Амурная игра. 45 глава

Анатолий Шуклецов
Начало: http://www.proza.ru/2016/10/25/2041



Молодая женщина не должна оставаться в одиночестве. Зная, что Шатрова сегодня не будет ни в Свердловске, ни в Каменске (уехали с Колманским на Хвоинку), Лада всё равно пришла в Исторический сквер. Как силком привело к той скамье на берегу канала, где они распрощались позавчера, считай, на четверо суток. В зыбкой надежде, а вдруг не уехал, она торопливо прошла сюда, села, попыталась читать книгу и не смогла сосредоточиться, не было контроля над собой. В ночь на вчера сполна вкусила дозу ненависти, какую они с Шатровым теперь вызывают. Поздно вечером, проводив его на автобус до Каменска, она в упадочном настроении приехала через весь город заночевать к родителям. На звонок открыла заспанная мать, в пуклях термобигудей. Кичливо откинув голову, не предложив поужинать, как актриса драматического амплуа, картинно указала заблудшей дочери на дверь и порог, словно сама не изменяла астматику-мужу при всякой возможности. «Ты мне в чистую душу плюнула! Променяла детей на пригульного мужика!..» Молодящиеся дамочки бывают и днём невыносимо глупы. Некоторые, старея, становятся лучше, как благородные вина, но здесь не тот случай. Всего обиднее и больней, когда взываешь о помощи, – чужие лица родных людей. Лада вмиг ощутила себя изгнанной бесприютной дворнягой, которой в ненастье негде укрыться. После скандала в экспедиции от них скопом отвернулись все знакомые. Боялась встретить на улице бывших приятельниц, захотят ли поздороваться? Шатров даже вывел закономерность: чем больнее оскорбит – тем сильнее ненавидит, и не простит, пока ты сам не извинишь ему. Приятно удивил Лев Абрамович Колманский, не обелял и не винил, насколько мог, пытался облегчить им незавидное положение. Его отношение к изгоям стало поистине радетельным. Не препятствовал увольнению, задерживая сотрудников и тем самым усугубляя моральные мучения, хотя терял обученных практической геохимии специалистов.


«Неужели любить греховно?..» Отвергнутая и несчастная слепо сбрела с пятого этажа по лестничным маршам. Не утирая слёз, пошла на стоянку такси, в полночь уехала в Каменск. Попыталась в темноте, в обход центральных охраняемых ворот, незамеченной пробраться на территорию экспедиции. Как в прошлую ночь хотела заночевать в кабинете. Держали на случай ночёвки там спальные мешки и не однажды их раскатывали. Однако набежавшие лающие собаки и близко не пропустили до гаража. Оставалось единственное место – свой дом. На удивление, все окна квартиры ярко светились. За накрытым столом в большой комнате, блистая загорелой лысиной, восседал довольный Антон Рыбабуля. Внезапный, но всегда желанный гость был уже под хмельком. Заехал проведать, возвращаясь с черноморского курорта в холодную шахтёрскую Воркуту. Ровские были семейной парой однокашников, все они пировали на их студенческой свадьбе и с пелёнок знали их сына. Светлане невдомёк было, что верный друг мучим невысказанным чувством. Не уповая на взаимность, с институтских лет любит её. Но бывший супруг выставил чай, а жену демонстративно обнёс, выказав крайнее презрение. Боже, с такой брезгливостью взглянул на её живот, как будто там завелись глисты! Даже подчёркнуто отсел подальше, так ему невыносимо было её физическое присутствие в доме. Не окажись тогда рядом Антона, ушла бы обратно в ночь сразу, но очень хотелось поговорить. При огульном осуждении, в несчастье друзья на вес золота. Но последовала ещё не одна противная, унизительная сцена, сыгранная Ровским для тайного воздыхателя его жены. «Как бродяжка заночую где-нибудь в подъезде, больше ни минуты здесь не останусь!..» Встала из-за стола, ровным голосом объявила, что незамедлительно уходит. Но когда Ровский ворвался в малую комнату, где она переодевалась, свирепо рыча: «На место, гулёна!..» – произошёл психический надлом. Случился припадок истерии, поначалу более шумный, чем опасный. Последнее время её столько раз унижали, окуная в грязь, что терпение иссякло.


В юности не ценишь верность и постоянство, сглупа упуская шанс на счастье. Рыбабуля вмешался, крепко обхватил, с превеликим трудом её успокоил. Всё!.. Оголённые нервы окончательно сдали! Жить не хотелось вовсе, даже до утра, зачем? Она сникла духом, обмякла телом. Не знала, куда податься, как справиться с навалившейся бедой? Из штата экспедиции уволена, сын и дочь увезены в Омск к родителям Ровского, к любимому Шатрову опять приехала жена, и сам он сейчас находится далеко. Остатние силы покинули её. «Всё!.. Я нарожала детей, Ровский их любит… вырастит. Жить не хочу, до отвращения к себе, всеми презираемой. Не могу я пресмыкаться перед ним, утомилась шляться по родному городу, где каждый осуждает меня за украденную любовь!..» Не было рядом Шатрова и не стало разумной цели, полный упадок сил. Дотоле верила, что скоро заживут вместе, она поможет ему вырасти в писателя. («Мне предстоит подняться до вершин ремесла, я всего лишь подмастерье»). Хотя совсем не представляла своей полезности в его призвании, но уже определённо не было сил. «Я не смогу более, унизившись, войти в дом, где находится Ровский. Жить теперь негде, хоть сейчас поезжай на вокзал. Там равнодушны к внутрисемейным разборкам, не кричат в лицо скабрёзности, не оскорбляют. Полусонные пассажиры в ожидании поездов стерегут свои чемоданы, там ночуют уральские бездомники. Да, я гулящая, шастающая без дела проститутка, расплачиваюсь за ночлег горючими слезами. Непроницаемую бы повязку на глаза, плотные затычки в уши, чтобы не видеть и не слышать опостывшего супруга!..»


Безнадёжно ждала Шатрова на скамейке, одинокая и потерянная, очумелая любовью. В голову закралась подлая мыслишка: «Да никуда он не уехал, а проспал с приехавшей женой, и больше не желает со мной знаться!..» Сумма страданий превзошла память о былых наслаждениях, процесс депрессии становился необратимым. Вновь, как прошлой ночью, остро захотелось успокоиться навсегда. Лишить себя измучивших желаний, чтобы не вспоминать постоянно Шатрова, его глаза со смешинкой, чтобы никогда не встречать остекленевший, презрительно злобный взгляд Ровского, зябко не ёжиться от порицаний знакомых, не страшиться родительского гнева. Самоубийство часто результат подражания, психическое заражение лиц с недостаточно самостоятельным мышлением, склонных к эмоциональному внушению со стороны. Жить при непереносимых, позорящих условиях иногда действительно труднее, чем взять да умереть. По количеству суицидов лидирует неразделённая любовь, неверность одного из любовников, длительная разлука, страх лишиться партнёра по причине неодолимых преград. «Совсем не хочется дальше жить… Шатрова не будет в Свердловске ещё двое суток, сорок восемь часов ожидания мне не снести…» Сидела понурая, вконец раскисши, поникнув головой, мысли шли бестолково вразброд. Было настроение суицида. Словно рухнула наземь недостроенная телебашня, местный фаллический символ, на который она так беспечно нанизалась сама. Парные вещи функциональны лишь вместе, а поврозь, сколь хороши ни бывают, есть предметы бессмысленные и бросовые, как одна перчатка, как туфля и носок на одну ногу, как стол без придвинутых стульев. «Не выдержу!.. Пускай остаётся с женой и дочкой, там надёжно, а здесь одна эфемерная нить, которую безжалостно рвут. Я не принесу ему рабочего покоя. Не смогу без моих детей…»


Любимые, спасайте друг друга! Недуг любви – смертельно опасное заболевание. В замутнённом сознании дошла до глыбы родонита на мостике через канал; ища опоры облокотиться, поднялась в центр на плотинку. Лучше в пучину, чем в кручину. Налегла грудью на чугунный парапет, глядя в бурлящий слив мутного потока. «Толенька не верил, что я могу умереть от любви. Знай же, – я умерла. К чему ждать разочарований? Всё лучшее уже позади. Я не хочу больше жить! Я изнурена, я устала! Не начав совместное житьё, до смерти струсила. Самоубийство удел слабых, прокламировал Шатров, осуждал как акт безнравственный, а он всё говорит вовремя и к месту. Значит, я слабая женщина, ничтожная и жалкая сумасбродка…»


Пожилой незнакомец цепко ухватил её за полы пальто. Обычная картина у воды: повздорив с возлюбленным, кисейная барышня пришла на берег пруда; утопиться. Любовь, которой отведена чересчур важная роль в жизни и в литературе, первенствует в статистике преступлений и самоубийств.


– Ах, ты, дурища безмозглая!! Ох, ты, глупая девка! Тебе нужна срочная помощь? Прими мою! Отойдём, поговорим… Бесовское наваждение, и сейчас отступит. – Утешитель вынул из кармана носовой платок и принялся неумело вытирать ей зарёванное лицо. – Какая же ты милашка! – не сдержал восклицания. – Нельзя так сильно любить и так люто ненавидеть! Скоро всё образуется. Безвыходных ситуаций не бывает. Уже завтра всё будет хорошо. Ты поняла меня?.. – повторял и повторял незнакомец с лицом мудрой обезьяны. Легко счастливому утешать несчастную, что послушно кивала, быстро приходя в себя. – Запомни, стать старухой гораздо лучше, чем умереть молодой. Самоубийца разрушает защитную ауру семьи, селит смерть в своём доме!..


Не отводя взора от его странного лица, она кивнула и резво пошла прочь от Исети. Желание умереть действительно исчезло. Когда тебе невыносимо тоскливо и от безысходности влечёт умертвить себя, нельзя оставаться одному. Надо срочно идти к людям и выговориться любому, кто готов тебя выслушать. Затворничество, замкнутость в себе при дурном депрессивном состоянии – одна из главных причин самоубийств.


«А может кончить нам, солнышко моё голубоглазое, эту муку? Может быть, сможем прожить друг без друга, остановимся?.. Пусть любовь останется молнией, озарившей нас, но не сгубившей наши семьи, а ты – слепящим лучиком в моей памяти, – опять начала она бесконечный и сумбурный внутренний монолог. – Впряжёмся в привычные лямки и снова потянем их. «Назад в семью бы втоптал!..» – бранил меня незнакомый спаситель. Я слабая женщина для туманной, непроторённой стези твоей. Поняла это, стоя над мутной водой канала. Нет, чуть раньше. Когда уходя из дома в Каменске, спёрла у Ровского пачку лезвий. Мне было так худо без тебя! Порой мне кажется, что любовь – это сплошная нестерпимая боль. Собиралась вскрыть вены, и глядеть, умирая, как вытекает моя заячья кровь, навсегда освобождая меня от всякой боли. Который уж день влечёт меня бездна. Ведь ясно, что жить без тебя не смогу и покинуть тебя мне самой невозможно. Толенька, давай положим на весы всё оставляемое здесь и наше с тобой эфемерное чувство. Понимаешь, солнышко, мы всегда действовали в противофазах и никогда не пробовали «остановиться» вместе?.. Поздно, поздно! Понимаю, уже поздно. Ситуация сделалась необратимой, уже нельзя всё позабыть и зажить по-старому. Но давай ещё разочек попробуем, и ты решай. Я – слабая женщина, и безропотно подчинюсь. Даже мысленно никогда не попрекну за этот конечный выбор. Я глубоко признательна тебе за всё. Я никогда тебя не забуду…»





Продолжение: http://www.proza.ru/2017/01/21/2339