Желанная безжалостная Турандот

Мари Козлова
Желанная безжалостная Турандот
С операми Пуччини у меня всегда были какие-то проблемы. По большей части меня не трогала их музыка. Хотя я люблю его светлую оперу «Богема», знаю ее, помню арию «Холодную ручонка, надо Вам ее согреть. Темно ужасно, мы ищем ключ напрасно…», именно с такими словами по-русски. Ария Каварадосси из «Тоски» всегда заставляет меня содрогаться от ощущения неминуемости смерти. Слушала нынешним летом великолепную «Тоску» в Мариинском театре в дни фестиваля «Звезды белых ночей» с прекрасной Марией Гулегиной в заглавной партии, впечатляющим тенором Нажмиддином Мавляновым в роли Марио Каварадосси и замечательным баритоном Ариунбаатаром Ганбаатаром в партии барона Скарпиа. Наслаждалась красивыми голосами певцов, радовалась впечатляющей постановке, узнавала наиболее известные фрагменты оперы, как бы сейчас сказали, хиты, затаив дыхание слушала знаменитую арию Тоски, потом – Каварадосси. Аплодировала с энтузиазмом после спектакля, потому что он мне очень понравился, но и сейчас сказать, что я люблю всю оперу «Тоска», я не могу.
А оперу «Турандот» до сегодняшнего спектакля в Мариинке я не только в театре, но и целиком никогда не слышала. Хотя и арию Калафа из третьего действия, и арию Турандот из второго акта, и финальный гимн любви я, конечно, знаю и очень люблю эту музыку. Узнав, что Турандот в спектакле 5 ноября будет исполнять полюбившаяся мне с летних спектаклей в Мариинке Мария Гулегина, я решила восполнить пробел в своих музыкальных впечатлениях.
Спектакль оказался красивым, по большей части со вкусом стилизованным под китайский Восток. Это очень гармонировало с такой же условно китайской музыкой оперы. Великолепно звучал оркестр под управлением Валерия Гергиева, живописуя жестокие будни Пекина далеких сказочных дней, где ненавидящая мужчин дочь императора Турандот одного за другим отправляет под меч палача претендентов на ее руку и сердце. Настоящая фурия, наделенная, видимо, умопомрачительной красотой, притягивает, как магнит, всех увидевших ее представителей сильного пола царских кровей. И они, очертя голову, кидаются в пучину странного сватовства, итогом которого может быть либо женитьба, либо смерть. И надо-то всего разгадать три загадки – и невеста твоя! Отлично звучал хор, тревожась за судьбу симпатичных принцев, скорбя об их казни, переживая за судьбу страны, правитель которой никак не может справиться со строптивой дочерью и выдать ее замуж, чтобы она преодолела выдуманные ею же психологические проблемы. Самой симпатичной личностью для меня стала любящая и преданная и Калафу, и его отцу Тимуру, татарскому царю, рабыня Лиу (Ирина Чурилова). Ее нежное взволнованное пение как нельзя лучше передавало ее чувства. Когда она убила себя, зал как-то по-детски ахнул. Было очень трогательно. Видимо, зрители тоже оценили ее человечность, и, как и я, пребывали в недоумении, что такого хорошего нашел Калаф в холодной злобной закомплексованной Турандот, что с таким упорством практически совал голову в петлю, которую она бы с удовольствием затянула, если бы Калаф в чем-то ошибся.
Роковая безжалостная Турандот (Мария Гулегина) выглядела очень убедительной в своем свирепом нежелании иметь что-либо общее с желавшими ее благосклонности мужчинами. Ее впечатляющие арии, в которых было явно слышно предвкушение неминуемой расправы над очередным женихом-неудачником, наводили на странную мысль: «А как Калаф собирался с ней жить, как ладить? Вдруг в ней опять проснется фурия? Была бы заколдованная, как в европейских сказках, поцеловал, полюбил, расколдовал бы, и стала бы она навсегда милой девушкой и покладистой женой. А тут как?» Впрочем, это вопрос не к опере, а к китайскому фольклору. Причем, риторический!
Интересен был и Калаф (Владимир Галузин), действующий в этой оперной истории как неизвестный принц. Именно он пол самую красивую арию во всей опере, когда рассказывал о своей любви к Турандот (господи, что он в ней нашел? Разве, что богатства всего мира, о которых ему говорили придворные китайского императора Пинг, Панг и Понг?), заставляя ее полюбопытствовать, о чем все-таки идет речь. И-таки сразил ее наповал одним поцелуем! Выглядело это, как снятие чар, расколдовывание, но в сюжете этого нет. Тем не менее, любопытство Турандот переросло в постоянный интерес к проявлениям любви, она и согласилась на свадьбу к огромному облегчению и радости всех жителей Пекина – от родного отца-императора и придворных до снующей повсюду черни. Лучшая мелодия оперы «Турандот», с моей точки зрения, звучит в ее финале в исполнении хора – такой просветленный жизнеутверждающий гимн любви, дарующий надежду на счастливое течение дальнейшей жизни в сказочном Китае.
Спектакль в постановке Изабель Парсьо-Пьери выглядел приятно впечатляющим, весьма гармоничным и продуманным. Было лишь три момента, которые я восприняла, как необъяснимые диссонансы, как дешевые пуговицы на костюме от Гуччи. Первое – это реализованная метафора с мечом (дамокловым мечом?), сложенным из трех огромных частей и крутящимся над толпой обреченных подданных. Последнее – это светящийся зеленый дракон, составленный из каких-то щитов перед тем, как опустился занавес в конце оперы. А второе – это странная сцена, когда похожие на православных монахов или иноков китайские подданные императора, почему-то легли на сцену головой к зрителям (слава богу, не ногами!), вытащили из-под черных ряс-халатов розовые и желтые подолы платьев-рубашек и подняли их вверх на сорок пять градусов, при этом расставленные ноги они согнули в коленях. Женщина-режиссер должна была понимать, какая медицинская ассоциация мгновенно возникнет в голове современных женщин, да и мужчин, которые смотрят американское кино про больницы. Для меня эта сцена – загадка. Ведь можно было тех же иноков поставить лицом к зрителю и просто дать им распахнуть халаты – цветовой эффект был бы даже лучше!
Конечно, несмотря на эти мелочи, спектакль мне понравился. Но музыка Пуччини, кроме арии Калафа и финального гимна любви, почему-то опять меня не тронула. И я позавидовала своей приятельнице, которой эта опера очень нравится, и она ходит слушать «Турандот» уже не первый раз, для удовольствия.