Это тот самый случай. Нет, я не шучу – ТОТ САМЫЙ. Я даже могу справку показать, что у меня нет и никогда не было бешенства. С моей кровью всё в порядке, мои клетки не повреждены, даже иммунная реакция далеко не такая, как у получивших лошадиную дозу вакцины. Или прививки. Я, если честно, не понимаю, в чём собственно разница. Но почему-то все смотрят на меня так, будто я не только переболел бешенством да ещё в добавок выздоровел. Нет, они смотрят на меня так, будто пена у рта, агрессивное поведение и сила пятерых всё ещё при мне.
В какой-то момент я устал спорить с окружающими. Я вышел на улицу в надежде попросить у кого-нибудь сигарету-другую, возможно, поговорить за жизнь, защитить её перед лицом господа, но, видимо, никто особо не хочет разговаривать посреди рабочего дня да ещё в дождь.
Повинуясь смутному желанию, я свернул в магазинчик. Знакомая кассирша кивнула мне, тут же отвлеклась на пожилую женщину, ставившую на кассу всё новые тюбики зубной пасты. Пока она клала, я насчитал 43 штуки, хотя в корзине было ещё. Зачем ей зубная паста? Я представил, как она разводит её в воде и обмазывается получившейся пеной, по комнате расползается ментол и эвкалипт, ксилит и карбамид начинает действовать и…
Я чуть не подавился от представшей передо мной картины. Естественно, старушечий запах в квартире, где давно уже нет старика, смешался с ментолом и эвкалиптом и… я нервно хихикнул. Пожилая женщина посмотрела на меня с равнодушием Будды и продолжила выкладывать тюбики с пастой. Ну как посмотрела? Прошла взглядом мимо меня, сквозь меня и пошла им шарить дальше. Она явно доверяла своим рукам, жившим, скорее всего своей жизнью уже лет сорок. Я бы тоже жил своей жизнью, если бы был руками старухи, любившей обмазывать себя зубной пастой. Буэээ…
Ну что за мысли? Нет, мне положительно нужно дальше, глубже в магазин.
Пройдясь по молочному отделу, я выбрал стакан сметаны среднего размера. На большой моего рта не хватало – сметана постоянно кисла, а если я про неё забывал, то дна стакана я уже не видел. Со временем из него прорастал пушок – иногда чёрный, иногда зеленоватый – плесени, которая бывает, знаете ли, разной. Зашёл было к сосискам, чтобы посмотреть, что у них есть такого вкусного, но своеобычных сосисок с пармезаном у них не было. Были какие-то с американским названием, какие-то дешёвые, состав которых еле умещался на пачке, и ещё какие-то толстенькие, короткие, бледные, как кожа мёртвого младенца.
Зайдя за хлебом, я наткнулся на соседа со второго этажа. Ну, того, с большой волосатой собакой белого цвета, которую он считает представителем породы хаски. Да, у этой хрени действительно голубые глаза, но вот похожа она больше на лайку, чем на хаски. Хотя впрочем, откуда мне знать то?
Сосед буркнул что-то, увидев меня. Решив, что это приветствие, я кивнул ему в ответ и нагнулся за хлебом. В этот момент у меня в спине что-то замкнуло, затылок пронзила боль, а правая рука дёрнулась в сторону, сбив несколько булок хлеба, и с силой врезалась в ящик, который всё это время держал в руках работник магазина. Правую кисть тоже пронзила боль. В то же время я услышал сдавленный мат и грохот.
Ящик оказался не ящиком, я коробкой, в которой были упакованы бутылки с пивом. Почему никто не упаковал их, как это делают все нормальные люди, я не знаю. Дно коробки расползлось и, соответственно, все бутылки повалили на свободу. Вот представьте себе: грохот разбивающегося стекла, увеличивающаяся лужа пива, парень с опустевшей коробкой и раскрытым дном и я, стоящий согнувшись пополам с торчащей в сторону рукой.
В этот момент из внутреннего репродуктора магазина раздалось «целый день ноет спина…». Господи, как я давно не слышал эту рекламу. Стоя под углом к полу, слушая оскорбления со стороны озверевшего и пришедшего в себя сотрудника, я вдруг переполнился ностальгией. Как ведь хорошо, что я сюда зашёл. Ведь всё это время я знал, что мне чего-то не хватает. И в этот момент я вдруг ощутил нечто новое – чувство, переполнившее меня снизу вверх и сверху вниз, как две противоположные волны, погасившие друг друга в точке, где в моей спине стрелял мой внутренний пулемётчик.
Близость.
Я разогнулся и посмотрел на работника. Он посмотрел на меня, явно готовый сказать что-то ещё. И тут я его обнял. Я прижался к нему, как к старому другу, как к брату, которого я давно не видел, затем по-русски троекратно его облобызал и рванул с места в сторону касс.
Там, на полпути я наткнулся на соседа, набиравшего в корзину туалетную бумагу. Увидев меня, он что-то пробормотал в ответ. Я кивнул ему, но на этом не остановился. Я подошёл к нему, обнял его, как старого друга, которого я так давно не видел, как родного брата, вернувшегося с войны. Захотел было облобызать его троекратно, по русскому обычаю, но сосед внезапно отшатнулся и взмахнул рукой, будто хотел дать мне в лицо.
Оставив соседа, я подлетел к кассе. Знакомая мне пожилая барышня продолжала выкладывать из корзинки наверное уже двухсотый тюбик зубной пасты. За ней толпилось человек пять с корзинками, кульками и детьми в руках. Бедный кассир смотрела на старую леди глазами, готовыми обрасти синяками размером с пятак и утонуть в горьких слезах.
Что я сделал, спросите вы? Как любой, обретший наконец-то духовный стержень и получивший настоящий жизненный ориентир от господа, я…
Я начал их обнимать и лобызать. Каждого. Толстую женщину лет 50 с сиреневыми кучеряшками и таким же толстым мальчиком за ручку. Мальчика я тоже обнял, и даже заговорщицки лизнул его мороженое. Затем был черёд симпатичной девушки и её большого и, по-моему, не очень русского молодого человека. Ребята заржали и устроили со мной групповые обнимашки. Был ещё какой-то мужчина в сером пальто и ничего не выражающими серыми глазами, но его я не запомнил…
Пройдя сквозь толпу, я подошёл к старухе. В момент, когда она пыталась вытащить из корзины очередной тюбик, коих там оказалось не менее сотни, женщина оказалась в моих объятьях. Я обнимал её, как сестру (очень старшую сестру), которую я давно не видел, как подругу дней моих суровых. Она не оценила нашей близости. По магазину пронёсся визг. Кассирша зажмурилась, словно от боли. Толстый мальчик выронил мороженное и с недоумением уставился на пол, нерусский молодой человек поморщился, лицо его девушки скривилось.
Старухи не было. Её словно ветром сдуло. На её месте стоял я и держал в руках корзинку с зубной пастой. Кассирша подняла на меня два синяка:
- Брать будете?
- Что брать?
- Зубную пасту.
- Я только за хлебом да за сметаной.
- Ну, смотрите, она ведь заплатила.
- Тогда буду.
Мы досчитали остаток. Всего их было 453 штуки. Я получил сдачу и двинулся вперёд. На выходе из магазина я услышал свист и аплодисменты. Нет, ребята, на бис я повторять не буду.
Шёл дождь. Не очень холодный, но мелкий и слишком мокрый, какой бывает осенью, когда люди одевают много одежды, которая, промокнув, становится тяжёлой, неприятной на ощупь и теплопроводящей, отчего люди быстро начинают дрогнуть и спешат домой, под тёплый плед и горячий чай.
Я посмотрел в серое унылое небо и улыбнулся холодной осенней мороси. Спина была в порядке и даже прошедший мимо сосед, давший сидевшему у дверей бомжу 10 рублей и покрутивший у виска перед моим лицом, не испортил мне настроение. Было холодно, мокро, но я чувствовал близость ко всему человеческому миру со всеми его практиками, путями и представлениями, запахами, технологиями и чувствами, людьми, собаками, кошками и веганами. Мне хотелось обнять каждую каплю, каждое бесформенное пятно, выделявшееся среди туч. Я шёл с распростёртыми руками, от меня отшатывались люди и крутили рукой у виска.
На следующий день ко мне постучали. Это была скорая помощь. Люди в халатах скрутили меня, отвезли в больницу и целый день проводили анализы. В конце концов, они меня отпустили и сказали заехать к ним через несколько дней за справкой о том, что у меня нет бешенства. Я сказал, что на днях не могу, может быть, как-нибудь потом. Справка действует всего месяц, а потом им придётся делать её снова, и я снова за ней не приеду. Так никто не будет уверен, есть ли у меня страшная болезнь, буду ли я кусать окружающих с пеной у рта или нет.
Зато у меня есть 453 тюбика зубной пасты Чистый жемчуг. И, если кому надо, могу подарить парочку за обнимашки.