Реанимационная палата на два человека была заполнена абсолютной тишиной, если не считать иногда слабо доносившийся шум городской жизни сквозь плотно закрытые окна, да еле уловимое дыхание пожилого мужчины, лежащего на больничной койке. Преобладание белого цвета в этой палате вначале ему было вполне нормальным, естественным, даже опрятным, а на шестой день начинало его раздражать. Её стерильность казалась ему напыщенной, нереальной, как бы не от мира сего. Он неподвижно лежал с широко открытыми, иногда мигающими глазами. Его взор, проскользнув мимо капельницы с физраствором, тупо упирался в пустой, белый потолок. Мозг, как бы мимо его сознания, беспорядочно обрисовывал ему различные картины из пережитого им за всю жизнь. Иногда картинки из его жизни смещались во времени, перепутывались между собой сюжетами, превращаясь в кошмары и видения. За шесть дней пребывания в реанимационной палате он многое передумал. Он смутно понимал, что его жизнь уже подходит к концу, но умирать - не собирался. Надежда на выздоровление не покидала его ни на одну секунду. Нет!.. – всё же иногда возникали некие сомнения и опасения, как молниеносная мысль: - а вдруг это – конец!? Но он сразу отгонял её прочь.
- Сейчас!.. – держите карман шире!.. – не дождётесь! Я ещё выкарабкаюсь из этой скоропостижной беды. Операцию сделали!? Шесть дней прошло…. Я жив, боли почти не чувствую. Вот только эта проклятая слабость в теле и какая-то не проходящая усталость ни днём, ни ночью, будто я, только что, не останавливаясь пробежал марафон, - дистанцию длинной с километров сорок.
Тишина в палате и его обострившийся слух, до этогоон был немного глуховат, превратили практически бесшумные капли физраствора в капельнице, в раздражающий его ритм. Он будто ощущал падение каждой капли. Слава Богу, что это происходило непостоянно,а время от времени. Иначе можно сойти с ума от этого монотонного действия капельницы.
Шестой день он ничего не ел и практически – не пил, Если не считать редкое смачивание его губ, врачом или дежурной в реанимационном отделении медицинской сестрой. Она приходила делать какие-то уколы непос- редственно в трубку капельницы, конец которой заканчивался иглой. Игла, проникшая в вену, крепилась к его руке медицинским пластырем. Физраствор и уколы в трубку капельницы были единственным источником пополнения энергии его постепенно слабеющих физических сил, но дух сопротивлялся ослаблению, как мог.
Вошёл лечащий врач. Подошёл к кровати больного. Осмотрев его живот с марлевой накладкой по его диагонали и проверив пульс, тихо спросил: - как самочувствие? В животе нет сильной боли?.. Он хотел ответить: - терпимо… но губы его зашевелились, а звука не было.
Он напряг всю свою волю и тихо, с хрипом спросил: - я скоро поправлюсь?
- Выздоравливайте!.. – всё зависит от вас. Вам сейчас очень поможет надежда на лучший исход. Даст Бог – поправитесь. Ни о чём плохом не думайте, а мы делаем для вашего выздоровления всё, что в наших силах. Попробуйте заснуть. Я скажу сестре она даст вам снотворного.
Из кармана халата врача, нарушив тишину палаты, неожиданно раздалась знакомая задорная мелодия. Больной старик даже немного испугался. Так весело звонил мобильный телефон врача. – Выздоравливайте. - неуверенно произнёс врач, торопясь выйти из палаты.
Звонила жена старшего сына больного старика. Она случайно узнала о случившейся беде со свёкром. Она представилась врачу.
– Как вы узнали номер моего телефона? – удивлённо спросил врач.
- Мне его дала дежурная по отделению. Вы её не ругайте пожалуйста. Я её еле уговорила сделать это.
- Ну… - хорошо… Я вас слушаю.
- Что произошло? Это очень серьёзно? Опасно для его жизни?..
- Вы только не волнуйтесь!.. – операция серьёзная, никроз тканей желудка, кишечника. Пришлось удалить желудок и половину кишечного тракта.
- Он выживет?.. – надежда какая-то есть? – спросила дрожащим голосом невестка.
- Я буду пред вами честен; - надежд мало. Практически их нет. После таких операций человек долго не живёт. Тем более в таком возрасте.
- Сколько он ещё протянет?
- Мы и так удивляемся его тяге к жизни.
- Он в сознании?..
- Да… - к нашему удивлению. Я думаю вам надо готовиться к худшему исходу
- А может он ещё выкарабкается, с божьей помощью?..
- Хотелось бы…. Но в моей практике после таких операций, выживших я не припомню. Вы извините, пожалуйста, мою прямоту.
- Его можно навестить?.. Может – передачу какую?..
- Нет!.. – он в реанимации, в тяжёлом состоянии. Ему,
я думаю, уже ничего не надо. Извините ещё раз, но мне больше вам сказать нечего.
- Извините вы меня за назойливое беспокойство. – Сказала невестка и их разговор оборвался.
Мысли тяжело больного старика иногда путались, но чаще ум его был ясен и трезв как никогда. За дни, проведённые лёжа, почти в неподвижном состоянии в
реанимационной палате, он не один раз перебрал в памяти свою жизнь. Он ясно сознавал основные огрехи своей жизни, грехи совести и поступков. Видать высшие силы, в которые он никогда не верил, хотя был крещён в детстве и принадлежал церкви, акцентировали его дух на этом. Но душа ещё опиралась этому разумению грехов. Она ещё принадлежала падшему ангелу. Подсознательно он даже был готов покаяться, но другая неистребимая в нём сила противилась этому, заставляя его злиться на своих детей, жену, прежнюю и теперешнюю, а в итоге – на весь белый свет. Одна сила заставляла его в отчаянье, машинально обращаться к господу Богу, прося об одном: - дать ему ещё пожить на Этом Свете. Другая сила наполняла его душу пекущей сердце болью, а разум злостью к окружающим его людям. Он проклинал, часто беспочвенно, сыновей за их равнодушие к нему. Злился на теперешнюю супругу.
За всё время, текущее вне его полубредового сна, он ни разу, ни в чём не обвинил себя. Нет… - он часто говорил: -вот дурень!... – зря я это сделал, или сказал…
Но это звучало из его уст как возглас минутного отчаяния, для успокоения совести, по привычке так успока- ивать своё эго - и только. Плохо о себе всерьёз, осознано он никогда не думал. За восемьдесят пять лет жизни многое происходило в его судьбе. Было хорошее, было и плохое. Он понимал это, но никогда не занимался глубоким анализом происходящего, а тем более самобичеванием. Какая-то сила заставляла его следовать своей гордыне, не признавать свои ошибки перед людьми, даже если он сознавал их. Он ни разу не просил прощения ни перед кем, разве что – ради шутки, не всерьёз.
Сей час его переполняло одно: - желание выкарабкаться из сложившейся ситуации. Яростное, неоправданное перед высшими силами желание жить. Хотя такое естественное желание не нуждается ни в каких оправданиях. Всё живое стремится выжить лишь для того чтобы просто – жить… - не задумываясь над смыслом своего бытия даже тогда, когда есть чем думать. Природа сама позаботилась над смыслом жизни любого одушевлённого или неодушевлённого набора живых клеток существа или растения. Этот смысл заключён в одном, - Продлить жизнь на Земле в далёкое будущее за счёт плодов, семян или потомства. Для того, чтобы сберечь и усовершенствовать код жизни на веки вечные для её неисчислимого количества форм и видов. Но для человека, царствующего на Земле, недостаточно только произвести и вырастить потомство. Ему надобно, по крайней мере многим, оставить в душах близких людей или на Земле какой-то неизгладимый след…и не близких ему - хотя бы на какое-то время после его ухода из знакомого круга людей или из жизни на Этом Свете.
Толи из-за суеты бытия, или из-за лени такие мысли никогда не приходили в его голову. Он – в полной темноте, сам на сам, с ясным умом, духом, переполненном земными страстями, с некоторой путаницей дум по причине незнакомой ему ранее слабости и внешним спокойствием – ожидал выздоровления. А смерть уже обхватила его своими костлявыми руками и крепко держала в своих объятьях, не смотря на борьбу в его сердце Дьявола с Богом. И падший ангел одерживал часто победу, принимая в подарок его душу, переделывая на свой лад его дух.
Пришла медсестра. Он перевёл на неё вопрошающий взгляд, ждущий общения и ответов.
- Сейчас я вам укольчик со снотворным сделаю. Вы немного поспите. Вам нужен сон для восстановления сил.
- Сестричка, я поправлюсь?.. Врач уклонился от ответа.
- Вы думаете, что всё будет хорошо. Надо надеяться на лучшее.
- Да… - конечно… - откуда вам это знать. Я чувствую, - это конец…. Я - не хочу. Он, от усталости или в знак согласия со своим предчувствием, или нависшей над ним безысходности, прикрыл глаза и повернул голову от медсестры. Медсестра ввела иголку шприца со снотворным
в трубку капельницы.
- Сейчас вы уснёте, - сказала она, собирая медицинские принадлежности, принесённые ею, в металлический судок из нержавеющей стали и ушла. После ухода медсестры он почувствовал вяло текущую, тянущую боль чуть ниже грудной клетки Его уже клонило ко сну, но боль не давала ему уснуть. Его жена умерла пять лет назад. Дети… - и в детстве не были близки с ним, а теперь, когда они тоже стали пенсионерами, они и их семьи не радовали его частыми приходами. А младшего сына он не видел последние тринадцать лет. Ссора, когда ещё была жива и здорова мать, развела их на годы. Дочь иногда звонила ему, оправдывая своё редкое посещение заботами по хозяйству и тому подобное.
Старший сын приходил к нему, когда отцу было что-то необходимо сделать или помочь по хозяйству. Но после смерти матери, а тем более, когда он обзавёлся новой женой, младше отца на двадцать лет и почти его ровестницей, он не воспринимал её - никак: - ни как мачеху, ни как хозяйку его родимого гнезда, из которого он вылетел больше сорока лет назад. Связь сына с отцом практически оборвалась. Старик давно привык к духовному разрыву с детьми, но иногда на него накатывалась обида. И сейчас, она нашла на него с новой силой. В такие часы он ненавидел и мысленно проклинал их, и вообще всё и всех вокруг себя. Он никогда не питал особой любви к родственникам и близким людям, и чувствовал себя одиноким, лишним на «Этом Свете». Но поддаваясь пессимизму, не торопился уйти из жизни. Наоборот; – с годами хотелось жить как можно дольше.
В его памяти постепенно всплыли все женщины с которыми он был близок в сей жизни. Воспоминания сопровождались отдельными эпизодами, иногда яркими, как будто это происходило вчера, иногда затёртые, как бы в плотном тумане. Лица некоторых сильно стёрлись в его памяти, но чувство близости с ними не старело, хотя время и судьба давно разлучили их. Их разделяло расстояние в десятки лет.
Женился он во второй раз после смерти первой жены практически по принуждению, отчасти по необходимости. Трудно было одному вести хозяйство: - обслуживать свою квартиру и себя. Во-первых, он никогда в своей жизни не занимался этим, всё всегда доставалось исключительно супруге, а во-вторых – многое не позволяли прожитые годы, которые сделали его стариком.
Он понимал, что вторая, молодая жена стала жить с ним не по любви или какой-то особенной симпатии к нему. Её подвинуло на замужество его трёхкомнатная квартира в элитной части города. И хотя она плохо убиралась в ней, но он был накормлен и свободен от походов по ма-газинам и на базар. В то время у него болела нога, закупорка вены, нога выше щиколотки потемнела. Врачи предлагали удалить закупоренную вену, но он отказался. В прошлом году пришлось ампутировать ногу
выше колена, - дошло дело до гангрены. Это сильно осложнило его жизнь и отношения с новой супругой. Он
был уверен, что она хочет избавиться от старого калеки как можно быстрее. Эта догадка была очень близка к истине. Он часто вспоминал умершую жену, сожалея что она ушла в иной мир раньше его и в то же время злясь на неё за это.
Постепенно укол сделанный недавно медсестрой подействовал на его ослабленный организм и он задремал. Но мозг продолжал бодрствовать, перерабатывая пережитое им когда-то и недавно в кошмарные сны.
А в миру родственники, знавшие о его состоянии, кто со слабой болью в сердце, кто с нетерпением, ждали того рокового часа перехода старика в небытие. Он – действительно бедный старик, в этом Мире был уже лишним, никому не нужен.
Молодая жена, вызвав скорую помощь, когда ему стало плохо, и отправив его в больницу, - ни разу не навестила его. Хотя её к нему и не пустили бы. Понимая
что это долгожданный конец её лукавым заботам о нём, она, вечерами, чтобы меньше видели соседи, а после об этом судачили, стала переносить более-менее ценные вещи в свою квартиру в соседнем подъезде этого же дома. Иногда набитые до отказа сумки были так тяжелы что она их тащила волоком.
- Всё равно ему пришёл конец!.. – домой он больше не вернётся. Что – я за два года ухода за ним не заработала их. – Уговаривала она остатки своей совести своими рассуждениями. – Надо ещё похороны организовать без участия в них его детей и родственников. Всё больше прав будет на квартиру. Детей я как-нибудь обойду… - не впервой. Вот – похороны дорогие… - обойдутся не в одну копеечку. Надо сделать так, чтобы похороны переложить на общество ветеранов войны и профсоюз с места его прежней работы. Вечерами, лёжа в постели, перед сном её не беспокоили мысли о его здоровье и вообще о нём. Она мечтательно представляла себе, как распорядится его квартирой. За всю её жизнь она успела накопить определённый опыт в таких вопросах.
Дело в том, что этот старик был у неё шестым мужем. И все мужья через несколько лет совместной с ней жизни благополучно скончались, отдав концы господу Богу, а ей доставалось их имущество и сбережения. Иногда нелегко, через суды и скандалы с его родственниками. От каждого мужа она имела определённую выгоду. За глаза соседи называли её «Чёрной вдовой».
Единственное, что её озадачивало на этот раз, это его дети. – Наверняка все будут претендовать на его квартиру. Но – ничего… - я всё-таки законная жена. Меня так просто не обойти. Мне тоже по закону приличный куш полагается. Хорошо бы как-то отстранить их от такого куша, уже дорогого её подлой душе и жадному сердцу. Надо серьёзно продумать эту тему. Дочь от первого мужа – юрист. Нужно обговорить свои действия с ней. Жаль!.. – проклятый старик так и не прописал меня в своей квартире. Это усложнит весь процесс.
С младшим его сыном и дочерью я как-нибудь разберусь, а вот со старшим сыном могут возникнуть проблемы. За два года я его ни разу не видела. Те – звонили, приходили иногда, а он – ни разу. Видать старшой - ещё тот!.. – хмырь болотный. Видите ли, - обиделся на отца…
Ну, - ничего… - как-нибудь разберусь и с ним. Суд будет на моей стороне… - я несчастная, одинокая вдова… - если дело вообще дойдёт до суда.
Какое-то, особенно страшное видение разбудило старика. Он явно почувствовал, сквозь тягучую боль в животе, острую боль в стопе правой ноги. Он попытался пошевелить стопой, но - тут же опомнился: - ведь эту ногу ему отрезали!.. - больше года назад! А болит по-настоящему. Постепенно фантомная боль в отсутствующей ноге прошла. Боль в животе несколько утихла. Вновь отдельные эпизоды его жизни проплывали по его сознанию. Память – штука назойливая… - и беспощадная. Густые сумерки палаты способствовали воспоминаниям. Да… - жизнь прожита!.. Может кому-то его годы заставят думать что жизнь длинна, но ему его жизнь казалась короткой. Он бы ещё жил да жил…. Вот только цели, ради которой необходимо стремиться жить, у него не было. Однообразие бытия, однобокость надоевших хлопот часто раздражали его, иногда доводя до срыва к «бешенству». Но всё равно всем своим духом, с присутствующей ему силой воли, – он хотел жить как можно дольше. Были ли у него в его жизни великие цели?..
Он мысленно пробежал по прожитым десятилетиям, по более-менее значительным вехам в его судьбе… - нет великой цели… - или хотя б какой-то значительной. Жил
по течению, преодолевая запруды и преграды на своём пути. Жил для того, чтобы жить. Любил ли он кого за долгие прожитые годы?.. Первой женой он по молодости просто увлёкся. А когда она забеременела от него, ему пришлось жениться. Иначе никак нельзя. Такое тогда было время. К детям, которых он нажил с первой женой
слепой отцовской любви он не испытывал. Он принимал их как должное, от которого никуда не денешься. Во многих местах Советского Союза за свою жизнь и даже за границей, где ему пришлось побывать по службе, он оставил брошенные им доверчивые сердца женщин. А они были нужны ему только как самцу, для удовлетворения своего эго физиологических потребностей. Вторая жена сама напросилась на брак с ней, а он сильно не возражал. Ему надо было как-то облегчить своё старческое существование.
И всё-таки он любил!.. Не зря говорят мудрецы, что настоящая любовь приходит не к каждому, а если приходит, то только один раз. Он вспомнил город «Улан-Удэ»
Его туда отправили в длительную командировку для повышения квалификации. Он пробыл там два с половиной года. Конечно зрелому мужчине за такой длительный период трудно обойтись без теплоты женской ласки и интимной близости с ней. А здесь судьба свела его с женщиной, страсть к которой он испытывал с такой силой впервые. Какая-то высшая, непреодолимая сила тянула его к ней. Ему не так нужен был секс с ней, сколько необходимость её присутствия. Ему бесконечно хотелось быть рядом с ней, радовать её чем-то, Ухаживать за ней, потакать её желаниям. Он ещё сам не понимал, что это и есть его настоящая любовь. Но позже даже стал задумываться над разрывом со своей законной семьёй. Но это казалось ему невозможным. Как можно бросить трое детей?.. Его останавливало то, что надо будет платить каждому алименты и подспудное опасение менять устоявшийся уклад своей жизни. Однако в Улан-Удэ у него постепенно образовывалась вторая семья. К концу второго года пребывания в этом городе у них ро-дилась дочь.
Он страстно любил и гражданскую жену , и этот маленький комочек жизни, который к концу его командировки сказал первое слово: – «па-па». Любимая женщина знала о существовании его законной семьи, но, с тяжёлой горечью на сердце, всё же согласилась отпустить его от себя.
Он чётко представил себе их расставание. Из уголков глаз скатилась скупая слеза. Он несколько лет тайно от жены отправлял им письма и иногда кое какие посылки. Снотворное и обезболивающие лекарства совсем закончили своё действие на его ослабленный до предела организм. Боль в животе усилилась, лежание седьмые сутки почти не двигаясь тоже давало свои последствия. Незаметно для себя он начал тихо стонать. В его палату вошла дежурная медсестра. Она заменила в капельнице почти пустую банку с физраствором на полную.
- Сейчас вам станет полегче, - сказала она, производя знакомую ему операцию со шприцом и трубкой капельницы.
- Спасибо… - Еле слышно произнёс он.
- Отдыхайте! Ни о чём не думайте. Попробуйте заснуть. Не буду вам дольше мешать. Она вышла из палаты.
Вскоре ему стало немного легче. Стало клонить ко сну, и он уснул. Заснул, как будто провалился в бездну теплоты, в бесконечность не обтяжного ничем полёта вниз.
А Мир жил!.. – жил сонмом ходов бесконечных событий, радуясь и огорчаясь. Сюда пришла глубокая ночь, где-то разгар рабочих будней, где-то солнце только просыпалось, где-то пылал закат. Там палило безжалостное солнце, в ином месте оно ласкало своими лучами Землю, А на полюсах сверкали белизной могучие льды, разбросавшиеся на многие километры и в ширь и в высь. Земля неизменно продолжала своё движение в необозримом, бесконечном космосе и никому, - ни звёздам, ни людям, ни Богу был не нужен одинокий, умирающий старик. Для чего он прожил свои восемьдесят пять лет?..
Чем он наследил присутствием на Этом Свете?.. – если не считать зачатых им жизней. Может это и была его основная миссия на нашей грешной Земле… - Такое известно одному Богу, - тому высшему разуму вселенной, недоступному людскому сознанию. Человек нуждается в заботе и любви к нему близких людей. Но жизнь, не считая исключений, постепенно убивает эту любовь. К финишу своего существования на Земле человек обычно приходит одинокий и непонятый до конца людьми. Даже когда они любят его. И если он прожил длинную по земным меркам жизнь, то становится - никому не нужен. Не нужен и тогда, когда его старость окружена Видимой любовью и заботой родственников. Как часто это лишь внешние проявления, боязнь, что люди будут плохо судачить об опекуне, тем более, когда престарелый человек долго болен. Наверное, это один из неотвратимых законов природы. Часто смерть глубоко пожилого человека во многом и для многих становится благом. Тяжела, полна скорби, горя и любви только внезапная, преждевременная смерть, дорогого душам окружающих его людей. А в остальном смерть также естественна в этом мире, как и жизнь. Память об умершем продлевается только его делами при жизни, которые предназначены не толь-ко для себя. Но в конце концов Забвение побеждает память об умершем человеке, и это так же непоколебимый закон мудрой природы.
Вряд ли такие мысли были доступны в данный момент тихо умирающему одинокому старику. Ему в это время снился прекрасный сон, обволакивающий его не-земной лёгкостью в движениях и чувствах. Пустота бездны в которую он проваливался - исчезла. Появился свет, который открывал в нём никогда не испытанные чувства. Свет постепенно усиливался. Как будто он нёсся в скором поезде сквозь длинный тёмный туннель, в конце которого и был этот увлекающий его свет.
Потом он увидел себя… - он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, в тёмной палате. Его не удивляло то, что он видит себя со стороны. Он долго смотрел сам на себя, разглядывая черты своего неподвижного, как у умирающего, лица. Но тот, - второй он – начал тихо стонать, судорожно делая неглубокие вдохи пропитанного
запахами лекарств воздуха реанимационной палаты.
В палату вошла дежурная медсестра, и тут же, встревоженная увиденным, выбежала из палаты. Вскоре она вернулась с дежурным врачом и с незнакомой ему полноватой женщиной, тоже в белом халате. Дежурный врач взял его руку за запястье. Через несколько секунд заявил: - это конец!.. – он и так пережил все допустимые сроки после такой операции. Оформляйте фиксацию смерти и – в морг. Надо было его вчера отдать родне. Отправить домой. Ну чего теперь говорить об этом. Да!.. – родне сообщите утром о его смерти.
- Куда!.. – какой морг!? - закричал старик. Но никто из присутствующих не обратил на его крик никакого внимания. Он попытался одёрнуть врача за плечо, говоря ему прямо в ухо что он ещё жив. Но рука прорезала пустоту, а люди в белых халатах никак не прореагировали на его действия. Словно его здесь не было. страх и отчаяния охватили его разум. Он хотел опереться о стену палаты, но никакой стены не почувствовал.
- Снится мне всё это что ли?.. – подумал он, и тут понял, что теперь он с Этим Светом ни в какой контакт вступить не может. Неужели это и есть смерть?.. – но я же живой! Я вижу, слышу, чувствую, ругаюсь…
Через какое-то время его тело положили на каталку и повезли в морг. Он последовал за каталкой. Тело стало остывать, и он, как бы не касаясь его, почувствовал его прохладу. В морге было холодно. За стенами больницы стояла зима. Чтобы не включать холодильник, ради экономии. В проём стены был вмонтирован вентилятор, который нагнетал морозный воздух двора. На невысоком помосте лежали два трупа. Туда же небрежно положили и его тело. На большой палец ноги надели картонную бирку. Двое мужчин в не очень свежих белых халатах, в клеёнчатых фартуках грязно бежевого цвета весело переговариваясь меж собой, вышли из морга, закрыв за собой входную дверь на ключ.
- Я мёртв!.. Ему стало нестерпимо жаль себя. Какая-то великая тоска по прожитой жизни овладела им. Вдруг несносную тоску, скорбь и душевную боль перебила мысль: - они же заперли дверь на ключ!.. Как я теперь выйду отсюда? Он попытался толкнуть закрытую дверь плечом и очутился за дверью, в длинном коридоре. Дверь осталась закрытой, а он не почувствовал никакого сопротивления при толчке.
- Я прошёл сквозь запертые двери!? Он не мог поверить этому. Для достоверности прошёл несколько раз сквозь стену, - туда и обратно. - Я могу теперь запросто проходить сквозь стены!?
В округе разгорался зимний день. Ему сильно захотелось побывать дома. Не успел он подумать об этом, как очутился в своей квартире. Жены дома не оказалось.
- Хлопочет на счёт похорон, наверное… - моих похорон. Квартира сильно опустела. Беспорядок и неряшливость комнат смутили и огорчили его. Он с матом выругался на жену, походил немного по квартире, примечая отсутствие многих вещей, с тяжёлым чувством обиды, злой прилёг на свой старый, вышедший из моды, с просевшим матрасом, но любимый диван. Ему не хотелось пить и есть. Чувство голода осталось в прежней жизни. Туалет стал так же не нужен. Он с явным удовольствием понял, что теперь он свободен от всех естественных земных нужд. Мучительная душевная боль о земной жизни стала полегче. Есть и здесь приятные моменты существования. Но боль от равнодушия к нему детей и окружающих его раньше людей не покидала его. Он закрыл глаза, заставляя себя не думать о предательстве родни. Ненароком он стал понимать, что и он ничем не лучше их. Нет… - он намного хуже!.. И уже ничего не
исправить. Это открытие заставило ещё сильнее ощу- щать пекущую боль души. Он лежал, а разум чётко, как будто это настоящее время, обрисовывал ему непристойные картины его бытия на погрязшей в сонме грехов мирян Земле. Ему захотелось выйти на улицу, и он тут же оказался во дворе родного ему дома. Там как раз проходили похороны старого человека. Вокруг гроба с телом умершего стояли несколько человек.
- Это же старший сын и моя вторая жена с дочкой!.. Жена наиграно всхлипывала, держа носовой платок у рта. – Так это они меня хоронят!.. Его тело лежало в гробу в старом поношенном кителе цвета «хаки». Белая рубашка не застёгнута на верхнюю пуговицу. Офицерский галстук несколько расслаблен и повёрнут набок. Ему стало нескончаемо жаль себя.
- Не могла дать парадный мундир со всеми наградами.
Хоронят как бомжа. Он громко заматерился, но никто не заметил этого.
Недалеко от гроба стояла кучка равнодушных к его смерти людей. Среди них он увидел младшего сына с его сыновьями и женой, чуть ближе к гробу стояла дочь с мужем и сыновьями. В стороне от всех стояли пятеро солдат с автоматами Калашникова, рядом находился старший лейтенант.
- Видать салют будет в мою честь! Это – хорошо…. А гроб то – дешёвенький.
Покойный тридцать два года своей земной жизни отдал служению отечеству. Был уволен в запас в звании подполковника. А семь лет назад ему – почётному пенсионеру, присвоили звание полковника и очередную, наверное, уже за двадцать штук, медаль.
Похороны организовали общество ветеранов войны и его однополчане. Вторая жена постаралась отгородиться от его детей; но сделала всё так, чтобы как можно мень- ше потратиться на долгожданные похороны престарелого мужа.
Он смотрел как бы сверху на людей, окружающих гроб с его телом, не удивляясь тому, что их мысли и чувства стали доступны ему.
- Хотя бы кто-нибудь заплакал, что ли… Зло сказал он, наблюдая за их желанием поскорее закончить необходимую церемонию, и облегчённо вздохнуть, как бы освободившись от обузы ненужных, чуждых им, не искренних настроений по отношению к умершему.
Прогремел оружейный выстрел! Вылетевший из дул автоматов сжатый воздух, поскольку салют произвдится холостыми патронами, прошёл сквозь него, не всколыхнув на нём ни один «волосок», изрядно напугав его душу.
Гроб погрузили в катафалк и траурным эскордом. катафалк, автобус и несколько легковых машин отправились на кладбище. Он предполагал, что его тело повезут на старое кладбище, где похоронена первая жена. Ведь рядом старший сын забронировал там два места, когда ещё была жива жена. Он моментально, каким-то непонятным ему образом, узнал, что сын, узнав о его смерти, хотел взять хлопоты и финансовую часть похорон на себя. Даже заказал панихиду, и рядом с могилой матери была выкопана могильная яма. Вторая жена всё переиначила. У неё находился паспорт отца. По нему она взяла справку о его смерти и устроила похороны на другом кладбище. В противоположной стороне города от могилы первой жены. Ему же было абсолютно всё равно где будет тлеть его, уже ненужное ему, тело. Вскоре катафалк прибыл на кладбище. Он оставался во дворе, но видел весь путь картежа похорон с его телом. Когда гроб вынесли и поставили на табуретки недалеко от свежей могильной ямы, ему захотелось быть рядом и он сразу очутился несколько в стороне от окружившей гроб толпы. В это время к толпе подошёл поп в рясе. Толпа расступилась. Поп подготовил всё необходимое к отпеванию усопшего. При отпевании он, глядя со стороны на этот процесс, ехидно улыбнулся, не смотря на неугасающую жалость к себе, душевную боль и смятение разума. При отпевании его попом на душе становилось легче и легче. Впереди себя он увидел светлое пятно на небе. Оно влекло его к себе. Желание поддаться влечению усиливалось. Он не смог удержаться от такого соблазна. Пятно увеличивалось, становилось шире и ярче пока ни перекрыло собой всё земное и небесное. Для него уже ничто не существовало кроме этого необыкновенного, чистого, согревающего его душу божественного света. Мучительная боль куда-то исчезла, разум прояснился. Он помнил всё содеянное им на Земле. Но сейчас оно его не мучило. Он сознавал - что было плохо, что – хорошо, но изменить ничего не мог, как бы этого - ни хотел. С этих пор он навеки лишён силы и воли. Желания искушали его душу, которые он не мог укротить. Без силы воли это стало невозможным.
Это состояние пока несильно беспокоило его душу, но червоточина в ней уже давала знать о себе. Он огляделся вокруг, и ничего кроме яркого, тёплого света не видел. Приятные ощущения стали овладевать им. На душе постепенно становилось легко и свободно, будто он птица, парящая в в тёплых восходящих потоках чистого, ароматного воздуха. Ему не требуется никаких усилий лететь и бесконечно радоваться своему полёту. Стоило ему подумать о чем-то, желаемое сразу сбывалось. Стоило подумать о ком-то, его образ тут же оказывался перед ним. Иногда он встречал образы людей…. У многих над головой висели еле заметные, слегка светящиеся нимбы.
- Святые что ли?.. Я наверно пребываю в Раю!.. Даже не верится что заслужил такое…. У него перехватывало дух от радости и ощущения счастья. Стоило ему встретиться с кем-то взглядами, сразу становились доступными все мысли путников, и почти все они были переполнены добродетельностью, чисты и радостны. Встречавшимся ему людям, его мысли так же не были секретом. И хотя иногда они были, мягко говоря, не совсем светлыми, собеседников с ним это не обижало. Здесь всё сказанное прощалось ему. Души людей, обитавшие здесь были бесстрастны. Ему было приятно пребывать здесь, но сомнения и подспудные желания не давали покоя. Он до сих пор не верил до конца искренности людей, присутствующих в этом божественном свете. Ему казалось, что так, как здесь – вообще быть не может.
- Ни забот… ни хлопот… Что пожелаешь всё сразу сбывается. Правда – только те желания, в которых не было и тени сомнения, коварства, зависти, подлости, худа для других, - пребывающих здесь душ.
Стоило ему усомниться в реальности существования такого мира, что-то непреодолимое повлекло его, как ему показалось, вниз. Чистота, некая благодать обволакивающая его душу теплотой света стала понемногу исчезать. Он увидел мир, похожий на, привычную ему, сутолоку прежнего бытия. Здесь многолюдно, как на Земле. Каждый занят своими заботами и страстями. В этом мире его так же понимали без слов, и он тоже при общении понимал смысл и подтекст собеседника, а он не произносил не единого слова. В этом мире телепатия была самым обычным явлением, без неё существование такого мира было бы невозможным. Здесь людские души маялись старыми привычками, беспричинными тревогами и всё усиливающимися страстями, были склонны к развлечениям и прелести. Но желания, страсть к привычным соблазнам становились в тысячу раз сильнее земных. Он тоже жаждал удовлетворения своих желаний. Невозможность осуществить их приводило его душу к отчаянию, а понимание порочности своих страстей к глубокой депрессии и невыносимым мучениям. Он иногда встречал родственные души. Его душе становилось немного легче, но облегчение было кратковременным. Страсть к неосуществимому - росла с большей силой. Всё это мучило его душу, заставляло страдать. Иногда страдания становились настолько несносными, что ему хотелось покончить собой. Но он не мог этого сделать, поскольку больше не обладал - ни малейшей силой, ни волей. Одни не проходящие страстные желания. Ему нестерпимо захотелось вернуться в то место, где он находился до поступления сюда. Но это желание, его хотение, почему-то не исполнялось. От понимания того, что им полностью овладели его желания, его страсти… - того , что такое состояние души не сулит ничего хорошего, что оно окончательное – смущало и губило его душу. Полное бессилие справиться с этим умножало муки. Он реально ощущал острую боль и ничего не мог сделать. Стало преобладать сильное желание управлять душами, окружающими его, быть над ними. Взойти на этот пьедестал любым путём, - хоть хитростью, хоть подлостью и обманом, но вернее всего - подкупом. Он нестерпимо хотел этого, и в тоже время понимал, что такое - невыносимо противно святому уставу бытия разумного существа. А неверие в искренность, честность, бескорыстие становились сильней и сильней, выжигая его душу изнутри. Он почувствовал себя в Аду.
- Да!.. – Это и есть настоящий Ад. Он переходил из одного места в другое. Только ему становилось противно пребывать в одном месте, он сразу попадал в окружение других душ, с другими привычками и нравами. он долго путешествовал таким образом. Иногда даже встречал знакомых ему по земной жизни. Наконец он попал в место, где ему было не так мучительно на душе, а иногда даже по нраву. Он даже успел обзавестись друзьями. Назвать своё существование здесь благом он не мог. По-скольку он понимал всю порочность такого существова-ния, душа - мучилась от этого и страдала по лучшей жизни, здесь было относительно сносно, - почти так, как на Земле. Менять что-то дальше у него не было никаких сил.
А на Земле, в среде его родни, начинал существовать и развиваться свой – земной Ад. Разгорались страсти по дележу оставшейся после него квартиры.
Никто из них не думал о том, что пройдёт какой-то миг,
в сравнении с вечностью, его существования на Земле и они окажутся там, где сейчас пребывают их родители.
Всё земное станет ненужным им. Но забота о чистоте и благости души на нашей грешной Земле у большинства людей находится на последнем месте.
Земная жизнь это лишь экзамен на человечность, которая заключена в благодушии и любви к ближнему. И не только к ближнему, а ко всему вокруг. Не в возвеличивании себя над другими, а в видении своих неисчислимых пороков и посему в принуждении своей воли к искоренению их и просьбах о прощении. Человек должен стремиться к любви не требующей никакого ответа. Ради которой можно и должно пожертвовать собой.
Но, судя по всему, - Земля всё больше и больше окунается в безмежный океан людских, а часто нечеловеческих - людских грехов. В конце концов земное бытие может стать страшнее Ада.
Он увидел это, как только подумал о сыновьях. Земная жизнь теперь казалась ему чудовищной. Приобретённая способность понимать о чём думает человек, читать его мысли, воспринимать чувства других людей, - на многое ему открыла глаза. Эта способность понимать от-ношения в родне и среди близких ему людей, не привела его к восторгам души. Он видел всю приземлённость, страстность их желаний, способность к изменам, лжи и предательствам, и чётко понимал чем это закончится. Такое видение земных отношений между людьми облег-чало, даже несколько радовало его душу; - не страдать же тут ему вечность одному. Придёт время, будем мучиться вместе. Человек на Земле свободен в своих желаниях и поступках, поскольку он обладает силой воли и физической силой. Первая куда важнее физической. Он сам может строить свою судьбу. А здесь я лишён этих важнейших качеств для существования. Приобретённые страсти на Земле, непобеждённые за земное бытие, навеки останутся с нами. И в ином мире. В мире, где навсегда останется он и сонм других, жаждущих чего-то, душ. А помочь нам отсюда всем людям на Земле никак нельзя. Разве что - молить Бога об исправлении их грехов, наградить их способностью к раскаянию, или хотя бы - к видению своих грехов ещё на Земле.
Его душа приспособилась к здешнему обитанию. Назойливость душевных мук стала более-менее привычной нагрузкой. Но он понимал и знал от других душ, обитающих здесь уже на постоянной основе, что это, ставшее привычным ему состояние души, - не надолго. Вот-вот он предстанет перед Судом божьим. Этот суд навсегда определит его постоянное место в этом мире, в который он попал после земной жизни. И ему почему-то кажется, что этот последний суд в его бытии - не будет таким уж страшным. Теперь только близкие родственники, оставшиеся на Земле, могут хоть что-то изменить к лучшему в его существовании здесь. Он,- который ни одного дня на Земле не верил в существование Бога, всеми фибрами своей души просил души людей, малость сочувствующих ему, живущих пока на Земле, имеющих силу, волю и свободу для действий, – вымолить у Бога хотя бы какое-то прощение для его, - не угодного небу, духа. Но на Земле не нашлось ни единого сердца, которое заставило бы душу и волю милостивого, великодушного человека делать это.
2012г.