Глава восьмая. Пирожные и клубничный зефир.
Вовик с Татьяной прогулочным шагом шли по улице в сторону её дома, посматривая на дорогу - не попадётся ли такси. Посматривал в основном Вовик, Татьяну продолжало трясти и она, делая одну за другой глубокие затяжки, пыталась успокоиться. Вовик, наоборот, был спокоен. Был очень доволен, что не пришлось никого от подвала отводить. Он действительно волновался как получится. А драка... ну вырубил очередного, делов то... Мишаня заметил эту его особенность действовать без лишних эмоций, потому и поручил за Татьяной присмотреть.
Вовик успокаивая, приобнял Таню за плечи и мягко сказал - Вы этой девочке беленькой очень помогли, но не надо было вмешиваться, у нас другое задание на сегодня было.
- Понимаешь Володя... не могла я промолчать...я когда-то такая же была. Это я себя молодую защищала...тяжело на это смотреть - почти всхлипнула она - Миша попросил помочь...не могу успокоиться - И взяла Вовика под руку, прижавшись всем телом, как-бы пытаясь впитать в себя его спокойствие и уверенность. Вовик обнимал и успокаивал Таню, совершенно забыв, что она почти в два раза старше. Видя в ней просто дрожащую взволнованную женщину, новичка в их деле, в котором он, с юношеским максимализмом, считал себя уже матёрым и опытным.
Татьяна, постепенно успокаиваясь, мечтала об ополовиненной бутылке коньяка заныканой от матери и прикопаной в трёхлитровой банке с гречневой крупой. Её мама имела прямое отношение к успешному кондитерскому цеху, откуда лотки с пирожными и коробки с тортами развозились по многочисленным торговым точкам. Дома всегда было что-то вкусноe, плюс все недовлажения, начиная с коньяка. Таня не пила уже десять дней. И хоть обещала маме что будет держаться, для себя решила что сегодня можно.
Они подошли к подъезду и Селиванов, уже было собравшийся попрощаться, напоследок успокаивающе приобняв всё ещё дрожащую женщину, услышал:
- Вова, зайди со мной, пирожные есть вкусные, и коньячка по рюмочке выпьем. - Ей искренне хотелось отблагодарить парня за заботу и сочувствие.
- А какие пирожные? - заинтересовано спросил Вовик, он очeнь любил наполеон, буше и эклеры.
- Наполеон, заварные, трубочки. Ты такие не ел, для себя готовили...
Вовику как-то довелось попробовать коньяк. Не понравился. (распробует он его значительно позже - годам к тридцати). Но не отказываться же от наполеона? Мама его конечно пекла, но очень уж редко...
Таня быстро накрыла на стол, налив в тонкие витиеватые фарфоровые чашки кaкой-то уж очень пахучий и ароматный чай. Наполнила бочкообразные хрустальные рюмки чайного цвета жидкостью. На каждую положила кусочек лимона с тоненьким слоем сахарного песка и коричневатой пахучей щeпоткой молотого кофе. И пирожные... На большом блюде...
Вовик сглотнул коньяк, ожидая неприятных ощущений, но на удивление, лимонно-кофейная закусь сгладила их почти до порога удовольствия. А какой-то, совсем уж волшебный вкус наполеона, взметнул этот порог в область наслаждения. Выпили ещё по рюмке и он зажевал следующее пирожное, запивая чаем.
"Вот это кайф!" - подумал, и реальный кайф не заставил себя долго ждать. Он почувствовал что пьянеет. "Надо холодной водой умыться, а то сегодня ещё математику надо посмотреть, завтра занятие с репетитором".
Вернувшись из ванной, увидел на блюде треугольный кусок шоколадно-вафельного торта "Делис", выпускавшегося на местной кондитерской фабрике. "Делис" был визитной карточкой их города. Ну кто же ехал в гости или в командировку без "Делиса"? Почему-то ни в одном городе СССР ничего подобного не было. В продаже их не бывало никогда, но все как-то доставали...
- У меня сегодня какой-то вечер поедания сладостей - сказал Вовик с набитым ртом, перемалывая молодыми челюстями спресованные между собой шоколадные и вафельные пластины.
- Может у вас ещё и клубничный зефир есть? - засмеялся он, окончательно справившись с тортом.
- Конечно есть - обрадованно сказала Татьяна - только не здесь, идём покажу - заговорщицки добавила тихим голосом, поманив за собой.
Они оказались почему-то в спальне, и Таня обернувшись посмотрела ему прямо в глаза. Она была в красивом цветастом махровом халате на длинной молнии.
"Как у польской актрисы в каком-то кино" - подумал Вовик - И когда только успела переодеться?...
Она быстро растегнула молнию и распахнув халат сказала осевшим голосом - Иди ко мне... Самое сладкое осталось...
Вовик приоткрыв рот уставился на обнажённое женское тело во всей своей красе, доступное долгому взгляду, влекущее естеством и ещё не испробованным наслаждением. Он почти мгновенно вобрал в себя идущую от него огненную волну желания и страсти, и забыв обо всём, бросился в открывшуюся сияющую бездну любви.
Он не смог вспомнить подробности тех нескольких часов блаженства. Запечатлелись лишь обрывки ощущений и расплывчатые картины в тусклом свете розового ночника...
Только пальцы помнили влажность и влекущую теплоту нежнейшей женской плоти...
Только ладони - упругость округлых бёдер и поддатливую пышность груди...
Губы - сладость губ, ласкающие движения языка и ждущую напряженность сосков...
Руки помнили шелковистость кожи...
Тело помнило тело.
Глаза запомнили изумительный изгиб бедра как-будто прорисованный кем-то из великих
телесной краской на фоне синеющей за окном звёздной ночи...