СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ ОБ ИСТОРИИ БЕЛОВОДЩИНЫ (1917-1941 гг.)
Часть I
Раздел ІІ
Беловодское крестьянское восстание 1918 года
Прежде чем приступить к обозначенной теме, хотелось бы обратить внимание на ту колоссальную работу, которая была проделана многими энтузиастами на протяжении целых десятилетий, начиная примерно с конца 50-х годов прошлого столетия, по раскрытию истории Беловодского восстания и имен его участников. В архивах районного музея сохранились собранные на Беловодщине и присылаемые из разных концов страны воспоминания и письма от участников восстания и их родственников в адрес первого секретаря райкома партии П.И.Форощука, директоров Беловодского краеведческого музея Н.П.Игнатова и Н.Ф.Дятченко, директора неполной средней школы № 1 В.И.Матлаева и других лиц. На местах активную деятельность по опросам ветеранов проводили представители сельских Советов, учителя, юные следопыты. Честь и хвала всем этим людям.
Естественно, в разнообразии материала, записанного участниками и свидетелями событий самостоятельно либо с их слов, присутствует определенная доля неточности. Однако, с другой стороны, как раз наличие большого количества воспоминаний и гарантирует относительно правдивое освещения общей картины данного события. Следующим важным моментом, формирующим наше отношение к случившемуся, можно назвать интерпретацию его авторами упомянутых ранее работ по истории Беловодщины Н.Дятченко и В.Степановым. Первый по возрасту был старше, собирая материалы для книги, непосредственно общался с участниками восстания; кроме того, в той борьбе принимал участие его отец. Степанову же при подготовке работы удалось ознакомиться в архивах РФ с военными донесениями белогвардейцев (хотя сохранилось подобных документов, очевидно, не так уж много). И здесь надо признать, разница в отношении к восстанию у этих авторов ощутимая. Скажем, Дятченко, в отличие от Степанова, считает, что на борьбу против белоказаков поднялось «почти все население слободы».
В этих условиях для читателя, желающего определить истину, наверное, самым правильным было бы воспользоваться всеми известными источниками. Однако до последнего момента большинство воспоминаний беловодчан на протяжении десятков лет так и покоились в запасниках Луганского Госархива и Беловодского краеведческого музея. Чтобы исправить эту ошибку, и было принято решение опубликовать некоторые из тех записей.
Теперь – о причинах восстания. Неоспоримым фактом здесь можно назвать то, что беловодчане, приняв в марте 1917 года отречение царя, а в октябре свержение буржуазного правительства и провозглашение ленинских Декретов о мире и земле, отказались поддержать белогвардейцев, призывающих их на борьбу против рабочих и крестьян молодой Советской Республики. Не помогли белым в этом ни всяческие обещания, ни попытки подкупа, ни угрозы, ни развязанный затем массовый террор. Воевать против своих братьев и сестер народ не желал. И второе. В выступлении Федора Панфилова на собрании бывших фронтовиков Старобельщины в декабре 1917 года упоминалось, что в Беловодске казаки жестоко расправлялись с местными жителями (для защиты последних и был направлен красногвардейский отряд со Сватово). Отсюда нетрудно предположить, что еще в 1917 году карательные отряды донцев оставили на спинах беловодчан такие рубцы от нагаек, что те напомнили о себе в декабре 1918 года.
И последнее, о чем хотелось бы выразиться. При президенте Юшенко были широко разрекламированы события под Крутами января 1918 года. Тогда небольшой отряд войск Центральной Рады и добровольно присоединившаяся к ним сотня киевских гимназистов, перекрывая дорогу с северо-востока на Киев, вступили в бой с превосходящими силами красногвардейцев и большевицки настроенных солдат. Не будем кощунствовать: смерть – всегда есть смерть. В том сражении часть безусых мальчишек полегла на месте, часть были убиты в плену, остальные разбежались. (Чрезмерная жестокость большевиков по отношению к захваченным в плен гимназистам была вызвана, вероятно, тем, что двигавшиеся походным маршем колонны красногвардейцев были встречены внезапным огнем с имеющихся у оборонявшихся полтора десятков пулеметов, винтовочными залпами и при поддержке одного орудия). И вот спустя короткое время, в декабре 1918 года, события, происшедшие под Крутами, казалось, могли бы найти свое продолжение на Беловодщине. На тот момент отряды Красой Армии (уже была создана Красная Армия) двигались со стороны Купянска на Старобельск и далее на юго-восток. Почему бы беловодчанам, объединившись с белогвардейцами, не дать отпор большевикам, заняв оборону, скажем, на Евсугских высотах? (Как они это предприняли на тех же высотах в апреле 1918 года, встав на пути продвижения немцев, о чем описывается в книге В.Н.Степанова). Но они этого не сделали. Вот и разница: сынки киевской знати согласились убивать рабочих и крестьян, сыны трудового народа – нет. Да, позже наши земляки взяли в руки оружие, правда, направив его теперь уж против самих красновцев, и в ярости своей многие из них были схожи со зверьми. Но это была месть, может и чрезмерная, но месть за массовые казни, учиненные казаками. А вот за что полегла горстка киевских гимназистов? За отстаивание «независимости» Украины от своих рабочих и крестьян?.. Ведь те колонны красногвардейцев, расстрелянных под Крутами, во многом состояли из рабочих и бедноты Харькова и вокруг лежащих сел.
Первое восстание
Теперь непосредственно о Беловодском восстании и начнем, как его позже стали называть, с первого восстания. Работу будем проводить, знакомясь с написанными собственноручно воспоминаниями участников событий: Ткаченко Федора Васильевича, Карпова Федора В., Диденко Семена Васильевича, Адаменко Василия Митрофановича, совместные – Брус Е.А. и Гаврыша Федора Семеновича, а также опубликованными в разное время в Беловодской районной газете статьями Гайворонского Петра Лукича, Волкова Ивана Михайловича, Ткаченко Григория Леонтьевича и других. Кроме того, нам помогут материалы Луганского Госархива, а также различные выписки из документов, сделанные в свое время Н.Ф.Дятченко и хранящиеся в районном музее.
Вначале укажем, гетман Скоропадский, понимая, что после ухода немцев оставшиеся без их поддержки в городах и крупных селах небольшие воинские гарнизоны «национальной варты» не смогут противостоять разгорающемуся новому революционному движению, идет на сговор с белогвардейскими генералами. В итоге к ноябрю 1918 года Старобельщину, как и большую часть будущей Луганской области, включая Беловодск, оккупируют белоказаки Войска Донского генерала Краснова.
Далее воспользуемся материалами участников событий. Начнем из воспоминаний Ф.В.Ткаченко.* ГАЛО, ф. П-143, оп. 2, д. 197 Автор пишет, в конце октября 1918 года в Беловодск со стороны Чертково прибыл казачий полк. С купола волосной ратуши было сорвано красное знамя Советов. Белоказачий комендант Кривов назначил сходку, на которой собравшимся было предложено назвать имена руководителей подпольного комитета, организовавшего после ухода немцев митинг. Однако люди своих земляков выдать отказались. Тогда волостному старосте Н.П.Белику было приказано составить список всех мужчин, передав его в трехдневный срок в штаб белых. Одновременно начались аресты заложников. Вскоре был получен приказ Старобельского губернатора Фицхелаурова о мобилизации в добровольческую армию крестьян рождения 1886-1896 годов. Во дворе волосной управы снова была собрана сходка местных жителей. Собравшимся было объявлено о наборе в белую армию, но записываться желающих не находилось.
Прервем на миг рассказ Ткаченко и обратимся к воспоминаниям Карпова Федора (Васильевича).* Беловодский краеведческий музей. Их автор датой первого восстания называет 12 декабря 1918 года по старому стилю. Он пишет, первый приказ белого командования о мобилизации предписывал явиться на сборный пункт 5 декабря. Прибыло всего шесть человек, в том числе мануфактурщик П.И.Воркуев. В связи с явным бойкотом приказа командование наложило на жителей слободы штраф в размере 3 млн. руб., одновременно предупредив, что если призывники не явятся к 10 декабря, то штраф будет увеличен до 5 млн. руб. В назначенный день вновь никто не прибыл. Тогда было назначено на 12 декабря сходку всех взрослых жителей слободы. На этот раз народ собрался: пожилые разместились в первых рядах, молодежь – в задних. Из казачьего командования присутствовали полковник и два офицера. Полковник произнес речь, призывая крестьян вступать в Добровольческую армию. В ответ послышались возгласы: «Доки будемо віддавати своїх синів на війну? Красні – беруть. Гайдамаки – беруть. Мабуть, нікому не дамо – балакати всі вміють». Шум нарастал, с задних рядов закричали: «Да что тут смотреть! Снимай с них пагоны! Бей их!» Сорвали шапки, сорвали пагоны, перекинули через стену за магазин.
Возвратимся к воспоминаниям Ткаченко. После выступления полковника Кривова, пишет автор, сквозь толпу людей наперед стал пробираться крестьянин-бедняк Федор Задорожний. Взобравшись на ступеньки ратуши, он начал: «Я був на війні, воював в августових лісах з німцями, яких ми тільки місяць тому прогнали. А зараз – яка це в бісового батька війна? Батько пішов на сина, а син іде на батька. Нас посилають воювати проти Росії, щоб ми пішли брат на брата. Хіба це війна? Це не війна, а смертовбивство, нам така війна не потрібна. Ми проти такої війни». Автор пишет, есаул дальше говорить ему не дал, столкнул со ступенек и арестовал.
Далее у Ткаченко имеется некоторая путаница во времени с событиями, которые стали началом второго восстания; к тому же в тех событиях он приписывает участие А.И.Дяченко, хотя тот в это время пребывал в Старобельском партизанском отряде. Поэтому выберем из его записей то, что в какой-то степени подтверждается другими источниками. Ткаченко пишет, крестьяне взбунтовались и набросились на призывную комиссию. Руководил ими матрос Чупихай. Нападавшие отобрали два ручных пулемета и завладели складом с винтовками и патронами; там же находился и ящик с гранатами, но они, как затем выяснилось, были без запалов. Спасаясь от смерти, полковник Кривов бежал через реку и укрылся у местного офицера Зинченко, откуда оба затем ретировались на Старобельск. Детализируя события, укажем, промелькнувшие здесь фамилии матроса Чупихая и офицера Зинченко подтверждаются другими свидетельствованиями. Это реальные люди, и они действительно находились по разные стороны баррикады. О матросе Чупихае (вероятно, правильно фамилия Чупахин) имеется, по крайней мере, еще два свидетельствования. Первое – И.И.Бережного, обнаруженное среди архивов Н.Ф.Дятченко, где тот утверждает, что членом подпольного комитета, готовившего восстание еще при немцах, был Чупахин Данко. Второе – хранящееся в Беловодском музее письмо жителя Новолимаревки А.Ф.Еремягина на имя тогдашнего директора музея Н.П.Игнатова, где сообщается, что бывший житель Беловодска Чупахин Данил Назарович (1891 г.), будучи революционно настроенным матросом, был расстрелян казаками в период восстания. О прапорщике Зинченко, кроме упоминания по материалам Т.И.Красношлыка, а также краткой пометки, сделанной рукой Н.Ф.Дятченко в его архивах (там указывается, что он руководил белыми в период второго восстания), повествуется в письме из Макеевки дочери погибшего в декабре 1918 года в Беловодском восстании Литвиненко Федора Тимофеевича. Женщина сообщила, что ее отец, а с ним еще двое жителей Беловодска были расстреляны 28 декабря 1918 года у моста через реку Дубовец местным офицером Зинченко.
Продолжая далее, из архивных записей Н.Дятченко узнаем, что участниками нападения на призывную комиссию и склад с оружием были также Оноприенко Василий, Бейда Павел, Жданов Василий, Шпота Василий. О Василии Ивановиче Оноприенко в Беловодском музее имеется письмо жены его брата, которая пишет, что Василий участвовал в нападении на церковь, где засели казаки, в результате чего у тех был отбит пулемет. Позже казаки, арестов его отца как заложника, угрожали ему смертью, если он не вынудит сына явиться к ним с повинной. Василий, заявив, что отец за действия сына не отвечает, сдался карателям. Может, здесь и присутствует некоторая неточность (в месте нападения на казаков), но игнорировать такие сведения мы, несомненно, не имеем права. Доподлинно известно, большинство из активных участников нападения на призывную комиссию и склад с оружием были вскоре казнены. О храбрости беловодчан Шпоты Василия Антоновича, Оноприенко Василия Ивановича и Бейды Павла отмечалось также участниками событий И.П.Нелепой и С.Ф.Украинским.* Беловодский краеведческий музей, печатный текст В.К.Уманского.
О трагической доле героев рассказывается и в воспоминаниях Карпова, который пишет, что спустя несколько дней в окрестностях Беловодска, в яру, в районе нынешнего газового участка были обнаружены шесть мужчин, повязанных между собой веревкой, а затем расстрелянных. Один из них, Бейда Павел, был ранен в плечо и руки. На тот момент он был еще жив, но от потери крови и обморожения спустя короткое время умер.
В совместных воспоминаниях Е.А.Бруса и Ф.С.Гаврыша датой первого восстания названо 15 декабря.* Беловодский краеведческий музей. (Вероятно, они ошибаются, так как Н.Ф.Дятченко в своей книге о Беловодщине предпочтение отдает 12 декабря; к тому же имеются и другие свидетельствования, подтверждающие эту дату). Брус и Гаврыш рассказывают, призывники были собраны на площади у здания волостной управы, размещавшейся в двухэтажном жилом доме выше «пожарки» (район нынешнего загса). Протестуя против призыва в белую армию, собравшиеся, подавляющее большинство которых были демобилизованные солдаты старой армии, подняли бунт. Михайличенко Поликарп Амосович, житель Очкуровки, и еще два товарища захватили пулемет, выставленный для обеспечения охраны. Затем был вскрыт склад с оружием и боеприпасами, расположенный в магазине, что выше «Светлячка», откуда все было роздано восставшим.
Далее вновь возвратимся к воспоминаниям Карпова. Тот пишет, с возникновением заварушки на площадке (указывается место, где в момент написания воспоминаний находился памятник Сталину, в настоящее время – район типографии) начали собираться и строиться повзводно солдаты комендантской роты, мальчишки лет по восемнадцать. Повстанцы, не имея никакого оружия, подбежали к ним и надавали кулаками «по морде». Те начали плакать, бросать оружие. Руководить солдатами было некому: унтера разбежались кто куда. Повстанцы разбили запоры на складе с оружием, забрали два пулемета, часть другого оружия и разошлись по домам. В четыре часа дня в центре слободы уже никого не было. После этого стали ходить по улицам переодетые шпики и выяснять, кто участвовал в растаскивании оружия. Некоторые, опасаясь расправы, в ту же ночь выбросили винтовки и боеприпасы в реку. Главными противниками беловодских активистов автором воспоминаний названы казаки 12-го Мигулинского полка и солдаты комендантской роты.
Добавим некоторые сведения из воспоминаний теперь уж Ткаченко Григория, чьи материалы были представлены в предыдущем разделе. Наверное, этого человека можно назвать одним из «полевых командиров» беловодских повстанцев. Кроме того, что он участвовал в неудавшемся нападении на немецкий штаб, он, по его словам, 12 декабря 1918 года руководил одной из двух групп нападения на призывную комиссию белоказаков, а 26 декабря, по свидетельствованиям других участников событий, повел за собой «Диковский» отряд крестьян на штурм центра слободы. Позже, в 1920 году, по неподтвержденным данным, Григорий Ткаченко возьмет на себя руководство Беловодским ревкомом. В сороковую годовщину восстания он вспоминал, что демонстрация, состоявшаяся после ухода немцев (точной даты не указывается, говорится, конец ноября – начало декабря) была стихийная. Тем не менее после ее проведения были арестованы Пономаренко, Коваленко и еще четыре человека. (Это еще раз подтверждает факт введения казачьих войск в Беловодск сразу после демонстрации). Крестьяне собрали сход, создали комиссию и потребовали освобождения арестованных. Однако белые комиссию распустили, а для разгона демонстрантов был поднят взвод солдат. Две группы молодежи, одной из которых руководил автор воспоминаний, обезоружили солдат. (Здесь имеется в виду, очевидно, уже 12 декабря). Комендант приказал выдать зачинщиков, угрожая штрафом. Однако имен никто не называл. Последовали новые аресты и взятие заложников.
Теперь обратимся к воспоминаниям Диденко Семена Васильевича (1902 г.),* Беловодский краеведческий музей. проживающего на момент восстания на «Довгалівці», по улице, ведущей в сторону Старобельска. Он утверждает, что присутствовал на последней сходке лично. Когда началось восстание – точно не помнит, но пишет, что произошло это на второй или третий день рождественских «Святок». Казаки согнали сходку, поставили пулемет у волости и объявили «царскую мобилизацию». Далее цитата: «Народ не соглашается. Кричат: «Мы не пойдем!» Отзыв начальства: «Кто кричит, мы не пойдем?» Да за пулемет! И я там присутствовал. Наши крикнули: «Ура!» И за пулемет! Отняли пулемет, потащили и бросили в речку. Думали, что все. Это было до обеда». После обеда, продолжает Диденко, являются на их улицу конные казаки и обходят дома тех крестьян, чьи сыны подпадали под годы мобилизации и могли присутствовать на сходке. Забирали всех в волость и там добивались, кто отнял пулемет и поколотил обслугу. Наутро родные стали нести в волость передачи, а им там отвечали, что их сыны отправлены на Чертково. Так продолжалось несколько дней. Как-то одна женщина отправилась лошадью за песком в яр к тому месту, где брали глину для изготовления кирпича. Там увидела удаляющихся казаков, а над яром в это время кружили птицы и внизу копошились собаки. Подойдя ближе, женщина наткнулась на лежащих в снегу тела нескольких мужчин. Среди них был ее муж: еще живой, но весь израненный и с синей шеей от удушения. Женщина с криками бросилась в село, рассказывая людям об увиденном. Услышав шум, казаки вернулись и накинулись на нее с плетками. Народ не дал расправиться с несчастной; похватав все, что попадалось под руку, крестьяне побили казаков, отняв у тех две винтовки. При этом шум был поднят еще больший. Посовещавшись, некоторые, самые активные, принялись ходить по домам, выгоняя «и старого и малого» в поход на казаков. Автор пишет: «И я там был с клюшкой, что сено дергают». Кто командовал – он не знает. Ночью они, человек сорок, с двумя винтовками, отбитыми у казаков, и несколькими охотничьими ружьями дежурили на краю села. На заре к мосту (какой мост – не указано) подъехало около десятка казаков. Восставшие укрылись по «загатях хворостяних» и под мостом. Автор продолжает: «Спрашиваем: – Стой! Кто идет?!» Отвечают: – Свои. – Какой свои?! Ребята, пли! Выстрел один, второй, они ускакали». Исходя из дальнейшего повествования, описанный эпизод по времени приблизил нас ко второму восстанию. Обратимся к этому немногим позже.
После разгрома призывной комиссии, к вечеру, в Беловодск к белым прибыло подкрепление в количестве белее ста казаков.* Архив Беловодского краеведческого музея, записи, завизированные рукой Н.Ф.Дятченко. Аресты и казни усилились. По утверждению В.М.Адаменко, за полмесяца было расстреляно около шестидесяти местных жителей.* Беловодский краеведческий музей. Не на много отличаются эти данные и от сведений, представленных в статье Б.Ф.Косяка, опубликованной в газете «Під прапором комунізму» от 4 января 1959 года. В ней автор писал, восстанию предшествовал кровавый террор черносотенного земства Старобельска. Все, на кого падало подозрение в большевизме, арестовывались и многие расстреливались. В яру, расположенном по дороге на Староселье, было найдено около 50 трупов людей, замученных казаками. Еще одним подтверждением этому можно считать следующее. В упомянутой выше записке А.Ф.Еремягина, сообщается, что он помнит, как в 1919 году, после изгнания белых из Беловодска были извлечены из яра трупы расстрелянных крестьян. Они были уложены в несколько рядов, а затем сфотографированы. Автор письма советует дирекции музея обратиться к Малыщенко Алексею, чей отец, Малыщенко Никифор Тимофеевич, в период революции работал в Беловодске фотографом, чтобы узнать, не сохранилось ли той фотографии или негативов. Автор помнит, такой снимок когда-то был напечатан в Старобельской окружной газете. Исходя из всего этого, можем констатировать: в Беловодском краеведческом музее экспонируется именно это фото.
Но возвратимся к самим событиям. О том, что ко второму восстанию готовились серьезно, рассказывается в воспоминаниях Красношлыка, Ткаченко, Карпова и некоторых других участников. Ткаченко пишет, на тайных сходках договаривались о планах выступления, выявлялось оружие и боеприпасы. Для руководства восстанием с Луганска прибыло двое рабочих. Были созданы подпольные вооруженные отряды: «Диківський», «Лебедівський», «Ковалівський», «Довгалівський» и «Базарний». В отрядах имелись винтовки и патроны к ним, сабли, револьверы, пистолеты. Руководителями являлись члены подпольных групп. Восстание было назначено на второй день Рождества – 26 декабря по старому стилю. (Одним из подтверждений представленных здесь сведений можно считать свидетельствование жителя Беловодска В.Н.Нечай, зафиксированное в книге автора «Вам время выпало лихое», где тот сообщает, что, по рассказам его отца, к ним домой в те дни приезжал член подпольного комитета Федот Дятченко с целью выявления оружия).
Также добавим, по воспоминаниям А.М.Зинченко,* Беловодский краеведческий музей. руководители готовящегося восстания, среди которых был и его старший брат Василий Маркович Зинченко – будущий первый военком Беловодска, убитый в 1920 году бандитами, знали о секретном приказе командования казачьего полка о переносе празднования Рождества с ночи 25 на день 26 декабря. Эти сведения были добыты Василием Зинченко, когда тому удалось попасть в штаб к белым якобы в качестве электрика для налаживания работы электрогенератора. Узнав о планах белоказаков, подпольным комитетом и было назначено начало выступления на 26 декабря. Зинченко младший пишет, Василий дал ему задание, обойти всех мужчин, проживающих на их улице, и предупредить о времени начала выступления. Вероятно, об этом было сообщено жителям и других улиц. Например, Карпов помнит, как накануне второго восстания люди тайно собирались в парке Новодеркульской больницы (находилась в южной части Беловодска, у дороги на Луганск). Инициаторами тех сходок были житель Лебедевки Белик (имя не указывается), Дегтярев Андрей, Опрышко Павел и другие. Подтверждаются намерения к восстанию и воспоминаниями Е.М.Бурлака. Тот писал, холодное оружие для его участников изготавливалось в кузнице цыган братьев Кармазиных – Максима и Иосифа.
Второе восстание
Прежде чем продолжить далее, еще раз обратим внимание на причину, почему второе восстание было назначено на Рождество 26 декабря 1918 года (по старому стилю). Возможно, она лежит несколько глубже, чем это может показаться, исходя из представленных выше свидетельствований. Давайте вспомним: в истории человечества не раз случалось, когда восстание внутри какой-либо окруженной врагом территории вспыхивало при приближении туда солидарных с повстанцами сил. В нашем случае таким фактором являлась Красная Армия, передовые части которой в декабре 1918 года находилась уже под Сватово (в селе Райгородка). Притом обстоятельство это имеет практическое подтверждение. Скажем, в присутствующих в «Анкете бывших красных партизан и красногвардейцев Беловодщины»* ГАЛО, ф. Р-1275, оп. 1, д. 8 воспоминаниях Белика Михаила Федоровича, младшего брата руководителя Беловодского большевицкого подполья 1918 года Белика Николая, говорится, что он был оставлен братом для связи со Старобельским партизанским отрядом. В декабре 1918 года из отряда, располагавшегося тогда в Смоляниново, в Беловодск было передано письмо, где сообщалось, что командование Красной Армии рассчитывает занять Старобельск к Рождеству 26 декабря. Исходя из этого, а также с целью оказания помощи Красной Армии, вероятно, и была установлена дата начала восстания 26 декабря.
А теперь, что касается самого восстания. О нем написано немало, поэтому не будем повторяться об общем течении событий, а сразу приступим к обзору воспоминаний его участников. Впрочем, в процессе работы у нас должна вырисоваться и общая картина происходящего.
Вначале устраним одну незначительную неточность. В работе Н.Ф.Дятченко «Прошлое и настоящее старинного города» указывается, что второе восстание началось 26 декабря по старому стилю, когда на конвой красновцев, сопровождающих арестованного члена подпольного комитета, напали повстанцы. Однако на следующей странице дата 26 декабря указана уже в контексте с событиями, развернувшимися следующим днем. Не вызывает сомнения, что здесь присутствует опечатка. По всем данным, нападение на конвой было совершено 25 декабря, а главные события стали разворачиваться со следующего дня.
О дате нападения на конвой четко указывается в воспоминаниях Ткаченко. Он, как и некоторые другие, пишет, что восстание планировалось на 26 декабря. Однако вспыхнуло на день раньше – 25 декабря в 3 часа пополудни. Случилось так, что в районе Николаевской церкви семнадцать конных казаков сопровождали арестованного ими члена подпольной организации. На карателей напала группа крестьян, которые с боем, но арестованного отбили. Разоружив конвой и отобрав лошадей, крестьяне казаков отпустили. Народ, услышав стрельбу, поднялся на восстание. Более детально этот эпизод описан у Карпова, хотя точная дата у него не зафиксирована. В начале автор пишет, второе восстание произошло 27 декабря. (Возможно, имеются в виду главные события). Далее в документе указывается, запланировано оно было на 10 часов ночи с 25 на 26 декабря. Однако выступили раньше. И «виной тому» были сами казаки. По «указке» предателя (фамилия не названа) карателями был арестован один человек, проживающий на Гончаровке. Его вывезли санями к женской гимназии и там расстреляли. (Женская гимназия – это кирпичное здание, расположенное выше Свято-Троицкой церкви). Момент, когда везли «расстрелянного человека», свидетель видел лично, находясь в своем доме. Расправившись с одним, каратели направились за следующим. Но дядьки, сообразив, что происходит, вооружились и напали на казаков. Те не выдержали и стали драпать. Тут им преградил дорогу местный житель Соломаха. Автор пишет, имени этого человека он не помнит, но знает, что в Великую Отечественную войну он был расстрелян немцами в Старобельске как бывший красный партизан. Далее у Карпова не совсем ясно подан материал. Вроде как Соломаха первым задержал управляющего Лимаревским конным заводом, «как полковника», забрал винтовку и лошадей, а затем стал звонить с колокольни Николаевской церкви, призывая людей к восстанию. Отсюда можно предположить, что арестом и расстрелом беловодских крестьян руководил управляющий Лимаревского конного завода. Известно, что таковым являлся генерал-майор А.Н.Чаплыгин, который был убит в Новолимаревке в перестрелке после полудня того же 26 декабря.* ГАЛО, ф. Р-1275, оп. 1, д. 5, л. 171-172
Теперь посмотрим, как разворачивались события на Семикозовке. Об этом детально рассказывается в совместных воспоминаниях Ф.С.Гаврыша и Е.А.Бруса, а также В.М.Адаменко. Сразу укажем, все основные факты, поданные в их воспоминаниях, между собой почти совпадают. Обратимся к материалам Адаменко. В Беловодском музее его записи встречаются дважды. И хотя на одной из них подпись отсутствует, с большой вероятностью можно предположить, что их автор один и тот же человек. Будем рассматривать документы одновременно. Вначале, уходя немного в сторону, укажем, датой первого восстания Адаменко называет 15 ноября. Скорее всего, здесь имеется в виду первый объявленный белыми, но затем провалившийся призыв в их армию. В остальном (касаясь первого восстания) документ фактически подтверждает предыдущие сведения: повстанцами был захвачен пулемет и около семидесяти винтовок. Жертв ни с той, ни с другой стороны не было. Но затем, подчеркивает участник событий, в течение двух недель каратели расстреляли свыше шестидесяти крестьян.
Далее Адаменко повествует, как разворачивались события в период второго восстания. Он пишет, членами подпольного комитета было принято решение начать выступление в ночь с 25 на 26 декабря. Жители Семикозовки, а также будущего Беловодского ІІ сельского Совета, куда входили улицы районов Гончаровки и Пещановки, вечером 25 декабря и выступили. Но вскоре пришло известие, что население будущего Беловодского І сельского Совета осталось пассивным. Повстанцы возвратились обратно, по пути прихватив стражника украинской «варты», который почти сразу же был пущен ими под лед реки Деркул.
Утром следующего дня, продолжается далее, население Семикозовки, а точнее Кировки, собравшись толпой на центральной улице, обсуждало события, происшедшие накануне. Примерно в десять часов неожиданно появилось до пятидесяти конных и какое-то количество пеших казаков (последние прибыли на двух санях), которые тут же принялись стрелять в людей. Было убито семь человек. Один из них, Бережной, вначале был ранен, но, не желая попасть в руки к карателям, подорвал себя гранатой. Спустя примерно два часа, крестьяне перегородили заднюю часть улицы боронами, установив их вертикально. Вооружившись вилами, рожнами, охотничьими ружьями и т.п., заняли позиции и принялись кричать: «Бей казаков! Давай помощь! Все против казаков!» К ним начали присоединяться другие граждане. Каратели, учуяв серьезную опасность, вынуждены были, обойдя баррикады огородами, отступить на Новолимаревку. В это время зазвонили колокола местной церкви. Вскоре масса вооруженных людей двинулась из Семикозовки к центру слободы.
В совместных воспоминаниях Гаврыша и Бруса указывается, что 25 декабря был религиозный праздник. По улицам Галатовки, Семикозовки, Очкуровки, готовясь к восстанию, собирались в группы демобилизованные солдаты царской армии. Вечером двинулись на Беловодск. Но вскоре получили известие, что население будущего Беловодского І сельсовета на борьбу не выступило. Все возвратились в Очкуровку, к дому Проценко Григория, где располагалась сельское волостное правление. По пути повстанцами был захвачен стражник по фамилии К., которого судили сходом и вынесли приговор утопить, что и было исполнено. На следующий день, 26 декабря, около 10 часов утра в Семикозовку прибыла группа казаков. Двигаясь по улице, белые стреляли в каждого, кто попадался им навстречу. Сразу же было убито трое мужчин (в воспоминаниях указаны их фамилии). Четвертый, Бережной Александр, был ранен, но, не желая даться в руки карателям, подорвал себя гранатой. Палагуту Семена казаки забрали с собой и в тот же день в Беловодске расстреляли. Пока каратели двигались по Очкуровке, сзади них повстанцы забаррикадировали улицу. Почуяв опасность, те огородами ретировались. В это время на Семикозовской церкви зазвонили колокола, и все взрослые мужчины, вооружившись кто чем, двинулись в сторону Николаевской церкви. Там произошло первое вооруженное столкновение. В церкви засело свыше ста казаков. У них был пулемет. Церковь взяли. Казаков было убито свыше восьмидесяти человек. (Отнесемся к последним утверждениям критически).
О бое у церкви более детально рассказывается в воспоминаниях Адаменко. Приблизившись к Николаевской площади, их группа расположилась под укрытием стен домов и земляных валов. Белоказаки стреляли из винтовок и пулемета. Часам к трем дня повстанцы закончили формирование взводов и отделений. Командиром взвода рассказчика был назначен – разбирающийся в тактике боя – бывший солдат царской армии Семикоз Михаил Филиппович.* В «Анкете бывших красных партизан» упоминается Семикоз Сергей Филиппович, который в 1921 году, будучи чекистом, принимал активное участие в борьбе с бандитизмом. У церкви Адаменко впервые стал свидетелем, как на его глазах убили человека. Таковым оказался высокого роста, годов под шестьдесят, житель Гончаровки Харитон Хакано. Этот смельчак бросился в атаку с криками: «Бей казаков! Беги все за мной!» Пуля с винтовки попала ему в лоб. Вскоре взвод Адаменко был передислоцирован на другое место, ближе к церкви. Отсюда нападавшим было видно, что белые стреляют не только с колокольни и из-за ограды, но и выкатили пулемет на открытую площадку. В это время из-за укрытия выскочил другой храбрец, возраста лет под пятьдесят, и с криком: «За мной!» – побежал на пулемет. Ударив пулеметчика вилами, он схватил пулемет и стал тащить его к своим. Через несколько секунд человек был сражен пулей.
Еще одним участником восстания был Макаренко Авраам Трофимович, продиктовавший свои воспоминания занимающему на то время должность секретаря Беловодского райкома партии Н.Ф.Дятченко в 1957 году.* Беловодский краеведческий музей. Он, как и предыдущие участники, подтверждает, что ко второму восстанию шла серьезная подготовка. В записях говорится, вечером накануне восстания на Очкуровке в доме Василия Чмеля была организована сходка. Вскоре поступило сообщение: «Готовьтесь». 26 декабря выступили. Спустя какое-то время атаковали Николаевскую церковь, где держал оборону взвод белых в количестве около шестидесяти человек. Дорогу к отступлению в центр неприятелю перегородил отряд повстанцев, подошедший из района Лебедевки. Отстреливаясь, казаки ранили троих атакующих. Но вскоре у обороняющихся закончились патроны. Повстанцы ворвались в церковь и уничтожили всех, кто там был. На колокольню забрались братья Тимофей и Павел Дегтяревы и принялись звонить в колокол, поднимая народ на борьбу.
Далее вновь обратимся к воспоминаниям Карпова. Но вначале – одна деталь. Можно заметить, описание событий у него очень детальное, следовательно, эпизоды восстания этот человек помнил хорошо. Но тогда возникает вопрос: кто и сколько раз бил в колокола Николаевской церкви? У Карпова говорится, что это сделал Соломаха (после того, как был разоружен конвой), а у Макаренко, – что братья Дегтяревы. В связи с этим уточним: у Карпова речь идет о 25 декабря, а у Макаренко – о следующем дне. Следовательно, никакой накладки здесь может и не быть.
Карпов пишет, после того как он увидел, что повезли «расстрелянного человека», достал зарытую в сарае винтовку и положил ее под сундук. В тот день у него находились два его зятя из Ростова, работающие на вальцевой мельнице Мартианника. Тут заходит к нему его шурин Гонженко Ефим и сообщает, что начало восстания назначено на 12 часов ночи. Только за этим человеком закрылась калитка, как явилось трое вооруженных винтовками казаков и предложили хозяину следовать за ними. Карпов ответил, что сейчас оденется и выйдет. Зять Леонид хотел воспользоваться пистолетом, который лежал у него в кармане, но хозяин знаком предупредил, делать этого, мол, не следует, шепнув, что восстание – ночью. Арестованного привели в дом Гуляева, где находилась комендатура белых. Комендант начал допрашивать: куда он спрятал винтовку? Тот отвечал, что никакой винтовки у него нет. Комендант и присутствовавший при этом другой офицер начали ему угрожать. В это время ударил звон колокола. (Рассказчик повторяется – звонил Соломаха). Все выскочили из помещения. Офицеры побежали к своим подчиненным, а Карпов бросился в противоположную сторону. Под горой он наткнулся на Михайличенко Андрея, который, прицепив к одежде самодельные офицерские погоны (со знаками отличия, нарисованные чернильным карандашом), с винтовкой в руках шел навстречу. Судьба и на этот раз сжалилась над Карповым: он сбежал от своего земляка (тот, кажется, не стрелял). Беглец прибыл домой, достал винтовку и отправился на сборный пункт повстанцев, расположенный в Старосельской школе. (В момент боев там будет организован лазарет для раненых крестьян). Повстанцы двинулись крушить опорные пункты белоказаков. Рядом с Карповым шли в бой Сычев Павел, красногвардеец Саенко и другие. Им довелось брать штурмом дом Бердника и держать в осаде дом Дугина. О себе автор пишет, он ночью с винтовки обстреливал этот дом.
Воспользуемся еще одним свидетельством. Его автор – Шпак Константин Константинович, проживающий в шестидесятые годы в Беловодске, по улице Набережной. Он пишет, восстание произошло в дни Рождественских праздников. Находясь дома, первую стрельбу он услышал в районе Галатовки. Затем со стороны центра к Николаевской церкви на его глазах промчала группа казаков и начала занимать оборону у ограды церкви. Стрельба быстро нарастала. Выстрелы были слышны уже на Гончаровке. Вдруг в его двор вбегает казачий офицер, а следом доставляют на руках двух раненых казаков. Оставив раненых, белые удалились. Спустя короткое время через речку прорвалась группа повстанцев. Ворвавшись во двор Шпака, они спросили, нет ли в доме казаков. Тот ответил, что есть, раненые. Повстанцы вскочили в комнату и покололи насмерть обоих пленников. Вскоре стрельба у Николаевской церкви стихла. Шпак вышел из дому и увидел, что бой переместился ближе к центру слободы, к дому попа Иоанна, где засели казаки. Автор примкнул к коренастому человеку с рябым лицом, которого повстанцы называли Холявка. На ремне у него болталась кобура, а в руках находился маузер. После того, как с поповским домом было покончено, они пошли громить белых по другим улицам и объектам, в числе которых были маслобойня, пивоварня и дом Меркулова. У одного дома им с Холявкой сообщили, что там находится больной казак. Повстанцы ворвались внутрь, подняли того человека с постели и повели по улице. Не доходя дома Воронька, Холявка у него выстрелил, но, кажется, не попал. Вдруг выскакивает какой-то повстанец и с криком: «Не трать патроны!» – ударяет арестанта деревянным кием. Тот падает замертво. Вскоре очаги сопротивления белых перенеслись в центр слободы, к домам Бердника и Дугина.
Еще раз возвратимся к воспоминаниям Макаренко. Тот пишет, после того как была взята Николаевска церковь, повстанцы, занимая переулки, подошли к дому попа Иоанна, откуда вели огонь обороняющиеся. Мятежники убили попа, убили нотариуса, проживающего в том доме, уничтожили человек десять казаков и двинулись к центральному мосту.
О событиях, описанных выше, подтверждается совместными воспоминаниями Гаврыша и Бруса. Они рассказывали, на второй день восстания, 27 декабря, продвигаясь в сторону центра, повстанцы приблизились к дому, где проживали поп Иоанн и нотариус. (По общей картине хода событий, это случилось до полуночи 26 декабря). Там засела группа казаков. Первыми к дому пробрались Адаменко Лазарь – житель Семикозовки, и Бугаев из Галатовки. Поп, выйдя с крестом, начал увещать восставших. Тем не менее повстанцы убили и попа и нотариуса. Казаки же сами выпрыгивали из окон подожженного дома в руки разъяренного народа. (Сделаем еще одно уточнение: местом расположения дома попа назван район, где в момент написания воспоминаний находилась авторота, позднее название – автопарк).
Касаясь кровавой расправы над священником, необходимо указать следующее. Первое. В воспоминаниях Карпова говорится, что убитый повстанцами поп Иоанн «обругал», т.е. выдал карателям крестьян, участвовавших в первом восстании (которых, как мы знаем, казнили). За это предательство, пишет Карпов, ему сначала отрезали волосы, а затем человек из Гончаровки в него выстрелил. Второе. Как уже сообщалось, в Беловодском музее хранятся воспоминания А.М.Зинченко, родного брата убитого в 1920 году бандитами беловодского военкома Василия Зинченко. Он пишет, из трех священников Беловодска один, отец Анатолий, принимал непосредственное участие в восстании: бежал наперевес с вилами и кричал вместе со всеми «Ура!». Конечно, это здорово похоже на вымысел, но имеются устные свидетельствования жителей Беловодска, что не все служители церкви в период восстания заняли сторону белых (среди таковых называются имена священников Сергия и Леонида).
Далее в воспоминаниях Гаврыша и Бруса указывается, что вскоре повстанцы продвинулись в центр, где был обложен дом купца Бердника, которой стоял на месте будущего здания райпотребсоюза. Там засело много офицеров, и взять эту крепость было трудно. Лишь когда Михайличенко Петр (с Очкуровки) вместе с товарищем пробрались и подожгли подвал, было покончено и с этим опорным пунктом. Семикозовской ротой повстанцев командовал местный кузнец Семикоз Михаил Филиппович.
Не вызывает сомнения, что в бою против белых в рядах семикозовцев участвовал и автор цитируемых выше воспоминаний Макаренко. С его уст Н.Ф.Дятченко записывал: «Доходим до дома продавца Бердника. В доме много казаков, стреляли. Зажгли подвал Бердника (с керосином), взрыв, сгорел дом Бердника, и казаки – 20-30 человек. Зажгли дом Митченко (купец). Там были казаки, отстреливались. Сгорели». Сюда добавим, по некоторым свидетельствованиям, дом Бердника был двухэтажным.
Не остались в стороне от сражения с белоказаками и обитатели южной части Беловодска. Это подтверждается представляемыми ранее воспоминаниями уроженца Довгалевки Диденко, проживающему к моменту их составления в Кадиевке. Автор пишет, клюшка, с которой он воевал, до сих пор хранится у него на усадьбе как реликвия: «Как возьмусь за нее – так и вспоминаю Беловодск и восстание 1918 года». В его записях говорится, в доме Дугина, спасаясь от повстанцев, засели почти одни офицеры. Там располагался оружейный склад, и со второго этажа они вели непрекращающийся обстрел всей территории. Наши, продолжает автор, пробрались со стороны речки к стоящему ниже дугиного соседнему дому (угловому) и подожгли его, надеясь, что это как-то повредит казакам. То же самое было проделано и с домом, расположенным выше. Таким образом, в обоих тех домах казаки были уничтожены; однако с домом Дугина они совладеть не смогли.
Добавим некоторые материалы из воспоминаний В.К.Уманского.* Беловодский краеведческий музей. Во-первых, этот человек утверждает, что с восточной стороны Беловодска (с Диковки), наступал отряд, возглавляемый Ткаченко Григорием Леонтьевичем, а с южной (с Довгалевки) – Шулики Ивана Даниловича. Кроме того, Уманским описан случай, указывающий, что не везде повстанцы расправлялись с казаками и местной буржуазией слишком жестоко, и, наоборот, что с ними тоже, порой, не церемонились. Дом Уманских, если смотреть со стороны центра слободы, находился на краю Довгалевского края. Во время боев в их дворе под стражей содержалась группа казаков и местных богачей. Освобождены пленники были неожиданно ворвавшимися в Беловодск со стороны Старобельска белоказаками. Трое из пятерых часовых-повстанцев по приказу офицера были поочередно расстреляны залповыми выстрелами солдат на глазах у рассказчика. Двоих спасла чистая случайность.
Следующим представим материал, который имеет двойственное значение. В первом случае он указывает на то, о чем пишет Уманский в отношении пленников, попавших в руки повстанцев. Так, в воспоминаниях Диденко сообщается, когда их цепь, занимающая оборону у меловой горы, была смята, он с другими повстанцами отступал в сторону Третьяковки. По пути они случайно встретили уездного воинского начальника с женой и кучером, переодетых в крестьянские свиты. (Имеется в виду военный комиссар Старобельского уезда, ставленник Центральной Рады, а затем гетмана Скропадского Лебедев-Карнаухин). Диденко пишет, они беглецов задержали, и когда сняли с них свиты, под ними оказалось офицерское обмундирование. Забрав лошадей и оружие, повстанцы заперли пленников в «свинячем базу», а сами ушли. В то же время другой участник событий, Бережной, еще в 1931 году писал, что они, поймав в районе Третьяковки «воинского начальника» Лебедева-Карнаухина, убили его самого, жену и дочь; кучера отпустили.* Воспоминание были выписаны Н.Ф.Дятченко в Луганском Госархиве и представлены в книге автора «Вам время выпало лихое». Дополнительно на эту тему имеются свидетельствования, что, когда белогвардейцы второй раз оккупировали Беловодщину, был арестован и препровожден в Старобельск староста села Третьяковка Паталаха Логвин Иванович, которому было инкриминировано участие в убийстве уездного коменданта, за что этот человек был расстрелян.* Беловодский краеведческий музей, записано со слов свидетелей А.Компанийцем в 1974 г.
Возвратимся к восстанию. Вот какие детали того сражения приводятся в рассматриваемых нами воспоминаниях Ткаченко. 26 декабря повстанцы наступали со стороны окраин в направлении центра. На вооружении у них, кроме огнестрельного оружия, имелись вилы, косы, рожна, топоры, колья. Среди восставших находились женщины, помогающие раненым. Бой продолжался до вечера, а затем и всю ночь. На следующий день «Довгалевский» и «Базарный» отряды штурмовали район Базарной площади. Были взяты под контроль Сокольный и Большой мосты. К 10 часам утра противник был выбит со всех своих опорных пунктов, кроме дома Дугина, где засело много офицеров. При этом часть красновцев была уничтожена, другие бежали через меловую гору на Старобельск. Дом Дугина повстанцы обстреливали со всех сторон, он был весь в дыму, но белые не сдавались. Гранат у восставших не было. Ночью с помощью пожарного насоса крестьяне облили дом спиртом и подожгли. Казаки прятались от дыма в погребах, но не выходили. Привезли соломы и вновь пытались выкурить осажденных. Результат был тот же: те продолжали отстреливаться. В ночь на 28 декабря повстанцы вновь облили сооружение спиртом и подожгли. Лишь когда загорелась крыша и потолки стали рушиться, некоторые казаки, не выдержав, начали выбегать на улицу, где попадали под расправу народа. Однако большинство продолжало находиться на своих позициях. (Можем предположить, в отношении возгорания крыши у Ткаченко присутствуют домыслы, либо перепутан один дом с другим).
Многое из представленного выше подтверждается воспоминаниями Макаренко. Он пишет, к утру 27 декабря они взяли мост и вошли в центр. К этому времени прибыло подкрепление с Литвиновки и Шуликовки, которые доставили два ящика винтовок: двадцать штук. После того, как было сожжено два дома, восставшие перенесли свое внимание на дом Дугина. Два дня – 27 и 28 декабря – они осаждали эту крепость. Здесь автором назван Дуплиенко Иван, который, заняв позицию на ветряной мельнице, меткими выстрелами с винтовки поразил не одного противника. Хотя можно предоставить свидетельствования и противоположного толка. Скажем, участник событий Диденко пишет, что со второго этажа дома Дугина обороняющиеся доставляли большой урон атакующим. Также под их прицелом находилась вся центральная часть слободы, отчего пройти к базару было нельзя – свистели пули.
Далее Макаренко пишет, вечером 28 декабря повстанцы съездили на спиртзавод: были планы через пожарный насос облить дом спиртом и поджечь. Однако утром следующего дня началась орудийная канонада. Автор пишет: «Скомандовали: «Всем на гору!» А там – кавалерия. Разогнали всех».
Касаясь общего количества участвовавших в восстании крестьян, то, по воспоминаниям Карпова, к ночи 27 декабря в штурме центральных опорных пунктов противника принимали участие жители будущих Беловодских І и ІІ сельских Советов, а также сел: Семикозовка, Очкуровка, Кононовка, Третьяковка, Даниловка, Городище, Поповка, Гончаровка, Деркульского конезавода, а 28 декабря – и села Бараниковка. Всего, по его мнению, участвовало около пяти тысяч человек. (Это самые минимальные показатели, например, Б.Ф.Косяк пишет, что в восстании принимало участие до двадцати тысяч).* Беловодский краеведческий музей.
Когда еще только разгоралось восстание, его руководителями были посланы гонцы в окрестные села, с просьбой оказать помощь беловодчанам. Одним из таких посланцев был Адаменко, чьи воспоминания были представлены выше. Он пишет, справившись с опорным пунктом противника в доме попа Иоанна и уничтожив там всех до единого обороняющихся, повстанцы завладели лошадьми казачьей сотни (здесь он добавляет, все лошади, отбитые у красновцев, позже были использованы для создания беловодского конного эскадрона). В числе других вывел из конюшни снаряженную уже лошадь и Адаменко. Затем у центрально моста он был встречен человеком по имени Андрей, представившимся членом комитета руководством восстания. Тот предложил ему взять с собой двух человек, не имеющих огнестрельного оружия, и скакать в Литвиновскую волость за подкреплением (у самого Адаменко винтовка была). Особенно необходимы были бойцы, имеющие оружие. За ночь посланцы побывали в Литвиновке, Шуликовке и Брусовке. Сообщив о начале восстания и передав просьбу повстанцев, Адаменко и его спутники к утру следующего дня возвратились. В Очкуровке их встретил все тот же член комитета Андрей. Отозвав Адаменко в сторону, он сообщил, что ими обезоружено семь человек «вартових», в том числе руководитель Беловодской «варты», и они не знают, как с ними поступить. Автор пишет, мы посоветовались и сделали (далее цитата): «как подсказала нам революционная совесть».
Касаясь человека по имени Андрей, можем внести некоторые предположения. Бывший военком Беловодской волости 1921-1922 годов П.М.Заторов, передавая в 1932 году в комиссию по делам красных партизан сведения об известных ему борцах за установление Советской власти на Беловодщине, в списке под № 1 указал Дегтярева Андрея Ивановича, пометив против его фамилии, что это бывший военком Беловодской волости. (Вероятно, имеется в виду период, предшествующий назначению военкомом самого Заторова). Совпадение имени этого человека с именем, указанным Адаменко, в сочетании с характером должности, занимаемой Дегтяревым спустя короткое время после восстания, не исключает, что это был один и тот же человек.
Далее Адаменко пишет, ворвавшись 29 декабря в Беловодск со стороны Старобельска, белоказаки добивали раненых и стариков. Когда настала ночь, они, не рискуя, отбыли на Чечевку и Зеликовку, а к утру следующего дня возвратились опять. Что творилось тогда в Беловодске – этого не передать, пишет автор. Люди: иные побиты, иные убежали из дому, худоба ревет, собаки лают…
Итак, утром 29 декабря разведка беловодчан донесла, что со стороны Старобельска движется большой отряд белоказаков. Восставшие, образовав цепь, залегли у меловой горы. Противник принялся обстреливать слободу и цепи обороняющихся с помощью артиллерии, оружейным и пулеметным огнем. Повстанцам на это отвечать было нечем: у них даже закончились патроны. Возникла паника. Все стали разбегаться кто куда.
К вечеру того дня красновцы, расправившись с повстанцами и наполнив подводы награбленным добром, отбыли в сторону Чечевки и Бараниковки. Взятых в плен людей по дороге жестоко истязали, а затем убивали. (Об этом говорится в воспоминаниях Василия Жабко). Отошедшие на Семикозовку и Литвиновку повстанцы, на следующий день, пополнившись подкреплением, вновь вошли в Беловодск. Если верить воспоминаниям Ткаченко, то 30 декабря ими была с боем взята Николаевская церковь, где было убито двух офицеров и взято в плен около пятнадцати рядовых казаков. Одновременно было захвачено два пулемета и отбито у противника около двадцати подвод с кожей и другими награбленными товарами. Белогвардейцы Беловодск покинули.
Некоторые крестьяне, возвратившись 30 декабря в свои дома, сразу же были вынуждены их оставить. Диденко, например, пишет, когда утром казачья разведка вновь возвратилась в Беловодск, то «старая и малая» со своими подводами, прихватив какие смогли вещи, бежали на Старобельск. Автор воспоминаний находился в их рядах. Он подчеркивает, никто не знал, кто занимает на данный момент Старобельск. Вздохнули люди свободно, лишь когда увидели, что по городу ездят верховые конармейцы в кудлатых папахах с прикрепленными к ним наискось красными лентами. В гривах лошадей также были вплетенные красные лоскуты материи. Красноармейцев Диденко увидел тогда впервые. Они называли друг друга «товарищ» и объясняли крестьянам, что воюют за установление Советской власти. Все беженцы были размещены в городе по квартирам. На пятый день вслед за фронтом беловодчане двинулись на Евсуг, а затем – на Беловодск. Отец Диденко возвратился домой немногим раннее его. А их дед пересидел те дни в погребе. Позже он рассказывал, что красновцы поставили пулемет на сруб колодца и поливали вдоль улицы и по окнам крестьянских изб огнем. По окончании боев крестьяне стали собирать и свозить из разных мест убитых, среди которых, пишет автор, встречались «и старая и малая». Четвертая их часть были белогвардейцы. (По некоторым источникам, побитые казаки были похоронены на кладбище, расположенном на территории, ранее относящейся к территории колхоза им. Ленина).
Хоронили убитых 30 и 31 декабря, да, наверное, и позже. Адаменко, к примеру, пишет, что 31 декабря, когда начали хоронить, белые опять пошли в наступление, теперь уж со стороны Чертково, предварительно обстреляв Беловодск из артиллерии. Подвергаясь смертельной опасности, церемонию предания земле тел погибших люди все же совершили. Хотя были и другие случаи. Бережной писал, что они, оказавшись во время похорон под обстрелом красновцев, вынуждены был оставить покойников и «святости» и искать себе убежище.
По сведениям участников событий, Беловодск был освобожден от белоказаков 2-3 января 1919 года регулярными частями Красной Армии в составе 1-го Воронежского полка им. ВЧК совместно с бойцами 1-го Старобельского революционного полка. (По той причине, что белогвардейцы еще два раза возвращались в слободу, в воспоминаниях людей дата освобождения Беловодска называется разная). Следом, освободив Литвиновкую и Курячевскую волость, в слободу вошел Валуйский красногвардейский отряд из состава 4-й партизанской дивизии Дыбенко под командованием Левченко.* Воспоминания А.Д.Кононенко (1896 г.), Беловодский краеведческий музей. Касаясь некоторых деталей, связанных с 1-м Воронежским полком и его действиями, об этом вкратце рассказывается в письме за 1959 год москвича П.А.Никулина, адресованном Н.Ф.Дятченко. Тот пишет, командиром их полка в период освобождения Беловодска был латыш Кессель («бесстрашный человек»), а комиссаром – Ивашкевич. Освобождая Украину от белых и находясь еще в Сватово, в полк был передан приказ: не ожидая разгрузки артиллерии, двигаться на Мостки и далее на Старобельск. В Мостки они прибыли на санях в ночь под Рождество – 25 декабря. Оттуда пошли брать с боем Старобельск. После этого им был предоставлен краткосрочный отдых (говорится, на один или два дня). Затем полк выступил на Беловодск. Автор утверждает, к тому времени о Беловодском восстании командование полка было уже осведомлено.
Интересным в этой связи представляется и свидетельствование Е.М.Бурлака, который в 1969 году писал, что для налаживания контакта с руководством отрядов Красной Армии и с сообщением о начале восстания к ним из Беловодска была направлена группа конных связных.
После освобождения поселка от белоказаков в ряды Красной Армии в качестве добровольцев записалось много местных жителей. Часть их влилась в перечисленные выше воинские формирования, а остальные в созданный в те дни беловодский кавалерийский эскадрон. Представим об этом свидетельствование уроженца села Верхнебогдановка участника Беловодского восстания, а позже бойца Красной Армии Петрова Дмитрия Савельевича: «Примерно через пять дней участники Беловодского восстания сформировали так называемый беловодский повстанческий эскадрон. На знамени были вилы, косы, лопаты. Штаб-квартира находилась в доме Чумака. Командиром кавэскадрона был назначен Яков Иванович Хоружий, комиссаром Антон Павлович Филоненко, командиром 1-го взвода тов. Козюменский, 2-го – тов. Сидоренко. Ветфельдшером – Швец».* ГАЛО, ф. П-143, оп. 2, д. 152. л. 1-11
О количестве бойцов кавэскадрона упоминается в краткой автобиографии Козюменского Владимира Трофимовича, размещенной в «Анкете бывших красных партизан и подпольщиков».* В автобиографии сказано, что родился он в 1887 году. Воевал на немецком фронте в качестве рядового. После февральской революции был избран в солдатский комитет. В декабре 1917 года прибыл в Беловодск в отпуск. Принимал участие в восстании, а затем организовал конный отряд, который стал основой беловодского кавэскадрона. Воевал на фронтах гражданской войны до полного ее окончания. Был несколько раз ранен. Награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени. В Коммунистической партии с 1930 года. Там говорится, первоначально в эскадрон записалось около 150 человек. Конники влились в 4-ю партизанскую дивизию Дыбенко.
Кроме того, следует добавить, по свидетельству участников событий, в январе 1919 года из беловодчан была сформирована и стрелковая рота, вошедшая затем в состав 15-й Инзенской дивизии.
Освободив Беловодск, Красная Армия продолжила свое наступление на юг. Один отряд, продвигаясь по правому берегу реки Деркул, направился в сторону Третьяковки, другой, по противоположной стороне, – к Деркульскому конезаводу. По воспоминаниям А.Т.Макаренко, записавшегося бойцом 1-го Воронежского полка, ночью они неожиданным броском атаковали Городище, отбив у противника два орудия. Затем полк двинулся освобождать Чугинку, Герасимовку, Кондрашовку. Там был убит их командир батальона Ивашкевич.
В заключение данного раздела выделим несколько пунктов, указывающих на количество жертв Беловодского восстания. Пункт № 1. В Беловодском краеведческом музее хранится список погибших в восстании жителей края в количестве 149 (сто сорок девять) человек. Он был составлен энтузиастами района путем опроса местных жителей в 60-е годы. Не вызывает сомнения, что по прошествии стольких лет со дня восстания, он может быть далеко неполным. С другой стороны, туда могли быть вписаны люди, погибшие не обязательно в период восстания. Пункт № 2. В 1932 году бывший военком Беловодской волости П.М.Заторов сообщал в комиссию по перерегистрации бывших красных партизан, что при передаче им военкомата в 1922 году Ф.Карпову были переданы списки участников Беловодского восстания и списки расстрелянных белоказаками крестьян. Дальнейшая судьба этих документов неизвестна. Пункт № 3. В Беловодском музее хранится отпечатанный на машинке обширный доклад в честь 50-летия Беловодского восстания. И хотя он без подписи, предположительно, составлял его Н.Ф.Дятченко. В докладе указывается, что за период с ноября 1918 по январь 1919 года в Беловодске белоказаками было убито около 500 человек, в том числе 82 старика, 17 женщин и 14 детей. Не исключено, что эти данные были взяты из тех списков, о которых упоминал П.М.Заторов.
И последняя, очень крохотная деталь. В Беловодском музее хранится некоторое количество фотографий и фотонегативов участников восстания. Среди них снимок замученного белоказаками Бейды Павла Васильевича. На нем он выгладит совсем молодым парнем.