Амстердам

Начало: http://www.proza.ru/2016/09/16/1981

В Амстердаме нас никто не должен был встречать. Через сайт я нашла девушку, которая на время уехала в поездку и решила сдать свою квартирку гостям города, в данном случае нам. С аэропорта мы добирались ранним плаксивым утром сами на такси. Водитель с нами не говорил, на его лице еще лежала печать сладкого сна. Мы вертели головами по сторонам, выглядывая из окон и рассматривая еще не проснувшийся город.
Находясь в машине мне казалось, что все дома сливаются в однородную полосу, но, когда я вышла из такси, я заметила, что ошиблась. Каждый дом был уникален, хоть и лепился бочком вплотную к соседнему, вроде бы похожему, но выглядящему иначе. Дома здесь были как близнецы, желавшие самоиндефицироваться.
Наш дом стоял вдоль канала в ряду сгрудившихся братьев. У моста были припаркованы велосипеды, а внизу на воде тоже плотным рядком качались лодочки.
Мы позвонили в квартиру, номер которой мне написала девушка, и внутрь нас пустил заспанный мужской бас. Мы поднялись на нужный этаж, и одна из дверей распахнулась, вышел подтянутый мужчина со щетиной на точеном лице. Протягивая ключи, он улыбнулся нам и показал на противоположную дверь. Когда мы открыли ее, он удалился, бросив нам дружелюбно, насколько он видимо мог: «Если что заходите в гости»
В маленькой прихожей на белой пластмассовой тумбочке, скорее всего из Икеи, лежал большой желтый лист – записка от нашей хозяйки.
«Добро пожаловать Валери и Марсель. Располагайтесь со всеми удобствами. Все приборы оставила включенными в розетки. Кровать одна, так что кому-то из вас придется расположиться на кресле, оно раскладывается, в зале. Внизу у лестницы стоят два велосипеда с желтыми замками, пожалуйста не оставляйте на ночь их на улице. Если что-то понадобиться обращайтесь к соседу напротив, его зовут Коен. Он владелец маленькой лодочки и обязательно вас покатает по каналам. Мой номер вы знайте, если что пишите»
Пока очухивались после перелета, за окном забарабанил дождь. Я уныло уставилась в телик, Марсель заглушал скуку музыкой. Мне не терпелось отправиться на прогулку, но погода не желала налаживаться. Я решила разложить вещи в шкафу, и обнаружила два дождевика с еще одной записочкой, гласящей, что возможно они нам понадобятся. Я радостно выскочила в маленькую гостиную и начала пританцовывать перед лицом Марселя, размахивая находкой. Он вынул наушники и протянул руку к голубому варианту. Мне очень хотелось подразнить его, словно ребенок я уворачивалась и пихала ему в руки розовый дождевик. Эта игра подняла нам настроение, так что мы забыли о том, что вообще - то за окном все-таки непогода.
Внизу нас ждали наши железные кони, которые как на подбор тоже имели соответствующие цвета - розовый и голубой, как будто наша хозяйка подбирала для нас специально комплект в отделе для новорожденных. Выкатываемся на улицу и оглядываемся по сторонам. Дождь идет мелкий, как бисер, оставляющий на лице мокрые точки.
- Ты знаешь, куда мы поедем?
-Куда глаза глядят, в такую погоду, думаю, имеет смысл просто прокатиться по окрестностям.
- Мы найдем потом дорогу обратно?
- Нет, я записала адрес в телефон, думаю, нам подскажут.
Мы начали свой путь вдоль канала, медленно перебирая педалями и поглядывая на воду, которая пузырилась от капель. Потом мы свернули на какую-то узкую улочку и поехали вдоль двух домов, которые как рассорившиеся супруги будто повернулись друг другу спинами, потому что их стены были без окон. Выехав из узкого проулка, мы оказались на чуть более широкой улице со смотрящими на нас блестящими витринами маленьких магазинчиков. Людей снаружи почти не было, все толпились внутри помещений, озабоченно выглядывая на улицу из-за стеклянных преград между теплым уютом лавочек и холодной серостью улицы.
Неожиданно наш путь привел нас к широкой площади, о которой я читала в интернете, что она является центром города. На удивление в отличие от покинутых нами переулочков, здесь было много народу, так же спасавшихся дождевиками. Многих не смущала вода повсюду, и они делали фото или просто гуляли. Раздавалась приятная музыка, и мы заметили гитариста, сидевшего на маленькой скамеечке, так же завернутого в плащик с прикрытым клеенкой инструментом, что делало звук слегка приглушенным, как будто раздававшимся из-под толщи воды.
Площадь довольно большая, и мы сделали по ней пару кружочков, приметив несколько мест, в которые решили вернуться в более сухой день. Прокатились чуть дальше и заметили пару ресторанчиков. Выбрав один, мы попытали удачу, и нам все-таки нашлось место, хоть и казалось, что зал переполнен, и люди даже сидят на явно дополнительных стульях. Нас посадили в уголочек, у окна, что создало нам теплую атмосферу уюта вдали от сырости.
Меню поражает разнообразием, в нем много блюд, которые нам незнакомы. В итоге заказываем сырную тарелку, курицу на шпажках в арахисовом соусе и пиво Хейникен, которым славится Голландия. Под такой пир мы начинаем болтать.
- Боюсь Валери, мне захочется остаться здесь навсегда.
Я смеюсь.
- Подожди, ты еще не все прелести этого города открыл.
- Еды и пива достаточно для выводов.
Он облизывает губы и подмигивает мне.
Играет приятная музыка, от тепла нас немного разморило, и мы заказываем еще выпить.
Марсель наклоняется чуть ближе и спрашивает: «Валери, а вдруг ты не умрешь?»
Я в замешательстве на него смотрю, неужели он так быстро захмелел, что решил так напрямик меня спросить о моей болезни.
- Ну, вдруг чудо, как в кино, или хорошем романе! Вот совершила ты путешествие, потратила кучу денег, а тебе звонит тот врачишка и говорит, что перепутал твои анализы.
Я захохотала, да так громко, что несколько людей повернулись в мою сторону.
- В том то и дело, что так бывает только в книжках да кино. Знаешь Марсель, я знала, что все плохо еще до результатов. Жила с каким - то мечом над моей головой. Который рано или поздно должен был пробить мою черепушку. Я не оптимистка, а совсем даже наоборот. И, наверное, пессимисты — это люди, которые чувствуют наперед, что их жизнь не будет всегда солнечной. С детства какие-то мелкие неудачи, а бывало и крупные, все время спотыкалась, во всех смыслах, пару раз попадала в аварии. Что-то как будто и оберегало меня от катастроф, а с другой стороны, как за руку вело к этому моменту. Поэтому я почти равнодушна к этому факту своей жизни. Я просто хочу успеть, как можно больше увидеть и вобрать в себя.
- А я вот боюсь смерти, - задумчиво протянул мой собеседник. - Она вокруг меня витала постоянно, кто-то умирал в квартале, и все соседи должны были приходить на похороны. Детей водили специально, чтобы показать, что значит быть черным.
Он сделал большой глоток пива.
- И с тех пор я трясусь, как мальчишка, при мысли, что где-то уже притаилась и моя смерть.
- Не думай об этом Марсель, этого мы точно не сможем изменить.
- А как думаешь, что лучше умереть, не поняв, что умираешь или знать, как ты, заранее, что она буквально уже на пороге стоит?
- Не знаю, с одной стороны первый вариант это, как пластырь сорвать, раз и все, прощай белый свет. А с другой, такая отсрочка, как у меня хоть и мучает порой, но дает возможность хоть что-то изменить и доделать. Наверное, я стала бы призраком, слоняющимся по всему свету, если бы мне не дали эту отсрочку.
Марсель усмехнулся.
- Да это отличная идея для мистической книги.
- Кажется, моя жизнь вообще при любом раскладе ложиться на бумагу просто прекрасно. Надо заказать свою автобиографию. Только тебе придется побыть в ней моим любовником, без этого книга не может быть идеальной.
- Я к твоим услугам, - весело ответил Марсель.
Мы вышли из ресторанчика, когда на улице уже стемнело, изрядно охмелевшие. И нам сразу пришла, как будто одновременно, мысль, что улица красных фонарей не сможет подождать другого дня.
По рекомендации веселой компании молодых людей, мы направили наши колеса в нужную нам сторону. Улица эта действительно вся горит красным пожаром иллюминации. Мы сбавляем ход и медленно проезжаем мимо домов с зашторенными витринами. Но вот в одной из них нет занавесочки, а на стуле сидит красивая девушка. Светлые волосы в свете огней превращаются в розовые волны. На ней надет прозрачный пеньюар, который скорее является лишь украшением ее точеной фигуры. Бледная кожа тоже отвечает на красный свет новым оттенком. До того, как мы приблизились она, что-то делала в своем телефоне. Но заметив нас, она хищно улыбнулась Марселю. Я посмотрела на него, с несгораемым любопытством, меня это очень завело, хотелось увидеть его реакцию. Но он смущенно отвернулся и покатил дальше. Поняв, что мужчина не интересуется ею, она пристально уставилась темными глазами на меня. Видимо, она размышляла, кем я прихожусь этому отказавшему ей незнакомцу. Но видя, что я так же смотрю на нее и не спешу догонять друга, она послала мне воздушный поцелуй.  Мое лицо загорелось пожаром, я поспешила удалиться от красотки и ее магии. Но в сердце она посеяла какую-то смуту.
Я решила включить непринужденность, и, догнав Марселя, который на своем пути уже, видимо, заметил в окнах не одну путану, добрался до конца улицы и закурил, похлопала его по плечу.
- Ничего не говори!
Он видел, что в моей голове уже рождаются какие-нибудь язвительные комментарии. Мне хотелось посмеяться над его робостью, потому что меня вновь забавляла и умиляла невинность этого большого мужчины.
- Она была очень расстроена, что не смогла привлечь такого видного клиента, - засмеялась я, выхватывая сигарету из его пальцев и затягиваясь томным дымом. После затяжки мне стало легче, но я почувствовала, что очень устала.
- Надо домой.
И мы потратили еще минут 40 на поиски нашей улицы, и, завалившись на наши спальные места оба тут же отключились.
Мне снилась та незнакомка в окне, она танцевала абсолютно обнаженная при свете красных огней, извиваясь всем телом и маня меня руками, в какой-то момент она запрокинула голову назад, а когда подняла, то я увидела свое лицо. Сердце бешено заколотилось, но я уже проснулась от настойчивого звонка в дверь. Я вышла в зал и переглянулась с заспанным Марселем. Мы тихонько подошли к двери, и с секундной заминкой, открыли ее. На пороге стояла женщина средних лет, с слишком шикарной укладкой для раннего утра, в руке у нее был контейнер, а на лице сияла улыбка, которая как будто вот - вот собиралась разорвать ее лицо.
Она начала что-то быстро говорить, так что я не могла разобрать толком ничего, но она уже бесцеремонно шагнула в квартиру и со знанием где что находится, прошагала в кухоньку. Усевшись на барный стул, она развернула свое сияющее лицо к нам и выжидающе посмотрела, протягивая контейнер.
Признаться ей, что мы ничего не поняли, было неловко. Она явно уже бывала здесь. Может она подруга нашей молодой хозяйки?
Мы, как трое дураков, молча переглядывались, пока женщина не разрушила тишину своим громким хохотом.
- Ох, простите, я, наверное, очень быстро и не понятно говорю по английский? Со мной это случается постоянно, я работаю лектором в университете, все время куда-то тороплюсь, студенты меня просто ненавидят, но я должна выдавать такой поток информации в сжатое количество времени, что им остается только смириться с этим. Я управляющая этого дома, живу на первом этаже, там только моя квартира у лестницы.  Кристен говорила мне про вас, но я все дни перепутала, и только вчера вечером про вас вспомнила. Не дело управляющей не поприветствовать новых, хоть и временных жильцов. Это запеканка. Сегодня утром специально для вас приготовила.
Поток слов лавиной обрушился на нас. Но в этот раз все более или менее было понятно.
- В общем, я вас, конечно, не побеспокою. Просто зашла поздороваться. Ко мне можете обращаться в любое время, я домой прихожу около пяти. Мой телефон внизу на информационном стенде. И да, еще вы обязательно обратитесь к Коэну насчет прогулки по каналам. Он очень вас хочет прокатить, просто он немного робок, хотя и пытается с этим справиться. Ну ладно, я побежала.
Она вспорхнула со стула и выскочила из квартиры, так же, как и ворвалась в нее, стремительно и непринужденно. За все это время мы ни сказали не слова. Я повернулась к Марселю и засмеялась. Он сначала неуверенно, но потом с нарастающей громкостью тоже подключился ко мне. Мы стояли и смеялись, все время оглядываясь на дверь, как будто ожидая что женщина-ураган вернется чтобы еще что-нибудь протараторить.
Но стоит отдать ей должное, запеканка была наивкуснейшей. Мы уплетали за обе щеки, и одновременно рассматривали карту на телефоне, чтобы сегодня ориентироваться чуть лучше в городе.
У нас был небольшой план, который конечно мог поменяться, но, по крайней мере, задавал направление. Мы узнали, что на юге города есть прекрасный парк, и решили, что раз за окном сегодня абсолютно отличная от вчерашней погода, то стоит немного впитать в себя природы. Но перед этим мы решили посетить музей. А именно Королевский дворец. Отличное начало дня – окунуться в роскошь и богему.
Для этого даже стоило нарядиться, и я достала платье из сумки, радуясь, что не ограничилась лишь набором бедного художника: футболками, свитерами и джинсами.
Мы решили, что до площади, где находится дворец, поедем той же дорогой. Будучи уже более уверенными в пути, мы добрались до места быстрее.
Сам дворец, когда мы оказались у его входа, навис над нами, буквально заставляя поражаться его величием. Когда мы зашли внутрь, у меня захватило дух от сразу бросающегося в глаза со всех сторон великолепия, я взяла под руку Марселя и прошептала:
«Представь, что ты принц, у нас сегодня очень важный прием, и нужно быть очень серьёзным и скрывать, какие мы на самом деле озорники»
Он улыбнулся, но тут же состроил серьезную мину и важно начал шагать маршевой походкой, а я быстро семенила за ним. Под ногами были узорные ковры или красные дорожки, делающие наши шаги глухими, почти неслышными. С потолка свисали десятки огромных люстр, сверкающих алмазным светом. Одна из комнат была вся белая с множественной золотой лепниной. Я и забыла о нашей игре и ходила с открытым ртом, как потерянный ребенок. Хотелось тыкать пальцем в каждый предмет в этом месте. Мы отстали от экскурсовода, и неожиданно оказались одни. В соседнем помещении слышались голоса, меня охватил азарт. Здесь стоят красивые диваны и кресла, обитые небесно-голубой тканью с тесненным золотым узором. Все это огорожено веревочками. Я заношу ногу и оказываюсь по ту сторону границы.
Марсель начинает гневно шикать на меня, а я с глупой улыбкой сажусь на край дивана. Меня пронизывает какая-то волна волнения, я могу на секунду представить себя богатой кокеткой, которая устала от внимания мужчин, и которая присела отдохнуть от бесконечных вихрей танцев. Я откинулась назад, и обеими руками начала гладить обшивку дивана. Я прикрывала глаза, и мои ресницы трепетали, пропуская лишь свет, мигающий и переносящий меня все глубже в другое время. Я могла видеть сквозь этот просвет дам, которые покачивали головами и махали веерами, разговаривая ими на тайном языке кокетства. Официанты с подносами полными бокалов с розовой пузырящейся жидкостью. Молодые люди склонялись ко мне, протягивая руки с изящными длинными пальцами, призывая составить им партию в танце. От каждого золотого предмета лился лучик блестящего манящего света. Но тут меня дернула другая, невидимая рука, и вот я снова стою на красной линии дорожки. Сердитые глаза Марселя смотрят с теплым упреком. В комнату входит другой экскурсовод, и мы присоединяемся к ним. Обсуждать мы не станем с Марселем эту мою выходку, но думаю, он тоже очень бы хотел разделить со мной это особенное чувство, но кто-то должен оставаться здравомыслящим.
Мы провели там около сорока минут, потому что дворец огромный, и его не хотелось покидать. Хотелось залезть в большую кровать в одной из комнат, накрыться шелковым одеялом, и ждать, когда слуга принесет какао на подносе прямо в постель.
По дороге в парк мы останавливаемся у цветочного рынка. В глаза бросается пестрота, в нос ударяют ароматы, это пьянит.  Красные, желтые, сиреневые, оранжевые, синие, белые. Розы, тюльпаны, розы, тюльпаны, кактусы. Для моего носа это самоубийство. Я бы хотела вдохнуть все это и умереть прямо сейчас. И даже было бы не жалко.
- Марсель, на похороны закажи цветы из Голландии.
Марсель явно хочет поворчать на меня, в духе: «Что за глупости ты говоришь». Но я не даю ему и слова произнести, так как порхаю над этими клумбами, как бабочка, наклоняя свой нос то у одной лавочки, то у другой. Я прошу Марселя встретиться на выходе, потому что хочу побродить одна. На самом деле хочу сделать ему подарок. Стою долго у поляны кактусов, и, наконец, решаюсь взять большое пузатое растение, с мягкими колючками, и большой красной шапкой поверх.
Марсель встречает меня с букетиком черных тюльпанов. Я протягиваю ему свой подарок, он свой. Мы смеемся, как приятно, что нам даже не нужны слова, чтобы шутить друг над другом.
В таком приподнятом настроении в парке мы внезапно оказываемся с бутылкой вина.
- Кажется, это входит в привычку выпивать в парках.
Я не отвечаю, а откидываюсь на плед и рассматриваю кроны деревьев, смыкающихся над головой, и пропускающих отблески света. Во рту у меня приятный бархатный привкус от вина, в носу поселились, как будто навсегда, запахи цветочного рынка, легкий ветерок ласкает мое лицо.
И невольно начинаю думать о вчерашней незнакомке.
- Марсель я никогда не спрашивала, но у тебя, возможно, есть возлюбленная? А я тебя вырвала у нее.
Он хмыкнул.
- Бери выше Валери, у меня есть бывшая жена.
Я резко поднимаюсь, чуть не проливая на себя вино.
- И на самом деле ты дала мне отличную возможность сбежать от нее. Она просто чокнутая, и я ее безумно люблю, да и она меня. Но она действительно без тормозов, думаю, по возвращению она бросится на меня и растерзает. Но думать об этом я не буду.
- То есть вы стали мужем и женой, потом выяснилось, что она не совсем нормальная, вы развелись, но вы все еще вместе.
- Звучит сложно, и я бы хотел сказать, что это только звучит сложно, но нет, так и есть на самом деле.
- Но ведь пока ты здесь, она может найти кого-то себе.
- Мне искренне жаль этого человека заранее.
Я посмотрела на него с недоумением.
- Но ты по ней скучаешь?
- По каждой ее истерике.
Это было странно и мило. Не могла даже подозревать, что у тихого и робкого Марселя есть истеричка-жена. Но это имело смысл: баланс и все дела.
- У меня тоже был молодой человек, помнишь его?
- Да, он, почему то, никогда не любил ездить в твоей машине.
- Считал, что это кичливо. Он был очень требовательным. А я его все равно любила. Вот такие мы странные существа, любим наперекор всему. Нас обижают, нас ломают, а мы приползаем на коленях обратно, прося обнять и принять.
Я почувствовала, как мои щеки загорелись пунцовым пожаром.
- Он даже просил меня бросить все мое дело, хотел, чтобы я была домохозяйкой. Считал, что из нас двоих слава должна быть у мужчины. Достаточно консервативные взгляды. Я бы и приняла их, но он был художником, он был беден, никакой славы у него не было, но он считал, что это моя вина, что это я тщеславна. Иногда мне казалось, что он меня ненавидит.
Я впилась пальцами в траву, почувствовав, что повышаю голос.
- А иногда мне казалось, что я его ненавижу. Но я так боялась одиночества. Я готова была на все. Мой рак спас меня от краха, какая ирония. Когда я сообщила ему, что начну проверяться на онкологию, через неделю он собрал вещи и уехал. Оставил мне записку: «Нам будет лучше врозь». Но самое страшное, что через неделю, разбирая его вещи, я нашла кольцо, он хотел сделать мне предложение, я могла бы быть его женой. Но даже его желание связать свою жизнь со мной, не помешало ему уйти. Думаю, он бы бросил меня, даже если бы мы были супругами. Я тянула его на дно, хотя на самом деле он там и так был.
Я поняла, что сказала так много обнаженного и откровенного, что, не глядя на Марселя схватила бутылку и опрокинула в себя холодную алую жидкость, которая тут же ударила мне в голову, рассеяв все эти воспоминания, лежавшие на моей душе мертвым грузом.
Все это создало неловкость между нами с Марселем. Тогда он сказал:
«Иногда лучше, чтобы такие люди уходили из нашей жизни, я, может быть, и хотел, чтобы моя жена исчезла так же, и лучше без записок. Ее любимым занятием было бить посуду, но еще больше она любила швырять ее в меня. Есть у меня пару шрамов, которые всегда будут напоминать о ней. И причины ей были не нужны: задержался на работе, держи десяток разбитых тарелок, ты придержал дверь какой-то незнакомке, держи пепельницу в голову, ты не смотришь на меня с теплом, держи цветочный горшок прямо в грудь. Это все как война - отношения. И не всегда бой равный, и если противник капитулировал Валери, что ж нужно выдохнуть и отправиться в кабак смывать все ужасы сражений»
Я заглянула в его глаза, цвета теплого меда, и протянула к нему руки. Он сгреб меня в охапку и прижал к сердцу, которое глухо стучало в мощной грудной клетке.
Вино знало свое дело, и хмель окутал меня. На небо стали спускаться сумерки, мы собрали вещи и медленно пошли к выходу из парка. Под влиянием этого трепетного разговора и алкоголя, я поняла свое главное желание сейчас.
- Марсель, я, пожалуй, покатаюсь еще немного одна, если ты не против. Держи ключи.
Без всяких расспросов он кивнул, расстаемся мы на главной площади, он лишь кричит мне в след: «Будь осторожна»
А я еду на улицу греха. Паркую велосипед в самом ее начале, и на нетвердых то ли от волнения, то ли от опьянения ногах, направляюсь к желанной витрине. Когда узнаю нужное крыльцо, к моему разочарованию вижу, что штора плотно задернута. Я кусаю губы почти до крови, разворачиваюсь лицом к каналу, протекающему посреди улицы, перегибаюсь через перила и смотрю на свое колеблющееся отражение в красных огнях.
И тут слышится скрип за спиной, я резко оборачиваюсь и вижу ее. Она хищно мне улыбается и манит за собой своим тонким пальчиком, с маленьким колечком на нем. Я выдыхаю и быстрыми шагами спешу оказаться в той самой комнате. А когда это происходит, у меня сначала складывается ощущение, будто я и не уходила с улицы: комнатка почти лишена света, кроме тянущейся по периметру всего потолка гирлянде с красными огоньками.
В комнате немного предметов мебели. Большая кровать с прозрачным балдахином над ней, сама постель идеально заправлена, как будто по линейке. Напротив стоит столик с большим зеркалом, на нем - разные баночки, поблескивают украшения, на стуле стоит большая кожаная сумка. В углу притулился шкаф. В соседней комнате виднеется полоска света из, как мне думается, ванной. В самом помещении витает запах терпких сладких духов и лака для волос.
Она стоит посреди этого маленького пространства, будто ожидая, когда я смогу все впитать. Она высокая, сегодня ее волосы снова уложены хорошо звлачеными волнами. На губах темная помада, возможна она красная, но в этом свете она кажется черной. На шее уютно устроилась жемчужная нитка. Сегодня девушка в другом наряде. Кружевное белье телесного цвета сливается с бледностью ее кожи.
- Присаживайся, крошка, - она указывает рукой на кровать. Последнее слово звеняще застывает в ушах.
Девушка достает телефон и ставит музыку: звуки скрипки начинают задыхаться в порывистых мелодиях.
Она не ждет меня и присаживается первая. Видя, что я стою в нерешительности, она касается своей ладонью моей и тянет к себе. Какая у меня сейчас пустая голова, совсем не могу думать. А она так близко, смотрит на меня своим взглядом рыси, изучающей жертву. Я не смотрю на нее, а она медленно делает свое дело. Сначала куртка покидает меня, затем ее пальцы скользят по шее, как будто нащупывая пульс, который уже так част, что сердце вот -  вот выпрыгнет. Ее тонкие пальчики быстро расстёгивают молнию на моем платье. Я все еще не повернула к ней своего лица.
Скрипка визжит на последнем издыхании. И резко сменяется тихим лепетом пианино.
Я чувствую ее ледяные губы на моей шее. На секунду: а может я уже умерла, и сама смерть принимает меня к себе в любовницы. От этой мысли я поворачиваюсь, наконец, навстречу к ней, тянусь к ее темным губам и прижимаю ее холодное тело к себе.
Когда темнота блаженства отступила, она встала и бессловно ушла на свет ванной. И я понимаю, что она не смерть, я обманулась. Судорожно натягиваю на себя вещи и выскакиваю из тьмы во тьму. Белые лебеди проплывают по каналу мимо, удаляясь, гордые и недоступные.
Я пытаюсь вспомнить, где оставила велосипед, и почти пробегаю его, не заметив. Что-то нехорошее надвигается на меня волной. Как будто я отдала все тепло ей. Я не знаю, как добралась до дома. Окоченевшими пальцами жму кнопки домофона, Марсель впускает меня.
Спотыкаюсь о ступеньку в подъезде и ладонями глажу их. Мелкая пыль пристает ко мне, маленькая царапинка начинает кровоточить и смывать струйкой грязь. Я слышу шаги, поднимаю голову и вижу, закрывающую свет, фигуру моего друга. Он подхватывает меня под руки, говорит что-то, а мне смешно. Без причины. Как все нелепо.
В квартире горит ярко свет, я прошу его выключить все. И он выключает. И я выключаюсь.
В этом бесконечном сне было ее лицо. Светлые волосы блестели как отполированное серебро. Уголки рта приподнимались в усмешке. Она была голая и открытая. Ее рука с вызовом тянулась ко мне и каждый раз я отвечала ей взаимностью. И каждый раз, как только ее пальцы смыкались на моем запястье, снова темнота. А потом опять ее лицо.
Открыв глаза, я испугалась того, что комната была погружена во мрак. Я подскочила резко на кровати и меня замутило. Я, прикрывая рот рукой, добралась до ванной и очистила желудок, который оказался на самом деле пустым.
Отражение в маленьком зеркале испугало меня. Темные круги заменили мои глаза, на лице блестели мерзкие капельки пота, волосы колтуном свалялись, где - то на плече. Я хотела пожалеть себя, поплакать, но мысль о Марселе сбила меня. Где же он? Вернувшись в комнату, я обнаружила, что мужчина мирно спал в кресле, которое он перенес в мою комнату и поставил у окна. Я вновь почувствовала слабость и плюхнулась в омерзительные простыни. Нет, я не могу на них спать.
Я тихонько начала стаскивать постельное белье, когда Марсель зашевелился, а затем чертыхнулся и подскочил ко мне, вырывая у меня из рук одеяло и пытаясь уложить на него.
- Ты что, тебе нельзя вставать!
- Почему это?
Он смотрел на меня как на сумасшедшую.
- Да ты провалялась в беспамятстве несколько дней, а теперь бодрая решила заняться делами по хозяйству?
- Да я просто не хочу спать на этих простынях, и вообще хочу в душ, и есть…
Я прервала речь, так как осознала, что он сказал. Дни, мой сон длился целые дни, и я ничего не подозревала.
- Да, я иду в душ, а ты, пожалуйста, поменяй мне постель.
Утром я мирно лежала укутанная в свежее одеяло и пьющая горячий чай. Марсель сидел на кресле и внимательно следил за каждым глотком.
Когда я отставила чашку, он спросил: «Началось?»
Я кивнула.
- Скорее всего. Но это не конец. Силы вернуться ко мне. Надо увеличить дозу таблеток.
- Тут к тебе приходили
- Что?
-Девушка…та девушка с улицы…в общем…
- Я поняла! Что она хотела?
- Хотела увидеть тебя. Знаешь, в жизни она выглядит иначе. Она обещала зайти сегодня еще раз. И вернула твою куртку.
Я смущенно уставилась на друга. Он улыбнулся, как бы говоря: «Меня это не касается»
В середине дня, когда я валялась, смотря в белый потолок, раздался звонок в дверь. Я села в постели, и почувствовала, как по коже бегут мурашки, схожие с теми, как когда ты, будучи ребенком, ждешь прихода врача. Сначала голос Марселя, потом ее.
Я поправила волосы, уже не успеть посмотреться в зеркало, остается надеяться, что я не выгляжу умирающей больной. Она вошла и поразила меня той несхожестью ее ночного образа с настоящим.
Локоны превратились в скромный хвост, яркий макияж сменился полным отсутствием косметики на лице, наряд никогда бы не натолкнул на мысль об ее откровенном ночном облике.
- Крошка, как ты? - обеспокоенно и довольно развязно спросила она.
Я таращусь на нее, не зная, что сказать. Манера поведения, которую я успела уяснить за то короткое время, напротив, не изменилась.
- Ты убежала, оставив куртку, там была бумажка с адресом, когда я решила тебе ее вернуть, выяснилось, что ты плохо себя чувствуешь. И я вдруг ощутила беспокойство.
Она озадаченно присела на краешек кровати.
- Мне кажется, я могу прочитать твой мысли, ты не понимаешь, зачем я пришла. Просто ты мне не заплатила.
Меня бросило в краску, я попыталась высвободиться из одеяла, нужно найти кошелек.
Но тут раздался звонкий смех. Она насмехалась надо мной.
- Крошка, неужели ты такая доверчивая? Ведешь рядом со мной себя как двадцатилетняя девчонка.
Я с облегчением откинулась на подушку и слабо улыбнулась.
- Знаешь, а ведь ты ни слова не сказала, ни тогда, ни сейчас, я была бы не прочь услышать твой голос, - она нахмурила брови и развернулась всем телом ко мне.
У меня же, как будто во рту пересохло, язык не желал выдавать никаких здравых мыслей. Перебарывая себя, я сказала: «Я действительно удивлена нашей повторной встрече, я сильно приболела, и думать мне удавалось с трудом. Но на самом деле мне приятно увидеть тебя снова, за пределами того мира»
- Тот мир? Очень поэтично, я так и думала, что ты какая-нибудь творческая личность. Амстердам так и притягивает к себе людей, желающих перекроить вселенную своим особенным видением. Так ты писательница?
- Нет, парфюмер.
- Оу, ну это тоже достаточно творческое дело. Значит, ценишь запахи? Тогда тебе нужно выбираться из этой постели, снаружи свежесть осени, она должна взбодрить тебя.
Это звучало отличной идеей, и мне подумалось, что я действительно хотела бы прогуляться с девушкой.
- А как твое имя?  - смущенно спросила я, опуская ноги на пол.
-Клара
- Валери.
Я оттолкнулась от кровати и встала. Вошел Марсель, как будто почувствовавший, что намечаются изменения моего положение. Как только он появился на пороге, Клара вскочила и с вызовом произнесла: «Мы решили прогуляться, вдвоем»
Это мне не очень понравилось, я хотела бы провести с ней время, но чувствовала, что нуждаюсь в Марселе, как в поддержке. Я сделала несколько шагов к шкафу, собираясь что-то сказать, но мысли спутались, и мое лицо полетело навстречу бежевой дверце.
Они оба с двух сторон подхватили меня.
- Идея это плохая, Валери ты не оправилась, еще нужно время. Думаю, твоей подруге лучше уйти.
Он как-то с намерением избегал обращения к ней и даже не смотрел в ее сторону.
Клара не стала ждать ответа, она положила на столик у двери карточку, видимо с номером телефона, и вышла.
Я бы хотела их обоих поругать за их негласную размолвку, они, вдруг, показались мне такими детьми. Но я лишь, вернувшись в постель, свернулась калачиком и уснула.
Марсель разбудил меня, когда уже было темно. Потрепав меня по плечу, он присел на корточки, чтобы его лицо было вровень с моим и прошептал: «Все еще хочешь погулять?»
Я слабо кивнула. Он помог мне сесть, и надел на меня куртку и ботиночки. Потом легко подхватил и понес на улицу. Там в свете фонарей я увидела снова Клару, она опять изменилась. На ней был просторный теплый свитер, горловину которого украшали много длинных цепочек. Волосы естественными локонами ложились на плечи. В руках была большая корзинка и плед. Тогда я и заметила позади нее мужчину. На его лицо упал луч света, и я узнала Коэна.
Итак, они решили излечить меня прогулкой по каналам Амстердама. Меня усадили на маленькую скамеечку в хвосте лодочки, с двух сторон, как опора, меня поддерживали плечи и руки моих спутников. Правил Коэн, который, как только мы сели, вдруг неожиданно начала петь красивые мелодии. Мы заворачивали в улочки, где не было вовсе пешеходного тротуара. Мы даже могли заглянуть в окна на первых этажах домов. Снова я встретила своих белых знакомцев. Они мирно проплывали мимо, изредка поворачивая голову на свет единственного нашего фонаря. Клара достала из корзинки кусочек хлеба, быстро раскрошила его и опустила руку, почти касаясь воды. Несколько лебедей преклонили голову к ее ладони, стремительно забрав лакомство. Она повернулась ко мне и улыбнулась. Ее лицо излучало какой-то свет, схожий со свечением этих птиц. От этой ассоциации у меня перехватило дыхание.
Коэн тихо затянул:
Осень в надрывах
Скрипок тоскливых
Плачет навзрыд,
Так монотонны
Всхлипы и стоны —
Сердце болит.

Горло сдавило,
Пробил уныло
Тягостный час.
Вспомнишь, печалясь,
Дни, что промчались, —
Слёзы из глаз.

Нет мне возврата,
Гонит куда-то,
Мчусь без дорог —
С ветром летящий,
Сорванный в чаще
Мёртвый листок.
Я подняла на него взгляд, в его глазах отражались блики колыхающейся воды. Он не мог знать всего, но я чувствовала, что текст песни обращен ко мне, к моей душе. Я уткнулась в плечо Марселя, и задремала.
Проснулась, когда мы выплыли на длинную линию канала, с обеих сторон которой разливался желтый свет фонарей. Люди гуляли, где-то лились звуки зажигательной музыки. Мы тихонько двигались уже без помощи Коэна, который присел отдохнуть.
Клара достало из корзины бокалы, бутылку вина, сэндвичи, аккуратно упакованные в бумагу и контейнер с виноградом. Мы пировали, наслаждаясь компанией друг друга. Все мы сегодня были не многословны, но каждый находил какое-то легкое словцо, которое изящно вплеталось в канву нашего непринужденного разговора.
На следующее утром я решила написать письмо своим родственникам.
Кому: Натали Ривера
От: Валери Ревени
Тема: Запахи Амстердама.
Здравствуйте тетя и дядя. Следующей моей остановкой оказались Нидерланды. Здесь царит особая атмосфера постоянного поиска. Мне кажется здесь все ищут себя, реализуют свои способности, самовыражаются.
Я хочу подольше остаться здесь, тем более, что я нашла здесь человека, с которым мне не хочется так скоро расставаться.
Что касается духов, то я слышу этот город так: это терпкость, сладость, даже немного удушающая, которая раскрываясь, потом оставляет неожиданно что-то свежее и обновленное, как после дождя.  Цветы и вода. Капельки росы на тюльпане.
Я надеюсь, что мой замысел выполним. Я рассчитываю на вас.
С любовью Валери.
Я не соврала в письме, я действительно стала почти все время проводить с Кларой. Она открывала для меня все новые места в городе: мы посетили и казино, и ночевали на барже с бутылочкой вина, даже смогли попасть в сигарный салон.
Ей явно нравилась роль экскурсовода, мы болтали о любимых фильмах, книгах и музыке. Иногда брали Марселя с собой, но он нашел друга в лице Коэна, и мальчики были сами по себе.
Наш откровенный разговор случился в музее Ван Гога, когда мы оказались у картины «Спальня художника в Арле»
Мы долго смотрели на кровать, застеленную красным одеялом, как будто манящую прилечь на нее.
Иногда слова просто вырываются из нас, мысли кружатся в голове, но ты стараешься не слушать их, потому что знаешь, что они должны остаться на уровне раздумий. Именно такие мысли и выскакивают наружу внезапно, так что ты не успеваешь прикрыть рот рукой.
- Клара, а как ты оказалась в своей профессии? - неожиданно спросила я, округлив тут же глаза, так как мне даже показалось, что у меня голос изменился.
Она повернула свое бледное, сегодня немного изнуренное лицо, и вымучено улыбнулась.
- Как это бывает у большинства проституток. На жизненном откосе просто вступила на самый легкий, как тогда казалось путь.  Хочешь, чтобы я рассказала?
Я робко кивнула. Мы отошли к скамейке посреди зала и присели.
- Мой отец был художником, абсолютно бездарным, если быть честной. Но этого не признавал. Назанимал кучу денег, все пытался где-то быть замеченным. А потом повесился. Оставив на нас с мамой и сестрой долги. Сестра успешно поступила в университет, нашла жениха. В общем, выползла из мрака. Мать обрела надежду, надеялась меня пристроить. А я начала скатываться. Не доучилась, выгнали из школы в последнем классе. Пыталась работать официанткой, но как назло, вечно попадались места, где кто-то приставал ко мне, предлагал чаевые за особые услуги. А в хорошие кафе меня не брали, потому что до того, я увольнялась несколько раз. Не складывалось ничего и все тут. А потом встретила парня, знатного нарика, шырялся только так. Он мне быстро работу предложил. Ну, я с ним жила, работала так сказать на его клиентуру. Сама начала употреблять. Но долго это не продлилось. Умер от передоза. Я оглянулась на все дерьмо, что в жизни моей творилось, наскребла все деньги, что заработала и сняла помещение на улице нашей знаменитой. Первое время сложно было, конкуренция и все такое. Да и я не особо знала, как самой себя продавать. Но даже в этом деле опыт можно приобрести и наработать. Теперь я сама себе хозяйка. От матери ничего не стала скрывать. Теперь с ее стороны лишь белый шум. Но я стала сильнее, пройдя через все это, приобрела, наверное, какую-то жизнестойкость. Так что скажу тебе крошка, любую подставу судьбы можно пережить. Человек, то же животное, он может и должен приспосабливаться.
Ее история поразила меня откровенностью. Видимо она действительно все это в своей душе перемолола, раз так легко теперь об этом говорила. Во время ее рассказа она лишь иронично улыбалась, будто насмехалась над собой прошлой.
Она приобняла меня и положила голову мне на плечо. От нее шли холодные волны, но теперь они перестали быть мне враждебны.
Мы оставались в Амстердаме так долго, что нам с Марселем казалось, что мы уже живем здесь. Вместо запланированной полторы недели, мы находились здесь три. Обсуждений об отъезде не велось, нам было хорошо, мы даже были готовы съехать куда-нибудь еще, если вернется хозяйка.
В этот вечер мы пошли в бар втроем. Марсель и Клара уже перестали вести себя по-сопернически, но вдвоем я их никогда не оставляла. Но сейчас я почувствовала себя дурно и решила пойти в уборную освежиться. Когда я вернулась, Клара подошла ко мне до того, как я села и крепко обняла. Наверное, она была пьяна. Но она сказала, что у нее появились дела. Я хотела напомнить, чтобы она обязательно мне позвонила завтра, но девушка как-то неловко протиснулась мимо меня и убежала. Я села за стол и заметила озадаченное лицо Марселя. В баре играла громкая музыка, и я решила отложить вопросы на завтрашнее утро.
Вернувшись довольно поздно, я стала снимать куртку, и машинально проверила карманы, не забыла ли я там телефон. Он действительно был там, и мне пришла смс.
«Валери, Марсель рассказал мне истинную причину твоего пребывания здесь. Не знаю, как так получилось, что ты ни разу не проболталась мне об этом, и даже не подумала поделиться. Это могло бы меня задеть. Но задело меня другое, а именно, сам факт твоего состояния. Я сразу начала испытывать к тебе сочувствие, а я считаю это ненормальным чувством, несвойственным мне. Я не хочу быть под его влиянием. Думаю, нам стоит прервать наше знакомство. Я начала привязываться к тебе, возможно даже начала надеяться, что ты останешься здесь. Но ты не только не останешься здесь, ты не останешься даже в этом мире. Мое сердце не может разбиться, потому что оно давно разбито. Поэтому, наверное, тебе пора двигаться дальше, и осуществлять твой замысел. Я не та причина, которая должна остановливать тебя пред твоей последней мечтой. Я так много написала, какая же я стала сентиментальная. Удачи, крошка»
Стало ли это причиной для горя? Скорее нет, чем да. Но это вызвало во мне чувство подавленности. Я поняла, что пора покинуть Амстердам. Гадкий голос, твердящий, что я ходячий мертвец, ожил и начал скрестись в моем мозге. Марсель пытался начать разговор, наверное, хотел извиниться. Он не думал, что я скрываю свою болезнь. Конечно, ведь вся эта поездка уже создает чувство некоего безразличия к этой проблеме.
В городе начались затяжные дожди, и мой спутник, желавший стереть мою подавленность, стремительно собрал наши вещи и отвез меня в аэропорт буквально через день. Я видела, как они с Коэном пожали руки, наверняка обменялись номерами. Управляющую мы так и не застали дома, поэтому попросили соседа передать благодарность за прекрасную запеканку.
Дождь застилал нам город в окнах такси, как будто скрывая от нас его грустный лик. Он хотел остаться в нашей памяти благоухающим и дурманящим.  В машине я закрыла глаза, и мне живо представился цветочный рынок. Тюльпан я подарила Кларе, и думаю, теперь он имел совсем другое значение для нее.  Я бы хотела, чтобы она пришла на мои похороны. Чтобы привезла на мою могилу черные тюльпаны. Хочу, чтобы она выглядела шокирующе эпатажно, чтобы все мои знакомые удивились кто это неземная девушка с черными цветами в руках.
Я уже думаю о похоронах.
Эта мысль вызывает у меня горькую улыбку.

Аэропорт.
Мы долго сидим в аэропорту. Я не знаю, куда я хочу. Можно было просто остаться здесь, жить в аэропорту, быть местной чудачкой, а потом повесили где-нибудь здесь именную табличку.
Я просматриваю разные варианты на сайте, где люди предлагают взять себе жильцов.
Марселю не очень нравится моя апатия, он перечисляет разные направления, иногда тыкает пальцем на те или иные предложения на сайте. Мимо нас проходят десятки людей, которые после некоторого ожидания, во время которого читалось в основном с их лиц какое-то постное выражение, стремительно поднимались и убегали, больше не возвращаясь.
Наконец я молча встала и ушла к кассам. Отстояв в очереди, я вернулась к Марселю, который уже, кажется, начинал дремать, и положила ему билеты на колени. Он взял их и внимательно изучил. Потом кивнул и улыбнулся со словами: «Тогда я за кофе?»