Продолжение 20. Какой он - одессит

Дава Аутрайт
Предыдущее http://proza.ru/2016/11/05/114

Ну и заспалась я – сказались почти бессонная предыдущая ночь и сладость вчерашнего дня. Из ночных размышлений осталась одна неприятная заноза – придётся мне самой заботиться «обо всём».
Утром я ожидала его вовремя. А он пришёл на 20 минут позже, сказал, что проводит меня на трамвай до пляжа и должен будет уйти. Мама была разочарована таким оборотом дела и заметила, что следовало бы предупредить об этом ещё вчера. Он замял ответ и даже сказал, что спешит. Так мы и ушли. Только зашли за угол, как он просиял и спросил, заслуживает ли поцелуя. Ну, тут уже меня «понесло». Я радовалась всему. Меня снова поразило его новое превращение.
На пляж мы не поехали. Он таскал меня по всяким интересным местам. Он искрился весельем. Меня умиляла его мальчишеская влюблённость в свой город – с юмором, подшучиванием над особенностями одесситов, знанием истории, стихов и песен. Личная связь с отдельными местами города, друзьями – всё сыпалось на меня, как из рога изобилия. А песни - это что-то совершенно необычное! Как много он называл песенников, которые ему нравились! И ведь многие из них - одесситы.  А несколько раз он и напевал что-то. И вдруг кто-то из ходящих рядом подхватывал. И как они дружелюбно переглядывались! Ещё удивило обилие мест, где он хотел меня угостить чем-то специфическим – от каких-то вкуснющих копчушек, до мороженого в огне. Мы никуда не спешили, и я наслаждалась всем абсолютно. И тем, что могу держать его под руку, и прижиматься, и целовать, не обращая внимания на окружающих. А он обнимал и целовал меня, только если никто не мог этого увидеть. Мне это, честно говоря, не понравилось. И я решила, что заставлю его сделать это в людном месте. И вот идём мы по высокому и узкому мосту над улицей, на котором много людей, останавливаемся, чтобы посмотреть на чудесный вид их порта, он целомудренно обнимает мои плечи, я поворачиваюсь к нему, обнимаю за шею, притягиваю его голову к себе и целую в губы. Он, негодяй эдакий, сопротивляется, говорит «нельзя здесь целоваться», а меня это почему-то ещё больше заводит – я его ещё крепче захватываю. Вдруг рядом раздаётся женский голос:
- Похоже нашего одессита хотят здесь изнасиловать приезжие, давайте её сбросим вниз.
Я, конечно, отцепилась, смотрю – стоят две парочки и смеются, а мой вдруг объясняет им:
- Да, придётся замаливать грех, не догадался предупредить заранее.
Не знаю, что они увидели смешное в выражении моего лица, но засмеялись ещё сильнее и разошлись в разные стороны. А он, красный, как рак, объяснил:
- Это же Тёщин мост. Все, кто на нём поцелуются – через год поссорятся и разойдутся.

На следующий год примерно в это же время - перед моим возвращением в Ленинград, мы почти поссорились из-за того, что я вынуждена была сократить отпуск для подготовки к конкурсу. В поезде я вспомнила о «предсказании», очень разнервничалась и по приезде прямо с вокзала позвонила ему и сказала, что прошу его немедленно приехать ко мне, что и не могу жить без него и конкурс не могу пропустить. А он прочёл мне стих:

Лишь тот, кто пережил прощание с любимой,
Поймёт меня и мой печальный стих:

Пока ещё сказать "люблю"
Боюсь и чувствую, что слово
Вот-вот сорваться с губ готово.
Но я его не тороплю.

Всему на свете есть свой час.
Пускай всё, что угодно будет.
Господь, и тот нас не осудит.
Да и за что судить то нас?

Уж не за тот ли краткий миг,
Когда всего лишь только слово
"Люблю" сорваться с губ готово,
В счастливый превращаясь крик?

Это не тот стих, который он прочёл мне, но очень похож. Это – стих из коллекции моего М, иногда мы радуем друг друга такими приятными находками
Его первый стих – единственный пропавший. Ни я, ни он не обратили на него особого внимания в то время – мы не ожидали, что потом появятся новые стихи, что они станут частью нашей жизни, что полгода с недельным перерывом на весенние каникулы в разлуке после свадьбы из-за того, что он должен был уехать на работу по назначению, мы в переписке чувствовали друг друга, вкладывая себя в нашу общую «поэмку» «Былое».

И меня «заколотило». Не думая о последствиях, я ему сказала:
- А я уже давно готова кричать о своей любви. И если ты не пообещаешь, что приедешь ко мне, я брошу всё и вернусь к тебе сейчас же.
Страшно подумать, если бы он сказал «приезжай», я бы пропустила мой первый в жизни конкурс и первое место на нём.
И в этот раз (и много раз позднее) его непобедимая «рациональность», часто отравляющая мне любовь, сослужила мне неоценимую пользу: уверенность в своих силах, родившаяся во мне после конкурса, была мне просто жизненно необходима, ибо у меня, к сожалению, был ещё один, но неизлечимый, недостаток – недостаточно длинные пальцы, из-за чего я не могла исполнять многие технически трудные произведения (из-за чего я потом пошла не в исполнители, а в преподаватели).
Он тогда просто и коротко растолковал мне:
- Если бы ты так выразила своё состояние перед отъездом, я бы, конечно, сдержал своё огорчение твоим отъездом. Я не думаю, что моё присутствие в Ленинграде даст тебе возможность уделить достаточно времени подготовке к конкурсу. В мыслях я буду с тобой и радоваться, что не мешаю тебе, и ты тоже чувствуй меня рядышком и полностью отдайся подготовке.
Лучшей психологической подготовки мне было не надо. Этого мне хватило бы на две победы.

Признаться в коварстве своего намерения - излечить его от «возмутительного недостатка» – «трусости» - целовать меня только в глухих подворотнях или тёмных углах - я, конечно, не собиралась. Но пришлось пока смириться с этим его недостатком. А вскоре выявился ещё один. Угощая меня всякой вкуснятиной, он сам почти ничего не ел. Выяснилось, что он практически ничего не ест, не приготовленного его мамой. Меня это открытие укололо в самое нутро – я не умела готовить совершенно. Я, уже чувствуя некоторую смелость в обращении с ним, полушутливо обозвала его «маменькиным сынком», на что он спокойно отозвался:
- Ага. Тебе надо познакомиться с ней, чтобы понять, какой маменьки я сынок. Кстати, она приглашает тебя к нам на дачу в следующее воскресенье.
От этого заявления мне стало худо – если мне удалось так легко понравиться ему, то от одной мысли, что, кажется, придётся понравиться и его маме, причём скоро, у меня всё внутри просто оборвалось. И очень страшно прозвучало, что приглашает она только меня, а не меня и моих родителей. Опять (см. 14) внутри меня прозвучало – «ну, тебе приходит конец», но теперь это было похоже на погребальный звон по моему счастью. Моё радостное настроение испарилось мгновенно. Чувствовала я себя даже хуже, чем после первой ссоры, когда заподозрила его во лжи (см. 16). И даже то, что он несколько осмелел в прикосновениях ко мне, ничуть не скрасило окончание дня. Только когда мы прощались в какой-то подворотне за углом от нашего дома, я спросила:
- А как мы будем притворяться у вас на даче? – на что он мгновенно ответил, чуть ли не с круглыми от страха глазами:
- Ты что, с ума сошла? Тебе у нас нельзя показаться даже под страхом смерти! Её провести совершенно невозможно. Само собой разумеется, что я скажу ей, что ты не захотела придти. Именно это и есть наша роль в задуманной операции. Она пожалуется родственникам, что ты отказалась от приглашения, твои родители со своей стороны тоже там скажут, что между нами есть нелады – именно это нам и нужно.
Это было одно из немногих самых радостных облегчений от сваливающихся на меня проблем, которые я запомнила на всю жизнь.
Если бы я знала, при каких обстоятельствах мне придётся познакомиться с его мамой и кем она станет для меня уже через несколько дней!

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/11/05/151