Поезд №6 Москва - Алма-Ата мчал нас с курьерской скоростью по бескрайним просторам нашей огромной страны – СССР. Вагон изгибался, скрипя на поворотах рельс, и мерный перестук колёс свидетельствовал о ходе передвижения пассажирского состава к пункту своего назначения. Пассажиры – кто-где, кто лежал на месте своей плацкарты, заснув от мерного перестука колёс, кто-то, собравшись в кучку, вёл обычный дорожный разговор за неизменным чаепитием, сидя за откидным столиком вагона.
Я ехал домой в Кзыл-Орду, город в Казахской ССР, расположившийся ровно посреди бескрайной казахской степи на расстоянии двух суток от Москвы и сутках езды от Алма-Аты. Я ехал домой на летние каникулы из Ленинграда. Было начало лета 1979 года, учёба уже закончилась в нашем училище связи, теперь надо начинать трудовую деятельность – работать по своей новой специальности. Некоторые из окончивших путягу, ринулись по предприятиям, подыскивая себе укромное и тёплое место, а некоторые решили попробовать свои силы для поступления в ВУЗ. И я был в числе вторых, а поскольку до вступительных экзаменов ещё было достаточно времени, то я решил наведаться домой, повидать маму.
Уже почти сутки мы ехали в поезде, до Кзыл-Орды оставалось ровно столько же. Поезд въехал в Казахстан из бескрайних просторов России, и бескрайний пустынный пейзаж за окном сменил российские лесные массивы. Мы задумчиво смотрели в окно, наблюдая казахскую степь, и думали каждый о чём-то своём. Один из пассажиров в нашем купе отличался своей молчаливостью. Пока мы, молодые, носились по вагону, в поисках то одного, то чего-нибудь другого, он молча, исподлобья наблюдал за нами и молчал о чём-то своём.
Ему было на вид лет так 63-65, но с виду, это ещё был крепкий мужик, хотя передвигался он с небольшой хромотой, припадая при ходьбе на правую ногу. Голова его была покрыта редкой порослью седых волос, расположенных полукругом на голове, открывая ровную лысину на черепе. Густые и седые брови тяжело нависали над глазницами, скрывая его глаза от постороннего взора. Он всю дорогу молчал, ни с кем не разговаривал, чай себе носил сам, прихрамывая на одну ногу, ковылял по вагону то к титану, то в тамбур курить. Весь его вид говорил всем о его обособленности, и что он не инвалид там какой-то. Поздно ночью он вдруг слегка дотронулся до меня, когда я уже лежал и готовился ко сну – под утро уже прибываем в Кзыл-Орду, и я представлял себе сцену встречи с мамой и остальными родными… Я вздрогнул от легкого прикосновения чьей-то руки и повернулся. Мужик поманил меня рукой…
Спустившись, я молча уставился на него. Во-первых я был удивлён тем, что вечно молчащий дядька что-то решил у меня спросить. Во-вторых – поздно уже! И никаких станций вскоре не предвидится, так что если куда и зачем-то сбегать не получится… Но мужик как-то съёжился, от своих мыслей, видимо, и посмотрел на меня пустым взором… Я до этого не наблюдал его взгляда. Он всё время отворачивался от всех. А тут он посмотрел прямо мне в глаза, и я не увидел его взгляда! Как будто пустые стекляшки вместо глаз смотрели не меня пустым взором. Мороз прошёлся по моей коже от этого пустого взгляда…
- Слышь, сынок! Тут я слышал ты из самой Кзыл-Орды? И едешь туда же?
- Ну, да, живу там я… - Ответил коротко я.
- А аэропорт там ваш на краю города, говорят? – Я утвердительно кивнул головой.
- Не видал, там, у взлётной полосы, вроде старик один живёт? Хибара там его…
Я с удивлением вспомнил того старика с той хибары! Между городом и рабочим посёлком была пустошь, кусок пустыни, протяжённостью около 4-5 километров. На краю города была взлётно-посадочная полоса от нашего аэропорта, и самолёты, заходя на посадку, не редко едва не задевали проезжающие автомашины и автобусы своими выпущенными шасси. У самого края взлётно-посадочной полосы виднелось солончаковое озеро, диаметром метров так тридцать и у края этого озера стояла глинобитная хижина, огороженная изгородью из верблюжьей колючки. Всё это можно было наблюдать из окна автобуса, проезжая по трассе. От трассы и до хижины той было метров триста не более.
Я последние годы учёбы в средней школе проучился в городской школе, а жил в близлежащем рабочем посёлке. Добираться до школы приходилось с двумя пересадками, сначала до города, потом две остановки на городском автобусе, до нужной мне остановки. Отрезок пути от посёлка в город был безнадёжно пустым – не было никаких пассажиров, и автобус частенько проезжал, не останавливаясь на остановке у той хижины. И как-то на остановке, появилась девочка. Она шла от той хижины, стояла у трассы на пустой остановке и садилась в автобус, держа в руке приготовленный абонемент.
Эта глинобитная хижина, сколько помню с детства, и, сколько бы не проезжали мимо неё – всегда пустовала. И вот, в начале семидесятых как-то все увидели старого аксакала со старухой, обхаживающего хижину и поправлявшего что-то там в крыше… Рядом с аксакалом стоял вечный атрибут сельского старика – ишак, оседланный для путешествия. А в конце семидесятых на остановке появилась та девочка с абонементом. Люди тогда стали поговаривать, старики то не одинокие – вон, внучка появилась…
Иногда мы наблюдали как на той остановке выходили прилично одетые люди – явно приезжие, не казахи, и с тяжёлой ручной кладью в руке те шагали по направлению к хижине… Надо же! Гости к старикам приехали! И издалека… Кто такие? Откуда? А девочка та, несмотря на убогую хижину всегда была опрятно и даже модно одета! Вначале это была девочка, потом она постепенно превратилась в девушку. Все пассажиры всегда с умилением провожали её взглядом, поговаривая про себя, мол, старикам на радость! Балуют дитя!...
Вот все эти мысли всколыхнули мою память, когда я услышал о хижине и о старике. Я посмотрел на своего собеседника.
- Вам что нужно?
- Ну, у меня есть письмо, тут всё написано, как добраться до них прямо с вокзала… Но вот с тобой захотелось поговорить. А вдруг ты что-то больше знаешь?
- Да… я вообще ничего не знаю о том старике. Девушка там с ними живёт. Уже, наверное, школу закончила. А кто они и что там происходит – без понятия! Эта хижина всегда пустой была! С детства помню, сколько на автобусе проезжали, всегда видели, что там никого нет! А вот лет восемь-девять назад там старик со старухой поселились. Года четыре-пять назад у них внучка появилась… Там ещё прямо у хижины солончаковое озеро стоит…
При этих словах у моего собеседника загорелись глаза, и я с удивлением обнаружил, что глаза могут светиться в темноте.
- А вот про то озеро что-нибудь слышал? – С надеждой в голосе переспросил он.
- Нет… Не слышал! Да таких солончаков у нас там пруд пруди! Опасные они, типа болот у вас в России.
- Да как же вы местные ничего не знаете о нём?! Оно же – целебное! Сколько людей со всего СССР уже там побывало! Сколько людей излечили свои недуги! Причём разные… И про то озеро с целебными свойствами тот старик тоже нашёл случайно…
…Старый аксакал уже третий день бродил по степи и городской округе – он искал своего бычка. Старик уже обошёл все возможные места, где бы мог затеряться его бычок. Наверное, пристал к какой-нибудь корове с течкой и бродит теперь за ней по всей округе. Молодой ещё совсем, и корова его к себе не подпустит, пока не встретит достойного быка, а эти телки так и будут ходить за ней, доставая её своим присутствием. Он присел отдохнуть от долгой езды на ишаке, и, отдохнув, решил пройтись пешком, заглядывая за барханы с песком - нет ли там его телёнка? Пусть его ишак тоже отдохнёт, уже третий день без отдыха в поисках бродили они по пустынной округе. Суставы его старых ног нестерпимо ныли от старых ран, ещё с Гражданской войны. Да и спина с поясницей тоже не давали покоя… Мда, старость не радость…
Темнело, и тени уже стали исчезать, размываясь с вечерней темнотой. Старик увидел старую заброшенную хижину, и за хижиной виднелась ограда из верблюжьей колючки. Такие загоны в стародавние времена обычно делали для скота. Старик решил осмотреть загон, и не посмотрел вперёд, под ноги, что там? Он в темноте пытался рассмотреть что за изгородью? Задумавшись, он не сразу понял куда забрёл, а когда понял, то сначала закружился на месте, пытаясь осмотреть место, и найти путь обратно и шагнул не в ту сторону – уже стемнело окончательно и он не смог определить с какой стороны пришёл сюда – он забрёл в самый центр солончака и безнадёжно застрял в солончаковой трясине! Тихий ужас объял его разум, и он закричал, пытаясь докричаться хоть до кого-нибудь, но вокруг была глухая тишина, со всех сторон его окружала ограда из верблюжьей колючки и никто не мог его увидеть со стороны! Кто-то огородил солончаковое озеро! Это огородили болото, а не загон для скота! Кому это в голову могло прийти – огородить солончаковое болото?! Такие места наоборот надо оставлять открытыми, устанавливая знаки, что тут опасность! А тут – огородили…
Он почувствовал, что стал проваливаться внутрь солончака и попытался вытянуть застрявшие ноги, но не удержался и рухнул всем телом в грязь! Барахтаясь и крича о помощи он провозился в грязи долгие часы, и уже не раз обратился к Всевышнему, прощаясь с жизнью… Но странное дело! У него вдруг появились силы, он перестал чувствовать боль в спине и позвоночнике, старые раны в ногах утихли и он, отдышавшись, вдруг с силой потянулся и выполз из трясины! Оказавшись на твёрдой земле, он встал и оглянулся. Начинало светать. Он увидел след бороздой указавший путь, по которому он выполз из солончака, осмотрел солончаковое озеро… Обронил взгляд на хижину… Это… не жилище! Это – лечебница! Эту хижину люди строили сообща, пристраивая комнатку к комнатке, чтобы укрыться от невзгодья, а приходили сюда жить, чтобы лечиться! Лечиться в грязи, целебной грязи, которая вышла из недр земных наружу земли и стояла вечным источником. Старик ещё раз попробовал свои органы – руки, ноги, шея и спина будто помолодели лет на тридцать! Он оглянулся, нашёл своего ишака и, слегка отряхнув грязь, подошёл, взял его за поводья и пошёл твёрдым шагом в сторону своего дома.
Дома, отмывшись от грязи, он сделал некоторые дела, отдал распоряжение своим соседям, посадил на ишака свою старую жену, которая также в силу возраста еле ходила на ногах, и повёз её к тому солончаковому озеру. Он ничего не стал объяснять своей жене, да та и не спрашивала – её шал знает что делает. А всё остальное – на воле Аллаха! Придя к источнику, он велел старухе раздеться и на руках отнёс её в солончак. Вначале та подумала, что её шал (старик - на казахском) спятил с ума и решил её утопить в грязи. Но её смутила та сила с которой он взял её на руки и понёс её, как много-много лет назад… Эти воспоминания убаюкали её страх и она молча погрузилась в грязь.
Солнце палило с неба весенней теплотой, теплая грязь облекла старое и немощное тело и старая женщина уснула, убаюкиваемая нежными слова своего старого спутника жизни… А он причитал, говоря как заклинанье слова о том, что молодость не вернуть, но есть шанс укрепить тело. Эта лечебная грязь может дать им возможность стать самостоятельными, и не ждать помощи ближних для своего тела… И не ждать тихо смерти… Смерти, как освобожденья от мучений из-за дряхлости и немощи…
Через несколько часов старая женщина проснулась, огляделась вокруг и встала. Ум её был ясен, тело не болело. Она шагнула из грязи и почувствовала силу в ногах, она подняла руки и воздела их к небесам!
- О, Аллах Всемогущий! Ты дал мне силу, и я знаю, как мне жить дальше! Теперь я не буду обузой ни своим детям, ни своему старому мужу! Да прославятся твои дела чудотворные, о, Всевышний!...
- Тише ты! – Услышала она голос своего старого мужа. – А то услышит кто и эту грязь засыпят, а нас посадят за то, что занимаемся самолечением! Новая власть не любит, когда что-то делается не под ней…
Он рассказал ей, как ночью забрёл сюда и попал в трясину и уже прощался с жизнью… Не думал, что его смерть будет такой глупой – утонуть в грязи по колено! А через несколько часов вдруг почувствовал в себе силы и встал и вышел. И первым, что он решил сделать – привезти сюда её – свою старую и немощную жену… Чудо свершилось – она также обрела силу, и тело её перестало страдать болями старости. Он объяснил ей, что понял, что хижина эта – лечебница и в древние времена сюда приезжали люди лечиться. Каждый жил в своей комнате и вылечившись, уезжал отсюда, внеся свою лепту либо в укреплении хижины, либо в укреплении ограждения, чтобы сюда не забрёл скот, и не загрязняли источник.
Но жена его сказала, что всё случившееся, это Божий промысел! Бог не зря его сюда привёл! Нужно дать помощь людям и помочь нуждающимся в помощи. Это понятно, что власть не позволит сделать тут лечебницу, да и аэропорт под носом… Кто ж аэропорт закроет из-за грязи?! Надо всё сделать по тихому… Старик согласился и решился на действия. Они продали свой домик на краю города, и переехали в эту хижину. Он написал своим друзьям соратникам по Гражданской войне – приезжайте – ходить станете! Как я сейчас хожу!...
И поехал народ со всего СССР в эту чудодейственную клинику с солончаковым источником. Люди из уст в уста передавали информацию и потому знали об этом чуде единицы. В год приезжало не больше ста человек, в месяц по 15-20 человек. Стоящая на отшибе хижина не привлекала внимания местного населения, и потому никто ничего не знал. Люди приезжали по одному-два человека. Иногда человек еле ходил, и потому был с сопровождающим. Но больше 5 дней никто не задерживался. Уезжая, люди оставляли немного денег старикам в знак благодарности. Со временем набралась сумма, и они рискнули и взяли к себе на проживание внучку из аула. Объяснили детям, мол, нам, старикам помощница нужна… Так и жили они такой жизнью…
***
Мой попутчик рассказывал мне эту удивительную историю, а я затаив дыхание слушал и поражался! Надо же! Столько лет там жил, был рядом и понятия не имел о таких поворотах судьбы! И старик этот ни за что не принимал местных людей – опасался огласки…
- Так вы лечить свою ногу туда едете к нему? – спросил я его.
- Да… Товарищ, фронтовик мой ездил к нему у него похожее было, правда у меня похужее его будет,- с сожаленьем произнёс он. – Товарищ мой тоже сколько лет мучился, по курортам там, по минеральным источникам… лечение там всякое. А всё никак не отпускало. И вот кто-то ему отписал, он и съездил к нему. Как рукой сняло всё, говорит. Вот и мне отписал. Дал адресок. Я и списался с тем стариком. Пригласил, вот еду… Не знаю поможет или нет? Сколько лет уже война как прошла, а ногу не отпускает… Что же за заразу эти фашисты придумали? Уж тридцать восемь лет мучаюсь… меня каким-то химическим снарядом ранило…
- Химическим?! – У меня в памяти всплыли кадры из недавно просмотренного советского фильма про пятерых разведчиков, которым командование дало задание найти и привезти какую-то секретную разработку фашистского командования – химический снаряд… Фильм назывался, кажется, «Пятеро с неба». Классный фильм о советских разведчиках!
-… я служил с 1936 года,- продолжал он свой рассказ,- в кадровых войсках Особой Дальневосточной дивизии. Нашу дивизию создали специально для проведения подрывной диверсионной деятельности в тылу врага. А после Финской войны оказалось, что мы, наша дивизия, была единственно подготовленной к войне в современных условиях. Ведь до этого как воевали советские войска? С саблей наголо и вперёд в атаку, по Будёновски! Как в Гражданскую воевали с белогвардейцами. А новая война ввела новую тактику. Так в Финской войне наше командование с удивлением увидело, что финны не воюют так, как мы этому обучены. Крепкие укрепления и война с малыми силами – спецподразделения на лыжах быстро перемещаются небольшими группами. Ударили, расстреляли и назад в лес! А наши пока очухались, постреляли из пулемётов и пушек, а их уже и след простыл!
Нашу дивизию сформировали из кадровых военных, из тех, кто служил больше 3 лет в армии. И обучали воевать мелкими диверсионными группами. Мы же в Сибири и на Дальнем востоке базировались, а там снега! И чтобы воевать с группами японских диверсантов, требовалось создать армию, состоящую из таких мелких диверсионных групп. Война с Японией затянулась, всё не начинали японцы войну. А вот в Финскую компанию нас и забросили попробовать свои силы. Но финны нас всё-таки потрепали! Они ж всё снайперами прикрывались, а это было в новинку. Потом война началась, а нас с дивизии всё не отправляли в запас… Я уже год почти переслужил и война застала меня на Ленинградском фронте…
Да-а… Война, сынок, это смерть! Смерть на каждом шагу. Надо убивать, чтобы самому не умереть! Там, на Ленинградском фронте, как подумаешь, что в городе дети малые мрут от голода…звереть начинаешь! Ночью сделали вылазку в зиму… А холод был страшный! Немцы и попрятались в блиндажах. Они то видят, что война тут затяжная пошла и сменили боевые части на тыловые… нагнали туда одних пацанов, молокососы одни. Какие они солдаты? Дети… Ну и уснули все – дисциплины то нет! В первую вылазку пошли – смотрим одни молокососы, а в землянках одни порнографические картинки и коньяк на столе. Всех вырезали! Они тут дрочат и коньяк пьют, а в Ленинграде люди с голоду мрут!- Его взгляд вдруг обрёл ярость, а лицо перекосило гримаса ненависти.- Резали их молча и без жалости… Через две недели новую вылазку сделали, опять такие же пацаны – всех вырезали! Собрали всю их провизию и сдали снабженцам – в Ленинград отправьте!- Его глаза вновь сверкнули в темноте и через мгновение потухли и стали опять бесцветными.- На третью вылазку нарвались на матёрых фронтовиков. Сменили тех детей! Но ничего, всё равно шуганули их тоже!
В 1943 на Белорусском фронте воевал. Вызвал командир дивизии нашего ротного, приказ зачитал. Пойти в тыл к немцам и найти их секретную разработку – какой-то смертельный химический снаряд фашисты разработали. Во время взрыва вокруг все мрут от газа, а от осколков умирает человек долго… Не излечивается никто и никогда, вроде от той химии их. Ротный собрал нас – разведгруппу. Нас было пять человек, и приставили к нам одного, он по-немецки чисто разговаривал. Ох, и орёл был! Нож на пятнадцать метров в яблочко бросал! В общем, пошли мы к ним в глубокий тыл, нашли этот склад. Снаряд тот забрали и доставили командованию! Нам – благодарность и на отдых на десять дней в тыл. В тылу был специальный госпиталь для таких, как мы… Санитарки, халаты… Тишина, патефон и трофейный коньяк!- Он закрыл глаза, видимо вспоминая те приятные моменты на войне. Но косо глянув на меня, спохватился и продолжил сухо.- Хорошо было! И начали вдруг фрицы этот госпиталь обстреливать! Как узнали, гады? Всю нашу группу одним снарядом накрыло! Всех убило! А меня в колено зацепило маленьким осколком и вот и мучаюсь до сих пор. Меня то и комиссовали тогда – ходить не могу, волком вою от боли. Отрезать доктор хотел, мол, мучиться не будешь… Но я не дал! Всё-таки боль и стерпеть можно, а без ноги то куда? На паперть? Вот и еду к вашему старику – авось полегчает?
- Слу-у-ушайте… Так кино про вас же есть! Недавно показывали по телевизору – «Пятеро с неба» называется. Но там всего пять разведчиков и один по-немецки разговаривал… Классное кино! И там их на парашюте сбрасывали…
- Были на парашютах две группы с таким же заданием. Никто не вернулся.
Он озадаченно посмотрел на меня, услышав про кино, и переспросил:
- А как в кино командира группы звали? – Я сказал, что не помню.- Да не… Про других это! А так кто бы рассказал? Все погибли, я один живой остался.
Он о чём-то задумался и потом произнёс:
- Вот ведь в жизни бывает – сделаешь чё не то, и оно к тебе возвращается, как бумеранг! Слыхал я про то, как бумеранг всегда возвращается к тому, кто его кинул. Это австралийские дикари, вроде придумали такое приспособление? В «Клубе путешественников» смотрел передачу… И у меня ведь как получилось – украли мы у немцев эту хрень, и нас всех с этим снарядом и положили! Меня вот чуток задело и то всю жизнь мучаюсь… Вот ведь как бывает! Ну, лады, сынок, заговорил тебя байками о войне… Спать пора! Так говоришь, всё правильно в письме про маршрут, и про старика?
Я кивнул головой, подтверждая правильность его маршрута движения. Только до утра надо на вокзале перекантоваться. Я посмотрел на этого уже пожилого человека и понял причину бесцветности его глаз – он на войне столько смотрел смерти в лицо, как говорится, что они, глаза его, устали светиться жизнью! Я потом в своей жизни в дальнейшем, не раз встречал людей с таким пустым взором, и все они прошли войну. И я понял, что это смерть наложила свою печать на этих людей…
Через три часа поезд прибыл в мой город, я поехал к своим, и больше о том ветеране ничего не слышал… Не привёл больше Бог ехать в одном месте. Но в 1989 году в местной Кзыл-Ординской газете прочитал разгромную статью про того старика…. Кто-то всё таки пронюхал про целебный источник, и потом было все, как и должно быть в нашей суровой действительности. Старика обозвали шаманом, занимавшимся лже лечением людей. Якобы из-за его лечения погибали люди, и даже дети! Старика судили и даже дали ему какой-то срок условно, принимая во внимание его преклонный возраст и гуманность советского суда… Хижину ту разровняли бульдозером, грязевой источник засыпали. Несколько лет там был просто пустырь. А потом по плану, там построили больничный комплекс – областную больницу. А на месте того солончака сейчас там стоит главный корпус больницы. И вот парадокс – нужно было уничтожить целительное место, чтобы на этом месте воздвигнуть лечебный центр… Если бы это место использовали бы в лечебных целях, то продолжили бы начатое много лет назад простыми людьми – оберегать святое место! А мы не научились оберегать… У нас всё как в песне «Интернационал»:
…Весь мир насилья мы разрушим до основанья,
А затем, мы наш, мы новый мир построим…
Не ценящий своего прошлого, не будет иметь будущего! Нельзя построить своё будущее на обломках и несчастии прошлого! Те, кто приложили руку к тому, чтобы разрушить тот источник здоровья, сами же и будут нуждаться в нём! Те, кто судил старого человека, сам осужден будет в возрасте преклонном… Те, кому тот старик дал кусочек здоровья, воспользовавшись этим святым источником – сами кому-то когда-нибудь помогут… Потому что в жизни живёт принцип бумеранга – запущенное твоей рукой всегда вернётся к тебе!