Юмор – это такое чувство, когда смешно.
А смешно тогда, когда это чувство взаимно.
Не знаю, откуда берётся. Чёрт знает, может что-то генетическое, надо ленту Мёбиуса размотать и в ДНК поискать. Может, если прадед над падением Чарли Чаплина с небоскрёба не смеялся, то своим внукам бессмысленно растолковываться фразу «посколько время поджимает, я кратко матом объясню.»
Я в повседневности не всем шуткам веселюсь. Кто бывал матерью, в цирке не смеётся. У родителей другие чувства обостряются параллельно с силой голоса. Выражаешься по-армейски, забывая нормальное словообразование, и гибкость русского языка используешь куце, в основном, императив. Типа «здесь вам не тут» и «стоять, бояться, деньги не прятать!».
Ну, например.
Нина: «Мам, что ты готовишь?»
Я: «Тесто для беляшей.»
Нина: «Значит, нам нужна скакалка.»
Я: «Ты хотела сказать, скалка? Скакалка для скакания.»
Нина: «Если я в тебя скалкой запущу, ты тоже будешь резво скакать.»
Я: «Предупреждение. У меня болит голова. Непослушание и резкие звуки у меня вызывают мотивированную беспощадную агрессию.»
Матвей: «Если тебя не слушаться, то резкие звуки – это ты.»
Муж: «Мой брат получил права пилота параглайдера. Теперь он со своим дельтапланом безумно счастлив. Если дальше так пойдёт, он закончит за штурвалом боинга 737. Хотя, знаешь, сейчас на полном серьёзе набирают астронавтов на Марс, с билетом в один конец. Представляешь?»
Я: «Ты предлагаешь отправить Вольфганга на Марс?»
Муж: «Ну, учитывая, что он недавно женился и жена настаивает, что после пятнадцати лет совместной жизни это – чистый расчёт для финансовой безопасности в старости, то терять ему нечего.»
Я: «Да? Слушай, Марс – страшно увлекательно. Ты, случайно, не хочешь присоединиться?»
Муж: «Я, знаешь ли, зашёл в свой винный подвал и обнаружил, что кое-кто с подругой выпил мой Рислинг 2008 года. Так что, да, Марс – это вариант. От нашей семьи летишь ты.»
Матвей: «Нина! Страшная ты обезьяна! Прекрати меня целовать в рубаху на плечах! И не смей реветь, я тебя страшно люблю! Обожаю прямо!»
Нина: «Я в носу не ковыряю! Я исследую внутрости. А вдруг там что-то, что важно знать, а я даже не попробовала выяснить. Сама говоришь: получится-не получится, надо попытаться. Я, кстати, в садике попу пыталась вытирать, пойдём в ванну, выковыряем бумагу.»
За последние два дня то, что запомнилось.
Но юмор – на то и чувство, что ощущается даже там, где не смешно сразу, только закруглив ситуацию, завершив кратковременный цикл, начинаешь ржать.
Я сегодня ехала в сад рано забрать Нину и отвезти её первый раз на урок балета. Уже можно смеяться, потому что наша дочь – выдающаяся танцовщица, в трико и в пачке она сразу выделяется на фоне хрупких тщедушных артисток, выдаётся моментально щедрым и всхоленным телосложением. То есть мы холили-холили, и выхухолили прекрасную фигуру.
Заворачивая к саду на зебре я притормозила, потому что справа, куда заворачивать, ехал безногий инвалид. У него с бедра ноги отсутствуют. Он ехал на старорежимном инвалидном кресле на колёсах, которые надо вращать руками для движения. Теперь это редкость, потому что местные пенсионеры рассекают на чём-то электрическом, развивая вполне приличные скорости. А этот дяденька в горку немного устал и ехал нерезво и криво. Ровно по центру дороги, так что мимо не проедешь, только поверх. Поэтому я ждала. Когда инвалид занял боковой пешеходный ряд, я стала завершать манёвр, но тут мне в лобовое стекло постучали. Некая дама с сыном, явно идя из школы, стояла перед машиной и что-то декламировала, внушительно и энергично размахивая руками. И выражение лица такое ненакрашенное с ядовитой дальнобойной слюной, чисто берлинское.
Я уже тоже местная, поэтому я прямо на перекрёстке машину заглушила, вышла и спросила, что её тревожит в этот осенний день, не переизбыток ли желудочного сока?
«Мы на пешеходном переходе и собирались уже было переходить, когда вы неправомерно вдруг поехали. У нас приоритет, мы гордые пешеходы. А вы – наглая фря на неэкономичном автомобиле, загрязняющем атмосферу и не дающем нам дышать свежим немецким воздухом.»
Я сконцентрировала всю немецкую грамматику и лексику во рту и плюнула (надеюсь) следующее: на то, что вы собирались, мне плевать, а у вас, вижу, зря нет зонта, потому что умею прицельно не хуже вас. Может, вы, стоя на тротуаре, собирались завязать шнурки в дополнительные бантики или спеть строевой военный марш, откуда я знаю, похоже, вы можете. Поэтому пока ногу над зеброй не занесли, я еду. Вопросы? Счастливого пути скатертью!»
Я быстро припарковалась, и бросилась за коляской выбившегося из сил инвалида. Взялась сзади за ручки и сказала типа «спокойно, Маша, я Дубровский. Я вас сейчас моментально домчу куда надо, отдыхайте.» А поскольку время поджимало, так как балет не ждёт, дяденька-инвалид изумился скороходности своего транспорта.
Толкая коляску, я поравнялась с немецкой овчаркой в слюнях и с сыном. Она сначала метнула на меня взгляд «ну, вот сейчас, на просторе, я вырву тебе сердце, оборву уши и запью мочой», но мы на высоких оборотах просвистели мимо. Мой инвалид жил недалеко, поэтому на пути обратно в сад я опять повстречалась с парой «злобная стерва и невинный ребёнок» лицом к лицу. Я уже стала организовывать лицо в морду, когда она сказала: извините, теперь я поняла, почему вы торопились. Прошу прощения.
Я морду обратно улыбнула в лицо и сказала: вы тоже того, не видела я вас, любовалась коляской с инвалидами справа и не видела неспешных пешеходов слева. Так что алаверды в смысле пардона.
Расстались, пожелав друг другу хорошего вечера.
Пока я ждала Нину в балетном процессе, всё это в голове улеглось и начала ржать.
Конечно, дочка выглядит комично, такая она увесистая балерина, очень артистичная, страшно старается, но пол под батманом дрожит.
Но и пешеходная история, завершив в голове свой цикл, тоже вполне себе чувство юмора.
Вы комичность жизни ощущаете?
Поздравляю вас с этим чувством!