НА СНИМКЕ: Портрет Ксении Некрасовой. 1950.
Ангелина Щёкин-Кротова, по воспоминаниям Анны Цузмер, рассказала Фальку о поэтессе Ксении Некрасовой, тогда только что появившейся на литературном горизонте (кстати, жившей некоторое время в Болшеве), читала её стихи. «Она, — говорила Ангелина Васильевна, — осознавала своё значение поэта, держалась порою прямо-таки величественно. И в то же время она казалась порой совершенным ребёнком, наивным, непосредственным.
Она была легко ранима, её можно было невзначай обидеть, огорчить, но так же легко она утешалась и осушала слёзы».
Фальк, по его словам, хотел «вылепить её как бы из одного куска глины, как вятскую игрушку».
«Почти ежедневно, — вспоминал Макс Бирштейн, полтора года работавший в мастерской Фалька, — приходила поэтесса Ксения Некрасова, похожая на деревенскую тётушку, тихо садилась в уголке, молчала. Фальк сделал с неё много рисунков и написал прекрасный большой портрет Ксаны в красном платье».
Сама поэтесса в стихотворении «О художнике», посвящённом Р.Ф., признавалась:
Люблю в пристанище я это заходить,
под крышей этой забываю я
и горести, и странности мои.
Портрет Ксении Некрасовой, в котором художнику удалось передать детскую беззащитность, наивность и ранимость поэтессы, находится в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге, а карандашный портрет поэтессы — в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве.
Фальк говорил, что ему бы хотелось, чтобы в этом портрете Ксана была очень-очень русская, и не только просто русская, но какая-то от русского искусства народного, как будто бы вятская игрушка, сделанная из одного комка глины. И когда этот портрет у нас смотрели, то всегда задавали такой вопрос:
«А кто это, кто это?»
Фальк же говорил.
«Как интересно... Вот как будто бы деревенская какая-то девочка. Да нет, смотрите, глаза у нее какие-то другие...»
Ну, потом я обычно читала стихи ее, и тогда ее образ становился понятным.
А мне как-то Ксана, огорченная, сказала:
«Геля, ну почему Фальк сделал такой портрет?! Словно я домработница какая или деревенская баба... А я же такая изысканная».
А я сказала:
«Знаешь, Ксаночка, Фальк исходил из стихов твоих. Ты народная. Вот твои стихи тоже очень народные. И вот как твои стихи – такой же и твой портрет».
«Это мысль, – сказала Ксана, так подняла пальчик в воздух. – Это мысль!» – и успокоилась.
Во время сеансов она всегда читала свои стихи, а иногда сочиняла их тут же, в мастерской, лежа на тахте. «Сначала она что-то бормотала, как во сне, а потом громко, дирижируя пальчиком, повторяла две-три строчки и кричала мне:
«Запиши, запиши, а то забуду!» … (А. Щекин-Кротова)
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2016/11/04/1680