Смешное сердце

Ольга Алексова
 
               
                Настоящая любовь всегда взаимна (Лосев)

1.
     Кутузов - бомж. Впрочем, это не очевидно. У Кутузова есть жилище. Даже два. Значит, не бомж. Квартирка его образовалась лет десять назад. Кирпичная хрущёвка в тополином дворике, всего в пяти минутах от центра их губернского городка. На пятом этаже. Выше только голуби. Сволочи, к слову сказать. "Курицы эти голуби, - ворчал он по утрам. - Дуры. И тётка - курица. Да все, они, бабы - курицы."
     Тётку Кутузов выписал из деревни. Одна она у него теперь. Тётка пережила всех: брата, мужа и детей, потом сестёр. Маму Кутузова умудрилась пережить. Та на десять лет моложе её была. Давно уже умерла мать, а эта живёт. Будто засохла. Зубов нет, а рот вечно в движении: жуёт что-то. И молчит. Кутузов думал, что онемела. Нет. Ночью скрипит, бормочет. Или храпит. Или идёт в туалет. Она идёт, а за ней по полу мокрая дорожка. По этой дорожке и возвращается, шаркая валенками.
     Валенки свои, будто ребёнка, тётка у груди держала всю дорогу, пока они ехали с Кутузовым из деревни в город. Кутузов хотел было их взять из цепких тёткиных рук, но та только взглянула, и  Кутузов понял: мать смотрит. Терпи, мол.
     Кутузов терпел до зимы. К тому времени квартирка  его наполнилась незнакомыми запахами и звуками. Она, будто перезрелая девица, впопыхах поменяла фамилию и тут же сдулась. А деревенский  тёткин дом скучал себе в одиночестве, даже не напоминая, что Кутузов - обладатель родового гнезда  Ерёминых. Ерёмин - фамилия Кутузова по паспорту.  Впрочем, паспорт ему ни к чему: пособия нет, работы тоже. Квартиру тёткина пенсия прикрывала. Хлеб соседка таскала. Осенью из деревни привезли прокорм с огорода. Всё.
     А "Кутузовым" его ещё отец припечатал. Из-за глаза. Пацаном нырнул неудачно, поранился крепко, спасибо, что глаз жив остался. Шрамом отделался. Отец сопли да кровь с лица сына вытер, ватку с бинтом на лист подорожника приложил, пристроил к затёкшему глазу и мамкиным платком наискосок привязал всю конструкцию к голове: о! во! ты, паря, чисто Кутузов теперь! Гордись, Кир, ёшкин кот!
     Кутузов гордился лет до 14, пока Ленка  не прошипела: урод. Кирилл оглох от тихого этого шипения. Похоже, навсегда. Потом в техникуме препод - молодая совсем, столичная  фифа - хохотнула: ты, Ерёмин, вовсе не Кутузов. Слабоват умом будешь. Книжки иди читать, спасайся.
Пошёл. Спасался.

     Наискосок от родной пятиэтажки, в котельной, в угольном закутке, Кутузов другой дом себе устроил. Никто его оттуда не гнал, даже рады были: тихий, котельная под присмотром.  Во втором  жилище Кутузова чтива всякого - горы. Так и жил  с тридцати трёх своих христосовых годов. За стопку "Юности",  "Науки и жизни" или даже за "Мурзилку" готов был двор возле котельной прибирать днями.
     "Мурзилку " Кутузов держал под подушкой.  Засыпал, вспоминая родительский дом, Веру-почтальоншу, калитку в сад, а на калитке той отцом сколоченный почтовый ящик. Вера ругалась, что корреспонденцию не впихнуть, замаялась, мол, с вашими газетами-журналами. И то: "Известия" и спортивная - отцу, маме - "учительская" и журнал, ещё ей же - "Мурзилка"; она оттуда картинки вырезала для своих уроков. Потом выписали "Огонёк ", и Кутузов по очереди с отцом бегали на почту получать книжки подписных изданий. А "Зарубежную литературу" один год только выписывали... жаль.  "Пионерская правда" - для политинформаций по понедельникам на пятиминутке перед уроками. "Наука и жизнь" стопочками хранилась на папиной полке. " Литературка" ещё. Вера её особенно не любила, а мама читала с конца. Потом уже в жизни Кутузова появилась "Юность", но это отдельная история. У Ленки он этот журнал увидел. Ну и всё. Присох. И к журналу, и к Ленке. Дурак, короче. Вот, значит, такое у Кутузова главное жилище образовалось в его жизни. По пятницам - душ у тётки; и, чтобы она его не искала, раз в неделю, другим днём,  приходил на показ.
     Ну и ладно.

2.
     Кира маялась вопросом: прокатиться в Англию к родителям или рвануть с Таськой в Италию?  Пожалуй, - с Таськой. Надо подтянуть итальянский. С английским она давным-давно, как с родным. Поэтому и на иняз  пошла. От лени. Сначала думала экстерном всё это дело прикончить, а потом решила: а на кой? Пусть себе идёт, как идёт, есть не просит. И ничего не просит. Кира уже давно забила на ошибки преподов, на тягомотину учебную - ерунда всё это.
      А итальянский приснился.
      Море, белый парус вдали и, как водится, широкополая шляпа - тоном темнее, чем лавандовое платье, - чуть прикрывала умные Киркины глаза. Шёлк ласкал колени, ступни грел песок. И этот чудный язык откуда-то сверху и сбоку одновременно, и эти умопомрачительные гласные, будто обцелованные морем камни: округлые, ясные в своей чистоте и выразительные в простоте. Восторг!
 
      Кира листала вечерами страницы сайтов, слушала саксофон и думала. Понятно, что бежала от Стива, который запечатал собой её любимую Англию. Понятно, что боялась неизбежной встречи с ним. Боялась прогулок и этого городского шелеста знакомых звуков, которые не дают жить настоящим, а швыряют в нежность его рук и глаз. Кира то и дело блокирует  WhatsApp и скайп. И ждёт, и ждёт звонка.
      Таська злится, ругает Киру дурой и тащит в Италию. Наивная.

3.
      Кир открыл для себя стихи Тарковского давно, ещё совсем пацаном. Увидел на подоконнике в классе общую тетрадь, полистал от скуки. Оказались лекции по истории. Две. Потом - рисунки: деревья, силуэты женщин и мужчин, потом - "Арсений Тарковский. Первые свидания". Улыбнулся, предвкушая занудную глупость и всякие там бла-бла, и ткнулся глазами в первые строчки.

"Свиданий наших каждое мгновенье Мы праздновали, как богоявленье, Одни на целом свете. Ты была Смелей и легче птичьего крыла, По лестнице, как головокруженье, Через ступень сбегала и вела Сквозь влажную сирень в свои владенья С той стороны зеркального стекла. Когда настала ночь, была мне милость Дарована, алтарные врата Отворены, и в темноте светилась И медленно клонилась нагота, И, просыпаясь: "Будь благословенна!" - Я говорил и знал, что дерзновенно Мое благословенье: ты спала, И тронуть веки синевой вселенной К тебе сирень тянулась со стола, И синевою тронутые веки Спокойны были, и рука тепла."

      Он торопливо ещё раз пробежал по словам, звукам, смыслам:  ... ты спала ... рука тепла . Потом вдруг прерывисто вздохнул и вернулся по строчкам снизу вверх - к началу: будь благословенна... Отворены... Дарована... сквозь влажную сирень.
      Кир вдруг сам почувствовал головокружение и захлопнул тетрадь.  Читать дальше было страшно. Ленкины сиреневые глаза всплыли и заполнили весь мир Кутузова. Он свернул тетрадь трубкой и сжал её в кулаке: домой! исчезнуть, чтобы никого не слышать сейчас. И не видеть. Её.


      И не видеть. Его.
      Кира уже не рвалась в свои сны: боялась не проснуться. Её тревожили прикосновения к случайным  предметам, которые отчаянно напоминали Стива. Она вздрагивала, уловив запах его одеколона. И уже разучилась плакать. Дерзнула заменить их рингтон Lily Was Here на стандартный, удалила  And You My Love. Жила зажмурившись.

      Кир превратился в слух и бессмысленное ожидание.
      Кира  учила себя дышать.

4.
      Таська вытряхнула, выискивая ключи от машины, содержимое своей новой сумочки на скамейке во дворе  и  обнаружила, что телефон исчез. "Ну и чёрт с ним! Судьба".
      Кир сидел рядом, закрыв глаза, слушал брякание предметов, шелест незнакомых звуков, хоровод запахов и улыбался краешком рта. "Смелей и легче птичьего крыла"  А рядом топотало что-то немыслимо чужое. Немыслимо. Топотало.
      Кир дождался тишины и приоткрыл глаза. Прибитый ногами снег преломился мёртвым блеском льда. Кир поднял лицо к небу и прислушался.

"А в хрустале пульсировали реки, Дымились горы, брезжили моря, И ты держала сферу на ладони Хрустальную, и ты спала на троне, И - боже правый! - ты была моя."

      Ты была. Ты - была.

      Кир встал. Телефон, будто испуганный зверёныш, шевельнулся под ногами. Кир подхватил его в ладонь и, улыбнувшись, заглянул под крышку:  *100#. Та-ак: "619,12 р Выгодный тариф для Вас: 5ГБ+...  Оглянулся.  Лампочка  у подъезда раскачивалась в такт падающим хлопьям снега. Контакты. "Умница Кирюха".
      Ух ты!

      Умница Кира положила на кровать томик Тарковского и уткнулась в экран монитора.

5.
      WahtsApp позвал "нотой":
- "Ты пробудилась и преобразила Вседневный человеческий словарь"
- Таська! Сдурела? Тарковский?

      Кир задумался.

- Смотри сюда:
согреет дам в холодный
вечер
получше пледа и
мурлык
слегка накинутый на
плечи
мужик
- Что это, Кирюха?
- "пирожки", дурища!
- Так просто?
- Не скажи, там до черта всего надо знать! Но согласись, что классно, а?
- Не знаю.
- Тась, ты заболела?
- Не "Тась" я. Телефон нашёл. Готов вернуть.
- За вознаграждение?
- за Тарковского
- ???
- "Ты пробудилась и преобразила Вседневный человеческий словарь, И речь по горло полнозвучной силой Наполнилась, и слово ты раскрыло Свой новый смысл и означало царь. На свете все преобразилось..."
- "...Простые вещи - таз, кувшин,- когда Стояла между нами, как на страже, Слоистая и твердая вода. Нас повело неведомо куда. Пред нами расступались, как миражи, Построенные чудом города, Сама ложилась мята нам под ноги, И птицам с нами было по дороге, И рыбы подымались по реке, И небо развернулось пред глазами..."
- " Когда судьба по следу шла за нами, Как сумасшедший с бритвою в руке."
- ...
- ...

      Кутузов захлопнул крышку телефона, не в силах продолжать разговор.
      Кира опрокинулись на спину и уставилась в потолок.

      Утром она получила последнее сообщение:
- я повстречался с
птицей счастья
и для обоих был сюрприз
она в окно моё летела
я из

     Кирюха заплакала.
ps
https://m.youtube.com/watch?v=vfk13P1lHh0
Чёрный Лукич "Смешное сердце"
Необходимое пояснение:
благодарю авторов стишков-"пирожков" - жителей Интернета.