«Где проходит грань между необычным и загадочным? Между загадочным и странным? Между странным и пугающим? Между пугающим и опасным?»
(из лекции по психиатрии)
Лёхе Коновалову приснился сон. Необычный сон. Страшный. Лёха метался во сне, вскрикивал и скрежетал зубами. Снились какие-то твари совершенно неуловимых очертаний, словно тени, преследовавшие Лёху. Лёха знал, там, во сне, что они просто ужасны, однако увидеть их не мог. Стоило ему только повернуть голову, как твари рассыпались черным дымком и скользили к нему за спину, чтобы материализоваться там и нависнуть сзади над лёхиной головой всеми своими клыками и когтями. Тогда Лёха побежал. Он бежал по каким-то закоулкам и слышал сзади хриплое дыхание и цоканье когтей по мостовой. Он оборачивался на бегу, но его преследователи неизменно превращались в дым, который начинал струиться вокруг его ног, словно пытаясь угадать его дальнейшее направление движения. Лёха прислонился спиной к стене и закрыл глаза. И тут же почувствовал, что его обхватили десятки рук и тянут внутрь стены. Он закричал и проснулся.
В зашторенной комнате был полумрак, однако из узких щелей между шторами явственно пробивался свет. То ли рассвет, то ли луна.
Лёха полежал немного с открытыми глазами, чтобы сон окончательно растворился, рассеялся и исчез.
- Тьфу ты! – мысленно произнёс он и тут же почувствовал рядом движение. Видимо, сон еще не совсем его покинул, потому что Лёха подпрыгнул на кровати и вскрикнул. Рядом с ним спала девушка. Леха не мог её толком разглядеть в полутьме, но очертания тела под одеялом были очень соблазнительными.
Так. Девушка значит. Очень, очень интересно. Потому что у Лёхи не было девушки и он абсолютно не понимал и не помнил, откуда она взялась. А откуда она вообще могла появиться?
И тут Лёха вспомнил, что вчера они с Костиком и Серым смотрели футбол в баре. Аргентина-Парагвай. Три-ноль. Ну, выпивали, естественно. Хорошо выпивали. Но не настолько, чтобы не помнить девушку. Да и не было там девушек, в спортбаре.
Лёха осторожно прикоснулся к руке девушки. Рука была тёплая и мягкая. Девушка сквозь сон пробормотала что-то невнятное и повернулась на другой бок.
Леха решительно встал с кровати и понял, что зря это сделал. Перед глазами поплыли фиолетовые круги и в затылок стрельнуло острой болью. Видимо, выпили они вчера гораздо больше, чем ему казалось. Пошатываясь, Леха раздвинул шторы. Было раннее утро. Небо угрюмо закуталось в тучи, которые подгонял и тащил с запада на восток резкий мартовский ветер. Фонари еще горели, хотя и было достаточно светло. По улице проезжали редкие автомобили. Хмурое воскресное утро, после бурной пятницы и субботы.
Девушка на кровати зашевелилась. Леха оглянулся. Она сидела на кровати и прикрывала глаза от света. Красивая. С милым рубчиком от подушки на розовой от сна щеке. Рыжие кудрявые волосы, нежная кожа.
- Привет, - не слишком уместно поздоровался Лёха.
- Привет, - отозвалась она низким, грудным, с легким придыханием, голосом, от которого у Лёхи всё внутри подобралось и похолодело. У него никогда раньше не было такой девушки, по-настоящему красивой, привлекательной и желающей быть с ним. И он её не помнил. А она сидела на кровати и прикрывала глаза от неяркого утреннего света.
Надо было что-то говорить. Только Лёха не знал, что именно. Те два вопроса, что крутились в его голове, были абсолютно, катастрофически неуместны, а третий вопрос, внезапно возникший, был еще и неприличным. Поэтому Лёха стоял как истукан, пошатываясь от гудевших в голове винных паров и молчал.
- Ты меня любишь? – произнесла девушка.
- Что? Й-йяаа? – проблеял от неожиданности Леха, - д-даа…
- Понятно, - невесело усмехнулась девушка, - а вчера в клубе ты мне в любви признавался.
- В клубе?
Девушка деловито встала с кровати и не одеваясь вышла из спальни. Послышалось шлёпанье босых ног по полу, хлопнула дверь ванной и зашумела вода.
Лёха повалился на кровать лицом вниз и обхватил голову руками. Клуб! Клуб! Ночной клуб? Кажется, Костик вчера предлагал поехать в клуб. Значит, они всё-таки туда поехали. И, видимо, там познакомились с этой девушкой. Хоть бы вспомнить, как её зовут! А он вообще знает, как её зовут? Боже мой, какая девушка! Сейчас она умоется, оденется и уйдет. А он не может придумать ни одного слова, которое могло бы её задержать. Он даже имени её не помнит!
Лёха застонал и несколько раз ударил себя ладонями по затылку. Снова поплыли фиолетовые круги и его замутило.
Кофе. Крепкий, горячий кофе и поджаренный хлеб с сыром. И всё это сервировать как положено, на маленьком столике. Достать хрустальную сахарницу из серванта, серебряные ложечки, чашки от сервиза. Это не завтрак в постель, но всё же. И сказать ей за завтраком, прихлёбывая черный, бодрящий кофе, который должен прояснить эту муть в голове, что полюбил её с первого взгляда, полюбил больше всего на свете, больше жизни, и никогда её теперь не отпустит. Тогда, возможно, она не уйдёт. Возможно, как-нибудь в разговоре ему удастся восстановить в памяти вчерашний вечер. И, может быть, он вспомнит наконец, как её зовут.
Лёха поднялся и, борясь с тошнотой, побрёл на кухню. На полу в коридоре были раскидана одежда. Его брюки, свитер, её блузка, сумка. Его телефон лежал на комоде у входа. Телефон! Он судорожно схватил трубку и набрал номер Костика. Абонент Костик оказался недоступен. Он тут же набрал Серого. Серый взял трубку сразу, как будто ждал звонка.
- Привет!
- Привет, - прохрипел Серый.
- Мы что вчера, в клуб что ли ходили?
- Сколько времени?
- Понятия не имею. Утро. Серый, мне нужно срочно знать, как звать девушку, с которой я вчера познакомился в клубе.
- Ты что, в клуб вчера ходил? – удивился Серый.
- Я… эм… Не помню. Я думал, мы вместе ходили.
- Лёха, иди ты в пень! – заревел в трубке Серый. – Сейчас семь часов утра, какого ляда ты мне названиваешь? Иди проспись уже! – и в телефоне воцарилась тишина.
Ладно. Друг, тоже мне. Пойдем по намеченному плану. Лёгкий завтрак и непринуждённый разговор.
На сковородке зашкворчали гренки. Кофе умопомрачительно пах из большой турки. Лёха резал сыр тонкими ломтиками и прислушивался. Кажется, вода в ванной больше не шумела. В самый раз, значит. Он разлил кофе по чашкам, положил сыр на горячие гренки, насыпал сахар в хрустальную сахарницу, налил молока в маленький фарфоровый сотейник и выглянул в коридор.
Вода в ванной не бежала. Было вообще очень тихо. Лёха осторожно вышел из кухни. Дверь в ванную была закрыта. Он подошел к двери и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Лёха замешкался, размышляя, постучать ли ему в дверь, легонько приоткрыть и позвать завтракать, или дать знать о себе как-нибудь еще, но тут взгляд его упал на пол. Вещи больше не валялись в коридоре. Его брюки и свитер висели на стуле, как он обычно их вешал. А вещей девушки не было. Лёха робко постучал в дверь ванной. Ответа не последовало. Тогда он выдохнул и открыл дверь.
В ванной было темно. Лёха включил свет и убедился, что девушки здесь нет. Он быстро прошел в спальню, потом в зал – квартира была пуста.
Ушла. Умылась, оделась и ушла, пока я варил кофе.
Лёха вернулся на кухню и отхлебнул кофе из тонкостенной фарфоровой чашки. Внезапно он бросился в коридор и начал торопливо шарить по карманам своей куртки. Документы и деньги были на месте. Да нет. Глупость. При желании можно было всю квартиру вынести, пока он спал.
- Пьянь гидролизная, – с чувством произнёс он вслух. Какая девушка была! И ушла. Из-за меня, идиота пьяного.
***
- Олег Георгиевич?
- Да, здравствуйте, Александр Васильевич.
- Я хотел бы получить комментарии относительно пациента.
- Сегодняшнего? Да, пожалуйста. Мне кажется, он уже по вашей части. Свою работу мы сделали, весь коктейль этот из него выгнали, а он всё не приходит в себя.
- Коктейль?
- Да, была смесь амфетаминов и какая-то органика. Предполагаю, что беладонна, она же спорынья.
- Почему вы так решили?
- Следователь сообщил, что по клубам сейчас ходит новая смесь китайских наркодельцов под названием «Прекрасная дама». Прекрасная дама – белла донна…
- Понятно. А я-то тут причём?
- А притом! – возвысил голос Олег Георгиевич, - Я решительно не знаю, что с ним делать. У меня пациенты либо очухиваются, и тогда ими занимается полиция, либо не очухиваются, и тогда ими занимается морг.
- Спихиваете проблему, значит.
- У меня нет томографа, я даже энцефалограмму сделать не могу! – еще более возвысил голос Олег Георгиевич. – К тому же, повторяю, по моей части всё чисто. Кровь, желудок, печень.
- Хорошо, хорошо. Я посмотрю его.
***
Допивая остывший кофе Лёха рассуждал.
Странная какая-то девушка. Ну, подумаешь, не вспомнил сразу как её зовут. Мало ли. Не выспался. Клуб опять же этот… Просто чего ж так убегать? В любви признавался… Может быть и признавался. Такой девушке можно и признаваться. И любить такую можно и нужно. Прекрасная девушка. Прекрасная дама… Хм… Причем тут дама? Тоже мне, дама, пошла с первым встречным!
Лёха помыл посуду, убрал со стола и решил вынести мусор. В коридоре он не обнаружил своих ботинок, но поскольку полы всё равно давно не мылись, махнул рукой и собрался было идти к мусоропроводу в тапках. Однако, едва открыв входную дверь, отлетел к противоположной стене прихожей как от удара током. За дверью была стена. Глухая кирпичная кладка.
Лёха медленно подошел и потрогал стену. Обычная стена, обычный кирпич. Он легонько ударил по стене кулаком, потом сильнее. Стена, как и полагается стене, не шелохнулась.
«Я сплю», - мелькнула в голове спасительная мысль, но легче почему-то не стало. Лёха малодушно ущипнул себя за руку. Было больно. И голова так и продолжала гудеть.
Не отрывая глаз от стены, Лёха нащупал на тумбочке телефон. Руки его заметно тряслись. Он набрал Серому. После двух длинных гудков в трубке наступила тишина.
- Аллё, - неуверенно произнёс Лёха, и удивился, как тихо и жалобно звучит его голос.
- Ну? – неожиданно громко буркнула трубка Серегиным голосом.
- Серый, у меня тут… - Лёха запнулся, - проблемы. Ты можешь ко мне приехать?
- Нет! – отрезала трубка.
- П-почему?!
- Потому что я уже здесь, - прошептала трубка и Лёха увидел, как из-под стены, возле его ног, сочится тёмный, еле заметный дымок. Лёха попятился. Дым повалил столбом, и, прежде чем Лёха успел среагировать, на месте клубов дыма образовался Серый.
- Ну здорово, друг! – энергично протянул ему руку Серый.
Лёха машинально перевел взгляд на протянутую руку и обомлел: к нему тянулся острый, длинный, зазубренный шип, похожий на жало гигантского насекомого.
- Проблемы, говоришь? – сказал Серый и с противным хрустом всадил шип Лёхе под рёбра.
***
- Обратите внимание вот на это затемнение, - неторопливо, как на лекции, говорил Лавров, - вы знаете, что оно означает? Этот участок отвечает за взаимодействие с сигнальной системой, с органами чувств. А это значит… Вам не интересно, молодой человек?
- Очень интересно, - соврал молодой человек в небрежно накинутом поверх кожаной куртки халате.
Лавров обернулся и строго посмотрел на него поверх очков.
- Вы пытаетесь обмануть профессора психиатрии? Мне даже смотреть на вас не надо, я слышу, как стучат ваши сводимые зевотой челюсти.
- Простите, Александр Васильевич, - потупился молодой человек, - я половины не понимаю из того, что вы говорите.
- Хорошо, - удовлетворённо произнёс Лавров, - скажу проще. У парня отмирают участки мозга. Он не получает сигналов от внешнего мира. Но при этом, взгляните вот сюда, - он зашуршал длинной лентой энцефалограммы, - его мозг работает, и, судя по активным областям, пациент испытывает нечеловеческие страдания. Страх, боль, отчаянье. Если бы у нас в стране была бы разрешена эвтаназия, я бы ни секунды не сомневаясь дал бы на неё санкцию.
- Вы считаете, прогноз негативный? – произнёс Олег Георгиевич, изучая бешеную кривую энцефалограммы.
- Более чем. Его мозг умирает медленно и болезненно. Одна за другой отключаются нейронные связи. Перестают поступать сигналы от органов. Отключаются целые области – зрение, речь, память, логика. Он сейчас в аду, который создает его агонизирующее сознание.
- Так он умрёт? – деловито осведомился молодой человек в кожаной куртке.
- Это вопрос нескольких дней. Возможно, недели.
- Ч-черт, - неподдельно огорчился молодой человек, - мне дело придётся переквалифицировать.
Лавров и Олег Георгиевич переглянулись.
- Вот она, наша полиция, - на сей раз огорчился профессор. – Я вам битый час объясняю, что из-за этой вашей дряни человек испытывает непередаваемые страдания, а вас волнует ваша отчетность!
- А я-то что? Я ему эту таблетку не подсовывал. Мы работаем, между прочим!
- Плохо работаете! – вставил Олег Георгиевич.
- Мы уже установили нескольких распространителей. Молодые девчонки, симпатичные. Раздавали таблетки бесплатно у клубов. Вроде рекламной акции, на пробу. Красивые девчонки - за «Прекрасную даму». Эти сволочи иногда так делают – проверяют партию на людях. Вы думаете, мне его не жалко? – молодой человек осёкся. – А, впрочем, вы правы. Не могу я уже их жалеть. Не хватает у меня жалости. Это для вас они – пациенты, больные. А для нас… На прошлой неделе у нас был труп – пожилого мужчину двое забили на улице арматурой, среди бела дня, за триста пятьдесят рублей. Это, значит, героин. А две недели назад – групповое изнасилование в офисе, после рабочего дня. И все обвиняемые приличные вроде люди. Пока кокса не нюхнут. Одно меня успокаивает: рано или поздно каждый из них закинет в себя какую-нибудь особенно лютую дрянь и загнётся… как вот этот…
Врачи молча смотрели на него. Молодой человек смутился и покраснел.
- Извините.
- Не извиняйтесь. Вы делаете свою работу, мы свою. Заключение я вам предоставлю, когда придёт время. Если вам будет легче, могу написать там, что пациент умер вследствие обизвествления мозговой ткани, а не вследствие употребления неизвестной наркотической смеси. Тем более, что и то, и другое является правдой.
- Неважно, - махнул рукой молодой человек, сбросил халат на кушетку и поспешно вышел из палаты.
- Александр Васильевич, действительно нет никакой надежды? – негромко спросил Олег Георгиевич.
Лавров покачал головой.
- Меня даже не это печалит. Этот парень действительно сильно мучается. Вот, посмотрите на эти пики, - он развернул энцефалограмму.
- Да-да, я вижу. Я только хотел сказать, что он не похож на наркомана. Нет характерных изменений печени и сердца. Возможно, он вообще попробовал в первый раз, и сразу так…
- Что об этом говорить. Они будут травиться, а мы будем их вытаскивать. Большую часть, по крайней мере. Идите-ка, Олег Георгиевич, ко мне в кабинет. У меня там есть весьма неплохой коньяк. Я скоро к вам присоединюсь, только поставлю пациенту укол.
Когда дверь палаты закрылась за Олегом Георгиевичем, Лавров вскрыл ампулу с транквилизатором и набрал полтора кубика. Потом на секунду прикрыл глаза и втянул в шприц всю ампулу целиком.
***
Он уже не мог кричать. Не мог бояться. Не мог думать ни о чём. Он превратился в сгусток боли. Это не была физическая боль. Она шла изнутри, разрывала его на части не могла разорвать. Его уже не волновали вьющиеся вокруг него призрачные тени. Он не замечал чудовищ за своей спиной. Он растворился в боли, он стал болью.
Внезапно вспыхнул яркий свет. Его повлекло куда-то вверх, сначала медленно, словно вырывая, выцарапывая из объятий, терзающих его, а потом всё быстрее и быстрее, всё ближе к свету.
Он на секунду взглянул вниз и увидел себя, лежащего на спине с открытыми, пустыми глазами. И пожилого человека в белом халате, стоящего рядом.
И тогда Лёха вспомнил всё. И клуб, и девушку, и маленькую, горькую «Прекрасную даму». Но это уже было неважно. Абсолютно неважно.