Проклятие Рогнеды. Книга 1. Глава 14

ПРОКЛЯТИЕ РОГНЕДЫ. Книга 1. Глава 14.
ВОСПОМИНАНИЯ КАГАНА ПО ДОРОГЕ ИЗ КРЕПОСТИ В КРЕПОСТЬ
Соловья Разбойника больше нет!—размышлял Владимир, когда ехал в новую крепость под Черниговым. По всей земле Русской строил каган Владимир крепости. Говорил всем, что это для обороноспособности страны и спасения от набегов кочевников. А зачем тогда крепости под Новгородом или в Смоленске? Оттуда до кочевников далеко, через половину Руси пройти надо. А строил крепости Владимир для себя лично. Боялся он в городах бить. Всем беды он принес, у многих избы спалил, у многих родных казнил. А сколько порубано во время карательных экспедиций—крещения, и не счесть. Одно время он себя чувствовал лучше в Новгороде и покидал Киев, потом какая-то тревога начинала преследовать его в Новгороде, и он возвращался в город, провозглашенный им стольным, на зло Волхвам. Но и тут покоя не находил. В Искростень и Полоцк, где многие жители успели уйти от его расправы, он и вовсе боялся нос казать. Вот и стал он строить крепости.
В Киевской земле Владимир построил лично для себя несколько мощных крепостей. Наиболее значительные среди них — Белгород над Ирпенем [250, с. 106], Василев над Стугной, {143} Берестово на южной окраине Киева. В этих загородных крепостях Владимир чувствовал себя намного спокойнее, чем в столице. Боялся Владимир народа русского, пуще кочевников, пуще франков и немцев. Оттого и строил крепости подальше от народа русского и чувствовал себя в них спокойнее, чем в Киеве.

Соловья Разбойника больше нет!—размышлял каган.—Это радует! Одним врагом меньше. Но смута растет повсюду. Много недовольных, много желающих убить кагана. Приходится прятаться, перемещаться с место на место и не только дружину, но и половину войска с собой водить. А это расходы. Установил налог на дружину. Как во времена казаков было, но платить никто не хочет. Казакам с радостью старшего сына отдавали в качестве кровной дани, а в мою дружину никто идти не хочет. Даже за ругу, большую руну византийским золотом. Зачем византийским? Я ведь свою монету на Руси выпустил. Все равно в дружину идет одна голытьба, да сброд всякий, кто не привык трудом праведным себе пропитание добывать. Не видит народ защитника в кагане. Видит только врага, убийцу и грабителя. Хорошо, хоть с Соловьем покончено.
Дорога была так похожа на ту, которой он часто ездил в Новгород, навеяла на него воспоминания последних лет.
ВОСПОМИНАНИЯ КАГАНА ВЛАДИМИРА.
После взятия Владимиром Киева огромное количество ромеев и норманнов пришлось кормить киевлянам. А следующий год был неурожайным и начался голод. А потом взбунтовался Киев и Чернигов и окрестности их. И подавил их каган огнем и мечом, а сам вынужден был снова в Новгород уйти. В Новгороде было спокойно и он по совету митрополита разослал ромеев по княжествам крестить Русь, а викингов отправил в поход на юга. На Белую Вежу. На Тамань. На Дунай.
Сам же, опасаясь бунта киевлян, ушел в Новгород, ставить Ярослава князем.   
В Новгороде все было напряженно, и велел он собрать вече, чтобы показать им, что считается с их мнением.
—Новгород всегда был стольным градом. Отсюда прямые морские пути в Европу к викингам, франкам и бриттам. Особый статус Новгороду!
—Не хотим под Киевом жить!—кричали Новгородцы и Владимир освободил их от дани. Ведь ему здесь жить еще несколько лет, пока киевляне беспредел его войска забудут.
—Я скажу слово—внезапно вышла на лобное место Рогнеда. Не только Новгороду надо вольный уках дать, но и Полоцку, Изяславлю и Турову с Пинском.
—А ты кто такая?
—Кто женщине слово на вече дал?—зашумели бояре из числа купленных Владимиром.
—Я великая княжна Полоцкая Рогнеда, вдова сына Святославова Ярополка. Кто скажет, что вдова права голоса на вече не имеет:
—Не вдова ты, а мужняя жена.—ответил Путятя, посадник Владимира и воевода в Новгороде.
—Уж не твоя ли я жена?—засмеялась Рогнеда и лукаво с насмешкой посмотрев на Владимира добавила.—Если жена я чья-то, то пусть сам муж скажет об этом. Есть среди вас такие?
—Твоим мужем, княгиня, мечтал бы назваться любой из князей  и посадников! Говори, княгиня—выкрикнул,—скоморох Бутя.—А коли нет мужа, то вдова она и по праву имеет голос на вече!
—Любо! Любо!—закричали новгородцы—Вдова она! Кто хочет вдову обидеть? Кто посмеет вдове рот закрыть?
Это была победа.
—А теперь—сказала Рогнеда—пусть Владимир скрепит печатями вольности княжествам Полоцкому, Туровскому и Изяславскому!
Владимир посмотрел на митрополита, но тот только развел руками—не гоже церкви в мирские дела лезть. Не пойдет церковь против вдовы и сироток детей её.
Для Владимира это было полное поражение, и он скрепя зубами подписал грамоту.
--—Но тогда Ярослава я здесь в Новгороде посажу,—сказал свое последнее слово Владимир и Рогнеда только засмеялась в ответ.
А Рогнеда взяла свитки и, сунув в свой рукав, удалилась. Вокруг нее сомкнули свои ряды 12 стражников-берендеев.
—Народ новгородский—перешел Владимир к главному вопросу. Ох, как трудно давались ему эти слова, в которых он вынужден был признать Рогнеду вдовой, то есть не своей женой.—Согласны ли вы взять к себе князем Ярослава, сына этой вдовы, которая сейчас речь держала перед народом? Люб ли он вам?
Добран и Путятя вытолкнули вперед перед народом Ярослава. Тот не успел даже слова сказать, как тайные сторонники Владимира громко прокричали: «Люб он нам! Любо!»
Затем закричали некоторые горожане, которые были в восхищении от речи Рогнеды. И наконец, все вече скандировало: «Любо! Любо! Любо!»
Все понимал Владимир. Все равно стало так, как хотела Рогнеда. Он не хотел признаваться, даже себе, в том, что эта женщина имеет над ним какую-то незримую власть. Достаточно было её одного взгляда. Как у него начинался эмоциональный подъем с таким избытком плещущей через край энергии и такого клокочущего вдохновения, какое никто ему дать не мог. Она, то делала его великим и могучим, то жалким и ничтожным в его сознании. Бывало, что даже на подъемке энергии его охватывал необъяснимый ужас, а эмоциональные скачки сменялись депрессией, от одного неосторожно принятого взгляда. То он возвышался над собой и над миром, то его вдруг охватывал приступ хандры и меланхолии. Только после одного произнесенного ею слова. Но это он ей прощал. Как он считал, в благодарность за первое. Он старался не глядеть на неё, тем более в её глаза, но тогда, все чаще у него просыпалось непреодолимое желание вновь встретиться с ней взглядом.
Он знал, что его идея о княжении Ярослава в Новгороде ему удалась и он, с первого взгляда, победил. А не обманула ли Рогнеда его в очередной раз?   
Он вспомнил, как во главе Шведского войска ворвался в Новгород и установил там свою власть. Помнит и то, как с Добраном и Путятей крестили Новгород, захватив его второй раз, когда он стал каганом киевским.   
Много зла натворил Владимир в Новгороде, но не менее в Киеве. Поэтому у него не было желание скоро возвращаться в Киев. А в Полоцке, Искростене и по многим другим городам Руси, которые он сжигал, разорял, отдавал на разграбление своим норманнам и союзникам печенегам, его ненавидели лютой ненавистью. Если бы не поддержка легионов из Ромеи, то Волхвы давно бы смели хазарскую нечисть с тела истерзанной Руси.
Владимир это понимал и посылал своих посланцев в Ватикан, что бы заручиться поддержкой ещё одного союзника. Крестовые походы прекратились на время, после поражения, которое им нанесли полки короля Вели слава и князя Ярополка. На север им была дорога закрыта. Вот и предлагал Владимир папе римскому, открыть ворота Руси на юге: через Киев и Галич, Чернигов, а там и Рязань сдастся. Этому его учили на юге Германии. Казачья Орда без дани не протянет. Поживут набегами, как все кочевники и успокоятся. Развалится орда, погибнет казачество. Само не погибнет, так те же печенеги помогут. Ох, и мне бы не мешало сходить в поход на Тму-Таракань. Столица казачества, где княжья власть совмещается с атаманской. Убрать князя и выгнать атаманов на Волгу. Там скорее сдохнут—размышлял каган по дороге в Киев.
Тут он собрался создать новое большое войско из киевлян, полян и древлян, чтобы ударить по казакам и по Тамани. Папа в своем послании просил его помочь генуэзцам прочнее закрепиться на побережье Русского моря. А они взамен обещали щедрые кредиты и создание ростовщических контор на Руси. Европа давно услугами банкиров пользуется. Цивилизация! Процветание!
Надо посоветоваться с дядькой Хрулем.   
Рогнеде я уступил. Проиграл вече. Но казакам уступок не будет. Папа сделает меня королем  Киевским, даст войско крестоносцев и разгоню казачество, чтобы духу не осталось и памяти о победителях великого хазарского каганата. А людей в рабов превращу. Надо свод законов написать, по образцу европейских. Человек—мусор, деньги—все! «Русская правда» назову эти законы. Законы и выведут массы за Кон. А за Коном любой народ превращается в быдло.  Забудут лет через сто о Коне, завещанном предками и станут нашим скотом в мирное время и навозом во время войны.
И дядька Добран говорил мне: «Хватит злить русичей террором, смертью и разрушениями. Пора в них остатки духа поднимать и бросить их на войну с казаками. Они и погибать будут за свое рабство. В пылу сражений столько смертей будет и столько зла накопится в их душах, что забудут они твои злодеяния против люда русского!»
Помяни черта и он появится. Добрыня догнал князя и прервал его размышления. Правильнее сказать, не прервал, а дополнил, откорректировал и дал совет и руководство к действиям.
—Помнишь, как мы с тобой дельце с идолами и жертвоприношениями человеческими обделали. Ненависть к их родным богам вызвали. Из потомки долго будут верить, что славяне людей, своих собратьев в жертву богам приносили. А потом и крестить их легче было. Так и тут, подменим им коны законами и поведем по своему пути. Всех закабалим. Рабами будут все, кто в войнах не передохнет.
—Мудр ты, дядя Добран.
—Не зря я тебе, как отец говорю: «Учись, пока я живой. А не станет меня, слушая сына моего, брата твоего двоюродного Константина. А потом приставь его учителем к лучшему из твоих сыновей. Константин весь в меня. Он не подведет. И возьмем мы себе землю обетованную нам Яхве и будут роды и князья русские служить  нам рабами».
—Да…
—А на Рогнеду плюнь. Изведу я её сыновей, что  сама она не поймет, что это моих рук дело.
—Ярослава не трогай!—сказал твердо Владимир—Все же мой сын, наша хазарская кровь.
—Сколько раз тебе говорил я, каган, не доведут тебя до добра бабы.
—Тогда готовь его на престол Киевский. Лучше бы Бориса от грекини Элены, конечно, но Борис мал ещё. Пусь по твоему будет. Готовь Ярослава. Ох, чувствую я, что он тебя в своем кровавом правлении перепрыгнет!
Как не хватает ему сейчас дядьки Добрана! Некому подсказать. Некому посоветовать. А врагов много, враги кругом. Константин, сын Добрана и мой братец, умен и образован, но ему далеко до мудрости Добрана. Наверно так же, как мудрости Добрана до мудрости царя Соломона.
Потом был Новгород, вече. Владимир отдал распоряжение истопить в крепости печи, и Константин послал вперед посыльного.
На вече он приехал с Рогнедой и Ярославом, и, тогда еще живым, дядей Добраном. А все равно проиграл. Добилась Рогнеда своего. Усадил я её сыновей на княжеские столы. Ну и хорошо, что она сама убралась в Изяславль. Подожгла мой терем и удрала. Нет, конечно, она не ходила и не поджигала, но сила её кудесничества все возгорелось само. Этой силы очень боялся Вдадимир. Если она поджечь может, то что ей стоит кого-то испепелить. Меня, например. С ней осторожнее надо быть. Слава Яхве, что она уехала. С глаз долой и сердцу спокойнее.


Ненавидит она его. Была бы её воля, она своими бы руками задушила его, как кошка птенца. Владимир снова предался воспоминаниям. Вспомнил и о том, как хотела убить его. Вспомнил, как ему докладывали соглядатаи тайные, что Рогнеда переманила берендеев в Суздаль к своему старшему сыну. Он тогда не поверил в это, а потом было поздно. Зол он был тогда, но решил не ворошить то, чего исправить нельзя.
Вынуждена была Рогнеда  отвечать на ласки Владимира, пока сыновья росли и крепли их дружины.  Она поехала с Изяславом и села с ним княжить в Изяславле. Воевода Варяжко собрал для них дружину, и княгиня поехала в Полоцк к Святополку.
Владимир досаждал ей письмами с просьбой приехать. Но она не торопилась. Ей надо было убедиться, что стены крепостные в Изяславле, Полоцке и Турове крепки и, что дружины её сыновей надежны. Только через год, когда Владимир сам за ней пожаловал, она согласилась вернуться в Киев и потребовала себе отдельный терем, как княгине Анне.
Владимир продолжал ходить к ней, и она решила его убить.
С  тех пор он посещал её только в сопровождении  стражи. Алеша Попович руководил этим тайным ночным караулом. С тех пор пошло выражение: «Может тебе и свечку подержать, когда с женой будешь спать». Это касается незаконных жен и любовниц. Но более относится у  женщинам, оставаться наедине с которыми очень опасно.
Родила она Владимиру ещё пять дочерей, но ни одного сына больше у Рогнеды не было.
Рогнеда тем временем нашла общий язык с воеводой-ханом берендеев, что среди наемников Владимиру служили.
—Не дело славному казаку служить выродку хазарскому.
—Да как ты смеешь?!! Я еще со Святославом на каганат ходил,—показал свои шрамы на лице хан.
—Не хвастай старыми ранами, новые заслужи. А служишь ты сейчас не по Кону казацкому, а за ругу проклятую, ты—наемник. Так чем же вы лучше викингов?   
—А к кому нам идти, если дань платить перестали нам все князья. А мы казаки только военному делу, да пластунским хитростям обучены. Предки наши стояли на страже Руси и гракиц её южных. Святослав поднял нас на каганат и возродили мы былую славу казацкую от времен Ура и С.М.З. Х. А Владимир распустил казачье войско, лишив нас дани. Только набегами на бусурман жить оставалось. Потом службу сам каган нам и предложил.
—А не стыдитесь вы того, что веру противную Духу Русскому на своей земле насаждаете?
—Противно, княгиня, но что делать остается?
—А почему бы вам не пойти служить моему сыну Всеволоду в Суздаль? Он веры старой ведической придерживается, вот и служили бы ему. Сами то, от Веры Славянской не отказались? Или окрестил вас хазарин в своего Яхве?
—Мы тверды в вере своей. Тут нам каган не указ.
—Подумай, атаман, над моими словами. Буду ждать ответа от тебя и витязей твоих. Коли согласишься, то напишу письмо Всеволоду и воеводе его Серому Волку. Они возтмут вас к себе. А там без дела не останетесь. Скоро Русь спасать надо будет1
—Печенеги в набеги пойдут, чтоль? Или еще какой враг объявится?
—Враг внутри страны нашей. Этот враг более коварен и опасен для Руси, чем печенеги и все кочевники, вместе взятые.
—Ты о Владимире?
—О нём, окаянном…
—Не боишься такие речи говорить?
—Я своё отбоялась, теперь пусть он боится и трепещет! Верите мне?
—Верим, великая княгиня! Пиши письмо Всеволоду.—ответил хан и преданным взглядом посмотрел на эту удивительную женщину, которая не боялась кагана и не скрывала этого.
Наутро Рогнеда отдала берендейскому хану письмо, и он со своей дружиной отправился в Суздаль.   
Так Рогнеда уговорила берендеев уйти на службу к её сыну Всеволоду.
Когда уладила Рогнеда все свои дела. Усадила детей на престолы княжеские. То и решила поквитаться за все с Владимиром.
Пришел он к ней в очередной раз и приняла она его у себя. Не знала она, что есть тайные подземные ходы в терем. Никогда стража не оставляет Владимира одного. Стоят пришедгие тайными ходами стражники за стенкой у патайного выхода и смотрят за каждым движением тех. Кто рядом с каганом.
Сделал свое дело пьяный Владимир. С отвращением она смотрела на него, но успокаивала себя мыслью: «Вот эта ночь полнолуния и станет для тебя последней, изверг хазарский».
Только Владимир уснул. Вытащила она нож, принесенный тайно из собора Софии и замахнулась ножом на спящего кагана. Но вдруг, какая-то невидимая рука из темноты перехватила нож и выбила из рук.
Как кошка, вырвалась княгиня из захвата подняла нож и бросилась на темную иень в комнате, над головой её промелькнул меч, но она уклонилась от него в сторону и ударила ножом темную тень. Нож отскочил от кольчуги под рубахой и Добран, а это был он, ударил Рогнеду наотмашь рукояткой меча. Упала она, хотела встать, но не дали. Несколько стражников выскочили из-за потайной дверцы и ожидали развязки. Когда Рогнеда хотела подняться и с голыми руками броситься на противника, они окружили и схватили её.
—Вставай князь—сказал воевода и начал тормошить, еще не протрезвевшего Владимира.
Владимир поднялся и осмотрелся по сторонам, ничего не понимая.
—Вина мне!—крикнул он.—Вина!
—Ты, каган, свою жизнь только что не пропил и не проспал. Она хотела зарезать тебя.
—Вина! Да принесите же мне кто-нибудь вина,—жалобно сказал Владимир.—Я ничего не соображаю.
—А тут и соображать нечего—Волчий хвост принес ендову вина с соседних комнат.—Пей, княже.
Владимир жадно глотал вино. А когда выпил все и попросил ещё. Рогнеда уже встала на ноги и стражники крепко держали её за руки.
—Что с ней делать?—спросил Добран,—Смерти достойна та жена, которая на мужа руку подняла.
—Не жена я ему!—крикнула Рогнеда показав им свой мизинец.—Выродок ваш не мужчина. У него и достоинства не больше этого пальчика.
—Стойте! Какой смерти? Вы хотите, чтобы я её казнил?
—А то как же?
—Я не хочу этого, а я великий князь.
—Подумай, великий князь, как на тебя они,—воевода показал на стражников,—и вся дружина будут смотреть после того, как ты оставишь в живых эту ведьму.
—Стойте. Дайте мне сутки подумать. До завтрашнего утра. Тогда и решение будет окончательным.
—Её в подвал отвезти?
—Нет. Никуда не выпускать! Здесь пусть сидит и ждет своей участи. Детей пустите к ней попрощаться. Но, из терема ни шагу.

Потом он заложил для её сына Изяслава город Изяславль и восстановил Полоцк, построив там первую церковь. Очень ему хотелось, чтобы новые поколения новую религию с радостью принимало. Вот он и начал разрушенные им же города восстанавливать. Но в первую очередь для детей Рогнеды, как обещал.
А, присланный из Константинополя митрополит Михаил, стал по решению синедриона в Византии, его наставником и звеном между синедрионом и каганом. Когда был на его месте Добран, было много легче. Все же родной дядя. А от этого Михаила всего, что угодно можно ожидать.
То, о чем Владимир не мог вспоминать, но сейчас догадывался.
Митрополит Михаил ломал себе голову, как поступить. Синедрион в Царьграде раскололся на две части: одни требовали неограниченной власти кагана в на всей Руст т расширения её границ. Как каганата. Насаждения хазарской верхушки на все государственные посты и христианской церкви, как контроля нал массами Вторая группа утверждала главенство Византии, а для этого надо было раздробить Русь на княжества. То есть, как считал митрополит, пусть Владимир даст волю Полоцку, Изяславлю и Пинску. Тем более, что от западных границ будет надежная переферия защитой.
—Крестоносцы хотят возвысить власть Рима, над властью Константинополя. Дать волю сынам Рогнеды и Ярополка—это значит надолго защитить Русь от Рима. А это значит отодвинуть вторжение крестоносцев в империю. При этом князья западные будут признавать себя вассалами Киева, что позволит их держать под контролем. Будут там наши воеводы, бояре и посадники.
—Дать волю княжествам Рогволода покойного—это прямая угроза объединения Руси под Полоцком. Разве этого мы хотим? —возражали их оппоненты. Только власть единого кагана спасет империю и заставит русский народ покориться.
--Полоцк, сожженный Владимиром не скоро воспрянет, потому нет нас оттуда угрозы. Более того надо раздробить Русь на Востоке, тогда мы сможем контролировать потомков Владимира, стравливать их между собой и править Русью. Разделяй и властвуй—вот завет Моисея.
И то, что сейчас Владимир вспомнил так ярко, как будто, это было только вчера.
Когда Владимир пришел на исповедь ранее обычного срока, то есть за советом митрополита, тот ответил ему: «Воля твоя князь, как поступать. Но на все есть высшая воля Божья. Грешен ты перед Рогнедой, потому и не хочет она в лоно церкви греческой идти. Прояви милосердие и дай княжества её сыновьям. Потребует вольностей, соглашайся. Только не забывай туда своих людей в посадники поставить, бояр местных подкупи, что бы волю твою там исполняли, скоморохов монастырских пусти в люди. Пусть вопреки истинным скоморохам пускают слухи, которые выгодны тебе.
—Видно так и сделаю. Рогнеда знает, что я не сын Святослава. Я бы убтл её, но это знают многие из её тайных друзей. Если убью её, то они вмиг расскажут всему люду правду. Придется посадить её сынов по городам и Ярослава в Новгород отправить. Ярослав моих зазарских кровей. Он усмирит мятежный Новгород языческий. Я уничтожил много Волхвов Новгородских, но многие ушли неведомо куда?
—Может в Вятку?
—Ходил я походом на Вятку, насадил там свою волю и веру Христову. Ох, и много же я потерял рати в битвах с этими человеками-волками. Но и там нет центра Волхвов. Они притаились где-то в своей древней Столице и руководят всем из невидимого далека.
—Узнай где столица! Узнай. Где находится эта таинственная и загадочная Москва. Я своих людей послал повсюду, чтобы разведали они эту тайну, но безуспешны их поиски. Недооценили мы мудрость Волхвов. Иди на Булгар , может там кроется тайна. Половцы ушли от них в степи.  Собери часть Викингов и всех половцев и ударь по Волге. Не зря река Стремлением Волхвов названа. За одно и печенегов меньше останется. Потом надо их всех перебить. Угрозу для тебя они стали представлять. А Русь тебя за это восславит.
—Хитер ты Михаил. Так и сделаю. А с самой Рогнедой, что прикажешь сделать? Убить она меня хотела, простил я её, чтобы тайну хранила. А, если она опять попытается?
—Не ходи к ней боле.
—Как же не ходить, когда я сына хочу достойного, из Рюриковичей.
—А Ярослав тебе, чем  не сын?
—Ярослав калека, а мне наследник нужен.
—Этого калеку мы готовимся, как тебя когда-то в Хелветию на обучение отправить. В нем синедрион видит твоего наследника.
—Все равно. Не могу я без неё. В самое сердце Рогнеда мне запала.
—Вот так и говори, что плотские утехи для тебя важнее дел государственных,—сказал Митрополит Михаил строго.
—Не знаю. Люблю я её проклятую.
—Тогда и решение твое верным окажется. Но бойся её, отправь её подальше. Не оставит она замысла убить тебя. Уступай её воли, но меру знай. Пусть она создает тебе надежный оплот против крестоносцев, а у тебя на востоке руки развязаны будут. Найдешь ты Волхвов. Найдешь и уничтожишь!
—Так и сделаю!
—В лавре, которую мы заложили надо создать специальную школу для монахов. Они будут обучаться скоморошьему делу и выдавать себя за скоморохов. Слухами земля полнится! А кому народ верит, попам или скоморохам? Вот в этом и дело. Они будут говорить народу то, что нам выгодно, а они разыгрывать из себя людей недовольных властью кагана и верой христианской. Под конец проекта они сделают все, чтобы очернить, скомпрометировать скоморошье движение. А наиболее способные из монахов, будут специально обучаться азам Веры Славянской, чтобы проникнуть в ряды кудесников и Волхвов. Эти монахи ни в коем случае не должны быть обрезаны, но вере иудейской и Яхве преданы. Не можешь победить—возглавь. Не можешь уничтожить, стань одним из них.
—А пока возводи купечество в ранг равный воинам ярым. Продажны купцы. Ради выноды многое продать могут. Дай им голос в вече, ако боярству. Заселяй Киев чудью и норвегами. Приглашай больше купцов заморских, чтобы осели в твоем стольном граде.
—Ты скажи мне, равви, что мне с женой моей Рогнедой делать.
—А ничего. Чтобы в глазах и помыслах дружины ты лицом в глязь не упал, дай ей тридцать плетей. На том и кончим.
Князь всю ночь думал, как поступить с Рогнедой, даже вина больше пить не стал. А наутро пришел в женский терем и объявил, войдя в комнату, где сидела Рогнеда: «За попытку убить великого князя и кагана всей Руси, дать ей тридцать плетей на площади прилюдно».
Только он произнес эти слова, как из-за ложа вышел старший сын Рогнеды Святополк. Было ему тогда 14 лет. В руках он держал меч и произнес: «Защищайся! Ты не один здесь князь! Я княжьего рода. Я, князь Святополк буду драться с тобой, если ты замыслишь еще раз оскорбить мою мать».
—Я не оскорбляю её, она заслужила.
—А разве не оскорбление для великой княгини быть поротой на площади прилюдно?
—Она не великая княгиня. Великая княгиня—Анна.
—Для меня она есть и будет всегда великой княгиней, а если ты продолжишь меня и мою мать оскорблять, то лучше бери меч в руки. Ты боишься потерять лицо? Ты потеряешь его, когда скрестишь меч со мною и я одержу победу. Подумай, князь.
Владимир понял, что он потеряет лицо в любом случае, кто бы победу не удержал и подумав, сказал: «Ну, что же? Ты победил. А тебя Рогнеда отправляю в Полоцк навечно, чтобы не видеть тебя боле! А тебя Святополк я уже никуда не отпущу. Славный ты воин и надлежит тебе остаться при мне, в дружине или под стражей. Твой выбор?»
—Не гоже мне Полоцк на мать бросать. Не женское это дело княжить. Поеду с некй, а коли ты сомневаешься в моей преданности тебе, как сюзерену, то обещаю вернуться оттуда, как только матери будет позволено вернуться в Киев.
Так и решено было. Вернулись они оба из Полоцка, когда гнев кагана прошел. Рогнеда была поселена в своем отдельном от остальных жен тереме, а Святополк вернулся в Полоцк.
—Не забудь свое обещание, Святополк,—сказал на прощание Владимир,—Я свои обещания твоей матери выполнил. И ты должен вернуться в Киев по первому моему зову.
Тогда Рогнеда уехала, но не прошло и года, как она вернулась в Киев. Разве он тогда мог предположить, что она связана с Соловьем-Разбойником? Разве он мог знать тогда, что под именем Соловья-Разбойника скрывается славный воевода Свенельд? Владимир в мыслях уже тогда похоронил Свенельда и предположить не мог, что тот станет у него на пути. Наверняка, это она сообщила разбойникам об экспедиции Волчьего Уха и Культяпы. Вот тогда я лишился еще двух верных людей.
Рогнеда далеко, но сейчас он понял, что лучше держать её рядом. Из всех сыновей она больше всех любит своего первенца Святополка. Надо вызвать их в Киев, Святополка взять под арест и угрожать ей расправиться с её сыном, если она или её друзья снова предпримут попытки покушения на его жизнь.
Каган подозвал к себе Константина и сказал. Я напишу письмо Рогнеде и Святополку, чтобы они приехали в Киев. Возьмешь с собой дружину и поедешь с этим письмом.
—Но, зачем нужна для этого дружина?—удивился Константин.
—А дружина за ием, чтобы, если они не пожелают приехать, то привезти из силой!
—По добру или силой ты их привезешь, все равно. Но по прибытии в Киев, Святополка под замок посадигь и будешь ждать моего распоряжения.
—Слушаюсь и повинуюсь, великий каган.
—Потом я тебя отправлю воеводой в Новгород к Ярославу. На него возлагает надежды митрополит Михаил, как на великого кагана киевского. Если что, ты ему поможешь, как отец твой мне помогал. Мы же с тобой есть двоюродные братья, оба колена Израилева и царской крови.

А после погребения Соловья Владимир снова изгнал Рогнеду в Полоцк, но она опять вернулась через несколько лет в свой терем в Киеве. Прибыл с ней и Святополк, которого Владимир пригласил к себе. А потом приказал заключить его под арест. Толи чуял он свою погибель, то ли кто ему подсказал, но он сел писать письмо в Новгород Ярославу. Но о том будет сказано далее в следующих главах.
http://www.proza.ru/2016/11/15/207