«Огонь Данко не нуждается в похвалах.
Перед такой силой духа лучше снять шапку
и поклониться. Побег из «ада» мог
осуществить только человек-титан,
у которого мудрость, воля и
жажда жить сильнее всех известных
человечеству пристрастий».
Дважды Герой Советского Союза
генерал-майор авиации Арсений Ворожейкин.
Среди имён героев, золотыми буквами вписанных в историю Великой Отечественной войны, - имя лётчика Михаила Девятаева.
8 февраля 1945-го, проявив чудеса смелости, находчивости, он совершил просто невероятное, что-то из области фантастики.
Советский лётчик с самой секретной ракетной базы Германии в Балтийском море – Пенемюнде – совершил дерзкий побег. Пройдя все круги ада гитлеровских концлагерей, он угнал вражеский самолёт.
Причём не простой самолёт.
А секретный немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111». Самолёт вместе с системой управления от 1-й в мире баллистической ракеты «Фау-2», а также ценной информацией о первой в мире крылатой ракете большой дальности «Фау-1».
Они, кстати, впоследствии стали прототипами советских (впрочем, как и американских) ракетных систем нового поколения.
Источённому, измученному пытками человеку, удалось поднять в воздух самолёт незнакомой конструкции и в крайне неблагоприятных погодных условиях перелететь на нём к своим. При этом он ещё с собой взял 9 советских военнопленных…
По заключению историков и военных специалистов, этот побег спас человечество от «ангела смерти», как называли легендарную ракету «Фау-2». От того самого «оружия возмездия», о котором уверенно заявлял Гитлер.
Как считают некоторые исследователи, героический побег из немецкого плена советского лётчика Михаила Девятаева предопределил уничтожение ракетной программы Рейха и изменил ход всей 2-й мировой войны.
Михаил Черепанов - заведующий Музеем-мемориалом Великой Отечественной войны в Казанском кремле главный смысл подвига Девятаева видит в том, что:
- во-первых, он пригнал именно тот самолёт, на котором было оборудование по сопровождению «Фау-2» в воздухе.
- во-вторых, Девятаев указал координаты ракетных установок с точностью до десятка метров, что позволило их уничтожить тогда же, в марте 1945 года.
- в-третьих (что не менее важно), помог Королёву собрать необходимые узлы и детали ракеты для её скорейшего восстановления.
Он считает, что смысл его подвига в том, что он сыграл одну из главных ролей в битве с «чудо-оружием» Гитлера.
И он содействовал тому, чтобы оно стало щитом для нашей страны.
• Вот что говорили о Михаиле Петровиче известные люди Советской страны:
«Лётчик Михаил Девятаев - человек несокрушимой воли. Именно воля помогла ему собраться с последними силами, внушить своим товарищам веру в успех полёта.
С первой попытки Девятаев не сумел поднять в воздух вражеский самолет. Но и в такой ситуации не растерялся, а поняв свою ошибку, Девятаев снова повёл самолёт на взлёт. И это в то время, когда его уже окружали солдаты с оружием в руках.
Осуществить побег на «Хейнкеле» Девятаеву помогло высокое профессиональное мастерство.
Подвиг Девятаева заслуживает внимательного изучения. На нём необходимо воспитывать наше молодое поколение».
Маршал авиации С. А. Красовский.
«Подвиг Девятаева всегда вызывал у меня восхищение сочетанием силы духа, воли, настойчивости, сообразительности и отваги.
И всё-таки больше всего меня поразила в этом событии победа интеллекта человека, который в экстремальных условиях овладел управлением двухмоторного вражеского самолета, вскочил в кабину, завёл мотор и взлетел. Это дано не каждому.
С глубоким уважением жму руку Девятаеву и его смелым товарищам».
Генеральный авиаконструктор, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии Олег Антонов.
«Похищение фашистского самолета-бомбардировщика и побег на нем из немецкого плена советских людей в феврале 1945 года - один из самых ярких подвигов в годы Великой Отечественной войны. Полёт Девятаева, неимоверно обессиленного, в сложных погодных условиях, свидетельствует не только о выдающемся мужестве, но и высоком мастерстве советских лётчиков».
Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации профессор Александр Беляков.
К сожалению, сегодня на Украине практически никто ничего не знает об этом легендарном лётчике.
А ведь на примере жизни и подвиге, таких людей, как Девятаев, и нужно воспитывать чувство патриотизма.
Хотелось бы подробнее рассказать об этом советском лётчике. Ведь в том, что был побеждён фашизм, и не началась 3-я мировая ракетно-ядерная война, как считают некоторые исследователи, есть и его заслуга…
* * *
Михаил Петрович Девятаев родился 8 июля 1917 года.
Случилось это в деревне Варжеляй Спасского уезда (вскоре после его рождения семья переехала в соседнее Торбеево, ныне — центр одноименного района, соседнего с Зубово-Полянским) Пензенской губернии.
Появился он на свет в мокша-мордовской крестьянской семье.
И был 13-м ребёнком в семье.
Настоящая фамилия его - Девятайкин.
Ошибочная фамилия Девятаев была внесена в документы Михаила Петровича в Казани во время его учёбы в речном техникуме.
Кстати. Четверо его братьев — Пётр, Никифор, Василий, Алексей — также участвовали в Великой Отечественной войне. Василий и Алексей погибли…
Когда мальчику исполнилось 2 года, от тифа умер отец.
Легко представить, как жилось в многодетной бедной деревенской семье.
Однако все дети выжили.
И по законам жизни выросли крепкими, смелыми, не боящимися невзгод.
В 1933 году в мордовский посёлок Торбеево прилетел самолёт — забрать больного. Михаилу было тогда 16 лет. Вид самолёта на поле, короткий разговор с лётчиком поселили в юной душе мечту. Мечту стать лётчиком.
Школа окончена (7 классов средней школы).
• Матери он сказал:
«Еду в Казань. Вернусь лётчиком».
И поехал в Казань, намереваясь поступить в авиационный техникум.
В Казань он явился босым, в майке, сшитой из стираного кумача. Первые две ночи спал на вокзале.
Путей в лётчики сразу найти не мог.
Из-за недоразумения с документами ему пришлось учиться в речном техникуме.
Его он успешно окончил в 1938 году.
Одновременно учился в Казанском аэроклубе.
Работал помощником капитана баркаса на Волге.
В 1938 году Свердловским РВК Казани Михаил призван был в РККА.
Потом было военное училище.
В 1940 году Девятаев окончил Чкаловскую военно-авиационную школу лётчиков им. К. Е. Ворошилова. Позже называлось: Оренбургское военное авиационное училище.
Он явился в родное Торбеево лейтенантом:
«Мама, я — лётчик!»
Михаил был направлен служить в Торжок.
А позже переведён был в Могилёв в 237-й истребительный авиационный полк (Западный ОВО).
* * *
Когда на нашу страну напали «гитлеровские орды», Девятаев проходил службу в городе Могилёве.
Война застала его под Минском.
Воевал достойно.
Уже 23 июня Михаил Девятаев участвовал в воздушном бою.
Боевой счёт открыл 24 июня. Тогда он сбил 1-й вражеский самолёт - пикирующий бомбардировщик «Штука» («Юнкерс» - Ju 87).
А ещё через день сам попал под огонь «Мессершмита» и выпрыгнул с парашютом из горящего «Ишака» (истребителя «И-16»).
Не прояви он тогда находчивость, война и жизнь окончились бы для него в этом бою под Минском — «Мессершмит» развернулся расстрелять лётчика. Михаил стянул стропы и быстро «колбасой» понёсся к земле. В ста метрах он дал парашюту раскрыться и спасся.
Потом он ещё не один раз покидал горящие самолеты (5 раз сбивали его)…
Михаил Девятаев уже в начале войны за мужество и героизм был награждён орденом Красного Знамени.
10 сентября 1941 года он сбил Ju-88 («Юнкерс») в районе севернее Ромен.
23 сентября 1941 года при возвращении с задания Девятаев был атакован немецкими истребителями.
Одного он сбил. Но и сам во время воздушного боя получил ранение в левую ногу.
Лежал после этого в госпитале.
После выздоровления врачебная комиссия вынесла суровый приговор - может летать только на тихоходных «По-2». Их фронтовики в шутку называли «кукурузниками».
Михаил служил в ночном бомбардировочном полку.
Затем в санитарной авиации.
Вот один боевой эпизод из той поры.
Осенью 43-го года из-под Кривого Рога надо было вывезти тяжело раненного генерала — только в Москве могли сделать сложнейшую операцию.
3 самолёта У-2, вылетая, не достигали цели — в тумане не находили село или терпели аварию, пытаясь садиться на раскисшую землю.
Девятаев, полетевший четвёртым, нашёл село. Благополучно сел. Отыскал нужный дом и узнал: генерала четыре часа назад отправили в Москву поездом... Конечно, можно было бы вернуться и доложить всё, как было.
Девятаев же поступил иначе. Прикинув время и путь следования нечастых в прифронтовом крае пассажирских вагонов, он полетел над железной дорогой и скоро увидел поезд.
Как заставить его остановиться?
• Девятаев:
«Я полетел низко, едва не касаясь колёсами паровоза. Отворачивал в сторону, покачивал крыльями — нет, машинист не понимал, чего добивается «кукурузник».
«Тогда, выбрав место, я посадил самолёт и выбежал на полотно, отчаянно размахивая шлёмом. Поезд промчался мимо. Я взлетел ещё раз, обогнал состав, сел и выбежал снова на полотно».
На этот раз поезд остановился. Посреди степи генерала перенесли в самолёт. К вечеру он был уже в Москве.
Он лежал на носилках белый, бескровный. Велел позвать лётчика. Тот подошёл, приложил ладонь к шлему.
Генерал попросил достать из кобуры пистолет.
«Лейтенант, возьмите на память. Сколько буду жить, столько буду вас помнить».
Вот такой вот эпизод...
И в нём — весь человек: чувство долга, находчивость, смелость, стремление достигнуть цели...
Полтора года из-за ранений Девятаев летал на «кукурузнике».
Но потом всё же добился возвращения в истребительный полк.
Случилось это после встречи в мае 1944 года с А. И. Покрышкиным.
Михаил убедил Александра Покрышкина взять его к себе. Веским аргументом в пользу Девятаева был орден Красного Знамени. Ведь в первый год войны такую боевую награду получили немногие лётчики.
Михаил вновь стал истребителем.
И успел полетать под начальством легендарного трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина (9-я гвардейская истребительная авиационная дивизия, 2-я воздушная армия, 1-й Украинский фронт).
Истребители летали парами - ведущий и ведомый. В бою лётчики прикрывали друг друга.
Михаил Девятаев был назначен ведомым к командиру полка - Владимиру Ивановичу Боброву.
К лету 44-го года командир звена 104-го гвардейского истребительного авиационного полка «Мордвин», как его называли боевые товарищи, совершил 180 боевых вылетов.
Он лично сбил в воздушных боях 9 вражеских самолётов и в групповом бою - 16 вражеских самолётов.
Дважды был ранен.
Гвардии старший лейтенант Девятаев к этому времени был награждён 3-мя боевыми орденами.
* * *
День 13 июля 1944 года стал переломным в его военной судьбе.
Накануне наступления под Львовом он сопровождал бомбардировщики.
Сделал за день 3 боевых вылета.
В одном из них «аэрокобра» Михаила была повреждена в воздушном бою. И техники занимались ремонтом его самолета.
Наступил вечер.
Стих рокот авиационных моторов…
В это время из командного пункта появился Бобров и крикнул:
- Девятаев, вылетаем – «Юнкерсы» приближаются к позициям наших войск!
- Товарищ майор, мой самолёт в ремонте.
- Возьми Сашкиного «туза».
Саша Рум на фюзеляже своей «аэрокобры» нарисовал пиковый туз. В этот день он заболел.
Вскоре два истребителя взлетели и скрылись в вечернем небе.
«Юнкерсов» они перехватили в районе Львова, за линией фронта.
Огненные трассы расстроили боевой порядок вражеских бомбардировщиков. Два из них вспыхнули и упали на землю.
И в этот миг советских лётчиков атаковали «мессеры».
Пулемётная очередь прошила самолёт Девятаева.
Он был ранен в плечо.
Машина словно споткнулась.
В кабине — дым, перед глазами — языки пламени...
«Мордвин, прыгай!»
Это был голос его командира...
«Миша, приказываю!»
Девятаев с трудом открыл фонарь кабины и покинул самолёт. Тот огненным факелом промелькнул мимо него.
Прыгая из самолёта, который вот-вот взорвётся, Михаил ударился о хвостовой стабилизатор и приземленья на парашюте уже не помнил.
А когда открыл глаза, увидел вокруг себя немецких солдат.
Так сбитый советский лётчик с тяжёлыми ожогами, без сознания, оказался в плену.
С этого дня и началась чёрная полоса в его жизни…
* * *
Сначала с ним обошлись почти по-рыцарски — перевязали рану, накормили, не тронули ордена. Даже как будто с уважением на них смотрели — такого, мол, ценим.
Но, оказалось, всё было психологической подготовкой склонить к измене.
Ему предложили служить фюреру, т. е. изменить Родине.
Когда Девятаев с возмущением и со свойственной ему прямотой сказал: «Среди лётчиков предателей не найдёте», — отношение сразу же изменилось.
Стучали кулаком по столу, топали ногами, подносили к лицу пистолет. Требовали не так уж много: название части, расположение, имена командиров...
Ничего не сказал!
Допрос следовал за допросом…
Затем его на транспортном самолёте отправили в разведотдел Абвера в Варшаву.
Даже в плену находясь в положении раба, Девятаев сохранил своё человеческое достоинство.
Он не склонил голову перед врагами. Не дал очернить родную землю.
Пример тому поведение героя на допросах.
Он всегда говорил смело и открыто, не скрывая перед фашистами своей ненависти к ним.
- Сколько сбил самолётов? Разумеется, таковых нет? – спрашивал фриц.
- Я сбил девять ваших самолётов, из них три бомбардировщика.
- Чего ты упираешься, всё равно мы победим, переходи на нашу сторону!
- Как же вы победите, если отступаете на всех фронтах под ударам наших войск? Я русский, люблю Россию и никогда её не предам, - отвечал им заключённый.
Во время таких допросов Девятаев подвергался пыткам и издевательствам.
Но даже в невыносимых условиях он не позволял себе падать духом, думать о самоубийстве.
Однажды его друг, лётчик Иван Пацула, сказал:
- Лучше смерть, чем такие муки.
- Самоубийство выбирают только трусы, с собой покончить – это равносильно сдаче в плен… добровольной сдаче, - учил он своего товарища, потерявшего всякую надежду на избавления от смерти.
Не добившись от Девятаева никаких ценных сведений, немцы отправили его Лодзинский лагерь для военнопленных.
* * *
С первого дня ему и прибывшим военнопленным открылась
вся страшная картина лагерной жизни.
• Девятаев:
«Мы с ужасом смотрели на эту очередь скелетов, закутанных в лохмотья. Они стояли с алюминиевыми мисками и один за другим подходили к бочке посреди двора, из которой наливали в миску «суп»… Его не стали бы есть даже свиньи».
А потом был концлагерь Кляйнекёнигсберг.
Сторожевые вышки с пулемётами, ров, колючая проволока, ток высокого напряжения, часовые с собаками.
За малейшую провинность пленные подвергались зверским истязаниям.
Девятаева вместе с другими лётчиками поместили в отдельный барак.
Рядом валялась чья-то одежда, обувь, детские рубашонки, ночные горшки...
Решились спросить у охранника: что это значит?
Эсэсовец, ухмыляясь, с видимым удовольствием объяснил:
«В бараке жили еврейские семьи, вчера всех... туда, — он показал на трубу крематория, — освободили место для вас».
Бежать!
Бежать, во что бы то ни стало...
Девятаева не покидала мысль о побеге из плена.
Все дни он мечтал об одном – вернуться в своё Отечество и воевать против врага, захватившего родную землю.
Здесь, с первых дней пребывания в лагере, Михаил вошёл в подпольную группу.
Девятаев с группой товарищей начал готовить побег.
Решили рыть подкоп.
По ночам спускались в подпол и подручными средствами — ложками и мисками — они рыли подкоп из барака в сторону ограды, через который предполагался побег военнопленных.
На листе железа оттаскивали землю и разбрасывали её под полом барака (барак стоял на сваях).
• Девятаев:
«Рыли ложками, мисками. Землю выносили и ровным словом рассыпали под полом барака. Работали ночью, наблюдая в щёлку за часовым. Из детских рубашек, подобранных у барака, нарвали ленты. Верёвкой, привязанной к ноге «забойщика», подавали сигнал опасности. Чтоб землёй не запачкать одежду и не выдавать себя в нору лазали нагишом. Сил хватало на пять-шесть минут».
Прокопали уже за ограду лагеря. До свободы оставалось всего несколько метров. Оставались считанные часы до побега…
Но случилось непредвиденное. Эсесовец, проходя над подкопом, провалился. Образовалась яма. И подкоп был обнаружен.
По доносу предателя организаторов побега схватили.
Избиение железными прутьями, истязание в карцере жаждой и жаром железной печки…
Неизбежный расстрел казался уже желанным. Но агонию трёх, уже еле державшихся на ногах узников изуверски решили продлить.
После допросов и пыток их объявили «смертниками».
Буквально на следующий день всех «смертников» в специальных робах с нашивками отправили в печально известный лагерь смерти Заксенхаузен под Берлином.
* * *
Концлагерь Заксенхаузен находился в 36-ти километрах от Берлина и в 300 метрах от Главного имперского управления лагерей.
Эсесовцы называли его образцовым.
Лагерь этот был огорожен колючей проволокой в три ряда под электротоком.
По периметру ограды вышки часовых.
Виселицы, комнаты пыток, быстродействующие газы, мгновенно убивающие яды…
Здесь нацисты изобретали и испытывали на заключённых самые изощрённые, самые дьявольские способы умерщвления людей. И затем уже распространяли в другие лагеря.
В печах местного крематория было сожжено 100 тысяч человек…
Эта «фабрика смерти» была под непосредственным контролем руководителя СС Генриха Гиммлера.
Узников заставляли работать в каменоломнях, на строительстве и ремонте дорог.
Уделом сюда попавших военнопленных была только смерть.
Смерть от истощения, от побоев, от страшной скученности, которую по мере прибытия новых жертв разрежал крематорий…
Казалось, что здесь всё и закончится для славного лётчика Девятаева.
Но он выжил и здесь…
• Михаил Девятаев вспоминал:
«Как выжил - не знаю. В бараке — 900 человек, нары в три этажа. Каждый из узников в полной власти капо – надсмотрщика, эсесовцев, коменданта. Могут избить, изувечить, убить… 200 граммов хлеба, кружка баланды и 3 картофелины — вся еда на день… Работа – изнурительно-тяжкая или одуряющее бессмысленная…
Более тысячи скелетов, обтянутых кожей, в 4 утра выстраивали на ветреном плацу. Каждый стремился протиснуться в середину этого скопища – там теплее и один поддерживает другого, легче стоять. Кто-то упал. Ну, значит, отмучился. Ежедневно повозка, запряжённая людьми, увозила трупы туда, где дымила труба. И каждый думал: завтра и моя очередь. Забираясь ночью на нары, я размышлял: друзья летают, бьют фашистов. Матери, наверное, написали: «Пропал без вести». А я не пропал. Я ещё жив, и я ещё поборюсь».
Ему крупно повезло.
Надо сказать, что за несколько дней до прихода новой партии заключённых в лагере от голода и болезней умер учитель с Украины Григорий Степанович Никитенко.
В бараке санобработки цирюльник - лагерный парикмахер-подпольщик - заменил Михаилу бирку «смертника» на лагерной робе на бирку «штрафника» - умершего в лагере учителя из Дарницы.
Так он остался жив.
• Девятаев:
«В бараке санобработки парикмахер, снимавший машинкой мою шевелюру, тихо спросил:
- За что попал?
- Подкоп.
- Это расстрел…
За минуту до этого разговора тут, в санитарном бараке, у всех на глазах охранник лопатой убил человека за то, что тот осмелился закурить. Труп лежал у стены. Не знаю уж, чем я понравился старику парикмахеру, такому же узнику, как и все, но он вдруг спросил:
- Бирку уже получил?.. Давай! Давай скорее!..
Мало что понимая, я отдал железку с продавленным номером. Оглянувшись, старик нагнулся к убитому и тут же сунул мне в руку новую бирку с номером 104533.
Запомни, теперь ты другой человек, не «смертник» - «штрафник». Фамилия на бумажке».
Вместе с новым номером появилась и новое имя - Григорий Никитенко. Под этим именем он и числился в лагерных архивах.
А лётчик Девятаев значился там в списках сожжённых в печах крематория за 5 декабря 1944 года.
• Девятаев:
«По немецким документам считается, что меня расстреляли в Заксенхаузене. Но ребята подпольщики дали мне жетон умершего учителя. Так я стал украинцем Никитенко…»
У Михаила Девятаева, спасённого подпольщиком, начинается новая жизнь в условиях невыносимого голода и истязаний…
Некоторое время Михаил Девятаев состоял в лагерной команде «топтунов».
В лагере они разнашивали обувь немецких фирм.
• Девятаев в 1996 году рассказывал:
«Мы в течение месяца с лишним испытывали обувь немецких обувных фирм. С утра обували добротные ботинки, и по специально сделанной дорожке обязаны были пройти 35-40 километров. Выдержал - день штрафа исключался. А если ты упал, поскользнулся, не смог пройти, то в печку-крематорий».
Позже при помощи подпольщиков он был переведён из штрафного барака в обычный…
* * *
К концу 44-го года фашисты стали испытывать острую нужду в рабочей силе.
Узников Заксенхаузена осмотрели врачи.
И, как видно, нашли, что часть до предела истощённых людей пригодна к работе в каких-то иных местах.
• Девятаев:
«Мы в обнажённом состоянии под дождём двинулись в сторону виселицы. А у стойки виселицы стояла женщина. Она меня не выбрала, а вот третий мужчина в чёрном одеянии палкой ударил меня по животу, и сказал «рехц», то есть вправо. И эта партия, 500 арестантов, с центрального лагеря Заксенхаузен была переброшена на остров Узедом».
15 ноября полтысячи пленных загнали в вагоны.
Везли куда-то 3 дня.
Когда вагоны открыли, более половины людей были мёртвыми…
«Учитель Никитенко Григорий» оказался среди тех, кого построили перед комендантом нового лагеря.
Тот сказал:
«О побеге не помышляйте. Отсюда никто не убегал и не убежит».
Вот так Девятаев-Никитенко оказался в концлагере Пенемюнде на острове Узедом в Балтийском море.
Этот лагерь и стал следующим «кругом ада» для Михаила.
Стал самым тяжёлым и суровым, оставившим неизгладимый след в душе Девятаева.
Узники ремонтировали взлётные полосы, строили новые сооружения, рубили лес.
Работающие в концлагере военнопленные (их там было более 3-х тысяч) были заранее приговорены к смерти.
И покинуть остров заключённые могли лишь через трубу крематория…
Того, кто всё же решался на отчаянный шаг, ожидала показательная казнь.
Прямо на плацу перед строем узников на пойманного беглеца спускали овчарок, которые живьём разрывали его в клочья...
Тут за малейшую провинность эсэсовцы «могли ударить, искалечить, убить».
• Девятаев:
«Они радовались хохотами, видя выпущенные кишки узника. Протыкали военнопленным глаза, бросали свои жертвы на бороны, привязывали верёвками и рвали живые тела пополам».
Какой волей, и каким упорством нужно было обладать, чтобы перенести все эти страшные муки!
Только сильный человек, с твёрдым духом, мог выжить в таких ужасных условиях.
Слабые погибали сразу…
В самых нечеловеческих условиях Девятаев всегда оставался человеком.
И думал не только о себе. Но и о людях, которые были рядом с ним. Старался помочь поддерживать своих товарищей.
Думал о Родине.
Верил в победу…
* * *
«Островом Дьявола» называли островок Узедом.
Он находился в Балтийском море на линии к северу от Берлина.
На западной его оконечности располагалась секретная база Пенемюнде.
Её называли «заповедником Геринга».
Тут испытывались новейшие самолёты.
И тут же располагался секретный ракетный центр, возглавляемый Вернером фон Брауном.
Там шли разработки нового оружия Третьего рейха - «оружие возмездия».
Там испытывали и запускали крылатые ракеты «Фау-1» и баллистические ракеты «Фау-2».
С десяти стартовых площадок, расположенных вдоль побережья, ночами, оставляя огненные языки, уходили в небо «Фау-2».
«Фау-2» была способна с вероятностью, близкой к 100%, достигать цели на расстоянии до 1500 км и уничтожать целые города.
Этим оружием фашисты надеялись дотянуться аж до Нью-Йорка.
Но весной 45-го им важно было терроризировать более близкую точку — Лондон.
Однако серийная «Фау-1» пролетала всего лишь 325 километров.
С потерей стартовой базы на западе крылатую ракету стали запускать с Пенемюнде.
Отсюда до Лондона более тысячи километров.
Ракету поднимали на самолёте и запускали уже над морем.
Авиационное подразделение, осуществлявшее испытания новейшей техники, возглавлял тридцатитрехлетний ас Карл Хайнц Грауденц.
За его плечами было много военных заслуг, отмеченных гитлеровскими наградами.
Десятки «Хейнкелей», «Юнкерсов», «Мессершмиттов» сверхсекретного подразделения участвовали в лихорадочной работе на Пенемюнде.
В испытаниях участвовал сам Грауденц.
Он летал на «Хейнкеле-111», имевшем вензель «Г. А.» — «Густав Антон».
База тщательно охранялась истребителями и зенитками ПВО, а также службой СС.
* * *
Узники сразу поняли, что находятся близко от моря — летали чайки, сырой ветер пронизывал до костей, заставлял сбиваться в тесные кучи.
С умерших снимали робы — подшивали к своей одежде подкладку.
И было ясно: лагерь находится около важной военной базы.
• Девятаев:
«Рёв самолётов, их вид, их близость с громадной силой всколыхнули мысль о побеге».
Все, кто работал тут, понимали: пленным пути с этой базы не будет, всех уничтожат.
И потому пытались бежать.
Один отчаянный югослав затаился на островном озере.
• Девятаев:
«Поймали. В назидание всем поставили перед строем и спустили овчарок. Чтобы загрызли не сразу — шею обмотали брезентом. Я видел много всего, но более страшной картины не помню. И всё-таки засыпал и просыпался с мыслью: бежать!»
Но это легко сказать – «бежать». Кругом ведь вода…
На острове Михаил увидел аэродром, на котором находились немецкие истребители и бомбардировщики. Падал снег, засыпая взлётно-посадочную полосу. Военнопленные убирали лопатами сугробы. После бомбёжки острова английскими самолётами засыпали воронки от авиабомб.
«Спасение в небе», - понял Михаил.
И тогда лётчику приходит в голову дерзкая мысль: покинуть остров на самолёте. Ведь он пилот. А здесь аэродром. И на нём стоят самолёты заправленные. В основном бомбардировщики. Лучшие самолёты Германии.
Несмотря на особые условия содержания, Девятаев и здесь не сдавался.
Его ни на минуту не оставляет мысль о побеге.
И он начал подготовку к побегу.
Надо было подобрать себе команду из проверенных, надёжных людей.
Постепенно «учитель из Дарницы» нащупал единомышленников.
В мимолётных разговорах обронил осторожно мысль о побеге, сказав, что есть среди пленных опытный лётчик.
Девятаев говорил о побеге так горячо и убеждённо, что они поверили — взлетим.
Кто-то из единомышленников работал недалеко от аэродрома.
Кто-то имел связи с конвоирами.
И все без исключения молчали о будущем побеге.
Да и как можно было предать своих товарищей, если у каждого, кто вошёл в этот список беглецов, были свои личные счёты с немцами?
Например.
Немченко при допросах и пытках выбили глаз.
Урбанович попал в лагерь ещё мальчиком в 1941 году.
А Кривоногов не знал, что такое страх и в предыдущем лагере даже убил у всех на глазах местного полицая.
Следующие месяцы до побега Девятаев старался незаметно изучать приборные панели самолётов, которые ремонтировались в соседних бараках.
Тогда же он узнал от старых заключённых об испытаниях немецкого оружия, а потом увидел их сам.
• Девятаев:
«Опять будет падать штанга с неба, - сказал работавший рядом со мной человек.
- Какая штанга? - спросил я.
- Сейчас увидишь, - послышался ответ, и тут же кто-то объяснил:
- Реактивный выпустят.
И действительно, через несколько минут появился на высоких шасси, с широко разведёнными крыльями не известный мне по своей конструкции самолёт. Нам приказали прекратить работу и спуститься в ямы, которые были заранее подготовлены для этой цели. Охранники с собаками стали над нами. Я услышал, как заревел один, потом другой двигатели... Я смотрю, а кругов от воздушного винта не вижу... Звук мотора тоже необычный - какой-то шипящий, со свистом.
Вот самолёт быстро пробежал и оторвался от земли. В воздухе уже от него отделилось что-то, похожее на шасси или штангу, и упало в море. Сделав на огромной скорости два круга, самолёт зашёл на посадку и приземлился. Ещё одна тайна острова: реактивный самолёт. Может быть, это и есть «чудо-оружие» Гитлера, о котором нам неоднократно говорили пропагандисты Геббельса. Знают ли о нём в Москве? - спрашивал я сам себя».
Когда запускали ракеты, земля вздрагивала, словно при землетрясении. Раздавался оглушительный грохот. Яркое пламя озаряло весь остров.
Как правило, запуск производили вечером, чтобы английские зенитки и истребители не могли сбить эти реактивные самолёты-снаряды на подлёте к туманному Альбиону.
Надо сказать, что частенько испытания ракет «V-2» заканчивались авариями. И те падали на стоящие недалеко самолёты.
Зарывая воронки и разбирая груды металла, Михаил и его друзья снимали таблички с приборов, приносили в барак и тщательно их изучали.
Так собирались знания о приборах самолета.
Чтобы подготовить побег использовали и рисунки заключённых.
Они изучили каждую мелочь, которая могла повлиять на успех побега.
Работая на аэродроме, теперь стали примечать все подробности его жизни:
- когда заправляются самолёты,
- когда команды уходят обедать,
- какой самолёт удобней стоит для захвата…
Девятаев остановил своё внимание на двухмоторном бомбардировщике «Хейнкеле-111»:
- Он чаще других летал.
- После приземления его тотчас же заправляли снова.
- Возле него не однажды чисто одетые люди в штатском поздравляли пилота — удавались, как видно, какие-то важные испытания.
• Девятаев:
«Я прикидывал план захвата машины, рулёжки, взлёта под горку в сторону моря. Но сумею ли запустить, сумею ли справиться с двухмоторной машиной?
Во что бы то ни стало надо было увидеть приборы в кабине, понять, как, что, в какой последовательности надо включать — в решительный момент счёт времени будет идти на секунды».
Экипаж тяжелого двухмоторного бомбардировщика состоял из 6 человек, а беглецам предстояло поднять его силами одного измождённого узника.
За работой военнопленных наблюдал охранник с винтовкой, пожилой немец.
Во время аэродромных работ «учитель из Дарницы» не упускал случая заглянуть на самолётную свалку. Михаил тайком от охранника забирался в кабину разбитого англичанами на аэродроме бомбардировщика «Хейнкель». И там впивался глазами в приборные доски.
Вот когда пригодилось знание немецкого языка.
«Хейнкеля-111».
Экипаж тяжёлого двухмоторного бомбардировщика, с которым до этого Михаил Девятаев встречался лишь в воздухе, состоял из шести человек. Беглецам предстояло поднять его силами одного измождённого узника.
• Девятаев:
«Главное: запустить, вырулить и взлететь... Случай помог проследить операции запуска. Однажды мы расчищали снег у капонира, где стоял такой же, как «наш», «Хейнкель». С вала я видел в кабине пилота. И он заметил моё любопытство. С усмешкою на лице — смотри, мол, русский зевака, как легко настоящие люди справляются с этой машиной, — пилот демонстративно стал показывать запуск: подвезли, подключили тележку с аккумуляторами, пилот показал палец и отпустил его прямо перед собой, потом пилот для меня специально поднял ногу на уровень плеч и опустил — заработал один мотор. Следом — второй. Пилот в кабине захохотал. Я тоже еле сдерживал ликование — все фазы запуска «Хейнкеля» были ясны».
Наблюдая за немецким лётчиком, готовящим самолёт к взлёту, Михаил запоминал порядок действий.
После заправки бомбардировщика бензином, техники подвозили на тележке электробатареи и подключали к моторам самолёта. Пилот включал зажигание. Раздавался гул двигателей, пропеллеры двух моторов начинали вращаться. Механики выбивали из-под колёс тормозные колодки. Огромная машина с крестами на крыльях двигалась по взлётно-посадочной полосе. Всё быстрее, быстрее. Там где заканчивалась над обрывом взлётно-посадочная полоса, самолёт взмывал над водной гладью моря.
Заговорщики стали теперь обсуждать детальный план захвата машины.
Заучено было всё:
- кто ликвидирует вахтмана (охранника),
- кто расчехляет моторы,
- кто снимет струбцинки с закрылков...
Но Михаил понимал, как непросто лётчику-истребителю без практики совершить полёт на бомбардировщике. Да ещё не на отечественном, а на немецком.
Риск огромный.
Цена - жизнь всех участников побега, которым Девятаев уже признался, что он лётчик.
• Девятаев:
«Степень риска все понимали: может поднять тревогу охрана; может неожиданно кто-нибудь появиться у самолёта; машина окажется без горючего; не запустим моторы; могут, быстро хватившись, загородить полосу взлёта; могут вслед послать истребители; могут возникнуть и непредвиденные осложнения. Сам я мысленно думал: шансы — один из ста. Но отступать мы уже не могли. Мы уже сжились с мыслью: «В обед хлебаем баланду, а ужинаем дома, среди своих», — и самолёт уже называли не иначе как «наш «Хейнкель».
* * *
Рассказ о побеге на самолёте, если очень кратко, выглядит так.
Михаилу и 9-ти его товарищам удалось невозможное.
День 8-го февраля 1945 года много лет спустя в книге воспоминаний он восстановит поминутно:
- как, по его команде расправившись с конвоиром, узники ринулись в стоящий бомбардировщик,
- как незнакомая машина сначала отказывалась подниматься в воздух, нарезая круги по взлетной полосе,
- как уже бежали со всех сторон эсэсовцы,
- как товарищи кричали: «Мишка, ну что же ты?!»,
- как он почувствовал между лопаток леденящий холод штыка,
- как штурвал не поддавался ослабевшим от голода рукам, и беглецам пришлось укрощать его втроём - пока, наконец, захваченный самолет не взмыл в небо над островом…
Историки назовут случившееся чудом - бомбардировщик «Хенкель -111», управление которым Девятаев освоил практически уже в воздухе, не смогли сбить ни поднятые по тревоге немецкие истребители, ни советские зенитки.
Верный шанс расстрелять беглецов в упор был у попавшегося им навстречу «Фокке-Вульфа». Но у возвращавшегося на аэродром фашистского самолёта бензобак был пуст, боекомплект израсходован.
Приземлившись по другую сторону фронта, экипаж в полосатых робах передал своим точные координаты ракетных установок «Фау-2», благодаря чему засекреченный полигон был разгромлен.
Когда об этом доложили Герингу, он пришел в ярость и приказал отдать под трибунал лагерное начальство Пенемюнде…
* * *
Ну а если более подробно, дело было так.
Первоначально побег планировали осуществить ближе к марту 1945 года. Уже выбрали себе самолёт - бомбардировщик «Хейнкель» - «He 111», достаточно вместительный для десяти человек.
Но бежать, а точнее лететь, пришлось раньше...
Надо сказать, что в концентрационных лагерях существовали банды заключённых, которые думали, что целиком и полностью управляет всеми остальными.
Их действия поощрялись немецкой администрацией. Ведь ей было выгодно иметь свои глаза и уши внутри бараков.
Но, помимо доносов, у этих банд была ещё одна, страшная функция – «Десять дней жизни» - отсроченный смертный приговор…
• Вот как об этом вспоминал сам Михаил Девятаев:
«Десять дней жизни» - это лагерная формула самосуда, самочинная расправа группки бандитов-заключённых. Они выбирают себе жертву по указанию коменданта или охраны и в угоду им убивают её, уничтожают варварским способом. Кто проявлял недовольство лагерными порядками, кто носил на груди красный («политический») винкель, кто сопротивлялся ограблению, кто сказал не так, - тот попадал во власть банды головорезов. Девять дней «виновного» истязали всеми способами, какие только могли придумать организаторы издевательства, а если он ещё оставался в живых, на десятый день его приканчивали. Заводилы имели право бить обречённого как угодно, когда угодно и так, чтобы свои последние десять дней тот прожил только в муках, в бреду, в полубессознательном состоянии. Чем сильнее он страдал, тем выше была награда за их работу. Самые дикие инстинкты пробуждались в низких, отвратительных существах таким своеволием, такой безнаказанностью».
Неудивительно, что заключённые боялись такого исхода значительно больше, чем «гуманного» расстрела.
За несколько недель до побега к «десяти дням жизни» приговорён был близкий друг и земляк Девятаева - татарин Фёдор Фатых.
• Девятаев:
«Вернувшись однажды с работы, я застал его умирающим. Протянув пайку хлеба, Фёдор сказал: «Миша, возьми подкрепись. Я верю: вы улетите» Ночью он умер».
А через несколько дней приговор «Десять дней» получил и сам Девятаев…
Причиной стала драка с одним из заключённых по кличке «Костя-морячок».
Однажды когда Михаил Петрович со своими «собратьями по несчастью» обсуждая подробности плана захвата самолёта, к
ним подошёл этот бандит и циник.
И сказал:
«О родине думается? А не всё ли равно, кому служить? Были бы водка, денежки да девушки».
Михаил Девятаев не смог простить ему таких слов. И, хотя стычки между заключёнными строго карались, не стерпел - изо всех сил ударил его кулаком в подбородок. И сбил предателя с ног.
Но был тут же зверски избит нацистскими холуями. Очнувшись, он понял, что оставшиеся девять дней «приговора» пережить не сможет. И чем скорее они с товарищами угонят самолёт - тем лучше.
Спустя ещё 3 дня побоев и издевательств, окончательный план побега был готов…
Надо было снять часового, переодеть в его форму одного из пленных. И тот должен был, конвоируя, довести всех до самолёта.
День 8 февраля 1945 года начался на острове как обычно.
Ранним утром Михаил Девятаев увидел в окно звёзды на небе. И отметил улучшение погоды после нескольких дней ненастья.
Он посчитал, что этот день будет удачным для давно запланированного побега.
• Девятаев:
«Ночью взлетали ракеты. Я не мог заснуть от рёва и от крайнего возбуждения. Рано утром до построения я сказал Соколову Володе, возглавлявшему аэродромную команду: «Сегодня! И где хочешь, достань сигареты. Смертельно хочу курить». Володя снял с себя свитер и выменял на него у француза пять сигарет».
Построение...
Отбор команд.
Задача Соколова: сделать так, чтобы в аэродромную группу попало сегодня не более 10-ти человек, чтобы все были советскими и обязательно все посвящённые в планы побега.
Во время формирования рабочей группы Немченко и Соколов позаботились о том, чтобы члены сложившегося коллектива были выведены на работы возле аэродрома двумя рабочими «пятёрками», оттеснив из формирующихся групп посторонних.
Выполняя хозяйственные работы (засыпали воронки от бомб), они со стороны наблюдали за перемещениями на аэродроме.
Охранником был эсэсовец. Он заметил, что группа самовольно приблизилась к самолётам.
Однако Соколов объяснил конвоиру, что накануне получил указание от немецкого мастера, руководившего работами, отремонтировать капонир (земляное укрытие для самолётов).
Когда рабочие-ремонтники на аэродроме стали зачехлять моторы самолётов, готовясь к обеденному перерыву, Девятаев дал указание развести костёр.
Возле него конвоир и арестанты могли бы погреться (примерно в 12 часов по местному времени) и подогреть обед, который им должны были принести.
В 12.00, когда команды лётчиков — немцев ушли на обед, до заветного самолёта было 200 шагов.
Ни одного немца возле самолётов не было.
«Пан или пропал», - решили узники острова Узедом.
После этого группа перешла к активным действиям.
Соколов осмотрелся и убедился, что поблизости нет посторонних.
А Кривоногов по сигналу Девятаева убил конвоира, ударив его заранее заготовленной железной заточкой по голове. И забрал винтовку убитого конвоира.
А Девятаев объявил тем, кто ещё не был осведомлён, что «сейчас полетим на Родину».
Часы, взятые у убитого вахтмана, показывали 12 часов 15 минут.
• Вот как вспоминал об этом сам Девятаев:
«В 12 ноль-ноль техники от самолётов потянулись в столовую. Вот горит уже костёр в капонире, и рыжий вахтман, поставив винтовку между колен, греет над огнём руки. До «нашего «Хейнкеля» двести шагов. Толкаю Володю: «Медлить нельзя!» А он вдруг заколебался: «Может, завтра?» Я показал кулак и крепко сжатые зубы.
Решительным оказался Иван Кривоногов. Удар железякою сзади — и вахтман валится прямо в костёр. Смотрю на ребят. Из нас только четверо знают, в чём дело. У шести остальных на лицах неописуемый ужас: убийство вахтмана — это виселица. В двух словах объясняю, в чём дело, и вижу: смертельный испуг сменяет решимость действовать.
С этой минуты пути к прежнему у десяти человек уже не было — гибель или свобода. Стрелки на часах, взятых у вахтмана из кармана, показывали 12 часов 15 минут. Действовать! Дорога каждая секунда».
Когда механики ушли с аэродрома на обеденный перерыв, Девятаев с Володей Соколовым, который знал немецкий язык, где нагнувшись, где перебежками, преодолевают 100-150 метров до самолёта.
Володя крикнул «Ложись!»
Они залегли. Увидели, как немцы перетаскивают стремянки от одного крыла самолёта к другому.
Пролежав некоторое время, беглецы дождались, когда немцы уйдут в столовую. И с другой стороны капонира скрытно подобрались к самолёту.
Забравшись на крыло, Девятаев у хвостовой двери ударом колодки пробил дыру. Просунул руку и открыл запор. Он проник в фюзеляж, а затем и в кабину пилота.
Самый высокий - Пётр Кутергин - надел шинель убитого немца и шапку с козырьком. И с винтовкой под видом охранника повёл остальных к самолёту, чтобы не вызвать подозрения у охраны на вышках.
• Девятаев:
«Но, не теряя времени, я и Володя Соколов были уже у «Хейнкеля». У хвостовой двери ударом заранее припасенного стержня пробиваю дыру. Просовываю руку, изнутри открываю запор.
Внутренность «Хейнкеля» мне, привыкшему к тесной кабине истребителя, показалась ангаром. Сделав ребятам знак: «В самолёт!», спешу забраться в кресло пилота. Парашютное гнездо пусто, и я сижу в нём, как тощий котёнок. На лицах расположившихся сзади — лихорадочное напряжение: скорее!»
Владимир Соколов и Иван Кривоногов по указанию Девятаева быстро стянули чехлы с моторов «Хейнкеля», сняли с закрылков струбцинки.
Михаил прыгнул на место пилота. Ключ зажиганья на месте. Попытался завести моторы – тишина…
Оказывается, в самолёте отсутствовал аккумулятор! А без него завести машину невозможно.
Девятаев сообщил об этом остальным товарищам, подошедшим к самолёту чуть позже.
- Давайте тележку с батареями, - крикнул товарищам Девятаев.
Каждая минут промедления приближала заключённых к смерти за побег и убийство охранника. Поэтому они действовали молниеносно. Бросились на её поиски.
Всего за пять минут им удалось найти тележку с аккумуляторами и подогнать её к самолёту.
Вскоре электробатареи были подключены к моторам.
Девятаев дал указание всем участникам побега подняться на борт самолёта и спрятаться в фюзеляже. Они быстро забрались в самолёт.
Михаил взглянул на доску приборов - там едва мерцала индикаторная лампочка, свидетельствующая о том, что электроток подан к моторам.
Поворот ключа, движение ноги — и один мотор оживает.
Ещё минута — закрутились винты другого мотора.
Прибавляется газ. Оба мотора ревут.
Девятаев завёл оба мотора самолёта. Раздался ровный гул. Завертелись пропеллеры.
- Уберите тележку с батареями и тормозные колодки из-под колёс, - скомандовал Михаил.
Команда была выполнена мгновенно.
Прошло всего десять минут, когда бомбардировщик медленно пополз по взлётно-посадочной полосе.
• Девятаев:
«Плавно нажимаю на кнопку стартера. Мотор зашумел жу-жу-жу! Спокойно включаю «лапкой» зажигание, мотор несколько раз фыркнул и загудел. Увеличиваю газ - заревел. Круг винта стал чистым, прозрачным. Друзья от восторга дают в плечи радостные лёгкие пинки».
Но нужно было добраться до взлётной полосы. По сторонам рулежной дорожки стояли «Мессершмитты» и «Фоккеры» в готовности номер 1.
Михаил, чтобы лётчики-истребители не увидели его полосатой формы, снял с себя всю одежду.
Мысленно Девятаев проделывал это тысячи раз. Обороты до полной мощности, набрать скорость. Но за штурвалом этой машины он впервые.
С боковой стоянки «Хейнкель» рулит на взлётную полосу.
Никакой заметной тревоги на лётном поле не видно — все привыкли: «Густав Антон» летает много и часто.
Пожалуй, только дежурный с флажками на старте в некотором замешательстве — о взлёте ему не сообщали.
Девятаев выкатил самолёт на взлётную полосу.
Полный газ.
Разгон.
Машина разгоняется, минует вахтманов, садящиеся «юнкерсы» и не отрывается от земли.
Полоса заканчивается... самолёт чуть не падает с обрыва в море.
Тормоз.
Разворот.
• Девятаев:
«Точка старта. Достиг eё с громадным напряжением сил — самолётом с двумя винтами управлять с непривычки сложнее, чем истребителем. Но всё в порядке. Показания главных приборов, кажется, понимаю. Газ... Самолёт понёсся по наклонной линии к морю. Полный газ... Должен быть взлёт, но «Хейнкель» почему-то бежит, не взлетая, хвост от бетона не отрывается... В последний момент почти у моря резко торможу и делаю разворот без надежды, что самолёт уцелеет. Мрак... Подумал, что загорелись. Но это была только пыль. Когда она чуть улеглась, увидел круги от винтов. Целы! Но за спиной паника — крики, удары прикладом в спину: «Мишка, почему не взлетаем?!!
И оживает аэродром — все, кто был на поле, бегут к самолёту. Выбегают лётчики и механики из столовой. Даю газ. Разметаю всех, кто приблизился к полосе. Разворот у линии старта. И снова газ... В воспалённом мозгу искрой вспыхнуло слово «триммер». Триммер — подвижная, с ладонь шириною плоскость на рулях высоты. Наверное, лётчик оставил её в положении «посадка». Но как в три-четыре секунды найти механизм управления триммером? Изо всех сил жму от себя ручку — оторвать хвост от земли. Кричу что есть силы ребятам: «Помогайте!» Втроём наваливаемся на рычаг, и «Хейнкель» почти у самой воды отрывается от бетона... Летим!!!»
Как только машина оторвалась от бетона, беглецы поняли — спасены!
У них всё получилось!
* * *
С помощью товарищей Девятаев всё-таки смог вытянуть штурвал на себя, и самолёт оторвался от земли, полетел!
Но полетел неуверенно. Слишком быстро стал набирать высоту и терять скорость.
Пришлось наугад искать триммер высоты. Управление триммером отыскалось, когда самолёт, нырнув в облака, стал набирать высоту.
И сразу машина стала послушной и лёгкой.
И лишь после этого грузный бомбардировщик стал быстро удаляться от злосчастного Пенемюнде…
• Девятаев:
«В этот момент я почувствовал: спасены! И подумал: что там творится сейчас на базе! Посмотрел на часы. Было 12 часов 36 минут — всё уместилось в двадцать одну минуту».
А тем временем, обер-лейтенант Грауденц, наскоро пообедав в столовой, приводил в порядок в своём кабинете полётные документы.
Внезапно зазвонил телефон:
- Кто это у тебя взлетел, как ворона? — услышал Грауденц грубоватый голос начальника ПВО.
— У меня никто не взлетал…
— Не взлетал… Я сам видел в бинокль — взлетел кое-как «Густав Антон».
— Заведите себе другой бинокль, посильнее, — вспылил Грауденц. — Мой «Густав Антон» стоит с зачехленными моторами. Взлететь на нем могу только я. Может быть, самолеты у нас летают уже без пилотов?
— Вы поглядите-ка лучше, на месте ли «Густав Антон»…
Обер-лейтенант Грауденц прыгнул в автомобиль и через две минуты был на стоянке своего самолета.
Чехлы от моторов и тележка с аккумуляторами — это всё, что увидел оцепеневший ас.
«Поднять истребители! Поднять всё, что можно! Догнать и сбить!»…
Через час самолёты вернулись ни с чем.
Немцы выслали вдогонку истребитель, пилотируемый обладателем двух «Железных крестов» и «Немецкого креста в золоте» воздушным асом обер-лейтенантом Люфтваффе Гюнтером Хобомом.
Немецкий лётчик взлетел с решимостью найти беглецов и сбить.
Но прошло 20 минут, а он так и не обнаружил русских.
Ведь никто не знал их курса: в Восточную Пруссию или в Швецию.
Шансы обнаружить сбежавший самолет были минимальны…
Без знания курса самолёта найти его можно было только случайно.
• Валерий Высоцкий - генерал-майор авиации объяснил некоторые детали: мало того, что лётчику-истребителю Девятаеву удалось поднять в небо неизвестный ему бомбардировщик, что само по себе чудо. Он ещё смог уйти на нём от преследования:
«Были посланы истребители на его перехват. И они бы его догнали и сбили, если бы не мастерство Девятаева. Он принял решение не подниматься высоко в воздух, а идти на бреющем полете. Потому что самолёт - он, как правило, камуфлируется под местность. Сверху, поднявшись на истребителе, близко летящий к земле самолёт трудно обнаружить».
Сам Михаил Петрович пояснил, почему быстрый «Мессер» не смог его «догнать и уничтожить».
Преследователь считал, что беглецы полетят на восток, к своим. Что по элементарной логике немца бесспорно. Там, над Польшей он и искал угнанный «Хенкель-111».
Но хитрый мордвин Девятаев не сразу полетел на восток.
Прикинув по пульту управления, что горючего достаточно, он решил сделать небольшой крюк в сторону Швеции.
И летел не над облаками, как все бомбардировщики, а прямо над волнами, как делал когда-то на «У-2».
Конечно, была вероятность столкнуться с мачтами кораблей, но, как показало окончание истории, риск и в этом случае оказался делом «благородным».
Десятки логически мыслящих фрицев-асов так и не смогли разгадать траекторию полёта мордвина-казанца…
К слову.
«Того самого русского» - Михаила Петровича Девятаева - Гюнтер Хобом увидел лишь спустя более полувека - в 2002 году.
Случилось это во время съёмок документальной ленты о знаменитом побеге с острова Узедом.
Тогда бывшие враги впервые посмотрели друг другу в глаза. А потом обнялись и даже выпили по рюмке водки - в знак примирения...
Самолёт был обнаружен воздушным асом полковником Вальтером Далем. Тот возвращался с задания.
Но приказ немецкого командования «сбить одинокий «Хейнкель» он выполнить не смог.
Он успел выпустить в сторону «Хейнкеля» с заключёнными несколько пулемётных очередей. И израсходовал все боеприпасы. К тому же у него кончалось горючее. И он был вынужден приземлиться.
Девятаев и его товарищи исчезли в облаках…
С дрожью в желудке Грауденц пошёл к телефону доложить в Берлин о случившемся.
Геринг, узнав о ЧП на секретнейшей базе, топал ногами — «виновных повесить!».
13 февраля Геринг и Борман прилетели на Пенемюнде…
Голова Карла Хайнца Грауденца уцелела. Возможно, вспомнили о прежних заслугах аса.
Но, скорее всего, ярость Геринга была смягчена спасительной ложью:
«Самолёт догнали над морем и сбили».
Кто угнал самолёт?
Первое, что приходило на ум Грауденцу, «томми»…
Англичан беспокоила база, с которой летали «Фау». Наверное, их агент.
Но в капонире — земляном укрытии для самолётов, близ которого находился угнанный узниками «Хейнкель», нашли убитым охранника группы военнопленных. Они в тот день засыпали воронки от бомб.
Срочное построение в лагере сразу же показало: десяти узников не хватает. Все они были русскими.
А через день служба СС доложила: один из бежавших вовсе не учитель Григорий Никитенко, а лётчик Михаил Девятаев…
* * *
А бомбардировщик взлетел над морем и нырнул в не просматриваемые тучи.
Курс - на восток.
Тревожила Девятаева лишь одна мысль:
«Хватит ли бензина?»
Баки были полны.
Но сколько лететь до Восточной Пруссии, уже занятой войсками Красной Армии?
Моторы работали ровно, надёжно. Под их гул задремали девять беглецов, измученных экстремальными событиями.
Летел на север над морем, понимал: над сушей будут перехвачены истребителями.
Потом летел над морем на юго-восток.
Внизу увидел караван кораблей. И увидел самолёты, его охранявшие.
Один «Мессершмит» отвернул и рядом с «Хейнкелем» сделал петлю.
• Девятаев:
«Я видел недоумённый взгляд лётчика: мы летели с выпущенными шасси».
Высота была около двух тысяч метров.
От холода и громадного пережитого возбуждения пилот и его пассажиры в полосатой одежде не попадали зуб на зуб. Но радость переполняла сердце.
• Девятаев:
«Я крикнул: «Ребята, горючего в баках — хоть до Москвы!» Всем захотелось прямо до Москвы и лететь. Но я понимал: такой полёт невозможен — станем добычей своих истребителей и зениток».
Тучи постепенно рассеялись. Под крыльями - безбрежная водная гладь. Время летело незаметно.
Через несколько часов полёта впереди показался берег.
«Хейнкель» приблизился к береговой линии в районе боевых действий, примерно в 300—400 километрах от места старта.
• Девятаев:
«О приближении фронта догадались по бесконечным обозам, по колоннам машин и танков. И вот показались дымы, вспышки разрывов... Опять колонны людей и машин. Но теперь при виде летящего «Хейнкеля» люди с дороги бегут и ложатся».
Девятаев начал снижаться и в этот момент по его самолёту открыли огонь советские зенитки.
В крыльях появились огромные пробоины.
Два снаряда попали в самолёт. Он загорелся.
Девятаеву удалось сбить пламя, бросив самолёт вниз со скольжением, и выровняв его над лесом.
Надо было срочно садиться.
Михаил Девятаев начал резко снижаться.
Перед ним было поле. Михаил пошёл на вынужденную посадку на заснеженном поле.
Самолёт днищем пропахал большую часть поля, но всё- таки приземлился удачно.
• Девятаев:
«Наши!» Эту радость неожиданно подкрепил плотный зенитный огонь. Два снаряда «Хейнкель» настигли. Слышу крик: «Ранены!» И вижу, дымится правый мотор. Резко бросаю самолёт в боковое скольжение. Дым исчезает. Но надо садиться. Садиться немедленно. Внизу раскисшая, в пятнах снега земля: дорога, опушка леса, и за ней — приемлемо ровное поле. Резко снижаюсь. Неубранные шасси в земле увязнут. Надо их срезать в момент посадки скольжением в сторону...»
«А мы в «Хейнкеле» не вполне уверены были, что сели среди своих. Плексигласовый нос самолёта был повреждён. В кабину набился снег с грязью. Я выбрался кое-как... Тишина. Винты погнуты, от моторов поднимается пар. «Хейнкель», пропахавший по полю глубокую борозду, казался сейчас неуклюжим толстым китом, лежащим на животе. Не верилось, что два часа назад машина стояла на секретнейшей базе фашитов».
После «жёсткой посадки» раненые беглецы выбрались из самолёта.
Первое, что предприняли прилетевшие, попытались скрыться в ближайшем лесу. Ведь они не были полностью уверены, что приземлились в расположении советских войск.
Захватив винтовку убитого вахтмана и пулемёт с «Хейнкеля», поддерживая раненых, они пробежали сотню шагов по полю. Но потом повернули назад — сил не было. Приготовив оружие в самолёте, решили выждать, что будет.
• Девятаев:
«На обороте полётной карты я написал, кто мы, откуда бежали, где до войны жили. Перечислил фамилии: Михаил Девятаев, Иван Кривоногов, Владимир Соколов, Владимир Немченко, Федор Адамов, Иван Олейник, Михаил Емец, Пётр Кутергин, Николай Урбанович, Дмитрий Сердюков».
Как выяснилось впоследствии, самолёт приземлился в расположении 61-й армии недалеко от города Вольдемберга, южнее деревни Голлин. Это было примерно в 8-ми километрах за линией фронта.
• Из протокола осмотра:
«Самолёт Хе-111 находился в 300 м южнее нас. пункта Голлин и охранялся вооружённым постом. Самолёт лежит на фюзеляже и несущих плоскостях. Фюзеляж деформирован. Имеются пробоины от осколков зенитных снарядов и несколько пулевых пробоин. Правый мотор разбит. Винты обоих моторов разбиты. Все навигационные приборы целы. Ст. следователь от. контрразведки Смерш 61-й армии капитан Туровский. 10 февраля 1945г.»
Артиллеристы 61-й армии с дороги, ведущей к линии фронта, видели, как на поле, подломив колеса, юзом сел «немец». Опушкой, опасаясь стрельбы, солдаты бросились к самолёту.
- Фрицы! Хенде хох! Сдавайтесь, иначе пальнём из пушки! — послышались крики с опушки леса.
Но для сидевших в самолёте беглецов это были очень дорогие слова.
- Мы не фрицы! Мы свои, братцы! Из плена. Свои».
Люди с автоматами, в полушубках, подбежав к самолёту, были ошеломлены.
Они увидели 10 скелетов в полосатой одежде, обутых в деревянные башмаки, забрызганных кровью и грязью. Те плакали, повторяя одно только слово:
«Братцы, братцы…»
В расположение артиллерийского дивизиона их понесли на руках, как детей, — ведь каждый весил менее 40 килограммов …
Откуда через несколько дней были переправлены в военный госпиталь.
* * *
В итоге, пролетев чуть более 300 километров, Девятаев доставил советскому командованию:
- стратегически важные сведения о засекреченном центре на Узедоме, где производилось и испытывалось ракетное оружие нацистского рейха,
- точные координаты стартовых установок «Фау-2», которые находились вдоль берега моря.
Этими ракетами Вермахт планировал дистанционно уничтожить Лондон и Нью-Йорк, а затем стереть с лица земли Москву.
Но узник Девятаев оказался способен в одиночку помешать этому плану сбыться.
Надо сказать, что карта расположения и схема полигона Пенемюнде были переданы англичанам польскими заключёнными ещё в начале 1943 года.
17 августа 1943 года 597 тяжёлых бомбардировщиков стратегической авиации Великобритании сбросили на немецкую базу тысячи бомб.
В результате погибло 735 военнослужащих вермахта. В том числе главный конструктор ракетных двигателей доктор Вальтер Тиль, много ведущих специалистов. Серийный выпуск «Фау-2» был задержан на полгода.
Англичане разбомбили и концлагерь, в котором погибло 213 заключённых.
Фашистам удалось сбить 47 самолётов.
Но… несмотря на постоянные налёты англичан, ракеты на Лондон улетали почти ежедневно.
Подземный завод успешно продолжал выпускать по 900 «Фау-2» в месяц…
Так почему же англичанам не удалось остановить старты немецких ракет?
Потому что у них не было точных координат 13-ти стартовых площадок «Фау-1» и «Фау-2»…
Фашисты свой последний шанс на победу опекали более чем тщательно.
Узедом неоднократно бомбили и англичане, и американцы, но - увы! - до цели так и не добрались: «воевали» с ложным аэродромом и бутафорскими «самолётиками».
На полуострове длиной 60 километров и шириной 3,5 километра невозможно было найти 13 стартовых площадок ракет.
Никто и не подозревал, что объект располагался в 200-х метрах от кромки моря, замаскированный под мирный лесок!
«Лес» - деревья и маты с дёрном - крепился на специальных платформах. Они раздвигались перед стартом и возвращались обратно после запуска, укрывая собой ракетные установки…
Девятаев же, когда прилетел, сразу сообщил точные координаты 13-ти стартовых площадок «Фау-1» и «Фау-2» командующему нашей 61-й армией генерал-лейтенанту Белову.
Тот передал информацию куда следует.
Доставленные Михаилом Петровичем сведения оказались абсолютно точными.
И обеспечили успех воздушной атаки на секретный полигон.
По наводке Девятаева Узедом бомбили 5 дней — и наши, и союзники.
И ракетная база Пенемюнде была разгромлена.
При этом разбомбили не только установки «Фау-1» и «ФАУ-2», но и подземные цеха по производству «грязной» урановой бомбы.
А это ведь была последняя надежда Гитлера на продолжение Второй мировой войны.
Только фашистов погибло при бомбёжке около 3,5 тысячи...
• Девятаев:
«Когда мы прилетели 8 февраля в расположение нашей 61 армии, я потребовал доставить меня к генерал-лейтенанту Белову. Он знал меня раньше. Говорю ему – дуйте 200 метров вдоль берега моря по лесу. Там все главные объекты. Белов ахнул, схватился за голову и связался с командующим фронтом.
Видимо, сообщили координаты и союзникам.
С 14 по 18 марта 1945 г. наши бомбардировщики «утюжили» те места, которые я показал. И стартовые площадки, и 3,5 тысячи фрицев угробили.
Мало того, там подземные цеха были по производству не только ракет, но и летающих «тазиков». Мы их тоже видели, но летать они ещё не могли. Времени не хватило для доработки.
Самолёт, который мы угнали, мог управлять по рации полётом ракет. Он сначала взлетал и указывал курс. Ракеты уже могли долететь и до Питера. У нас ничего подобного тогда не было. Если б мы их тогда не достали, они б нам дали тогда перцу».
К рассказу Михаила Петровича нужно добавить ещё то, что 24 января 1945 года с базы Пенемюнде совершила успешный полёт двухступенчатая баллистическая ракета А9/А10 «Калифорния» (по другим источникам «Америка»). Она упала в океан у берегов Гренландии.
Но уже летом того же года фашисты планировали бомбёжку Америки подобными ракетами с подводных платформ из Атлантики.
И это была реальная угроза не только для США, но и для нашего Ленинграда и Заполярья…
* * *
Надо сказать, что, прилетевших к своим, узников встретили по-разному.
Некоторые радовались.
Другие относились с подозрением: 10 пленных да на немецком самолёте…
«Срочно. Секретно. Донесение. Допросы Девятаева и др. ведём в направлении уличения принадлежности к разведорганам противника. По результатам дальнейшего следствия доложу дополнительно. Нач. от. контрразведки Смерш 61-й армии полк. Мандральский».
Следственные органы выпытывали подробности побега, никак не веря в возможность угона самолёта.
• Девятаев:
«…Сразу же после побега мною, моими друзьями по экипажу особо не восторгались. Скорее наоборот. Мы подверглись довольно жестокой проверке. Длительной и унизительной».
Проверка была долгой.
Длилась она почти 2 месяца - до конца марта 1945 года.
В конце марта 1945 года после проверки и лечения 7 из 10 участников побега (Соколов, Кутергин, Урбанович, Сердюков, Олейник, Адамов, Немченко) были зачислены в одну из рот 777-го стрелкового полка и отправлены на фронт. Даже Немченко, потерявший один глаз, уговорил отправить его на фронт в качестве санитара стрелковой роты.
• Девятаев:
«В конце марта в палату госпиталя, где лечились Кривоногов, Емец и я, весёлой толпой ввалилось целое отделение солдат, снаряжённых к походу».
Тогда же группу разделили.
• Кривоногов:
«После необходимой проверки рядовые нашей группы влились в соединение, которое сражалось на Одерском плацдарме. Мы, трое офицеров - я, Девятаев, Емец, - ждали подтверждения наших воинских званий и пока оставались вне действий».
Рота, в которую были зачислены семеро из десяти беглецов, участвовала в штурме города Альтдама.
14 апреля, во время форсирования Одера, погибли Соколов и Урбанович, ранен был Адамов.
По сведениям Девятаева: Кутергин, Сердюков и Немченко погибли в бою за Берлин за несколько дней до победы. А Олейник погиб на Дальнем Востоке, в войне с Японией.
Из семерых остался в живых только один — Адамов, он вернулся в посёлок Белая Калитва Ростовской области и стал шофёром.
Емец после войны вернулся в Сумскую область и стал бригадиром в колхозе.
Результатом проверки стало... возвращение Девятаева в Заксенхаузен.
Там после окончания войны советской военной администрацией был организован проверочно-фильтрационный лагерь.
Михаил вновь отправился за колючую проволоку - в до боли знакомый Заксенхаузен.
И до 2 ноября 1945 года он находился в этом лагере.
• Девятаев:
«Это твой лагерь?» — спросил меня энкавэдэшник. «Да», — отвечаю. «А в каком блоке сидел?» — «В тринадцатом». А он мне: «Хорошо, здесь и будешь опять сидеть». — Раз был в плену и выжил — значит, изменник Родины, я с этим пятном много лет прожил уже и после освобождения, когда домой вернулся».
* * *
В сентябре 1945 года Девятаева из лагеря вызвал на остров полковник Сергеев.
Это потом уже стало известно, что это был будущий главный конструктор советских ракет С. П. Королёв.
• Александр Девятаев – сын легендарного лётчика - рассказывал:
«Семеро его товарищей, которые были рядовыми либо не служили вообще, через месяц были отправлены на фронт. До победы дожил лишь один из них. А офицеры - отец, Иван Кривоногов и Михаил Емец - ещё долго находились на проверке. В то время и произошла встреча с Сергеем Королёвым - отцу его представили как «товарища Сергеева».
В сентябре 45-го авиаконструктор прибыл на Узедом за информацией о секретных разработках вермахта.
И кто-то из «особистов» вспомнил, что в лагере неподалёку сидит лётчик, бежавший с того самого сверхсекретного острова.
На бывшем полигоне Пенемюнде Королёв и Девятаев вместе провели несколько дней.
Они вместе изучили все места стартовых площадок, взорванные и затопленные цеха по производству ракетных установок.
Королёв тогда много чего забрал с собой.
• Девятаев рассказывал:
«Старший лейтенант ему говорит, указывая на меня: «Товарищ полковник, я отвечаю за него, буду везде сопровождать». Королёв (он представлялся Сергеевым) закричал: «Пошёл отсюда! Здесь я за всё отвечаю!» Горячий был человек. Мы с ним ходили осматривать ракеты. Я показал ему всё, что знал: места дислокации установок, подземные цеха. Нашлись даже узлы ракет…»
Легендарный советский учёный Сергей Королёв, ознакомившись с «начинкой» и документацией «Хейнкеля», пришёл в восторг.
Ведь группе беглецов получилось ненароком добыть такие сведения и аппаратуру, которую не смогли бы получить и десяток-другой разведчиков.
Речь, конечно, шла о первой в мире баллистической ракете «Фау-2» - «оружии возмездия» немцев.
Оказалось, что из всех стоявших на взлётной полосе самолётов группе Девятаева попался именно тот, в котором была установлена специальная радиоаппаратура для запуска чудо-ракет.
Добытые беглецом сведения легли в основу создания 1-й советской ракеты.
А, впоследствии помогли советским конструкторам создать и космическую программу.
Потом Королёв, сам ранее испытавший участь заключённого, отправился в Москву.
Он тогда сказал, что пока не может «его освободить».
А Девятаев вернулся в лагерный барак.
Освободили не сразу...
* * *
В ноябре 1945 года Михаил Девятаев был уволен в запас.
• Александр Девятаев:
«В ноябре 45-го отца, наконец, демобилизовали. Однако следили за ним «органы» еще долго - слишком уж невероятной казалась рассказанная им история о побеге. В документах, которые ему выдали после фильтрации, в графе «военная специальность» стояло «артиллерист». Остаётся лишь гадать, что это было - ошибка или изысканная месть «смершевцев», благодаря которой путь в авиацию отцу был навсегда закрыт. Когда в военкомате он рассказывал, что был на фронте лётчиком и сбежал из концлагеря на самолёте, ему просто смеялись в лицо. Для 27-летнего парня - боевого офицера, вернувшегося с войны, - это было трагедией».
После этой фактически повторной отсидки в Заксенхаузене власти не оставили его в покое.
Около года ему пришлось в лагере на Иртыше рубить лес.
В 1946 году Девятаев возвратился в Казань, где в ту пору жила семья.
Там не давали Михаилу Петровичу возможности работать по специальности.
Он перебивался случайными заработками, был чернорабочим.
Имея диплом капитана, работал дежурным по вокзалу в Казанском речном порту.
В 1949 году стал капитаном катера.
Допросам он подвергался почти до конца 1951 года.
Об этом свидетельствуют рассекреченные материалы его дела в КГБ Татарстана.
• Девятаев:
«И так мыкался до 1957 г. Восстановить доброе имя мне помогли хорошие люди, печать. Но совсем недавно узнал: помог мне и академик Сергей Павлович Королёв».
Некоторое представление об этом десятилетии остракизма даёт прекрасный художественный фильм моего детства «Чистое небо» Г. Чухрая с Евгением Урбанским в роли лётчика Астахова (1961 год). Он напоминает судьбу М. Девятаева…
Очередной крутой поворот в его судьбе произошел в 1957-м.
Тогда, благодаря ходатайству Главного конструктора баллистических ракет Сергея Королёва за помощь в создании 1-й советской ракеты «Р-1» — копии «Фау-2», и после публикации о подвиге отважного лётчика в советских газетах, Михаилу Девятаеву 15 августа 1957 года было присвоено звание Героя Советского Союза.
Причём, не за военные подвиги и побег с Узедома, а «за вклад в советское ракетостроение».
Только после этого жизнь его изменилась.
Ему были возвращены все его прежние боевые награды и признаны заслуги.
Он награждён высшей наградой советского времени — орденом Ленина, 2-мя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны I и II степеней, медалями.
Стал почётным гражданином Республики Мордовия, городов Казани (Россия), Вольгаста и Циновичи (Германия).
В 1957 году М. П. Девятаев стал одним из первых капитанов пассажирских судов на подводных крыльях «Ракета».
Позже водил по Волге «Метеоры».
Был капитаном-наставником.
Уйдя на пенсию, активно участвовал в ветеранском движении.
Создал Фонд Девятаева. Оказывал помощь тем, кто в ней особо нуждался.
Ежегодно, порой по несколько раз, бывал в Мордовии и Торбееве, выступая с рассказами перед молодёжью.
Следующим поколениям россиян и своих земляков он оставил описание своего фронтового пути в книгах «Полёт к солнцу» и «Побег из ада».
Михаил Петрович с любимой супругой Фаиной Хайрулловной вырастили и воспитали троих детей.
Оба их сына — Алексей и Александр — стали врачами-учёными, а дочь Нелли — преподавателем музыки.
Через 40 лет после побега М. Девятаев уже вместе со своими сыновьями побывал вновь в Германии, на том месте, где находился лагерь и аэродром.
И сказал он тогда им, что на этом окружённом морем клочке земли, он постоянно думал о Родине, и это давало ему силы.
И ещё — из любого, даже самого трудного положения в жизни, есть выход.
Главное — не отчаиваться и не потерять в себе человека…
Михаил Девятаев до своих последних дней жил в Казани.
Умер герой 24 ноября 2002 года, на 85-ом году жизни.
Похоронен на аллее Героев Арского кладбища Казани, где расположен мемориальный комплекс воинов Великой Отечественной войны.
* * *
Люди, которые общались с Девятаевым, вспоминали о нём как о скромном, отзывчивом человеке.
• Тамара Арти (Екатеринбург):
«Я была лично знакома с Михаилом Петровичем Девятаевым. Он был у нас в гостях в 1978 году. Есть фото с ним на память.
Что меня поражает сейчас (когда я вспоминаю моменты беседы), так это доброта, скромность, интеллигентность и застенчивость этого великого героя!
Михаил Петрович всегда старательно отвечал на наши письма. Готов был оказать любую услугу. Никогда не зазнавался и не кичился своим подвигом. Для меня он был, есть и будет примером настоящего СОЛДАТА - Защитника РОДИНЫ!
Представить невозможно, как люди выживали и гибли в стенах концлагерей. Видеть ежеминутную смерть и при этом разрабатывать план о побеге на самолёте врага-фашиста - это ж какое надо иметь мужество и самообладание. И любовь к жизни, к Родине, к жене, к друзьям.
Нельзя забывать таких ГЕРОЕВ!»
О подвиге М. Девятаева написаны книги, сняты фильмы, сложены стихи и песни.
В Казани на Арском кладбище открыт памятник лётчику Девятаеву.
В посёлке Торбеево (Мордовия) был открыт дом-музей Героя Советского Союза М. П. Девятаева.
В Германии на острове Узедом, откуда вылетела на захваченном «Хейнкеле» группа Девятаева, был установлен обелиск с именами всех участников побега.
Памятный обелиск с именами участников побега установлен также в Мемориальном комплексе в центральной части города Саранска.
Посвящённые побегу памятники были открыты в Полтаве и Вологде.
В 1974 году в издательстве «Веселка» (Киев, УССР) вышла документально-автобиографическая повесть М. П. Девятаева и Анатолия Хорунжия «Втеча з острова Узедом» («Побег с острова Узедом»).
Один из фильмов документального цикла «Тайны забытых побед» — «Догнать и уничтожить!» — был посвящён побегу советских военнопленных из концлагеря Пенемюнде.
О подвиге группы Девятаева продюсер Денис Филюков и его коллега Фаид Симфоров сняли художественную ленту «Побег в небо. Девятаев».
Хотелось бы привести слова Михаила Петровича Девятаева, которые я прочитал в книге «Побег из ада»:
«Родина! Что может вновь дороже для советского человека! Все дни и месяцы в фашистских застенках только и жили с мыслями о ней. Ради неё мы боролись со смертью и победили её».
Значит, самое главное, что помогло Михаилу Петровичу выстоять в «аду» и победить – это любовь к своей стране.
Жизнь Михаила Петровича Девятаева является ярки примером служения Отечеству.
И нынешним молодым, задумывающимся о будущем, наверное, следует помнить о таких людях, для которых Родина стала путеводной звездой. Во имя неё эти люди, не щадя себя, совершали великие подвиги…