Иосиф Викторович был очень старым художником. Настолько старым, что у него не осталось друзей-одногодок, а его первые ученики и последователи уже и сами стали пенсионерами. А некоторые уже давным-давно умерли…. Но даже ученики уже давно забыли о своём старом учителе, полагая, что он уже умер. А если не умер, то находится в таком плачевном состоянии, что уже, наверное, много лет находится под присмотром в специальном медицинском заведении.
Однако, вопреки общественному мнению Иосиф Викторович продолжал самостоятельную жизнь. Если бы не глаза, которые практически ничего не видели, то он справедливо бы считал, что устроился на старости лет вполне недурно. Согласитесь, трёхкомнатная квартира в старом, крепком доме в самом центре города, прекрасные, тихие соседи, которые не докучали своими идиотскими просьбами, а, если и появлялись на пороге его квартиры, то только за тем, чтобы предложить свои услуги. Два раза в неделю его соседка шестидесятилетняя девчонка (именно так называл её Иосиф!) ходила за продуктами в магазин. Два раза в месяц она производила у него уборку в квартире. А все остальные дни в его доме царила тишина. Жаль, однако же, что нельзя было полноценно насладиться солнечными лучами, вольготно чувствовавшими себя в старинных хоромах Иосифа Викторовича! Оставалось лишь предаваться бесконечным размышлениям. Особенно удачные мысли старый художник записывал на диктофон, подаренный ему лет двадцать назад. «Гомер! Ни дать, ни взять!» - приходил в неописуемый восторг Иосиф Викторович, когда очередная гениальная мысль была записана. Все его аудиозаписи он, естественно, завещал прогрессивному человечеству, наивно полагая, что после его кончины, про него будет написана книга и снят документальный фильм…
Василий Николаевич вспомнил про него совершенно случайно. Проводив Владу, он изрядно нализался и именно тогда в его почти что потухнувшем мозгу ярким светом загорелась мысль: «Надо навестить Иосифа Викторовича!». И он тут же отключился.
На утро трещала голова. Пить, да и есть было нечего. Хотелось умереть. Но об Иосифе Викторовиче, своём старом учителе он не забыл. «Да, нет! Это бред какой-то! Он давным-давно умер. Такая ерунда может прийти только на пьяную голову! Надо выкинуть всё это из головы».
Однако же ничего не получалось. Да, и всё равно надо было выйти из дома: пополнить свои запасы, да, и друзей своих немногочисленных навестить. А вдруг у них есть какие-то варианты заработка?
Встал. Еле-еле дошёл до ванной. Посмотрел в зеркало. «Да, с такой рожей не то, что на работу, просто на порог дома не пустят». Сорок минут приводил себя в порядок. «Ладно, от идеала, конечно, далеко, но всё же сойдёт».
Мысли об Иосифе Викторовиче всё-таки из головы не выкинулись. Более того, оказавшись на улице, они, словно, обрели второе дыхание, всё настойчивее и настойчивее себя вели. Час был ещё ранним. Людей на улицах почти что не было. «Все, наверное, ещё спят. Бессмысленно ехать к важным людям. А вот к Иосифу можно…. Посмотреть. Если он всё ещё живёт по тому адресу, то хорошо. А если нет, то, по крайней мере, перестану о нём думать. Может, хоть голова пройдёт».
Автобус, полчаса тряски в метро. Выход. Старый район. Жилых домов почти не осталось, в квартирках и подвалах разместились предприниматели всевозможного пошиба. Публика была соответствующей. То и дело Василия одёргивали прохожие, чтобы узнать у него дорогу. Не будучи местным жителем сложно сориентироваться среди узеньких переулков и трёхэтажных домов, вплотную примыкающих друг к другу. А у Василия здесь прошло детство, отрочество и частично юность…
«Как же всё изменилось!» - качал больной головой наш герой, подразумевая, не градостроительство, а дух, антураж этих старинных улочек, бульваров и площадей…
Дом Иосифа Васильевича, его подъезд, лестницы были точно такими же, какими Василий Николаевич оставил их двадцать лет назад. Даже запах кислой капусты и бесконечной стирки никуда не делся, не улетучился. «А здесь всё по-старому!». Пессимизм, который следовал за ним по пятам от самого его дома, отступил, спрятался. Если всё осталось неизменным, то, наверное, и Иосиф Васильевич никуда не мог деться! И время, которое он потратил на дорогу, скорее всего, потрачено не зря!
Третий этаж. Та же деревянная дверь, с облупившейся зелёной краской. Тот же звонок. «Если бы сюда вселились новые хозяева, то они бы точно всё поменяли или в порядок привели». Хотя он не исключал варианта, что кто-то мог владеть этой квартирой в хорошем доме, в престижном районе лишь «для галочки», не прилагая никаких усилий для облагораживания жилплощади. Зачем? Даже на такую, откровенно говоря халупу, всегда найдётся покупатель. И не один…
Позвонил. Прислонил ухо к двери. Внутри какое-то движение, шорох, кто-то медленно идёт к нему. «Ну, уж точно не зря приехал, кто-то там точно есть». Дверь открылась, на пороге квартиры стоял он.
- Вы кто? Что вам здесь надо? – вызывающе спросил Иосиф Викторович.
- Неужели вы меня не узнаёте? – удивился и немного обиделся Василий.
- Да, я теперь и мать родную не узнаю! Глаз-то уже не видит!
- Это я, Василий!
- Николаевич…
- Он самый!
- Точно? А то мало ли…
- Хотите, проверьте!
- Хорошо! Как называлась картина, которую мы писали для Вильнюсского отдела милиции?
- Сейчас попробую вспомнить…. Кажется, «Фемида». Да, точно! Я ещё спрашивал, почему мы эту картину отправляем милиционерам, а не судьям!
- Точно-точно!
- Ну, что, Иосиф Викторович, признали?
- Признал! Пошли ко мне.
В квартире было душно. Окна Иосиф никогда не открывал. Пыльно. Время генеральной уборки должно было пойти через два дня. От обилия пыли Василий начал беспрестанно чихать. Согнувшись пополам, он заметил картину, стоявшую почти что в дверях и, судя по всему, хозяин квартиры успел про неё забыть, она была почти полностью завалена всевозможным хламом. И он уже хотел спросить, что это за картина, но в долю секунды одёрнул себя. У него появился план. Безумный план...
Ему нужны были картины. Только они могли продлить его существование. А вдохновения, как назло не было. А тут… на расстоянии вытянутой руки лежат, можно сказать, деньги. Картина почти что в идеальном состоянии. И в забытье…. «Он уже забыл про неё, он её не видит, она ему уже не нужна. Завтра он двинет коньки и никому этот хлам не будет нужен, его просто выкинут на улицу. А для меня… это золотая жила». Он начал пристально осматриваться, надеясь увидеть другие, плохо висевшие картины.
- А где ваши картины?
- Я уже давным-давно всё раздал и раздарил. Я всё равно слепой! Зачем мне ими дом свой заставлять!
- Как жаль…
- Да, ладно, всё это пустое…
Значит, он ничего не помнит и не видит…. Но слышит ведь он, наверняка, хорошо. И если он сейчас начнёт разбирать этот хлам, то это точно насторожит деда. А ведь он одинок. Друзей у него нет. Соседи их не видели и не слышали. Интересно, а есть ли в подъезде скрытые камеры? И если есть, попал ли он в объектив? Ничего тяжёлого под рукой нет. Хотя он такой старенький, такой хрупкий, тщедушный… . Много ли ему надо? Если его оглушить или придушить…. Нет, вот это уже бред! Картина не стоит того, чтобы из-за неё убивать древнего старика! Наверняка есть и другой выход...
- Василий, ты не обидишься, если я тебя оставлю?
- А, что, - Василий, углубившись в свои мысли, потерял связь с реальностью.
- Ты глухой что ли? Отойти мне надо ненадолго.
- Далеко?
- В соседнюю комнату. Надо кое-что на диктофон записать. Мысли есть.
- И надолго?
- Не знаю… Может, на полчаса. Если устанешь ждать или если дела зовут, то можешь уйти.
- Нет-нет! Я могу посидеть.
- Хорошо! Тогда не обижайся. Я тебя предупредил!
Вот он шанс! Даже Бог всё видит и всё правильно понимает. Ну, зачем слепому старику картина, которая может спасти жизнь ещё вполне крепкого и здорового мужчины? Бог справедлив!
Василий любезно согласился помочь Иосифу Викторовичу донести в соседнюю комнату диктофон. И крепко-накрепко закрыл за ним дверь и табуреточкой подпёр…
Гомер углубился в свои философствования, а Василий приступил к делу. Полуистлевшие полотенца, трёхлитровые банки, ржавые железяки, пожелтевшие газеты отделяли от заветной цели. Надо аккуратно разгребать мусор. Во-первых, хозяин квартиры может его услышать, что-то заподозрить. Во-вторых, нельзя повредить картину. Ну, и, в-третьих, не хочется пачкаться…
Через двадцать минут дело было кончено. Перед Василием в полном великолепии предстало пятидесятисантиметровое полотно. В полумраке он толком не мог рассмотреть, что на нём изображено. А подсветить себе телефоном он почему-то боялся. «Ничего, на улице рассмотрю хорошенько».
Решил, что стоит вынести картину за дверь, благо хозяин не запер замок. Соседи, если они живут на этом этаже, точно не возьмут. Старое, пыльное полотно… нет, точно побрезгуют!
Василий открыл дверь. Аккуратно. Он не помнил, скрипела ли она, когда Иосиф открывал. Тут всё такое старое! Конечно же, она должна скрипеть! Наверное, минуты две он только открывал. Картину удалось вынести значительно быстрее. Вышел. Сверху и снизу никого нет. Может, уйти? Тем более, сам хозяин был не против. Нет, лучше обеспечить себе алиби! Вдруг хозяин что-то вспомнит…
Вернулся назад, на «место преступления». Табуретка лежала опрокинутой. Дверь в соседнюю комнату была открыта, Иосиф Викторович окончил запись…
- Что это ты делаешь?
- Да, мне показалось, что кто-то в подъезде кричал, - выдал первое, что пришло в голову, Василий.
- Да, это, наверное, кошки.
- Точно? А то я подумал…
- Нет-нет! – прервал его старик, - Именно кошки!
- Ну, хорошо…. Мне, наверное, пора…
- Пора…. Жаль, что так рано уходишь…
- Дела…
- У вас, у молодых, всегда дела, всё спешите куда-то…
- Ну, а как не спешить?
- Действительно, как не спешить… Спасибо тебе, что посетил и порадовал старика! Честно, не ожидал, что я ещё кому-то нужен, кроме соседки. Все уже давным-давно меня похоронили!
- А вы живее всех живых!
- Да, как дедушка Ленин! Ну, беги! Тебя ждут дела!
Василия ждали не только дела, но и картина. Церковь. На полотне была церковь…