Творческие терзания

Андрей Мелета
    …Я не понял! Я ваще ничего не понял! Чё такое?! Почему не я?! Почему меня не видно в списках Лауреатов на вручение Литературной Премии «Народный Писатель»?! Я тоже хочу! Да я… Да вы… Да вас… Да я вас… Да я один стою всех… Премия моя! По праву! Моя!!! Она должна быть водружена вот на эту голову! То есть, на мою голову! Вот на эту самую очень умную голову, в которой роятся разнообразные прорывные передовые мысли!.. Тю! Ёо! Блин! Пардон! Перепутал Премию с Короной! Мой монолог точь-в-точь как у героя Ролана Быкова из киношедевра "Корона Российской Империи или Снова неуловимые мстители". Повторяюсь! Но, ё… Короче, по-любасу, я должен маить и кохать в руках Премию! Блин! Да! Кубок мой!!! И прилагающаяся к нему чековая книжка тоже моя!!!.. Так! Стоп! А разве Кубок дают? А чековую книжку прилагают к нему?.. Неважно! Мечтать не вредно! Так, блин, щас!.. Щас я такое напишу! Такое сочиню! Такой опус сварганю, что все… закачаются! Щас сварганю! Изваяю себе Памятник Нерукотворный! Да сам Пушкин… обзавидуется! Щас сяду за комп и напишу! Где моя… клава?! Подайте сюда мою клаву! Клаву хочу! Хочу клаву!..

*   *   *
 - Какую это ты ещё тут Клаву хочешь, а? – вдруг услышал он совсем рядом над головой голос жены.
 - А?! Что?! Это ты?! – резко открыл глаза и растерянно заморгал он.
 - А ты хотел увидеть Клаву? – строго сдвинула брови жена. – Про какую это Клаву ты во сне бурчал?
 - Мать! Ты! Да, блин, сон приснился, - протёр он глаза и полез из кровати, - как меня с Премией «Народный Писатель» кинули. А клава – это, в смысле, клавиатура.
 - Понятно. С тобой всё ясно. Типа, «Коня мне! Коня!» - примирительно улыбнулась жена и покачала головой. – Кинули его! И слово-то какое подобрал. Писатель! Художник Слова! Короче, тебя всю ночь… терзали Смутные Творческие Сомнения.
 - Да, - «чистосердечно» признался он, – терзали.
 - Тебя же вообще никто не читает, - задела его «за живое» жена и стала с упоением дальше «сыпать соль на рану». – И комментариев у тебя мало. А зачем тебя комментировать? С тобой и так всё ясно!
 - Что «ясно»?! – «ощетинился» он.
 - В смысле – Сокол ты мой Ясный! – «дипломатично» успокоила его жена и приложила ладонь к его лбу. – Вроде не горячий. Температуры нет.
 - Мать! Издеваешься, да?! – мотнул он головой.
 - Иди, давай, завтракать. Чудо ты моё… писательское непризнанное.
     За завтраком он подробно рассказал ей об «открывшихся проблемах» во сне.
 - Я им ещё покажу, - бурчал он, жуя бутерброд с колбасой и отхлёбывая кофе. – Я им покажу...
 - Что ты им такое покажешь, что они… не видели? – с улыбкой посмотрела на него жена, но, вдруг, спохватилась. – А, может, я чего не видела?! А, ну, давай, показывай! Раздевайся, да! Мне интересно!
 - Ты чё?! – ошалел он. – Не смешно! – но быстро принял «сурьёзный решительный» вид. – Я ещё потрясу перед ними! Потрясу перед их носами…
 - Чем перед их носами ты собрался… трясти, о чём я не ведаю? – прыснула от смеха жена.
 - Что? Мать! Ты! Блин! Не мешай мне… развивать тему! – взвился он на табурете.
 - Потрясёт он! – уже «в открытую» засмеялась жена. – Смотри, не… просыпь!
 - Мать! – «обжог» он её укоризненным взглядом.
 - Я имею в виду не… песок, а порох в пороховницах! – «успокоила» его она и снова применила «дипломатию». – Ты же… Потрясный Писатель!
 - Серьёзно? – благодарно посмотрел на неё он и вдруг снова «расхрабрился». – Я ещё… тряхну Основы!
 - И Премия свалится… прямо на твою разгорячённую от Творческих Замыслов голову!
 - Да! – аж подпрыгну на табурете он, но тут же «въехал» в сарказм жены. – Что?! Мать, не нервируй меня! Мне и так тошно!
 - Ох! Чудо ты моё! – взъерошила она его чубчик. – И в кого я влюбилась? Ты меня покорил своими стихами. Помнишь? Ты такую ахинею нёс. Но в рифму! И при этом был весь из себя такой серьёзный. Короче, ты меня покорил. Наповал!
 - Наповал? Помню! Да! Я такой! – самодовольно ухмыльнулся он. – А через девять месяцев у нас первенец родился!
 - Баламут, - с нежностью посмотрела на него жена. – Всё равно ты у меня Гений! – и погладила его руку. – Талант!
 - Ты так думаешь? – благоговейно застыл, словно комар, вляпавшийся в густой сладкий елей, он. – Ты так считаешь?
 - Да. Да так считают и твои друзья, да и все наши знакомые. Светланка из прачечной так считает, - расширила «круг почитателей таланта» мужа она. – Ты как накрапаешь очередные свои Талантливые Вирши, так сразу бежишь к Светланке в прачечную хвастаться. Она ж тебя хвалит. Вот ты и… льнёшь к ней! Да ты её уже, поди, затрах… Тю! – осеклась жена. – Ты её, небось, уже раздавил… то есть, достал своим Могучим Талантом!
 - Мать, ну что ты такое говоришь?! – «в сердцах» бросил он вилку, которой «ковырял» яичницу, на стол.
 - Прости, - снова погладила она его по руке. – Ты талантлив. Без шуток. Это я тебе говорю. А я очень… критична. Ты знаешь.
 - Знаю, - «отошёл» он и взял вилку. – Ты у меня… реальная баба! Настоящая!
 - Спасибо за комплемент, - покачала она головой. – Другой похвалы я от тебя и не ждала.
 - Деятели, блин! Писаки хреновы! – вдруг снова «злобно зашипел» он и принялся «решительно» с аппетитом уплетать яичницу. – Я им… я их… попляшут ещё у меня… да я…
 - Успокойся, да! – хлопнула ладошкой его по плечу жена.
 - Мать! Вот кто такой… писатель? А?
 - И тут Остапа понесло! – «тяжко» вздохнула жена и, присев рядом за стол и подперев голову руками, приготовилась слушать.
 - Понимаешь, мать, Писатель, даже и не профессиональный, очень душевно ранимый субъект. Писатель обладает Тонкой Душевной и Духовной Организацией! – понесло в Творческие Дали его. – Писатель он же, вроде, от Земли оторвался, а до Неба никак недостанет. Грешки земные не дают… воспарить. К Земле тянут. Вот он, сердешный, и болтается… в промежности… между Небом и Землёй!..
 - Ты сам-то понял что сказал?! – звонко засмеялась жена.
 - Ну, так, - не понял её реакции он, - в общих чертах. А что?
 - Нет-нет! Ничего-ничего! – продолжала смеяться она. – Говорун ты мой! Баснослов! Трепач! В промежности… Хорошо, что ты у меня не профессиональный писатель, а любитель. Дилетант. А то от «творческого» безделья, пока бы на диване лежал и сюжеты с потолка «ловил», совсем бы… свихнулся и спился. А так на работу бегаешь! А это, как-никак, дисциплинирует!
 - В чём-то ты права, - согласился он. – Но меня… Творческий Писательский Зуд одолевает. Не по-детски зудит. Пока не… вывалишь всё, что назудело, на бумагу – не успокоишься.
 - А сейчас-то ты понял что сказал?! – снова засмеялась она. – Вывалит он… наложит… на бумагу! Ох! Чудо ты моё чудное!
 - Всё под контролем! – «взял себя в руки» он.
 - Вот и славненько, - одарила она его смеющимся весёлым взглядом. – Кофейку ещё будешь?
 - Ага. Давай.
 - Ты у меня очень талантливый, – «в очередной раз» похвалила его она, ставя на стол перед ним кружку с дымящимся ароматным кофе. – У тебя уже сто рассказов… выложено в Интернете! И при этом ты умудряешься… оперировать всего лишь где-то двумястами слов! Да такое и «твоему» Пушкину не снилось! Он использовал всю Палитру Русского Языка! А ты «гениально» обходишься… двумястами словами! А какие страсти-мордасти… разыгрываются в твоих рассказах! На каждый рассказ ты, получается, «тратишь» всего по два слова! Правда, «крутишь и вертишь» их в разных… вариациях! Под разными падежами! И сдабриваешь междометиями типа – «Блин», «Мать», «Короче», «Рррр», «Бррр»! Художник Слова! Инженер Мысли!
 - Ты издеваешься, да?! – «взбрыкнул» на табуретке он. – Смеёшься?! Подначиваешь?!
 - Да я тебя… подбадриваю, несмышлёный ты мой! – включила свою женскую «дипломатию» она.
 - Ладно. Хорошо. Так и должна «действовать» настоящая жена! – довольно крякнул он и потянулся за бутербродом с сыром. – В мою честь ещё… зазвонят колокола в Первопрестольной!
 - Свят-свят-свят! Матерь Божья! – мелко закрестилась жена. – Эка тебя и разнесло! Час от часу не легче!
 - Да я въеду в Первопрестольную на правительственной «Чайке» прямо…
 - Въедешь прямо… на Лобное Место на Красной Площади! – подхватила его «несущуюся мысль» жена. – Как Емельян Пугачёв в «своей» клетке!
 - Та ёлки-палки! Мать! – резко дёрнулся он, отчего под ним жалобно скрипнула табуретка. – Как ты могла такое подумать и сказать?! Женщина! Ты – мать моих детей!
 - Я ж тебе… подыграла! Ты ж такой же смутьян! – снова применила она свою беспроигрышную «дипломатию».
 - Да Здравствует Наш Читательский Суд – Самый Гуманный Читательский Суд в Мире!!! – вдруг «нашёлся», даже неожиданно для самого себя, он.
 - Опаньки! Приплыли! – всплеснула руками жена. – Сам придумал?
 - Почти. Экспромт! – сам себе удивился он. – «Основу» позаимствовал из «Кавказской пленницы». Быстро… экспромтом «переработал» и «дополнил». Вот! Как-то так.
 - Пипец! – «похвалила» его жена. – Я в шоке! Я, оказывается, ещё многого о тебе не знаю! Расцветаешь на глазах!
 - Ну, ты и сказала! – сняв с лица «сурьёзность», засмеялся и он. – Блин!
 - Вот! Пожалуйста! – «торжествующе» посмотрела на него она. – Вот уже и междометия… пошли!
 - Короче…
 - Ещё одно!
 - Мать! Брр! – замотал он головой.
 - А я что говорила! – «торжественно» считала «междометия» она.
 - Мать, перестань меня гнобить! – взмолился он, запихивая в рот остаток бутерброда с сыром и запивая его кофеем. – Всё! Спасибо за завтрак! Пойду на гараж. Вчера с Юриком договорились. Вместе пойдём.
    Уже в прихожей она сунула ему в руку пухлый пакет:
 - Возьми. Мусор по пути выкинешь.
 - Хорошо, - буркнул он, принимая пакет с мусором.
 - Ты там, на гараже… осторожней, – тихонько затряслась она от смеха.
 - А что такое? – напрягся он.
 - Вы там с Юрием… Основы Мироздания полегче трясите! То есть, гараж, говорю, аккуратней трясите! А то, не ровен час, увлечётесь и… крыша рухнет!
 - Мать, ты опять…
 - Ладно-ладно! Я же шучу! Иди уж, писатель! И долго там не задерживайся.
 - Да я помогу Юрику в его гараже цемент перетащить в другой угол. А потом он поможет мне в моём гараже ворота покрасить. Вдвоём-то веселей!
 - Естественно! Кто бы сомневался! Потом же «это дело» требуется обмыть! – «догадалась» жена. – Ну как же без этого!
 - Само собой! – «гастрономично» ухмыльнулся он. – Заодно я ему… представлю свой новый рассказ для конструктивной критики. Ему, вообще, мои рассказы нравятся. Он говорит, что мои рассказы… хорошо идут под пиво!
 - Ну, надо же! Как я рада за тебя! – аж «задохнулась от восторга» жена. – Это ж… верх похвалы! А друзья плохого не скажут! – и «подсказала». – Ещё кого-нибудь «третьего» возьмите! Для полноты кворума! И для усиления оваций!
 - Хе-хе! – сощурился он, словно сытый кот, и вдруг, «без предупреждения», обнял жену.
 - Оййй! Ой, мамочки! – застонала она в его крепких жарких объятиях. – Осторожно, ты! Раздавишь! Раздавишь же… свою Музу!
 - Не боИсь! Муза ты моя! – облобызал он её, такое милое, лицо. – Прелесть ты моя!
    Тут «подал голос» его мобильник.
 - Привет, Юрик! Ждёшь уже? Бегу, брателла! Бегу! – ответил он.
 - Юрия жалко, - пожалела его друга жена. – Нашёл ты в его лице себе благодарные уши. И дуешь в них! Композитор!
 - Мать, ну, ты снова…
 - Иди, уж! – еле высвободилась она из мужниных объятий. – На обед-то придёшь?
 - Нет, - отрицательно мотнул он головой, - мы с Юриком там в магазине «попасёмся», - и тяжко вздохнул. – Эх, блин. А в Первопрестольной щас Премии… раздают. А я здесь… на периферии прозябаю.
 - Ой-ой! Прозябает он! Словно… зяблик в клетке! – «посочувствовала» она ему. – Иди уж, давай, зяблик! Юра тебя уже заждался.
    Закрыв за мужем дверь, она, мельком «автоматически» взглянув на себя в зеркало в прихожей, пошла будить детей…

Мелета Андрей