Беженцы

               
Очень давно мне снилась комната  с белыми, белыми занавесками на окнах,  в которой стояла одна кровать и я спала там. Разве могла я знать, что это будет больничная палата, где я буду частой гостьей.
   Пять лет Северного Сахалина, и двенадцать лет Коми АССР. Вот такой путь прошли мы с мужем, и затерялась наша молодость в метелях и буранах, как и не было её. Начались перестроечные времена. Многие занялись фермерством. И мы купили домик на Ставрополье с двадцатью пятью сотками земли, завели хозяйство и начали строиться. Саша сначала работал в колхозе водителем, а затем улетел в Тюмень по вахтам. Он был буровым мастером. Всё остальное осталось на мне. Внучка 2,5 лет, дочь школьница, огород и хозяйство. А у меня рост 1м.58см. и вес 55кг. В Чечне вовсю шла война. Беженцы сутками ездили по хуторам и сёлам Ставрополья в поисках хоть какого-нибудь жилья. Мы оставили свою квартиру, когда эта бойня только назревала. У моего брата по площадке в доме жилы соседи ингуши. И однажды сосед сказал брату. Николай, бежите отсюда, здесь скоро такое начнётся. Но бросать насиженное место было жалко. Почти все жители пос. Карабулак взяли участки под дачи, построили домики, кто какие смог, уже начали собирать урожай со своих участков. Рядом проходила трасса Ростов - Боку и дачи были хорошо видны. Это было райское место, особенно весной, когда зацветали сады. Запах разносился на километры, дачи тонули в цветах, как в белой дымке, да и весь посёлок тоже. Народ не хотел верить и слушать, что самое страшное ещё впереди.
   Мы с мужем ехали на машине из Коми АССР в отпуск. Трасса проходила между ингушскими аулами и казачьими станицами. Вдоль всей трассы протянулись лесополосы. Я, как то случайно повернула голову вправо, чтобы не проехать поворот в посёлок, а в лесополосе, в канаве, лежали солдаты с ручными пулемётами. Мы подумали, что это идут военные учения и поехали дальше. А когда ночью начали стрелять, поняли, что сосед брата говорил правду. Утром собрались на семейный совет. Стал вопрос о смене места жительства. В соседней станице Орджоникидзевская жила моя сестра с семьёй в собственном доме, который недавно построили. Столько труда было вложено в этот дом и радости,  когда вошли в него. Думали, что теперь они могут жить спокойно до конца своих дней. Но и они решили, что мы паникуем. Что наше правительство не допустит никакой войны, тем более, внутри страны. Да и сколько той Чечни. Чуть больше лаптя по размерам. Однако все ошиблись. Мы с Сашей тут же уехали на Ставрополье               
   В с. Кочубеевское жил мой племянник, он и посоветовал нам поискать жильё в селе Казьминское.  Колхоз миллионер, председатель хороший хозяин, зарплату выдают вовремя, да и с. красивое. Поехали мы пытать счастья, но  дома, участки и даже хаты-завалюхи были уже скуплены. Но, на краю села, умерла бабушка и сын, который жил в Ставрополе, продавал  это подворье. Соседи дали его адрес и мы поехали. Привезли его в село, оформили задаток и отвезли обратно. Потом ещё несколько раз привозили и отвозили. Чтобы оформить все бумаги. Это был апрель месяц. Вот мы и хозяева своего поместья с участком 25 соток земли.
   Посадили картошку и уехали за вещами на север в г. Усинск. Отправили контейнер и вернулись уже к себе домой. Купили трактор с прицепом, начали заготовку стройматериалов. С начала для подсобных помещений, так как домик отремонтировали сразу. Выбросили русскую печку, провели газ. Сделали отопление. Во дворе кран с водой (до того был только басеин), всё выкрасили, выбелили, сделали из убогого жилища теремок. Соседи ходили к нам, как в музей. Условий в доме не было, первое, что построили, туалет во дворе. С соседями подружились  сразу. Нам было по 39 лет. Двор наш был огромным, можно было загонять несколько машин. И побежали беженцы из Чечни. Ох, как же вовремя мы оттуда уехали. К нам приезжали и знакомые и не знакомые люди, спрашивали хоть какое-нибудь жильё. А у нас там остались родные. Сердце рвалось на части. Я два раза ездила в Карабулак, уговаривала всех уехать.  Но, родные надеялись, что война временная и скоро всё наладится. А вот когда к сестре постучали в калитку и спросили; Дом продаёте или так отдадите? Тут стало не до шуток. Через дорогу от нашего дома в с. Казьминское развелась семья и подворье выставили на продажу. Я быстро оформила задаток. Кто первый из моих приедет, тому и будет. Первым квартиру продал брат, ему и досталось это жильё.
   Сестра выставила дом на продажу в этот же день. Долго ждать не пришлось покупателя. Дом новый и почти в центре станицы. Договорились о цене вечером, а утром должны были принести деньги. Но покупатель предложил заплатить  вечером. Галина с мужем отказались. Проводили купца, заправили полный бак бензина в машину, сложили всё необходимое  в дорогу. Утром получили деньги и ходу. Оглядывались до самых Минеральных Вод, боялись погони. Я и им, как и брату, нашла жильё и оплатила задаток. А когда они привезли деньги. Оформили все бумаги. Оставшуюся сумма с продажи дома бросили у нас и уехали собирать вещи, чтобы перевезти на новое место жительства. Но выехать было уже практически невозможно. Если кто то и соглашался перевезти беженцев, то сначала смотрел какие вещи и сколько, оценивал, а когда понимал, что есть чем поживиться, соглашался. Затем машину загружали с вечера и водитель исчезал вместе  с вещами. Искать было бесполезно, да и не безопасно. Русских водителей не было. Но сестра работала в АТП токарем и к ней с уважением относились все водители. Как и все с вечера загрузились, а утром, оплакав дом со всех четырёх сторон снаружи и внутри, перекрестились и поехали. Плачь, не плачь, а бежать надо, чем скорее, тем лучше. Приехали вечером под Новый год 30 декабря. Было много снега и очень холодно. Собрались все разгружать машину, работали, как муравьи. Спешили, быстро темнело. Вещи бросали на пол, хозяйственные товары заносили в старенький сарай, а соленья в подвал, который дышал на ладан. В этом дворе жила пьющая семья и потому всё было в жутком запущении. Ну, слава Богу, мои все в куче, остались Сашины родители. Но свекровь твердила, что жалко дачу, ремонт в квартире, да и возраст их был не юный. А когда в их доме ингуши скупили все квартиры и они остались одни русские, пришло решение - уезжать. Квартиру продали, а ехать некуда. У нас маленький дом, семья, да и свои вещи  свалены в сарае. Их младшая дочь, Наталья, раньше уехали с мужем в Краснодарский край. Председатель отделения” КУБАНЬ” раздал беженцам по комнате в доме бывшего помещика. Родители дважды приезжали к нам, искали жильё, но ничего не продавалось в тот момент.
   И вот, четвёртого декабря, в Сашин день рождения, Наталья приехала к нам и сказала, что надо ехать забирать родителей. Тут я взорвалась. Правильно, другого дня, как в день рождения, не могли выбрать. Когда я вам говорила, что война надолго, уши закрывали, а теперь я должна мужем рисковать. Но кричи, не кричи, я то своих забрала всех. И они поехали на нашей машине под страхом смерти. Думала, что не дождусь его, прислушивалась к каждому шороху. Саши не было 3 дня. Сообщить, где он и что с ним, не представлялось возможным. Когда на четвёртый день в обед почтальон подошла к калитке, чтобы опустить почту в ящик, меня бросило в жар, в глазах потемнело и я присела на диван. Стена, около которой стояло пианино, стала отдаляться от меня, диван подо мной ходил ходуном, как при землетрясении. Я плохо видела. Дома никого не было. Это было началом моих мытарств по больницам и скорым. Диагноз-гипертония на нервной почве. Саша вернулся вечером, в доме скорая. Меня вернули с того света и посоветовали беречься. Конечно, советовать легче, это обязанности врачей. Но жизнь диктует нам свои условия.
   Ну, вроде все покинули зону боевых действий. Сашин старший брат Иван купил дом в Калмыкии г. Городовиковск. Жили мы все в Карабулаке рядом, а с Иваном и Любой (его жена) в одном доме, только в разных подъездах. Люба была зав. кондитерским цехом в столовой, они работали в Индии три года, семья была обеспеченная. У Кулаковых  все мужчины были нефтяниками. И когда Иван уехал с вещами в новый дом, Люба с младшей дочерью Алёной осталась оформлять куплю-продажу квартиры в Карабулаке. У Любы сдавали нервы, начались сильные головные боли, жалко было бросать любимую работу, обжитое жильё, друзей, да и само место, где жили. Вечером ей стало плохо. Алёна позвонила Любиной подруге и они с мужем увезли её в госпиталь г. Владикавказ. Она ничего не говорила, речь отнялась. Госпиталь был полон раненых и её не хотели принимать, но подруга уговорила врачей. Любу обследовали и выявили рак головного мозга. А ей только 49 лет, красавица с русой косой ниже пояса, пожалуй, самая красивая женщина посёлка. Надо было срочно сообщить Ивану, но связи не было. Он ничего не знал, спокойно разбирал вещи и ждал Любу с дочерью. Прошло две недели, Любы становилось всё хуже. Надо согласие мужа на её операцию. От Ивана приехал один парнишка с запиской, чтобы Люба выезжала. Ване передали этим же парнем другое сообщение. Он всё бросил и приехал. Подписал согласие на операцию. Друзья приютили их с Алёной у себя. Любе нужен был уход.  Поток раненых не прекращался, врачи работали на износ. Хирург, оперирующий её, уверял, что операция прошла успешно, и она поправится. Были уплачены не малые и последние деньги, ведь на кону стояла её жизнь. Да какие это годы 49 лет, жить да жить. Но, разве те, на которых надеялся народ, думали о том, в 49 лет не хочется умирать, что народ страны отдаёт большую часть своей зарплаты государству, так называемые профсоюзные, платит налоги, коммунальные услуги, за дороги при наличии машины. Не хватит пальцев на всех конечностях, чтобы всё перечислить. Да кому нужны эти люди и кто будет забивать ими голову? Тут есть над чем подумать, кроме  народа. Чёрное золото, вот что не даёт спокойно жить и спать. Из нефтяной трубы течёт валюта, нужно только вовремя подставить тару для её упаковки. И начали рвать Кавказ каждый под себя. Кто только за нефть, а кому то месть не давала покоя. В чём был виноват русский народ, когда всех ингушей и чеченцев выселили в Казахстан? Разве у людей спрашивали совета? И люди заселялись в дома бывших хозяев не потому, что радовались их отсутствию, а потому, что коровы ходили по сёлам и аулам мычали не доеные. Скотина погибла бы с голоду, дома бы разрушились. Родители моего мужа тоже жилы в хозяйском доме, содержали его в чистоте и порядке. А когда хозяева вернулись, они покинули их жилище и потом ещё много лет были друзьям, приезжая в гости в село Первомайское, где родился мой Саша. Простой народ он потому и называется простым, ему в этой каше не понять, кто прав, кто виноват. Каждый тянет одеяло на себя и думает, что он прав. У нас на площадке в доме жила семья ингушей из села Яндырка Амирхановы Лена и Саша мы их так  по - русски называли. У них был сын, а у нас дочь, дети одного возраста и если одна из нас уходила по делам, то вторая кормила обоих детей грудью. Значит, был мир. Так зачем же его разрушили так грубо и жестоко, посеяв вражду между народами, жившими веками в мире?
   Началась подготовка к операции. Сначала Любы начали обрезать её шикарные волосы, она ловила их руками, когда они падали с плеч и плакала. Операция, по словам врачей, прошла успешно. Через время Иван  забирает жену  из госпиталя - коек не хватало. Раненые поступали и поступали. Такое чувство, что шла мировая война. Люба, как тогда казалось, пошла на поправку. Уже сама держала ложку в руках. Радости не было предела. И это считали победой. Но радоваться долго не пришлось, опухоль вновь дала о себе знать. Через три месяца после операции она умерла на руках у Ивана, не переступив порог нового дома. После похорон Ваня с Алёной уезжают  в Калмыкию, оставив могилу на попечение родственников. Любу похоронили в Осетии. Через три года на нервной почве от рака печени умер Ваня, успев выдать Алёну замуж.
   Все беженцы начали строиться, т. к. почти все купили старое жильё. Наш трактор с прицепом служил всем трём семьям великим подспорьем. По очереди каждому привозили блоки, кирпич, цемент. Песок грузили лопатами в сельском карьере. Помогали друг другу сажать и копать картошку, это был основной продукт питания, который меняли на комбикорм для животных, на арбузы и на многое другое. Обзаводились хозяйством, учились доить коров, брали в колхозе по 2-3 гектара свеклы. Пололи и после сбора урожая получали сахар. В общем, выживали. Работа помогала отгонять мысли по прошлому, брошенному не по своей воле. Местные жители завидовали трудолюбию беженцев, говорили, что такие дома беженцы не строят. А мы строили сами, никого не нанимали. Сами делали саман, кирпич, блоки, сами заливали фундамент. В сёлах жители многие были пьющими людьми и потому ветхое жильё для них была норма. А мы привыкли к порядку, пить нам было некогда. Нас с Сашей считали хорошими хозяевами и  относились с уважением. Саша работал буровым мастером. Не плохо зарабатывал,  соседи приходили занимать деньги и на свадьбы, и на стройку. Мы, по возможности, не отказывали. У нас в Чечне дружба была в цене, до начала войны. Я не была там 27 года. У меня мамочка похоронена в ст. Орджоникидзевской и я не стояла у её могилы все эти годы.
   Мои брат и сестра успели построить дома, а мы начали учить младшую дочь в Пятигорском институте иностранных языков и стройку отложили. Но не зря, потом мы это оценим. Сестре дом достался очень тяжело. Стены выложил старший сын, потолки накладывали всем миром. А вот внутренние работы остались не тронутыми. У Володи, мужа сестры, случился инсульт. Старый дом снесли,  а новый не закончили. Жили в старенькой кухне. У детей свои семьи и заботы, сын, что клал дом, сам строился. Кроме того, он возводил церковь в селе Кочубеевское. От фундамента до последнего кирпича церковь построена его золотыми руками. Сейчас этот храм принимает прихожан. Батюшка обещал поставить камень у входа во двор храма, на котором будет написано имя моего племянника ВЫРОДОВ СЕРГЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ. Ведь это он, беженец, своим трудом дал возможность людям приходить сюда.
   Это не первый дом, который построили Галина с Володей.  У них был большой опыт в строительстве. В Чечне улучшали свои жилищные условия таким образом. Володя работал в колхозе токарем и брал деньги в кредит на покупку жилья. Купят маленькую хатку, пристроят, проведут газ, воду, подкрасят, подбелят. Приведут в божеский вид, продадут по дороже и снова сначала, пока не отстроили последний дом, который отдали за бесценок, чтобы убежать от войны и остаться в живых. А ведь годы не юные, дело к пенсии, которую Володя поедет хлопотать в Чечню. Там он родился, там его корни, там родились его дети, и прошёл основной отрезок жизни. Этот путь по оформлению пенсии пройдёт и моя сестра. Добирались туда на попутных машинах под обстрелами, но документы собрать надо было, иначе, как жить. И пришлось Галине дом достраивать самой. А в доме 120 квадратных метров. Все штукатурные работы делала сама. Полы настилала сама, раствор мешала сама. Покормит Володю, посадит на стул во дворе на солнышко, а сама таскает гравий, песок, воду из басейна, балки на полы, доски, да что я перечисляю, одна, везде одна. Она ещё меньше меня ростом. Работа так её изнурила, что я не знаю, в чём держалась её душа. Вся пенсия уходила на стройку.
   У меня материальное положение было лучше. Часто готовила обед на две семьи и к ним бегу. Был Саша дома или нет, он никогда слова не сказал, понимал, что по одному нам не выжить. А Володя сидит во дворе и плачет, что не может ей помочь, своей маленькой Василисе. Так он называл Галину за её косы ниже колен, уложенные короной на голове. Она и правда была похожа на Василису прекрасную, а может даже и лучше. Дом закончен, в воскресенье второго августа собирались переходить в новый дом. Но Володя оказался первым, кто ночевал в этом большом и красивом доме, только не в постели, а в гробу. Мой Саша всегда перед отъездом на вахту заходил проведать его, а тут не успел. Не хватило времен, а когда прилетел домой, его уже не было. Это уже третий беженец в нашей семье. И, это только начало.
   Обе дочери наши жили в г. Пятигорске младшая училась, старшая работала. Я всю осень закатывала банки с соленьями, вареньями, заготавливала по триста банок, и всё уходило за зиму. Часть увозили детям в город, часть Саша брал на работу на месяц и нам с внучкой. Жили своим хозяйством и огородом. Подсобные помещения построили, баню с парилкой, новую кухню, а вот под новый дом место ещё пустовало. Все сбережения с севера государство помогло определить. Банки обещали хорошие проценты за вклады. Мы продали все драгоценности, вложили остатки денег в банк, надеясь на то, что почти 20 лет , отданных государству, не пройдут даром. А то, как же, много хотите, ребята. Да кому мы нужны. В банке получили копейки, умылись слезами, остались с голыми карманами и начали всё с начала. Семнадцать лет Севера, болот, мошкары, жили в балках, которые зимой промерзали и внутри стены покрывались инеем, а летом накалялись так, что заходить было страшно. Ждали пять лет квартиру. Дети жили с моей мамочкой в Карабулаке, а мы летали по вахтам две через две недели. Летали с Куйбышевской бригадой и только до Куйбышева, а там как карта ляжет. Одни мы были с Кавказа. Приходилось добираться и самолётами, и поездами, и автобусами и такси. А билет на самолёт было не достать. Я переплачивала в кассу двойную сумму, а что делать, нас ждали дома. Когда получили квартиру, детей забрали, и мама от тоски по внукам слегла. Долго не могла привыкнуть к их отсутствию. Её забрала сестра Галина к себе и мама у неё умерла. Это был 1988 год 19 ноября, На похороны я не прилетала, в Усинске был сильный буран,  и рейсы все отменили на неопределённое время. Маму хоронили без меня. 27 лет я не была у неё в гостях.  Русские кладбища разоряли. Надгробия шли на постройку домов, фоторгафии расстреливали. Какое кощунство. А ведь мусульмане не имеют право заходить на русское кладбище, это запрещено Кораном. Нас с мамой разделила Чеченская война, будь она трижды проклята и все те, кто ей развязал.
   От каторжной работы в селе, я так уставала, что скорая приезжала по 2-3 раза на день. Меня медики передавали по смене, как эстафетную палочку. Никакого диагноза не ставили, говорили, что всё на нервной почве, плюс тяжёлый физический труд. Районная больница стала для меня родным домом. Собьют давление, и домой, а там огород 25 соток, хозяйство и стройка. Дай Бог здоровье соседям, никогда не бросали. У меня ночевала соседская девочка, когда Саша был на вахте. А вот когда дочь забрала внучку в Пятигорск, тут то я и вспомнила свою мамочку, мою помошницу, мою голубушку, царствие ей небесное и вечный покой, она заслужила, вырастив семь внуков и двух правнуков. Поняла я, почему она так тосковала по детям и внукам. И стала я просить Сашу переехать к девочкам в Пятигорск. Продали своё поместье и переехали в квартиру старшей Светланы, а себе купили в самом центре Пятигорска домик совсем рядом с музеем Лермонтова. Младшая, Оксана, закончила институт, и уехала в Москву, через месяц и Светлана за ней, а внучка Юля осталась снова с нами. Это был мой спасательный круг. Прежде чем начать строить себе дом, мы решили сделать капитальный ремонт в квартире Светы. Построили большую пристройку, привели в порядок всё внутри, выкопали прямо в кухне подвал, завезли новую мебель. Радовались как дети, что можем помогать своим девочкам. Светлане помогли поднять Юлю, привели в порядок жильё, Оксане дали высшее образование. Теперь надо обеспечить свою старость, дело идёт к пенсии. Купили мы дом на снос, с тем, чтобы построить хороший двухэтажный дом. Проект я добивалась сама. Но, чтобы начать строительство, необходимо согласие всех соседей -двор был общий. Сколько нервов ушло, один Бог знает. Народ злой, завистливый. А чему завидовали? Тому, что я мужа не видела месяцами, что я пытаюсь выжить с семьёй не по своей инициативе, а по вине тех, кто развязал эту бойню. И это никакими деньгами не измерить. Жили бы мы сейчас в своём Карабулаке, все родные рядом живые и мёртвые и были бы счастливы. Ан, нет, кому то это не по нутру. А вдруг и вправду народу будет жить хорошо. Ну, вот, все бумаги на дом собраны, столярные изделия заготовлены, можно ломать старый дом и строить новый. В это время младшая дочь улетает  работать в Испанию, а через месяц и старшая за ней. Всё. Детей в России нет, а мне уже некуда колоть дибазол с папаверином. Давление добивает. Получили письмо от Светланы, где она просит отправить Юлю ей в Испанию. Это был удар ниже пояса. Мы её воспитывали 13 лет, а тут надо отдавать. Упали мы с Сашей духом. Ведь вот смотри, Люба, говорит Саша, все беды начались с той проклятой войны. Дети улетели, потому что страшно жить на Кавказе. Каждый день,  где то, что то, кого то взрывают. У меня глаза не высыхали от слёз, не представляла, как отдам внучку, да ещё так далеко, когда теперь увижу. Но у Саши был крепкий характер и однажды он сказал, чтобы я собирала документы на выезд Юли в Испанию. И начались походы по инстанциям. Сначала опекунство, потом загранпаспорт, затем билеты. Наконец всё готово.
   Саша прилетает с вахты похудевший, бледный. Что случилось? Да что то в желудке болит, какая то шишка, как камень. Больница, УЗИ, анализы, и в результате РАК четвёртой стадии. А Юлю надо везти в Москву в аэропорт. Мы ей ничего не сказали, иначе она не полетела бы. Юля до безумия любила деда. Сам вёл машину туда и обратно. Надо думать, чего это ему стоило. Вернулись, зашли в квартиру и так тяжело на душе. Остались Юлины книги, вещи, её запах, фотографии, всё напоминало об этом маленьком человечке, таком родном и любимом. А двенадцатого июня собрали врачебный консилиум вместе с нами и открытым текстом сказали, что у Саши рак  четвёртой стадии и он не операбелен, но ему расписали на год курс лечения. А, значит, год в запасе у нас был. Так было сказано в его присутствии. Саша вышел, а меня попросили остаться и сказали, чтобы я не тратила деньги на лечение, это бесполезно, ему осталось жить 3-3,5 месяцев. От печени остались бублики, все остальные органы также повреждены, он будет жить, пока не остановится сердце. Врач-онколог обнял меня, дал воды, я умылась тут же в кабинете и пошла, не видя дороги. Саша ждал меня в машине. Я села, и мы молчали минут пять, потом оба заплакали. Мы не стеснялись этих слёз, горе было общее. Каждый плакал о своём. Саша о том, что в пятьдесят лет при росте 1,83 весе 95кг. Уходить из жизни рано. Я о том же, только плюс ко всему одиночество и статус вдовы меня не радовал. За почти тридцать два года прожитых вместе, я никогда не видела слёз на глазах этого сильного человека, если только на похоронах его брата Ивана и родителей, но, тут и камень не выдержит. Прошёл химиотерапию, принимал все препараты, но толку никакого, угасал с каждым днём. Обзвонила все анкологические клиники, везде обещали вылечить, зная, что рак последней стадии. Нужно было только платить. Я снова пошла к лечащему врачу. Он категорически запретил перевозить его куда- либо. Саша решил попробовать голодом выморить рак. Готовила ему различные соки, разбавляла их водой, и этим он питался 45 дней. Слабел и худел на глазах. До ванной комнаты я его таскала на спине, потом шла к соседке, та растирала мне спину, чтобы завтра я смогла снова дотащить его до ванны. Детям сообщила, когда поняла, что времени остаётся мало. Съездила с соседкой на рынок, купила всю новую одежду и обувь, зашла в церковь, взяла всё для погребения. За неделю до этих покупок пригласила священника с Сашиного согласия для исповедания и причащения и позвонила детям, чтобы прилетали. А пакет со смертным спрятали у соседей. Дети прилетели, побыли десять дней и улетели с надеждой, что папа  поднимется. Он был для них всем. Скорую мне уже не вызывали-сосед колол. Я спала на полу около Сашиной кровати, надо было постоянно мочить губы, он сгорал. На мой день рождения ему стало плохо, терял сознание и жаловался на боли в сердце. Не спали все соседи. Рано утром двадцать второго октября вызвала скорую, что- то укололи и быстро уехали. Я закрыла за врачами дверь, а когда вошла в комнату мой любимый умирал. Что- то крикнул, но я не поняла; толи прости, толи прощай. Собрались соседи, обмыли, одели, побрили. Дай Бог им всем здоровья, а кого уже нет-царствия небесного. Ждали моего племянника из Владикавказа. По Сашиной просьбе, которую он поведал за неделю до смерти моей сестре, хоронить должны в селе Казьминское, откуда мы приехали в Пятигорск и где похоронен Галин муж Володя. К восьми часам вечера ждали машину. Но случилось не предвиденное-его нужно срочно анатомировать. Привезли паталогоанатома, всё сделали дома.  Попрощались с ним соседи, проводили нас и мы поехали. Привезли Сашу в село почти в час ночи, а соседи и друзья сидели и ждали своего любимчика, который никогда не оставлял на дороге никого, обязательно посадит в машину и довезёт до калитки. С соседом перевозил пасеку каждый год на тракторе и был самым показательным семьянином. Встреча была тяжёлой, никто не знал до конца, что Саша смертельно болен. Девочки не прилетели на похороны, не было билетов, был разгар отдыхающих. Моего хозяина хоронила моя семья, друзья и соседи. Его братья были на вахте, родители умерли до него. Сначала папа, через год и три месяца брат Иван, а через две недели после Ивана  мама и я год не снимала траур, не успевала.
   Родители Саши жилы с  младшей Натальей и тоже строили дом. Совхоз продал всем желающим  беженцам старые сараи кирпичные, люди разбирали их и строились. В то время свёкру было 78 лет, а он копал ямы под фундамент и таскал кирпичи. Сердце не выдержало,  и в свой день рождения он умер. Одним словом БЕЖЕНЦЫ. У них было всё, чтобы дожить свои годы спокойно; квартира, дача, пенсия, но война отняла и здоровье, и нажитое не лёгким трудом. Ведь всю жизнь работали, пьяниц в семье не было, воспитали четырёх сыновей и дочь. И каково остаться без ничего и умереть в нищете. Обидно, что не чужеземец напал, а свои, с которыми прожили многие годы по соседству. Дети ходили в одну школу и детский сад, и вот тебе, нате вам, получите. За что?
   Ну,  вот, сестра, теперь мы с тобой обе вдовые. Но у Галины дети рядом, а я осталась одна. После похорон вернулась домой, всё осталось на месте, нет только самого дорогого, Саши. Я боялась одна ночевать и друзья составили список очерёдности и оставались со мной до утра. После сорока дней Саши, дети стали настаивать на моём переезде в Испанию. В доме, что мы купили, были все вещи, столярка. Куда всё это девать и что я могла одна сделать. Держалась изо всех сил, боялась опустить руки. Волна паники захлёстывала с головой. Вещи все перевезли к племяннику в сарай. Что мыши поели, что погнило, что то из столярных изделий продалось, что то подарилось, а что то, не знаю где. В общем, всё, что заработали, пропало. А главная потеря-это муж, моя опора и хозяин дома. Нет его, пусто в душе и дети далеко. Саша должен был получить первую пенсию 23 октября, но её так и не принесли. Он платил страховку тысячу рублей, не отдали, сказали, что ещё не всем сотрудникам выплатили. Плюнула я на всё на это и не стала больше ходить. Хочу сказать, что буровики, это особенный народ. Жизнь в балках, без каких либо условий, где тайга вокруг буровой разделена на две части. Девочки налево, мальчики направо. Весной, в разлив болот, вахтовая машина не подъезжала к буровой и до дороги шли в сапогах пешком 3, 5, 7 км. Там меняли обувь, сапоги прятали в яму, приготовленную заранее, и ехали в аэропорт. И так каждые пятнадцать дней. Только доберёмся до Кавказа, надо возвращаться на север. А не летать было нельзя, там две маленькие дочки и старенькая мама. И в благодарность за всё это, столько лет адской жизни, потери здоровья и нервов, государство устроило чистку карманов своему народу: война, задержка зарплаты, сокращения, под которые мой Саша попадал трижды. А ведь он классный специалист в области бурения. Как можно не ценить такое? За что правителям достался такой терпеливый народ? Да разве это только одна моя семья? Сколько их таких, кто их считал, они ж не деньги, чтобы им вести учёт. Сколько поломанных судеб. Нефть как текла по трубе, так и течёт, и ещё много лет будет течь, а людей то нет. Сколько детей могло бы родиться за это время, сколько добра можно было бы сделать на земле, сколько посадить деревьев и построить домов. А когда русские стали массово уезжать из Чечни, старики ингуши выходили на дорогу в казачьих станицах, останавливали автобусы с людьми и просили русских остаться, а в это самое время в станице Троицкая шла казнь. Вооружённые автоматами людьми, расстреливали русские семьи, не жалея никого, ничего не забирали, просто расстреливали, забирали всё потом. А ведь у них в Коране тоже написано-не убивай. Кому это было выгодно позволить уничтожать свой народ? Ну, уж точно ни скотнику и плотнику. Наши друзья бежали из Грозного, взяв с собой, как Аксинья в Тихом Доне, узелок с вещами, еда и ребёнка. Днём прятались в лесополосах, а ночами шли на Ставрополье. И таких примеров тысячи.
   Если б можно было каждому, кто прошёл это чистилище и остался чудом в живых, написать хотя бы маленький рассказ, то можно было бы открывать библиотеку с одним названием БЕЖЕНЦЫ. Мне хочется подняться на самую высокую гору и кричать: ОСТАНОВИТЕСЬ, ЛЮДИ, ЕСЛИ ВЫ ЕЩЁ ЛЮДИ! Нам Бог дал разные языки и культуры, чтобы мы учились друг у друга, а не убивали один другого. Я, живя в Чечено- Ингушетии, никогда не позволяла себе войти в мусульманскую семью без головного платка, тем более, если в доме есть старики. Я уважаю обычаи всех народов. Это их культура, это их нравы, и я не имею право приходить в чужой дом со своим уставом. Однажды я возвращалась из села Яндырка, что в пяти километрах от Карабулака, от зубного врача, который делал зубы ещё родителям моего мужа. Это было за день до родов-30 сентября 1976 года. Шла пешком туда и обратно, а спина так ныла, что становилось страшновато, боялась родить на дороге. Прошёл дождь и я решила в речке помыть сапоги хоть как-нибудь, а то вдруг начнётся, а меня никто не возьмёт в машину в грязных сапогах. Подошла к речке, а там старик ингуш тоже пытался помыть сапоги, а наклониться не может. Тогда я стала на колени, помыла ему сапоги с колошами, потом свои,  с трудом поднялась, хотела уже уходить, но старик заговорил со мной на ингушском языке. Спросил, чья я дочь? Я ответила, что была у Магомеда Паланкоева. Он вернулся к Паланкоевым, сказал, что их родственница беременная мыла ему сапоги с калошами в речке. Магомед ответил, что я русская. Старик не поверил. Тогда почему война против России, а значит  против русских? А я скажу почему. Потому что позволили убивать, кастрировать наших ребят, держать в плену, заставлять  копать черемшу и пасти баранов, воровать людей и держать в подвалах на воде и отбросах со стола, а потом брать за них выкуп. Позволили уничтожать свой народ, хоронить наших мальчиков-солдат танками, а в Ростове матерям выдавать гробы с останками не известно кого. А те ребята, которые выжили и вернулись из этого пекла, они ж никакие, даже если с руками и ногами, но никакие. Больные душой. Как им с этим жить? А он мужик, ему надо создавать семью, растить детей, любить женщину. Надолго его хватит? Наделали дел. Правители хреновы. Те, кто заварил эту кашу, ушли либо в тень, либо в иной мир. Лучше бы они посетили иной мир до того как. И пусть у них будет у всех аллергия на пух, а земля тогда пусть будет им пухом, чтобы эти отморозки чхали вечно. Но, наконец, пришёл достойный президент страны, на которого приятно смотреть, слушать трезвую речь, видеть улыбку на лице.  Руководитель страны, которой управляет он, а не его жена. Женщина должна ждать мужа дома, а не виснуть у него на руке, демонстрируя драгоценности. За спиной президента огромная страна. Большая семья, которую надо и одеть, и накормить, и дать образование и не только.
   Прошу вас, верните Россию, а всё, что зависит от народа, он сделает, потому что он великий Русский народ. Но если этот народ перестанет верить и телега покатится с горы, всё сметёт на своём пути. Владимир Владимирович, цените свой народ. Издайте приказ для воров, снимать с вора шкуру живьём. Вот тогда будет совсем  хорошо  и Россия поднимется ещё выше. Я посвятила стихи тому страшному времени под названием ЧЕЧЕНСКАЯ ВОЙНА.
Любимый сердцу моему Кавказ
Как я тоскую по твоим вершинам
Люблю смотреть в горах на водопад
И пить студеную водицу из кувшина
   Все жилы мирно много лет подряд
   Зайди в мой дом, я стол тебе накрою
   Отдам последнее, барана подарю
   Придут друзья и будет пир горою
Прошу у Бога только одного:
Верни всё доброе, что между нами было
Как тяжело не быть в родном краю
И не стоять у мамы над могилой
   Я так давно не целовала крест
Теперь уж не найти, всё заросло травою
И я не только плачу за себя
За всю Россию, как волчица вою
   Сколько матерей не знают где их сын
   В лесу лежит, иль похоронен танком
   Девчонкам надо замуж выходить.
   А за кого? Они ведь все подранки
Скажите, господа, в рубашках белых
Во фраках, галстуках и дорогих духах
Зачем вам надо столько много крови
Забыли, что вам тоже умирать?
   Дай Бог, чтоб вас не танком хоронили
   И ваша мать в Ростове не была
И не искала сына среди мёртвых
   А, не найдя, всю жизнь его ждала