Позавтракав, мы с Лиахимом решили совершить вылазку в Город.
Я в очередной раз почувствовал себя героем костюмированного исторического фильма. Мы прокатились в карете, запряжённой тройкой лошадей, по узким и мрачным улочкам, хаотично проложенным среди унылых серых домов безо всякой системы. При дневном свете Город вовсе не казался той бутафорской пряничной субстанцией, какой он предстал передо мною прошлой ночью. Мостовые были усеяны мусором самого разнообразного происхождения, чаще органического, по канавам текла мутная вода, химический состав которой лучше не озвучивать, а большинство домов требовало обстоятельного капитального ремонта. Представьте себе жуткие облупленные стены, готовые превратиться в прах в любой момент, покосившиеся крыши с торчащими печными трубами, чья кривизна нарушала все нормы евклидовой геометрии, обшарпанные балконы, ни на один из которых я бы не рискнул выйти покурить, - представьте себе все эти урбанистические ужасы, и вы поймете, как выглядел Город.
Уличное движение в Городе нельзя было назвать интенсивным, но один раз мы попали в некое подобие пробки. Пробка, состоящая из карет, запряженных лошадьми, оказалась весьма миролюбивым и дружелюбным мероприятием, и закончилась так же внезапно, как и началась. На мой вопрос, имелся ли в Городе общественный транспорт, Уткин ответил, что да, несколько лет назад по улицам курсировала парочка омнибусов, но оба они исчезли в неизвестных направлениях.
- А есть ли у этого Города начальник? – поинтересовался я, когда мы выехали на огромную площадь, мощенную булыжником.
Посреди площади стояло огромное здание готического стиля, увенчанное остроконечным шпилем. Это была городская ратуша.
- Да, Городом управляет бургомистр, господин Вагнер.
- А вообще, кто в этом мире главный? Есть ли здесь король, император или царь?
- Миром под названием Здесь управляет Герцог.
- Герцог Кто? – нетерпеливо переспросил я.
- Просто Герцог, и все, - сухо ответил Никту.
Мне показалось, что этот вопрос ему сильно не понравился, но я не смог понять, почему.
Мы еще долго кружили по улицам Города, потом заехали в «Сизый Голубь», где выпили по стаканчику гипокраса, а потом, чуть захмелевшие, вернулись домой, где нас ждал поистине королевский обед.
А после обеда моя праздная жизнь закончилась. Уж не знаю, какая муха укусила моего друга, но он задумал учить меня …фехтованию. Мотивировал он это тем, что в мире Здесь умение обращаться с холодным оружием, будь то саблей, рапирой или шпагой, ценится превыше всего. Сначала я отказывался, поскольку никогда не имел тяги к подобным вещам, но мой упрямый друг был неумолим. И несколько часов подряд мы ожесточённо и безнадежно тренировались. Закончили мы, когда за окном уже стемнело.
В результате этих мучительных тренировок, стало ясно одно: Д’Артаньян бы из меня не вышел. Сказать, что у меня ничего не получалось, это значило ничего не сказать.
Проще было бы слона научить танцевать нижний брейк-данс.
Проще было бы гиппопотама обучить игре в керлинг.
Если бы орангутанга отдали в секцию бальных танцев, он бы там добился больших успехов, чем я в фехтовании.
Закончилось все тем, что Никту, чуть было ни лишившись глаза по моей вине, бросил рапиру на землю, грязно выругался, припомнив всех моих дальних и ближних родственников, и принял единственное верное решение – раз и навсегда от меня отстать.
Мы поужинали и легли спать. Я настолько устал, что выключился моментально. Если у ту ночь и видел какие-то сны, то я их не запомнил.
Однако на этом Мишка не успокоился.
На следующее утро он решил обучить меня верховой езде. Позавтракав, мы отправились в конюшни, где томились и фыркали десятка два первоклассных жеребцов. Возможно, некоторые из них были кобылами, но я не стал уточнять столь интимные подробности.
Опыт общения с лошадями, хоть и минимальный, у меня имелся. Пару раз в своей жизни я катался верхом. Я так об этом и сказал своему другу. Правда, я забыл уточнить, что ездил я не на обычной лошади, а на пони, который был размером со стандартного лабрадора. И мне на тот момент было лет десять, то есть я и сам был меньше. А это значит, что расстояние от меня до земли тоже было меньше. И падать мне было не так больно.
А мне не хотелось брать пример с Белого Рыцаря.
Специально для меня Уткин вывел из конюшни своего самого, как он выразился, лучшего жеребца.
Коня звали Матерый. Да-да, именно так. Не Росинант, не какой-нибудь там Робеспьер, а именно Матерый. Животное полностью оправдывало свое прозвище. Весь его внешний вид, от роскошной блестящей гривы до копыт выдавал в нем настоящего лошадиного мачо, эдакого альфа-самца, за которым не прочь приударить все местные кобылы.
Обучение верховой езде оказалось более успешным, чем предыдущие уроки фехтования. Не поверите, но я ни разу не свалился с лошади! Даже его сиятельство был слегка удивлен этим фактом.