Толкнув от себя ручку двери, Люся прищурилась от едкого дыма подгоравшей рыбы. Туалетная дверь, расположенная напротив входной, приоткрылась, и Люся рассмотрела худого мужчину в трусах и майке, стоявшего на унитазе и вкручивающего лампочку. Спина мужчины сплошь синела церквями.
– Сюда, сюда,— махала рукой старуха с папиросой.
В соседней комнате женский голос кричал:
– Сука, ты мне всю жизнь испоганил!
На что пьяный мужской баритон отвечал:
– Мариночка, бл... буду, в последний раз...
Дверь за Люсей закрылась, и все звуки, кроме вещавшего утреннюю гимнастику радио, исчезли.
Диктор неестественно веселым голосом считал:
– Раз, два, три, четыре...
– У попа на ж...пе чирьи,— продолжила незнакомая тетка неопределенного возраста с выпученными глазами и крупной родинкой над верхней губой. На ней был надет старый ситцевый халат и мужские лакированные туфли. Волосы были накручены на бигуди и накрыты сверху синим выцветшим платком.
– Баба Нюра,— представилась она и указала на кресло, очень похожее на гинекологическое.
Кроме кресла в комнате стояли кровать, старый комод и шкаф с отломанной дверцей.
Взобравшись на указанное место, Люся покраснела, оказавшись с сильно раздвинутыми ногами перед врачевательницей.
– Да ты не бойся. Залетела, што ль? — спросила баба Нюра.
– Вроде того,— пожав плечами и отдавшись на откуп «специалисту», ответила Люся.
Встретившись с испуганными глазами лесника, баба Нюра крикнула помощнице:
– Ленок! Ключ на двенадцать передай.
– Баб Нюр, ты ж его на прошлой неделе в заднице у кого-то забыла. Разводной пойдет?
– Пойдет,— и обращаясь к леснику: — Не ссы, все будет хорошо! Мы поженимся.
– Да я чего. У меня огурцы...
– У всех огурцы,— взяв в руки ключ, ведунья зафиксировала кресло и снова обратилась к леснику: — Пасть раззявь.
В широко открытый лесником рот баба Нюра засунула руку. Закатив глаза, лесник мычал что-то, но народный лекарь не обращала на него внимания.
– Ну что, моя милая? — не вытаскивая руки, знахарка вопросительно посмотрела на Люсю.— Лечить надо.
– Что лечить? — с ужасом в глазах вскрикнула Люсьена.
– Да ты не голоси, мать! Ребеночка тваво,— посмотрев через плечо, она крикнула Ленке: — Пиши. На левом глазу отслойка сетчатки, пазухи забиты, коронки менять, пищевод в двух местах треснут, язва...— баба Нюра прищурила глаз.— Язву я залепила. Пиши дальше: поджелудочная ни в п...зду, печень рыхлая, геммор, как морковка у снеговика, одной портянки нет и сапоги в двух местах порваны.