АЛЕКСАНДРА РИФТ - http://www.proza.ru/avtor/alrift - ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ВЕРНИСАЖ 33» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Дом решили продать.
Прежде этому предшествовали нервные споры, порой они накалялись до ядовитых ссор. Мать взволнованно размахивала руками, отец комкал пустую пачку, распечатывал новую, убегал. Когда возвращался, от него разило дешевым табаком.
Объявилась и стянулась многочисленная родня, каждый третий начинал трясти какими-то потемневшими бумажками с нечитаемым текстом. Доказательства причастности толком не подтверждались, пятиюродные незнакомцы в приступе ярости надували щеки, брызгали слюной, оглушительно вопили и топали ногами.
– Кровные стервятники, так сказать, – откровенно веселился брат.
– Я устала их прогонять, – вздохнула Ленка. – И красавица твоя... не мог более смазливую найти?
Андрей глумливо ухмыльнулся:
– Неужели завидуешь?
– Вот еще!
Девица из агентства по недвижимости сыпала терминами и путалась под ногами. Она регулярно поставляла на смотрины одиночек, пары и семьи, с важным видом водила по комнатам дома, с особым усердием подчеркивала какие-то ранее не существовавшие детали.
Потенциальные покупатели кивали, щупали глазами и руками мелкие предметы интерьера, рассеянно оценивали более крупные и в итоге неловко отказывались – «мы подумаем».
Ленка не хотела расставаться с домом. В нем всегда была бабушка, в нем когда-то жило беспечное летнее детство. Выбежать утром на террасу, слететь по ступенькам, кубарем скатиться по секретной тропинке, чтобы легко пронестись босиком по гальке до самого моря.
Море любило Ленку, и когда обнимало, то всегда было большим и теплым.
– А ну вылазь из воды! Смотри, синяя уже вся! – ворчала, спускаясь, бабушка. – Вот я маме с папой все расскажу, какая Леночка у них непослушная растет.
Море отпускало Ленку, ее принимало большое махровое полотенце.
Дома жужжали, облепив цветущую черешню, пчелы, аппетит дразнили открытая банка с клубничным вареньем, свежий белый хлеб и крупные коричневые яйца в мелкую крапинку.
– Баба Мила тебе молочка оставила. Принести?
Молоко Ленка любила. В городе куксилась, отказывалась, а в деревне залпом выдувала целую кружку.
Бабушка начинала суетиться, ставила перед Ленкой полную тарелку горячей каши, охала, спешила к соседке за молоком… тут же стягивались местные коты, обнюхивали сандалии, настырно требовали поделиться.
– А ну кыш, паразиты! – возвращалась бабушка. – Совсем стыд потеряли!
Коты – белые, рыжие, серые, пятнистые, полосатые – рассыпались в разные стороны, и Ленке вдруг становилось как-то особенно весело от этого цветного мельтешения.
А потом время размахнулось и быстро-быстро завертело колесо жизни. Осень, школа и тяжелый ранец за спиной. Холодные синие вечера в городе, агуканье брата, плач, неподъемная ответственность, подружки, робкие мальчишки, выпускной бал, скандал, одиночество на исписанной скамейке. Просвистел институт, собрались и распались серьезные отношения, вырос и совершенно внезапно стал взрослым Андрей. Ленка вдруг поняла, что не помнит, когда умерла бабушка – во втором или в третьем классе...
Укоризненно шумели тополя, годы мелькали с невероятной скоростью, но почему-то лето не наступало, и по-прежнему оставалось где-то очень далеко на берегу большого теплого моря.
Родители решили продать дом.
– На кой он тебе? – возмутилась мама. – Ты ведь не будешь в него приезжать.
– Буду, – заупрямилась Ленка, хотя знала: да, не соберется, не доедет.
– Не морочь голову, – вмешивался отец, – дом пустует и гниет. Сейчас не продадим, так потом у разбитого корыта останемся.
– Там климат хороший, – возражала Ленка, не желая расставаться с летом.
– Вот дурная! – срывался отец и хватался за сигареты.
Споры гасли, вспыхивали вновь, звенели и искрили на грани истерики. Ленка не могла переубедить родителей, те не справлялись с ее упертостью.
– Что ты так вцепилась? В чем действительно дело? – не понимал Андрей.
Не ответила, испугалась озвучить правду.
После сдалась, уступила.
– Продадим там, купим здесь дом, поближе. Переселимся в него с отцом. Разобью садик, огород обязательно будет… ты в нашу квартиру переедешь, Андрейка в твою… – мечтала мама в самолете.
Отец спал, Андрей кусал губы и вздрагивал, а Ленка просто летела навстречу лету, уже заранее зная, что его там больше нет.
Цвела черешня, взлохмаченное ветром море жадно облизывало гальку.
Кричали чайки, жужжали пчелы, легко дышалось просоленным воздухом.
Засуетилась на террасе мать – бойкая, но маленькая и располневшая. У Ленки болезненно сжалось сердце, когда нахлынуло очередное воспоминание: долгожданный отпуск, родители мчат из северных краев с гостинцами и кучей несуразных вещей. Радость встречи, объятия, взаимные расспросы. Ленки вертится, шелестит пакетами, и шоколад так быстро тает в руках. Приходится облизывать пальцы, а они все равно остаются липкими… охает бабушка, обзывается папа, Ленка надувается.
Бабушка уводит Ленку отмываться, но она изворачивается и видит, как легкая, самая красивая на свете мама чему-то смеется и входит в лето.
Потом то чудесное платье стало маме мало, а спустя годы и вовсе то ли сгинуло на захламленных антресолях, то ли случайно выкинули…
Южная гроза назрела мгновенно. Раздухарилась, заклубилась фиолетовыми комьями тяжелых туч, расползлась и объяла весь небосвод. Резко потемнело.
Рывками поднялся обиженный ветер, полез драться.
Зашумело, глухо зарокотало.
– Никогда не привыкну, – поделилась мама, с опаской поглядывая вверх.
– Летом всегда так, – отозвалась девица из агентства, – день ясный, ни облачка, только духота намекает. Не против, если пережду с вами?
– Конечно, о чем речь, – улыбнулась мать.
Ленка никак не отреагировала, продолжала наблюдать за природным представлением. Сверкнул яркий розовый излом над горизонтом, отпечатался в глазах. С криком поднялись и врассыпную бросились какие-то черные птицы.
В детстве бабушка говорила «Боженька на нас, грешных, сердится» и крестилась. Ленка норовила подойти к окну, рассмотреть все получше.
– Отойди, молния попадет, – беспокоилась бабушка, – вон, баба Нюра говорила, как к ней шаровая молния прилетела. Сквозняком, видать, в форточку занесло. Летала по комнате, окаянная, страху напустила, а потом взорвалась и все тарелки в серванте перебила. Так что не ходи к окну, садись рядом со мной.
Ленка нехотя отлипала от стекла, забиралась на высокий стул и начинала рисовать восковыми мелками. Шаровая молния представлялась ей белой, яркой и гладкой, как большой мяч. Залетит такая в дом, и сразу светло станет. Эх, хорошо бы поймать ее… Но чем? Сачком? Банкой?
– Шли бы внутрь, – позвал папа, – а то промокнете.
И верно: с небес косо рухнули потоки воды, стали заливать террасу.
Женщины отступили, Ленка прошмыгнула на кухню. Крутанула вентиль на баллоне, запалила конфорку.
Водрузила поверх отдраенный чайник.
– …к морю и так можно летать, – рассуждала мать, – правильно говорю? Нет, в самом деле, не переезжать же сюда, правда?
Девица поддакивала, отец беззвучно посмеивался в серебристые усы, Андрей с головой ушел в телефон.
– …жаль, последние отказались, – сокрушенно вздохнула мать, – будто бы приятные люди.
Ленка невольно кивнула. Вероятные жильцы никаких особых чувств не вызвали, но их сын, – мальчуган лет пяти-шести, – своим видом, даже взглядом задел в душе что-то мягкое и беззащитное.
Засвистел закипевший чайник, Ленка метнулась обратно в кухню.
Уже грохоча посудой в полумраке, она вдруг поняла: в глазах ребенка словно искорки лета мигнули.
Разве бывает так? А вот, поди ж, похоже, что бывает…
Пили чай почти безмолвно, вслушиваясь в неистовство стихии. Вдали буйствовало растревоженное море, на все лады грохотал раскатистый гром. И ливень – стегал по крыше, бился дробью в окна, шумел возмущенно, обволакивая шипением прочие звуки.
– Давно ждали дождя, боялись – пересохнет все, – тихо промолвила девица.
Ленка нахмурилась, напрягая память. Кажется, агента зовут Юля.
Гроза стихла столь же быстро, как и началась: только что все содрогалось, а уже плеснулись золотом солнечные лучи и оглушительно защебетали птицы.
Ленка поднялась из-за стола, одернула платье.
– Пойду, посмотрю, – сообщила рассеянно, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Иди, – ответила мать, аккуратно пристраивая чашку по центру расписного блюдца.
Легкие сланцы остались где-то под столом, и лезть при всех, копошиться в попытке их достать Ленке не хотелось: Андрей обязательно отпустит колкий комментарий, за столом прыснут, она почувствует себя разиней…
Пошла босиком.
В детстве мир после грозы волшебным образом преображался: он насыщался миллионами цветов, он сверкал, он начинал дышать удивительной свежестью. Распускались цветы, и трава становилась такой нестерпимо зеленой, что ни одним фломастером не получалось ее нарисовать. А небо? Бесконечное, хрустальное, удивительно синее!
И море – насупленное, а надевало на торопливые волны чудесные жемчужные короны.
– Медуз опять набросает, – говорила бабушка, – а, может, вынесет что-нибудь полезное.
Что бабушка считала полезным, Ленка не особо понимала, но медуз действительно было много. Они прозрачными студенистыми кляксами застревали на гальке, и редко какой удавалось вернуться обратно в море.
Ленка открыла входную дверь, воспоминания тихо рассеялись.
В первую секунду она невольно отпрянула – настолько ослепительным оказался двор, а в следующую тихо ахнула.
Сияло все. Сиял и зеркально отражал пол под ногами. Сияли перила и хвастливо красовались бриллиантовыми каплями на ажурных изгибах. Сияла каждая травинка и каждый листик.
Ленка ошеломленно задохнулась, растерянно переступила. Потянуло совершить что-то простое, непосредственное: или, ухватившись за подол, закружиться маленькой девочкой, или сломя голову броситься вперед…
Впереди, в солнечной невесомой дали, резвилось лето – то, из детства.
Ленка тихо засмеялась, блаженствуя в секундах счастья.
А потом все стало обычным. Разве что в сердце продолжила биться особая теплая искорка.
Не гаснет.
Бывает так? Выходит, что бывает…
Стрекотали в темноте сверчки, крупные южные звезды взирали сверху внимательно и строго.
Нависла тень Андрея.
– Ленка, ну ты даешь! Больше всех сопротивлялась, а тут взяла и, фактически, сама продала дом...
Ленка умиротворенно зажмурилась, сладко потянулась. Едва слышно прошептала:
– Просто нашла... нашла свое лето.