сверх совершенства, а значит может вспыхнуть от одной искры. Бодрийяр пишет: «Террористам удалось сделать из своей собственной смерти абсолютное оружие против системы, которая существует за счет исключения смерти и идеалом которой является нулевая смерть» (Выделено мной М.А.) (Нулевая смерть [нулевые потери] — лозунг Войны в Заливе, подразумевающий достичь победы, не потеряв ни одного собственного солдата. Получил в Америке самое широкое распространение и применяется практически ко всем сферам человеческой жизнедеятельности: нулевая смертность на дорогах, на производстве и т.д.)

       Любая система в которой смерть равна нулю сама в сумме дает ноль. И вся ранее успешно применявшаяся система военного сдерживания, устрашения бессильна против врага который уже сделал из своей смерти оружие возмездия. Что нам американские бомбардировки! Наши люди столь же жаждут умереть, как американцы жаждут жить!» (Из заявления Аль-Каиды от 10 октября 2001 года).  Отсюда такая неэквивалентность: 7000 пострадавших и 3000 жертв [смертей] одним ударом по системе нулевой смерти в теракте 11 сентября нанесли всего 19 террористов смертников.
        «Итак, все здесь поставлено на смерть, причем не на грубое вторжение смерти в реальном времени и в прямом эфире, но на вторжение смерти более чем реальной: символической и жертвенной — то есть абсолютного и безапелляционного события.
Этот и есть дух терроризма». (Выделено мной М.А.)

                ***

         С точки зрения террористов ни в коем случае не атаковать систему в лоб, принимая во внимания огромное неравенство сил. Это воображаемое (революционное), навязанное самой системой, которая выживает только за счет того, что постоянно заставляет тех, кто ее атакует вести бой на всегда принадлежащей ей территории реального. Вместо этого перенести борьбу в символическую сферу, где основными правилами являются вызов, реверсия, повышение ставок. Так что на смерть ответить можно только смертью — равной или превосходящей [ставкой]. Бросить вызов системе в виде дара [жертвы], на который она не может ответить иначе как собственной смертью или собственным крушением.

                ***

          Бодрийяр точно подметил, что «террористическая гипотеза состоит в том, что система сама должна покончить с собой в ответ на многократные вызовы смертей и самоубийств. Поскольку ни система, ни власть сами не смогут избавиться от символического долга — в этой ловушке и заключается единственный шанс их коллапса. В этом головокружительном цикле невозможного обмена смерти, смерть террориста — микроскопическая пробоина, но через нее все засасывается, образуется полость и гигантская воронка. Вокруг этой незначительной пробоины реального и власти вся система собирается, скручивается, зацикливается на себе и разрушается своей собственной сверх эффективностью».
        Все мобилизованное насилие системы – действия полиции, спецслужб, армии, пропаганда среди населения, ограничение либеральных свобод под флагом борьбы с терроризмом, оборачиваются против государства, поскольку, по мнению Бодрийяра, теракты – это одновременно и зеркало запредельного государственного насилия и модель символического насилия, которое государственная система запрещает. «Это единственный вид насилия, которое система не может осуществить — насилие своей собственной смерти».
       Вот по этой причине вся система могущественного государственного насилия оказывается бессильной против самой незначительной кучки лиц или даже всего одного лица.

                ***

       Появился совершенно новый вид терроризма. Его адепты могут жить на Западе получать престижное университетское образование, тщательно изучать все структуры государственного насилия, охраны, привычки людей. И все это для того, что бы найти самые простые технологии нарушения правил игры системы насилия для ее нарушения и разрушения. Адепты терроризма борются не на равных, поскольку делают ставку на свою собственную смерть. Их наивно считают трусами: «Сама свобода была атакована сегодня утром безликим трусом, и свобода будет защищена!» (Из речи президента США Буша). Вполне цинично они приспосабливают цивилизационные достижения могущественной системы себе на пользу: «Деньги и биржевые спекуляции, информационные и авиационные технологии, зрелищный размах и медиасети — террористы усваивают все: и модернизацию, и глобализацию, не меняя курса на их уничтожение», метко подмечает Бодрийяр. Верх коварства террористов философ видит в ведении ими законопослушного образа жизни страны пребывания в качестве прикрытия для своей двойной игры: «Они спят в своих пригородах, читают и учатся в кругу семьи, чтобы однажды пробудиться, подобно бомбе замедленного действия. Безупречность исполнения этой подпольной деятельности почти столь же террористична, как и зрелищность акта 11 сентября. Ведь под подозрение попадает каждый: а может быть это безобидное существо — потенциальный террорист? Если они остались незамеченными, то и всякий из нас не выявленный виновник (каждый самолет тоже становится подозрительным), и в принципе, пожалуй, это правда. Вполне возможно, это убеждение связано с бессознательной склонностью к преступлению, замаскированной и тщательно подавляемой, но всегда способной если не снова проявиться, то, по крайней мере, тайно вибрировать при созерцании Зла. Так событие разветвляется до бесконечности, превращаясь в источник еще более изощренного ментального терроризма».

                ***

         Принципиальное отличие современного терроризма состоит в том, что прекрасно владея средствами и методами вооруженной борьбы, адепты современного терроризма владеют куда более фатальным оружием – своей собственной смертью. (Выделено мною. М.А.). Если бы они ограничивались борьбой с государственной системой только оружием, они тот час были бы уничтожены. Так если бы они не воевали оружием, а противопоставили западному могуществу только свою смерть, они также быстро бы исчезли принеся бесполезные жертвы (чем обуславливались поражения террористов прошлого). Все в корне изменилось, когда террористы стали сопрягать использование доступных им военных средств со своим в высшей степени символическим оружием смерти. Именно этот коэффициент усиления (с которым мы не можем примириться) дает им такое преимущество – считает Бодрийяр. И наоборот, стратегия нулевой смерти, стратегия «чистой» технологической войны (попытка которой была предпринята Россией с использованием ВКС против террористов ИГИЛ в Сирии) абсолютно не совпадает с этой стратегией преображения «реального» могущества в символическое.
        Почему спецслужбы, армии цивилизованных стран часто бывают бессильны перед террористами, перед их кровавыми «успехами»? И здесь Бодрийяр дает ответы. В отличии от наших организаций у террористов нет трудовых договоров, они «не ходят на работу, часто потому, что за нее хорошо платят, нет коррупции, нет бешенной меркантильности из-за которой можно пойти на предательство. У них есть некий пакт и жертвенные обязательства. Такие обязательства надежно защищены от любого предательства и всякой коррупции. Чудо состоит в том, считает Бодрийяр, что идеологам террора удалось адаптироваться к особенностям мирового глобализма, освоить и успешно пользоваться техническими достижениями цивилизации нисколько не теряя этого соучастия в жизни и смерти. В отличии от контракта пакт не связывает отдельных лиц даже и в «самоубийстве» нет никакого индивидуального героизма – это коллективный жертвенный акт скрепленный идеальным требованием. И сопряжение двух систем – способность оперировать возможностями цивилизации в своих целях и символического пакта делают возможными теракты мирового масштаба.

                ***

      Символический расчет – минимальная ставка – максимальный результат. Именно это было достигнуто в результате теракта на Манхэттене. Это достаточно хорошая иллюстрация теории хаоса: первоначальный удар привел к непредсказуемым последствиям, тогда как гигантское развертывание операции («Буря в пустыне») американцами привело лишь к смехотворному эффекту: ураган, закончившийся, если можно так сказать, «трепетанием крыльев бабочки».
          «Нынешний терроризм — терроризм богатых. И особенно пугает нас то, что они стали обеспеченными (в их распоряжении находятся все средства), не переставая желать нашей смерти. Конечно, согласно с нашей системой ценности, они жульничают: делать ставку на собственную смерть — это не по правилам. Но их это не заботит, и новые правила игры устанавливаем уже не мы», полагает Бодрийяр.

                ***

         Конечно все средства хороши, что бы дискредитировать террористов. Однако бессмысленно называть их «самоубийцами» или «мучениками», поскольку мученичество ничего не доказывает и ничего общего с истиной не имеет, но в системе, где сама истина неуловима вообще ничего нельзя доказать.  Если добровольный мученик-камикадзе ничего не доказывает, то и невольные мученики — жертвы терактов, также ничего не доказывают, и есть что-то неуместное и обесцененное в том, чтобы делать из этого моральный аргумент. Еще один недобросовестный аргумент, который используют при подготовке смертников — террористы обменивают свою смерть на место в раю. Их действие не бескорыстно, следовательно, оно не праведно. Их акт был бы бескорыстным, если бы они не верили в Бога, если бы смерть им не оставляла надежды, как это происходит в нашем случае (а ведь христианские мученики не рассчитывали ни на что, кроме этой божественной эквивалентности). То есть террористы снова борются не на равных, поскольку они получают право на спасение, на что мы не можем даже больше надеяться. Нам остается лишь носить траур по нашей смерти, тогда как они могут сделать из своей очень крупную ставку.
        Террористы не практикуют до сих пор биотерроризма, бактериологического или ядерного нападения, потому, что все вышеперечисленное не носит характера символического вызова, а больше относится к «окончательному решению» (так нацисты называли геноцид евреев) — к уничтожению без славы, без риска, и без слов.

                ***

       Бодрийяр считает, что совершенно неправильно видеть в террористической акции чисто деструктивную логику. «Представляется, что их собственная смерть неотделима от их действий (это как раз то, что делает акт символическим), и это вовсе не безличное уничтожение другого. Все дело в вызове, дуэли, то есть в личном, дуальном взаимоотношении с противостоящей силой. За то, что противник унизил вас, он должны быть унижен вами. А не просто уничтожен. Нужно заставить его потерять лицо. А этого никогда не добиться одной голой силой и простым устранением другого. Он должен быть атакован и разбит в пылу вражды. Кроме пакта, связывающего террористов между собой, тут еще есть что-то вроде дуэльного пакта с противником. Таким образом, это совершенно противоположно «трусости», в которой обвиняют террористов, и это совершенно противоположно тому, что делали, к примеру, американцы во время войны в Заливе (и то, что повторилось в Афганистане, Ираке, Сирии): операциональная ликвидация незримой цели». События в Нью-Йорке, одновременно с радикализацией ситуации в мире, впервые радикализировали и соотношение образа с реальностью. Если раньше мы имели дело с непрерывным распространением банальных образов и с непрерывным потоком дутых событий, то террористический акт в Нью-Йорке воскресил одновременно и образ и событие.

                ***

        Важнейшим элементом атаки террористов становится совершение акции в прямом телеэфире и (или) мгновенное распространение информации о теракте по всему миру с душераздирающими телерепортажами в которых трупы невинных жертв, психологический шок свидетелей и родственников пострадавших. Они присвоили использование СМИ, превратив информирование в усиленное воздействие на обывателя созданием образа события, наряду с биржевыми спекуляциями, электронной информацией и воздушным сообщением. Роль СМИ-образов весьма неоднозначна: невольно прославляя и усиливая событие, вместе с тем они берут его в заложники.
 
                ***
       «Я, как и все моё поколение, вырос в ужасе перед атомной бомбой, так что трагедия минувшего сентября прозвучала словно эхом из прошлого. В целом она оставила у меня смешанные чувства. С одной стороны, деяние террористов бесчеловечно. С другой — столь же отвратительной была истерическая реакция прессы, взявшей на себя роль «продавца страха». Наконец, поток «патриотических» слез, которые продолжают изливаться с рок-сцены, заставляет задуматься о сути взаимоотношений рок-н-ролла и истэблишмента». Мик Джаггер.

                ***

       Одновременно с бесконечным размножением происходит и размножение террористических фобий, и популяризация терроризма и разжигание религиозной ненависти прежде всего к Исламу. Разумеется СМИ не ставят перед собой сознательно таких целей, но это происходит. Об этом всегда забывают, когда говорят об «опасности» СМИ. Образ потребляет событие, в том смысле, что он поглощает его и делает готовым к употреблению. СМИ придают событию небывалую доныне силу воздействия, но уже в качестве события-образа.
       Что же представляет собой реальное событие если вся реальность пронизана образами, фикциями, виртуальностью? Бодрийяр считает, что можно говорить о воскрешении реального насилия в мире обреченном на виртуальность. «Закончились все ваши виртуальные истории, эта — реальная!». Так же можно было бы говорить о воскрешении истории после ее объявленного конца. Но превзошла ли реальность фикцию на самом деле? Если это так выглядит, то потому, что реальность поглотила ее энергию и сама стала фикцией. Можно даже сказать, что реальность ревнует к фикции, что реальное завидует успеху образов… Это своего рода дуэль между ними, в которой каждая из сторон хочет доказать, что это она наиболее невероятна». Обрушение башен Всемирного торгового центра, сотни жертв во французских терактах, захват в заложники детей в Беслане, резня прохожих на улицах Израиля, уничтожение бесценных памятников древней архитектуры в Сирийской Пальмире и другие злодеяния   -это невообразимо, но этого недостаточно, чтобы стать реальным событием. Чрезмерного насилия недостаточно, чтобы обнажить реальность. Потому что реальность — это принцип, и именно этот принцип утрачен, и злое очарование теракта — это, прежде всего очарование образа (сами события, одновременно катастрофические и вызывающие восхищение, сами по себе остаются в значительной степени воображаемыми). Реальное дополняет образ примесью страха, как дополнительного острого ощущения. Это рождает ужас реальности. Британский писатель Джеймс Баллард, автор психопатологических триллеров, говорил, например, о повторном изобретении реального как предельной и самой ужасной фикции.

                ***

      Террористическое насилие гораздо хуже реального, поскольку это символическое насилие. Только символическое насилие порождает его уникальность и в высшей точке этого катастрофического триллера сопрягаются два элемента массового транса 20 века перешедшие в 21 – белая магия кино и телевидения и черная магия терроризма. Видимый свет образа и невидимый свет терроризма. «Постфактум мы пытаемся придать этому событию какой-либо смысл, как-то интерпретировать его. Но бесполезно — такова радикальность зрелища, жестокость зрелища, которое одно оригинально и неустранимо. Зрелище терроризма внушает терроризм зрелища» - пишет Бодрийяр. И против этого внеморального транса (даже если он вызывает всеобщее моральное осуждение) политический порядок не может ничего сделать. Это наш театр жестокости, единственный, который у нас еще остался — экстраординарный в том плане, что соединяет в себе наивысшую точку потрясающего драматического зрелища. Это и микромодель ядра реального насилия с максимальным резонансом — а значит наиболее чистая форма драматического зрелища — и жертвенная модель, противопоставляющая историческому и политическому порядку могущественных держав, наиболее чистую символическую форму вызова.

                ***

          Любая бойня интерпретируемая, как историческое насилие может понята и даже прощена - такова моральная аксиома права на насилие. Любое насилие может быть прощено, если оно не было ретранслировано средствами массовой информации. Бодрийяр считает, что нельзя найти правильный способ использования средств массовой информации, так как они являются частью события, являются частью террора, и они действуют в обоих направлениях. «Акт возмездия за теракт развивается по принципу такой же непредсказуемой спирали, как и террористический акт, никто не знает, на чем он остановится, где повернет вспять и что за этим последует». (Выделено мной М.А,) Как на уровне образов и информации нет возможности различения между сенсационно-зрелищным и символическим, так нет возможности различения между «преступлением» и возмездием. И в этом неконтролируемом развязывании двустороннего процесса заключается настоящая победа терроризма. Победа террористов ощущается в разветвленном проникновении образа события теракта по всей системе, а не только в виде прямого экономического, политического, биржевого и финансового спада. Последствиями являются массовая моральная и психологическая угнетенность, депрессия, но также и спад в системе ценностей, всей либеральной идеологии, свободного движения капиталов, товаров, людей и т.д., спад во всем, что составляло гордость западного мира, и чем он пользовался, часто экспансивно, чтобы оказывать влияние на весь остальной мир. Люди уже становятся готовы отказаться от многих либеральных свобод, без которых раньше не представляли жизни, ради кажущейся безопасности. То есть все процессы идут в сторону противоположную глобализации в сторону тотального полицейского контроля, тотального контроля многих аспектов личной жизни граждан, контроля за их политическими взглядами и террора безопасности. Либерализация может закончиться максимальным принуждением и ограничением и приведет к созданию общества, которое будет максимально приближено к фундаменталистскому или тоталитарному.

                ***
       Бодрийяр пишет: «Спад производства, потребления, финансовых спекуляций и экономического роста (но только не коррупции!): все происходит так, словно глобальная система совершила стратегическое отступление, болезненную переоценку своих ценностей — казалось бы, в ответ на террористический удар, но на самом деле, в ответ на свое внутреннее требование — вынужденную регуляцию результата абсолютного беспорядка, который она навязала сама себе, глубоко проникнувшись, так сказать, своим собственным поражением». Еще одним аспектом победы терроризма, который возможно ими и не планировался является то, что и все другие акты насилия или дестабилизации порядка не имеющие отношения к террористам, действуют в их пользу. Возникает информационный терроризм.
        «Биологический терроризм, распространение слухов о сибирской язве и прочей недостоверной информации — все приписывается Бен Ладену или ИГИЛ. Терроризм мог бы записать в свой актив даже стихийные бедствия. Ему выгодны все формы дезорганизации и нарушения циркуляции. Сама структура глобального обобщенного обмена играет на руку» - отмечает Бодрийяр. Из этой экстремальной ситуации сложно найти выход, ни это ни в коем случае не должна быть война, которая представляется как дежавю, с таким же потоком вооруженных сил, фантомной информации, бессмысленных обстрелов, лживых и патетических речей, технологического развертывания и оболванивания. Все это мы уже проходили. И если руководители стран и предпринимают такие действия под прикрытием борьбы с терроризмом, то лишь исключительно пытаясь военным путем решить какие-то собственные политические или экономические интересы. А террористические организации быстро возмещают свои людские потери. Желающих стать под их знамена во всем мире и в России все больше.

                ***

        Бодрийяр заключает: «Впрочем, в этом есть определенный смысл: подменить подлинное и потрясающее событие, уникальное и непредсказуемое, псевдо-событием, монотонным и уже виденным [d;j; vu]. Террористический акт соответствовал прецессии события всем моделям интерпретации, тогда как эта тупо милитаристская и технологическая война, наоборот, соответствует прецессии модели событию, следовательно, ложной цели и не-бытию. Война как продолжение отсутствия политики другими средствами».


Вместо эпилога

        — Терроризм... всегда ставит перед собой одну единственную цель. В чем она заключается?
— В убийстве невинных людей.
— Неверно. Смерть является всего лишь побочным продуктом терроризма.
— Чтобы продемонстрировать силу.
— Нет. Более яркого проявления слабости, чем террор, в мире не существует.
— Чтобы вызвать страх
— Именно... Цель терроризма — вызвать страх и ужас. Эти чувства подтачивают силы врага изнутри... вызывают волнения в массах. Терроризм есть проявление ярости. Терроризм — политическое оружие. Когда люди видят, что их правительство бессильно, они утрачивают веру в своих лидеров.
                Дэн Браун,  «Ангелы и демоны»

В тексте упоминается террористическая организация ИГИЛ запрещенная в России.