Храни нас, Господи, покуда не грянет гром. Часть 3

Елеон Горчинский
                Часть 2 здесь:http://www.proza.ru/2016/11/01/1092

                Всё очень просто, надо освободиться от всего лишнего, наносного, найти путь к самому себе:
 
            «Мои законы просты –
            Мы так легки и чисты.
            Нам так приятно дышать.
            Не нужно спать в эту ночь,
            А нужно выбросить прочь
            Всё, что могло мешать».
            («Влажный блеск наших глаз»).

           Его творчество насквозь экзистенциально. Истинное человеческое бытие, по М. Хайдеггеру (основателю экзистенциализма), есть тут – бытие, конечное, наличное бытие. Его сущность – экзистенция – открытость, устремлённость к иному, переходность. Это – экстаз, выход за свои пределы. Ведущие темы экзистенциализма – открывающие человеку себя самого: свобода, страх, смерть, одиночество, совесть. Цитировать в этом контексте можно едва ли не каждую песню А. Башлачёва:

           «Под окном по ночам – то ли песня, то ли плач, то ли крик,
            То ли спим, то ли нет! Да не поймёшь нас – ни живы, ни мертвы.
                («Зимняя сказка»).

           «Если я с собой не в ладу, чтоб ей оборваться, струне,
            Но раз уж объявился в аду – так и пляши в огне!
            Раз уже в аду, так ты пляши в огне.
            Сходу пропаду, если нет ни души во мне».
            («Пляши в огне»).

            «Ты не поймёшь, ты не шагнёшь
             Через себя к себе.
             Так не лги о борьбе – велики все слова
             Тебе – лилипуту в стране Гулливеров».
                («Минута молчания»).

            «Я вижу чёрные дыры.
             Холодный свет. Чёрные дыры…
             Смотри, от нас остались чёрные дыры…
             Нас больше нет. Есть только чёрные дыры».
                («Чёрные дыры»).

            «Стань живым – доживёшь до смерти».
                («В чистом поле – дожди»).

             И так далее. Неизбывная тоска поселяется в душе человека, и глуши её – не глуши, она надолго его не оставляет:
 
                «Водки на неделю, да на год похмелья».
                («Лихо»).

            «Вот тебе обратно тропинка
             И ты петляй в родную землянку.
             А крестины там, иль поминки –
             Всё одно – там пьянка – гулянка».
                («Некому берёзу заломати»).

            «Что, крутят вас винты похмельные?
            С утра пропитые кресты нательные».
             («Мельница»).

            Но в той же самой душе живёт неизбывная тяга к Небу:
           «И мы выродки крыс, да – мы пасынки птиц».
                («Все от винта»!).

            «Улететь бы куда белой цаплею!
             Обожжено крыло.
             Но этот город с кровоточащими жабрами
             Надо бы переплыть.
             А время ловит нас в воде губами жадными.
             Время нас учит пить».
                («Ржавая вода»).

             «Ведь подать рукою
              И погладишь в небе свою заново рождённую звезду.
              Ту, что рядом. Ту, что выше,
              Чем на колокольне звонкий звон.
              Да где он – всё темно».
                («Сядем рядом»).

             Неоднократно в своих песнях А. Башлачёв вплотную приближается к проблеме смерти, она для него, как срывание всех завесов, как откровение всей сути бытия:

             «Эх, Егор, Егор! Не велик ты грош, не впервой ломать.
              В чём родила мать, в том и помирать».
                («Егоркина былина»).

              Так говорит смерть («Снежна Бабушка») какому-то партийному функционеру (Егор Ермолаевич). А в следующей цитате содержится квинтэссенция всей мудрости от начала мира:

             «Ведь совсем неважно, отчего помрёшь.
              Ведь куда важнее, для чего родился».
                («Ветра осенние».)

              Наверное, люди такого творческого дара, могут чувствовать свою судьбу, могут пророчествовать, и поэт предвидел свой трагический конец. Он написал песню «На жизнь поэтов», в которой, с одной стороны, говорится о том, что для истинного поэта, из-за конфликта его внутреннего мира с окружающим, неизбежен какой-то роковой финал:

             «Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
              Прорвётся к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
              Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
              К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
              Поэты идут до конца. И не смейте кричать им: - Не надо!
              Ведь Бог… Он не врёт, разбивая Свои зеркала.
              И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
              Глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола».

              Но, с другой стороны, поэт бессмертен, «поэты живут, и должны оставаться живыми». И не только в смысле бессмертия своих стихов, но и личного бессмертия, обретения после смерти истинного бытия, чего, хотя и не всегда осознанно, желает их душа:

              «В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
                Вот тогда и поймём, что цветы им, конечно, к лицу.
                Не верьте концу. Но не ждите иного расклада.
                А что там было в пути? Эти женщины, метры, рубли…
                Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
                Позволят идти, наконец, не касаясь земли».

                Архиепископ Иоанн (Шаховской) говорит в своей статье «О поэзии»: «Когда человек скитается вдали от истины, мир становится для него пылеобразным. Мир человека надо непрестанно проветривать, иначе в нём можно задохнуться. В нём задыхаются люди. Доставлять чистый воздух горнего мира человеку дано молитве. И молитва поручает поэзии быть её помощницей». В песне «Посошок» А. Башлачёв пытается осмыслить свой переход в мир иной, тот день, когда он распадётся «в дух и прах». С чем он пойдёт туда, что возьмёт с собой? Стихи. «Если хочешь – стихами грехи замолю». И действительно, некоторые его стихи звучат как молитва:
 
              «И я готов на любую дыбу.
                Подними меня, милая, ох!
                Я за всё говорю – спасибо.
                Ох, спаси меня, спаси, Бог»!
                («В чистом поле – дожди»).

                Он хочет сказать, что честно и искренне пел, и старался жить по совести, и в этом его надежда на спасение:

              «Отпевайте немых. А я уж сам отпою.
                …………………………………………….
                У последней заставы блеснут огоньки,
                И дорогу штыком преградит часовой.
                - Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
                Если хочешь – стихами грехи замолю,
                Но объясни – я люблю, оттого, что болит,
                Или это болит, оттого, что люблю»?

                У врат Эдемских его встречает страж рая, Херувим с пламенным оружием, а может, и Сам Господь. И, кажется, СашБаш знает Его:

              «Так что ты, брат, давай! Ты пропускай, не дури!
                Да постой-ка, сдаётся и ты мне знаком…
                Часовой всех времён улыбнётся: - Смотри!
                И подымет мне веки горячим штыком».

                Последнюю строку можно интерпретировать, как огненное, духовное прозрения, ведь там праведники будут лицезреть Бога «лицом к лицу».

                Продолжение следует.