Смешное сердце
Настоящая любовь всегда взаимна (Лосев)
1.
Кутузов - бомж. Впрочем, это не очевидно. У Кутузова есть жилище. Даже два. Значит, не бомж. Квартирка его образовалась лет десять назад. Кирпичная хрущёвка в тополином дворике, всего в пяти минутах от центра их губернского городка. На пятом этаже. Выше только голуби. Сволочи, к слову сказать. "Курицы эти голуби, - ворчал он по утрам. - Дуры. И тётка - курица. Да все, они, бабы - курицы."
Тётку Кутузов выписал из деревни. Одна она у него теперь. Тётка пережила всех: брата, мужа и детей, потом сестёр. Маму Кутузова умудрилась пережить. Та на десять лет моложе её была. Давно уже умерла мать, а эта живёт. Будто засохла. Зубов нет, а рот вечно в движении: жуёт что-то. И молчит. Кутузов думал, что онемела. Нет. Ночью скрипит, бормочет. Или храпит. Или идёт в туалет. Она идёт, а за ней по полу мокрая дорожка. По этой дорожке и возвращается, шаркая валенками.
Валенки свои, будто ребёнка, тётка у груди держала всю дорогу, пока они ехали с Кутузовым из деревни в город. Кутузов хотел было их взять из цепких тёткиных рук, но та только взглянула, и Кутузов понял: мать смотрит. Терпи, мол.
Кутузов терпел до зимы. К тому времени квартирка его наполнилась незнакомыми запахами и звуками. Она, будто перезрелая девица, впопыхах поменяла фамилию и тут же сдулась. А деревенский тёткин дом скучал себе в одиночестве, даже не напоминая, что Кутузов - обладатель родового гнезда Ерёминых. Ерёмин - фамилия Кутузова по паспорту. Впрочем, паспорт ему ни к чему: пособия нет, работы тоже. Квартиру тёткина пенсия прикрывала. Хлеб соседка таскала. Осенью из деревни привезли прокорм с огорода. Всё.
А "Кутузовым" его ещё отец припечатал. Из-за глаза. Пацаном нырнул неудачно, поранился крепко, спасибо, что глаз жив остался. Шрамом отделался. Отец сопли да кровь с лица сына вытер, ватку с бинтом на лист подорожника приложил, пристроил к затёкшему глазу и мамкиным платком наискосок привязал всю конструкцию к голове: о! во! ты, паря, чисто Кутузов теперь! Гордись, Кир, ёшкин кот!
Кутузов гордился лет до 14, пока Ленка не прошипела: урод. Кирилл оглох от тихого этого шипения. Похоже, навсегда. Потом в техникуме препод - молодая совсем, столичная фифа - хохотнула: ты, Ерёмин, вовсе не Кутузов. Слабоват умом будешь. Книжки иди читать, спасайся.
Пошёл. Спасался.
Наискосок от родной пятиэтажки, в котельной, в угольном закутке, Кутузов другой дом себе устроил. Никто его оттуда не гнал, даже рады были: тихий, котельная под присмотром. Во втором жилище Кутузова чтива всякого - горы. Так и жил с тридцати трёх своих христосовых годов. За стопку "Юности", "Науки и жизни" или даже за "Мурзилку" готов был двор возле котельной прибирать днями.
"Мурзилку " Кутузов держал под подушкой. Засыпал, вспоминая родительский дом, Веру-почтальоншу, калитку в сад, а на калитке той отцом сколоченный почтовый ящик. Вера ругалась, что корреспонденцию не впихнуть, замаялась, мол, с вашими газетами-журналами. И то: "Известия" и спортивная - отцу, маме - "учительская" и журнал, ещё ей же - "Мурзилка"; она оттуда картинки вырезала для своих уроков. Потом выписали "Огонёк ", и Кутузов по очереди с отцом бегали на почту получать книжки подписных изданий. А "Зарубежную литературу" один год только выписывали... жаль. "Пионерская правда" - для политинформаций по понедельникам на пятиминутке перед уроками. "Наука и жизнь" стопочками хранилась на папиной полке. " Литературка" ещё. Вера её особенно не любила, а мама читала с конца. Потом уже в жизни Кутузова появилась "Юность", но это отдельная история. У Ленки он этот журнал увидел. Ну и всё. Присох. И к журналу, и к Ленке. Дурак, короче. Вот, значит, такое у Кутузова главное жилище образовалось в его жизни. По пятницам - душ у тётки; и, чтобы она его не искала, раз в неделю, другим днём, приходил на показ.
Ну и ладно.
2.
Кира маялась вопросом: прокатиться в Англию к родителям или рвануть с Таськой в Италию? Пожалуй, - с Таськой. Надо подтянуть итальянский. С английским она давным-давно, как с родным. Поэтому и на иняз пошла. От лени. Сначала думала экстерном всё это дело прикончить, а потом решила: а на кой? Пусть себе идёт, как идёт, есть не просит. И ничего не просит. Кира уже давно забила на ошибки преподов, на тягомотину учебную - ерунда всё это.
А итальянский приснился.
Море, белый парус вдали и, как водится, широкополая шляпа - тоном темнее, чем лавандовое платье, - чуть прикрывала умные Киркины глаза. Шёлк ласкал колени, ступни грел песок. И этот чудный язык откуда-то сверху и сбоку одновременно, и эти умопомрачительные гласные, будто обцелованные морем камни: округлые, ясные в своей чистоте и выразительные в простоте. Восторг!
Кира листала вечерами страницы сайтов, слушала саксофон и думала. Понятно, что бежала от Стива, который запечатал собой её любимую Англию. Понятно, что боялась неизбежной встречи с ним. Боялась прогулок и этого городского шелеста знакомых звуков, которые не дают жить настоящим, а швыряют в нежность его рук и глаз. Кира то и дело блокирует WhatsApp и скайп. И ждёт, и ждёт звонка.
Таська злится, ругает Киру дурой и тащит в Италию. Наивная.
3.
Кир открыл для себя стихи Тарковского давно, ещё совсем пацаном. Увидел на подоконнике в классе общую тетрадь, полистал от скуки. Оказались лекции по истории. Две. Потом - рисунки: деревья, силуэты женщин и мужчин, потом - "Арсений Тарковский. Первые свидания". Улыбнулся, предвкушая занудную глупость и всякие там бла-бла, и ткнулся глазами в первые строчки.
"Свиданий наших каждое мгновенье Мы праздновали, как богоявленье, Одни на целом свете. Ты была Смелей и легче птичьего крыла, По лестнице, как головокруженье, Через ступень сбегала и вела Сквозь влажную сирень в свои владенья С той стороны зеркального стекла. Когда настала ночь, была мне милость Дарована, алтарные врата Отворены, и в темноте светилась И медленно клонилась нагота, И, просыпаясь: "Будь благословенна!" - Я говорил и знал, что дерзновенно Мое благословенье: ты спала, И тронуть веки синевой вселенной К тебе сирень тянулась со стола, И синевою тронутые веки Спокойны были, и рука тепла."
Он торопливо ещё раз пробежал по словам, звукам, смыслам: ... ты спала ... рука тепла . Потом вдруг прерывисто вздохнул и вернулся по строчкам снизу вверх - к началу: будь благословенна... Отворены... Дарована... сквозь влажную сирень.
Кир вдруг сам почувствовал головокружение и захлопнул тетрадь. Читать дальше было страшно. Ленкины сиреневые глаза всплыли и заполнили весь мир Кутузова. Он свернул тетрадь трубкой и сжал её в кулаке: домой! исчезнуть, чтобы никого не слышать сейчас. И не видеть. Её.
И не видеть. Его.
Кира уже не рвалась в свои сны: боялась не проснуться. Её тревожили прикосновения к случайным предметам, которые отчаянно напоминали Стива. Она вздрагивала, уловив запах его одеколона. И уже разучилась плакать. Дерзнула заменить их рингтон Lily Was Here на стандартный, удалила And You My Love. Жила зажмурившись.
Кир превратился в слух и бессмысленное ожидание.
Кира учила себя дышать.
4.
Таська вытряхнула, выискивая ключи от машины, содержимое своей новой сумочки на скамейке во дворе и обнаружила, что телефон исчез. "Ну и чёрт с ним! Судьба".
Кир сидел рядом, закрыв глаза, слушал брякание предметов, шелест незнакомых звуков, хоровод запахов и улыбался краешком рта. "Смелей и легче птичьего крыла" А рядом топотало что-то немыслимо чужое. Немыслимо. Топотало.
Кир дождался тишины и приоткрыл глаза. Прибитый ногами снег преломился мёртвым блеском льда. Кир поднял лицо к небу и прислушался.
"А в хрустале пульсировали реки, Дымились горы, брезжили моря, И ты держала сферу на ладони Хрустальную, и ты спала на троне, И - боже правый! - ты была моя."
Ты была. Ты - была.
Кир встал. Телефон, будто испуганный зверёныш, шевельнулся под ногами. Кир подхватил его в ладонь и, улыбнувшись, заглянул под крышку: *100#. Та-ак: "619,12 р Выгодный тариф для Вас: 5ГБ+... Оглянулся. Лампочка у подъезда раскачивалась в такт падающим хлопьям снега. Контакты. "Умница Кирюха".
Ух ты!
Умница Кира положила на кровать томик Тарковского и уткнулась в экран монитора.
5.
WahtsApp позвал "нотой":
- "Ты пробудилась и преобразила Вседневный человеческий словарь"
- Таська! Сдурела? Тарковский?
Кир задумался.
- Смотри сюда:
согреет дам в холодный
вечер
получше пледа и
мурлык
слегка накинутый на
плечи
мужик
- Что это, Кирюха?
- "пирожки", дурища!
- Так просто?
- Не скажи, там до черта всего надо знать! Но согласись, что классно, а?
- Не знаю.
- Тась, ты заболела?
- Не "Тась" я. Телефон нашёл. Готов вернуть.
- За вознаграждение?
- за Тарковского
- ???
- "Ты пробудилась и преобразила Вседневный человеческий словарь, И речь по горло полнозвучной силой Наполнилась, и слово ты раскрыло Свой новый смысл и означало царь. На свете все преобразилось..."
- "...Простые вещи - таз, кувшин,- когда Стояла между нами, как на страже, Слоистая и твердая вода. Нас повело неведомо куда. Пред нами расступались, как миражи, Построенные чудом города, Сама ложилась мята нам под ноги, И птицам с нами было по дороге, И рыбы подымались по реке, И небо развернулось пред глазами..."
- " Когда судьба по следу шла за нами, Как сумасшедший с бритвою в руке."
- ...
- ...
Кутузов захлопнул крышку телефона, не в силах продолжать разговор.
Кира опрокинулись на спину и уставилась в потолок.
Утром она получила последнее сообщение:
- я повстречался с
птицей счастья
и для обоих был сюрприз
она в окно моё летела
я из
Кирюха заплакала.
ps
https://m.youtube.com/watch?v=vfk13P1lHh0
Чёрный Лукич "Смешное сердце"
Необходимое пояснение:
благодарю авторов стишков-"пирожков" - жителей Интернета.
© Copyright:
Ольга Алексова, 2016
Свидетельство о публикации №216110501795