выдавливал из себя усталость, забыв про сон, медовая луна, холодный ветер, крошки снежного сахара, птичьей лапкой царапается в окно веточка березы, я разучился писать, боже, что же делать, паника, паника, свистать всех наверх, включите тревогу, пусть запляшут по стенам красноватые блики маковых лепестков, забытых нами в полях, угасающих на рассвете осенней зимы
это просто смешно, до рези в поджелудочках, как храбрый, напившийся заика, закусивший губу, я несу околесицу окосевшей подруге, с расплывшимся под громадным солнцем Абажура лицом, напоминавший инжир на лотках Ташкента.
и она слушает, верит, расширяет зрачки, раскидывает руки, бросается на шею, я знала, я знала, да ничего ты не знала, идиотка, солнце заходит за бархан дивана от резкости моей промахнувшейся длани.
девочек нельзя бить, а она уже давно не девочка, значит ее бить можно, а кто она такая, как сюда попала, я ее не знаю, вызовите врача, закат пускает мне кровь, цедит в свои щеки, а потом сплевывает в подол ночи, прижимающей меня к ковру, на лопатки, звездами и кометами, звуками и трамваями, кошками и собаками, граблями и лопатами голых деревьев, смирившихся с холодами и глупостью природы, раздевающих именно в холода.
в день моей смерти пойдет дождь и природа докажет этим, что любила меня и ей было не безразлично, каждый мнящий себя автором обязан сделать такой прогноз, чтобы друзья и близкие затем сказали, если угадает, что был почти оракулом, провидцем, а не был, не был, ткнул в небо и попал.
Как же все глупо и безнадежно.
лают в темноте собаки, клубится в высоте снег, дым из трубы мчится прямо и стройно, пахнет прогоревшими дровами,изредка лоскутками свежести, темень и мрак спрыгивают на перрон, синхронно и красиво, покачиваются ветви громадных елей, горизонт завален звездами, клубы звезд стремятся к абсолюту, но падают, падают, ослепленный безумным снегом, хватающим их за талии и волочащим вниз к земле и черным сучьям, а псы воют, псы лают, все громче, мир тонет в вое, лае, скулеже, и не слышит, как поют умирающие звезды, отдаваясь огрубевшему снегу, втискиваясь в него своими глубокими душами, а псы лают, лают, и в рот им залетают снежинки, они вместо воды, они едят звезды и снег вместе с ними, а потом лают, и воют, а мне так тоскливо и грустно, что я не понимаю - кто я - пес, снег, звезды, темень или мрак, и куда уехал мой состав и почему в моей черепной комнате такой беспорядок и все разбросано, выбито окно.