Щипач

Геннадий Марченко
   

                Щипач



Глава 1 Кузьмич
В этот вечерний час пятницы торговый центр буквально бурлил. Москвичи по пути с работы заходили в «Империю», чтобы затариться продуктами на выходные, и субботу с воскресеньем провести, не думая о том, чем набить желудок.
Антон же планировал устроить просто легкий ужин на двоих со знакомой девушкой, которая обещала порадовать его своим вниманием. Правда, тратиться в этот вечер он не собирался. Сложив в корзинку коробку конфет, кусок сыра, палку сырокопченой колбасы и бутылку хорошего красного вина, он неторопясь бродил по гипермаркету и высматривал клиента. Не прошло и десяти минут, как жертва была найдена. Ею оказался пузатый кавказец в хорошей кожаной куртке, с лицом, украшенным роскошными усами. В данный момент тот изучал ассортимент вин и коньяков. Судя по массивной золотой цепи на бычьей шее и печатке на безымянном пальце левой руки, товарищ гулял явно не на последние. 
Антон встал рядом, изображая заинтересованность. Собственно, вино он уже выбрал, но раз уж клиент задержался в винно-водочном отделе, то ничего предосудительного в том, что и он еще раз тут появился, Антон не видел. Зато хорошо видел портмоне в заднем кармане джинсов, из которого высовывался край кредитной карточки «Сбербанка».
Держа свою корзинку в левой руке, Антон встал рядом с кавказцем и задумчиво произнес:
— Наверняка «Хеннеси» за три тысячи поддельный… А вот «Камю» я уже брал – и не пожалел.
— Э-э, такой, думаешь, лучше взять? — сразу проявил интерес южанин. — Завтра ко мне друзья из Нальчика приедут, хочу встретить их нормально, и чтобы коньяк самый лучший на столе стоял.
— Можно еще «Курвуазье» попробовать, вроде похож на настоящий.
— Как, говоришь, «Куразье»?
— «Курвуазье», — терпеливо повторил Антон, перемещая в свой карман кредитку кавказца. — Этот напиток употреблял сам Наполеон Бонапарт. Хотя в те годы, пожалуй, на вкус коньяк был немного другим.
Оставив сына гор переваривать полученную информацию, Антон двинулся в сторону кассы. Преимущество «Империи» заключалось в том, что здесь при снятии с кредитки до 3 тысяч рублей не требовалось вводить пин-код. Антон прикинул, что набрал продуктов на две с небольшим тысячи. Уж такая сумма на карточке кавказца наверняка присутствует.
К счастью, кассу он миновал без проблем, а с карточки улетели 2200 рублей. Но в этот раз он решил вернуть кредитку законному владельцу. Поэтому, оставив покупки в камере хранения, снова вернулся в торговый зал. Кавказец по-прежнему стоял у стеллажа с бутылками, не решаясь сделать окончательный выбор.
— Берите «Камю», — подсказал Антон. — Для дружеских посиделок – самое то. Пьется легко, повышает тонус, и нет эффекта «отбойного молотка», когда резко наступает опьянение.
— Ну, брат, ты прямо специалист, — развел руками собеседник. — Слушай, откуда ты все знаешь?
— Одно время занимался оптовыми поставками алкоголя в Россию, тут поневоле станешь профессионалом, — соврал Антон с обезоруживающей улыбкой на лице и отправился восвояси. Кредитка в этот момент уже покоилась в портмоне, из которого он ее извлек всего несколько минут назад.
…Вечер в романтическом стиле при свечах удался на славу. Алена выглядела потрясающе в светлом узорчатом платье выше колен и новой прической. После бокала вина она заметно раскраснелась, заливисто хохотала над каждой его шуткой, а затем они вдруг как-то неожиданно оказались в постели…
Утром она встала первой, отправилась под душ, откуда появилась десять минут спустя  в розовом халатике в китайском стиле. Этот халатик они с Антоном выбирали в «Городе» вместе месяц назад, как раз для таких случаев, когда Алена останется ночевать. Пока любимый чистил зубы, она приготовила завтрак на двоих. Глядя, как Антон уплетает любимую глазунью, запивая ее стаканом горячего кофе, улыбнулась:
—Увидел бы нас сейчас кто-нибудь со стороны, подумал бы, что мы муж с женой.
Они встречались почти два года. В последние несколько месяцев Алена начала делать недвусмысленные намеки, что в принципе она не против, если Антон сделает ей предложение руки и сердца. Сурский все прекрасно понимал. Алене уже 28, многие девушки в ее возрасте имеют детей, а то и по двое-трое отпрысков. В ее биографии было неудачное замужество, о котором она не любила вспоминать. Но в Антоне, надо полагать, девушка была уверена, потому и намекала на вероятность законного брака. Правда, сам Сурский в свои 36 все еще не был уверен, что созрел для семейной жизни.
— Да уж, семейка у нас получилась бы просто образцовая, — ответил Антон. — А еще нарожали бы детишек, и выгуливали их под окнами, во дворе. Согласилась бы уйти в декретный?
— Ммм… Черт, зачем ты это спросил?! — надула губки Алена. — Теперь буду думать, что бы я выбрала. Нет, ну конечно, дети – это святое. Рано или поздно к этому приходят все пары. Другое дело, что пока ты сидишь в декрете — на твое место уже появляются претенденты.
Девушка не покладая рук трудилась в офисе российско-французской компании менеджером по персоналу. Имела неплохой оклад плюс премиальные, неудивительно, что она крепко держалась за свое место. По поводу заработков Антона у Алены имелись весьма смутные представления, подозревая, что одним фрилансерством он на меблированную квартиру в Москве вряд ли бы заработал. Хотя как дизайнер он был вполне востребован. Но основной доход Сурскому приносила профессия щипача. Или карманника, как говаривал его давний наставник Кузьмич.
…Детство Антона прошло в обычном провинциальном городе в средней полосе тогда еще СССР. Страну уже захлестывала волна Перестройки, а в их Приволжске пока было относительно спокойно. Тем более в 12 лет ты ни о каких глобальных потрясениях не думаешь, а самозабвенно гоняешь мячик во дворе вместе со сверстниками. Кузьмич жил в  соседнем бараке и частенько следил за футбольными баталиями, стоя у дощатого ограждения площадки и покуривая неизменную «беломорину».
Про Кузьмича ходили разные слухи. Больше всего о том, что этот 70-летний дед когда-то промышлял воровством, и полжизни провел в лагерях. Такие разговоры создавали вокруг Кузьмича ореол блатной романтики, хотя по его виду вряд ли можно было предположить, что он и в самом деле оттрубил на зоне три десятка лет, если не больше.
— У него ж даже наколок нет, — с видом знатока утверждал Лешка Семенеев. — Мой дядька с первой же ходки вернулся с «перстнями» на пальцах.
Как бы там ни было, все уже давно привыкли к соседству этого старика с испещренными морщинами лицом и вставными зубами. Стоит себе за заборчиком и стоит, никого не трогает, папироску покуривает.
Сблизил Антона и Кузьмича случай. Жарким августовским днем парнишка в ожидании друзей сидел на скамейке в тени старой березы, лузгал семечки. В это время в поле его зрения появился Кузьмич, с авоськой, полной спелых, сочных яблок. Не иначе, нес с маленького рыночка, расположенного за пару кварталов от их двора.
И тут авоська… лопнула. Яблоки рассыпались по асфальту, пара подкатилась к самым ногам Антона. Сурский тут же поднял их, затем принялся помогать Кузьмичу собирать остальные, складывая яблоки за пазуху. Низ рубашки он заправил в брюки, чтобы плоды не рассыпались. Так и понес к старику домой, где вывалил яблоки на стол, застеленный потертой клеенкой.
— Молодец, малой, выручил, — скупо поблагодарил его Кузьмич.
— Да не за что, — ответил Антон, осматривая скромную кухоньку, умещавшуюся на 6 квадратных метрах.
Да уж, воровской авторитет вряд ли жил бы в столь стесненных условиях. В единственной комнатушке, которую Антоха видел мельком из прихожей, обстановка была столь же непритязательной. Даже телевизор, кажется, стоял не цветной, а черно-белый. А воздух был пропитан папиросным дымом.
Антон собирался уже было прощаться, когда Кузьмич схватил его за руку:
— Ну-ка, тормозни, пацан… Пальцы-то у тебя, как у пианиста. В музыкальную школу небось ходишь?
— Да нет, была еще охота.
Кузьмич прищурился, глядя юному собеседнику в глаза. Сурский взгляда не отвел. Так продолжалось с полминуты, после чего старик удовлетворенно хмыкнул.
— Вижу, есть в тебе стержень. Садись, будет у меня к тебе разговор. Сейчас чифирю заварю… Хотя тебе пока рано чифирить, обычного попьешь.
Чай Антон пил с вишневым вареньем, косточки аккуратно складывая на салфетку. В это время Кузьмич неторопливо вел повествование, которое захватывало парнишку все больше и больше. Несмотря на то, что Кузьмич, похоже, многое недоговаривал.
— Знаю, про меня тут многое говорят, и ты наверняка слышал немало интересного, скажем так. Мне и в самом деле пришлось сделать в зону пару ходок, обе по 158-й статье. На второй ходке в 79-м меня короновали в воры в законе. Сейчас уже понятия меняются, всякие скороспелки – особенно с юга и Кавказа – за деньги в воры коронуются, а раньше законником мог стать только настоящий вор. Понимаешь, о чем я?
Антон кивнул, делая из чашки последний глоток. Кузьмич, отставивший литровую банку с чифирем, молча подлил заварки в Антохин стакан, плеснул кипятка и продолжил повествование:
— Я всю жизнь был карманником, или щипачем, как некоторые говорят. Это самая уважаемая каста в воровской профессии, запомни себе на будущее. Сам я родом из Питера, там малолеткой, чуть старше тебя, познакомился с Моней. Был такой легендарный питерский карманник – Моня Горовицкий, он-то и обучил меня, как котлы и лопатники уводить так, чтобы фраер не просек. Он хоть и маланец был – жид то есть – но вор правильный.
В общем, с «гастролями» я объездил всю страну, а после крайней ходки как откинулся — осел в Приволжске. Городок здесь тихий, лихие ребята до последнего времени знали, как себя вести, лишнего не позволяли, а с беспредельщиками разговор был короткий. Это сейчас, мать ее, Перестройку плешивый затеял, молодняк совсем оборзел, масть не сечет. Трудно стало… Мы, блатные, еще как-то стараемся держаться, но некоторые уже ссучились. По ходу, большая война будет…
Так вот, пожил я достаточно, и чую, скоро хвостом шаркну… Коновалы в желудке какую-то хрень нашли, говорят, резать уже поздно, дают полгода-год от силы. Вилы, короче! А карманником я был знатным, пока в завязку не ушел, в зонах еще помнят Леву Щипача. Промышлял бы до сих пор, кто знает, но братва решила меня выбрать… Ну, это тебе знать пока не надо, а то кто слишком много знает – долго не живет.
Кузьмич скривил губы в ухмылке, и по спине Антона от такой улыбки пробежал холодок. Не таким уж и безобидным оказался старичок на поверку.
— Не хочу, чтобы мое мастерство ушло со мной в могилу, — сказал Кузьмич. — Думал, покопчу еще небо, а оно вона как повернулось… А преемника себе так и не нашел. Тут ты попался, парень отчаянный, помню, как ты за какую-то девчонку в драку полез на гопника старше и сильнее тебя, не межанулся. И пальцы у тебя будто созданы, чтобы лопатники у фраеров брать. Копия моих…  Вот я и подумал – а вдруг? Ну что, шнурок, пойдешь ко мне в ученики? Силком не тащу, не понравится – соскочишь. Единственное условие – держи язык за зубами. Ни кентам своим, ни мамке, никому. Кстати, лови…
С этими словами Кузьмич вытащил из нагрудного кармана какой-то предмет и бросил его Антону. Парень с удивлением узнал в нем свой перочинный нож. Сунул руку в карман брюк – пусто.
— Откуда он у вас? Я что, потерял его?
— Я ж у тебя из кармана его дернул, пока ты яблоки волок в хату, а ты и не просек. Небольшой фокус для начинающих, демонстрация мастерства. Ну так как?
Антоха размышлял около минуты, в течение которой в нем боролись страх и в то же время захватывающая дух перспектива стать учеником знаменитого карманника, овладеть филигранным мастерством щипачества. Пацаны от зависти обделаются… Хотя нет, он же должен держать язык за зубами. Но все равно! О том, что впереди помимо блатной романтики его могут ждать зона и покореженная жизнь, думать не хотелось. Наконец Антон решился и выдохнул:
— Согласен!
По сморщенному временем лицу вора расползлась улыбка, на этот раз добродушная.
— Другого ответа я и не ждал. У тебя сейчас каникулы? Значит, завтра с утра и приходи. И давай без выканья. У воров так не принято. Зови меня Кузьмичом, как все, чтобы лишний раз не палиться. 
— Понял.
Антон поднялся, понимая, что на сегодня разговор окончен. Но на прощание не удержался:
— А вот я спросить хотел… Почему у вас… у тебя нет ни одной наколки?
— Партачки? Моня еще меня учил, что руки настоящего вора должны быть чистыми. А еще лучше, если все тело чистое, без партачек… татух  то есть. И тебе на будущее совет. А теперь давай, чеши к своим кентам, они вон, гляжу, уже мячик без тебя пинают. И не забудь: в 10 утра как штык у меня. Все, двигай, у меня тут еще дела есть.

Глава 2 Боевое крещение
В эту ночь Антон почти не спал. Произошедшее до такой степени взволновало его, что в голове была настоящая каша, а сердце так и норовило выскочить из груди. Лишь под самое утро он забылся тревожным сном. И снилось Сурскому, будто он в магазине стоит в  очереди то ли за хлебом, то ли за молоком, а впереди него - потная спина какого-то упитанного дядьки. Из заднего кармана мужика торчал кошелек, почему-то расписанный под хохлому. Антон сам не понял, как его рука потянулась к кошельку, но в следующее мгновение чьи-то цепкие пальцы схватили его за руку, и дородная тетка голосом его классной руководительницы Ольги Афанасьевны закричала:
«Попался, голубчик! Теперь всю жизнь будешь в тюряге гнить».
Сурский проснулся в холодном поту. Часы показывали четверть десятого. В окно маняще светило солнце, обещая очередной жаркий день. Мать уже ушла на работу, оставив на столе под полотенцем нехитрый завтрак - яичницу из трех яиц с порезанной колечками сосиской. Смел за пару минут, после чего навел чай, выпил с сухарями вприкуску и отправился на улицу. То и дело поглядывая на циферблат часов «Заря», подаренных матерью на день рождения, оставшиеся до назначенного времени полчаса ходил под окнами барака, на втором этаже которого обитал Кузьмич.
В назначенный час Сурский переступил порог. Старый вор открыл дверь не сразу.
— Пришел... Ну входи, раз пришел.
Кузьмич был серьезен, на этот раз чаю не предлагал, а сразу перешел к делу.
Антон рассчитывал, что знаменитый щипач начнет сейчас демонстрировать ему разные приемчики, с помощью которых можно умыкнуть у ничего не подозревающего человека кошелек или еще какую-нибудь ценную вещь. Однако обучение Кузьмич начал с рассказа о том, как жить по воровским понятиям, и заставил Антона вызубрить воровской кодекс чести, в который, по его собственным словам, добавил кое-какие пункты от себя. Например, Кузьмич советовал выходить к выбору жертвы так же ответственно, как и к самому процессу воровства. Еще Берла его учил, что воровать у стариков, детей и многодетных матерей — не красит настоящего щипача. А вот «обуть» или «кинуть» богатого фраера — дело чести.
— У воров есть своя касса, на фене это называется общак, — говорил Кузьмич. — Часть украденного сдается в общак, из которого бабки расходуются на грев тех, кому нужна помощь. На доктора... адвоката, короче, или в зоне помочь кому надо. Если попадешь в  зону — чего я тебе не желаю - то там можно выжить, только соблюдая неписанные законы. Запоминай, какие косяки могут стоить тебе жизни и, что еще страшнее, чести...
Так что в этот день Антон проходил, можно сказать, теоретическую часть. Квартиру Кузьмича он покинул только после обеда, и от обилия информации голова буквально пухла. После такой «политинформации» от вора в законе он и вправду чувствовал себя немного не в своей тарелке. Когда пацаны позвали на речку - не отказался. нужно было как-то расслабиться.
А на следующий день они наконец-то приступили к практической части. Она понравилась Антону куда больше теоретической. Несмотря на то, что Кузьмич гонял его, что называется, до седьмого пота.
— Вот когда я не почувствую, как ты подрезаешь мой лопатник — тогда можешь быть свободен, и пинай с кентами мячик хоть до следующего утра. Помни — задействуются только большой и средний пальцы. И учти… Если работаешь в толпе, то никто не должен тебя срисовать за работой. Поэтому держи окружающих под контролем, глаза у тебя должен быть даже на затылке.
Лишь спустя несколько часов усердных тренировок Антону удалось выполнить задание. Но и то Кузьмич ограничился скупой похвалой:
— Нормально, на первый раз сойдет. Что, пальцы сводит? Разрабатывать надо. Берешь монетку и катаешь между пальцами с утра до вечера. Вот, смотри, как я делаю… После таких тренировок сможешь любой фокус показать, даже в карточные шулера переквалифицироваться. Но не советую менять специализацию, можешь нарваться на еще более крутого каталу. В работе щипача все веселее и последствия не такие серьезные.
А еще спустя неделю, аккурат накануне 1 сентября, Антону пришлось проходить боевое крещение на ближайшем базарчике. Пришли они туда с Кузьмичом под видом покупателей – деда и внука. Воровской авторитет слонялся по рынку с авоськой, а Антоха держался рядом, по совету учителя высматривая в толпе подходящего клиента.
— Вон тот сойдет? — кивнул он в сторону парня в джинсовом костюме и бейсболке, отиравшегося возле ларька звукозаписи. Из киоска доносился голос Виктора Цоя, поющего о группе крови на рукаве.
— Пожалуй, что да, в цвет попал. Бобер вроде упакованный. Лопатник в заднем кармане, под рубашкой. Ну рискни, шнурок, и пусть тебе повезет.
Ох, что в тот момент творилось с Сурским! Ладони моментально вспотели, в кожу словно вонзились тысячи электродов, во рту пересохло… К потенциальной жертве он приближался на негнущихся ногах. Вспомнил, как Кузьмич учил его в таких случаях напевать про себя какую-нибудь простую песенку.
— Я-то в свой первый раз пел «Гоп со смыком», у Утесова ее услышал. Ну а ты, кумекаю, блатных не знаешь, так что напевай что-нибудь незамысловатое.
На этот раз Антон воспользовался советом и принялся просто подпевать Цою, потому что в голову ничего другого не приходило. Неторопясь приблизился ко все еще рассматривавшему кассеты с записями зарубежных исполнителей парню.
Тот наконец вроде бы сделал выбор и склонился к окошку, где продавец прихлебывал растворимый кофе из пластикового стаканчика. Низ рубахи приподнялся, и взгляд Антона остановился на бумажнике из темно-коричневой кожи. Рука сама потянулась к кошельку, и только в последний момент он вспомнил, что забыл оценить окружающую обстановку. Испуганно пошарил глазами вокруг… Вроде бы никто на него не обращал внимания. Значит, можно спокойно работать. Сурский, пристроившись чуть позади и сбоку жертвы и,  делая вид, что увлечен изучением постера с изображением группы «Скорпионс», чувствовал, как его большой и средний пальцы правой руки соприкоснулись с кожей бумажника. На мгновение сердце замерло, время также остановилось, и Антон подумал, что сейчас грохнется в обморок. А затем все неожиданно пришло в норму, и начинающий щипач увидел в своей руке чужой кошелек, застегнутый на кнопку с перекидывающимся ремешочком. На автомате сунул бумажник в свой карман и неторопясь, со скучающим видом направился к Кузьмичу.
Подойдя, молча передал украденный бумажник. Старик так же молча принял его, и они отошли за угол ближайшего ларька. Здесь Кузьмич распотрошил кошелек, в котором обнаружились несколько визиток и около сотни рублей с мелочью.
— Для первого раза неплохо. Бабосы оставляем себе, от лопатника избавляемся.
С этими словами он бросил бумажник в урну.
— Теперь линяем, сейчас поднимется кипеш, ни к чему нам здесь светиться.
Напоследок Антон все же оглянулся. Парень как раз закончил переговоры с продавцом, и потянулся к заднему карману джинсов. Озадаченно похлопал рукой по пустому карману, затем по другому. После чего громко выругался.
На какое-то мгновение Антону стало жалко парня. Но тут же он осознал, что с блеском прошел первое серьезное испытание. И его наполнило такое чувство восторга, которого раньше он никогда в жизни не испытывал.
Когда они подходили к своему двору, Кузьмич протянул Антону пять десятирублевых бумажек:
— Держи, твоя доля. Сороковник мой, а червонец сверху – идет в общак. Бабками не свети, заныкай куда-нибудь, трать понемногу, или откладывай на какую-нибудь вещь. Ну все, малец, бывай.
Не выпуская руку из кармана штанов, Сурский с глуповатой улыбкой на лице свернул к своему дому. Но на самом подходе улыбка все же сползла с его физиономии по причине того, что навстречу шел Виталик по прозвищу Кривой вместе со своими корешами – Дылдой и Козявой.
— Оп-па, кого я вижу, Тоха, — придуриваясь, развел руки в стороны Кривой. — Откуда шлепаем? Рубликом не богат? А то нам с парнями на курево не хватает…
Кривой считался грозой среди местных подростков, к своим 15 годам успел год отсидеть в колонии для несовершеннолетних. Его дружков, похоже, ждала та же судьба. И сейчас все они смотрели на Антона, словно волки на зайца, с чувством собственного превосходства, уверенности в своих силах. Еще бы, ему всего 12, он на голову ниже самого низкорослого из этой троицы.
Был бы у него рубль, он, может, и отдал бы его от греха подальше. Но в кармане Сурского имелись лишь пять купюр куда большего достоинства. Доставать червонец и просить у Кривого сдачи? Ха, да он эту 10-рублевку с руками оторвет.
Антон оглянулся в поисках выхода. Бежать? Так ведь догонят, он даже в свой подъезд не успеет заскочить.
— Было бы – поделился, — сказал он, стиснув в кармане в потном кулаке купюры.
— А чего руку в кармане держишь? Может, там завалялось чего? Пацаны, ну-ка…
Он мотнул головой в сторону Антохи, и его подельники вразвалочку двинулись к потенциальной жертве.
Может, все же рвануть, пока не поздно? Но ноги словно приросли к асфальту. И тут будто что-то торкнуло в его голове…
— Слышь, Кривой, ты рамсы-то не попутал? Мастью не ошибся? Ты на кого батон крошишь, баклан? Думаешь, братва не в курсах, кем ты на малолетке был? Или напомнить?
Да уж, за время общения с Кузьмичом Антон поднабрался блатных словечек, которые теперь буквально лились из него нескончаемым потоком. И он сам не понимал, как такое происходит. Словно видел себя со стороны, а вместо него кто-то другой общался сейчас с оторопевшим от такой наглости хулиганьем.
А обалдеть тому же Кривому было от чего. Ходили слухи, что на зоне его, мягко говоря, опустили. Железных доказательств не имелось, но дыма без огня, как говорится, не бывает. Кривой при каждом удобном случае трещал, что на малолетке пользовался авторитетом, однако все это было только на словах. Сейчас же 15-летнего уголовника едва ли не прямо обвинили в том, будто в зоне его отпетушили.
Не менее потрясенными выглядели и подельники Кривого. Они переводили глаза с Антохи на своего кента и обратно, не зная, что им предпринять дальше.
— Ты… ты, сука…
Кривого буквально затрясло, его лицо от бледного перетекло в пунцовый цвет. Подрагивающей правой рукой он полез в карман, где, вполне вероятно, своей минуты дожидался выкидной нож. Но в этот момент в разборках нарисовался четвертый участник.
— Че за дела, мелочь? — не повышая голоса, скрипуче поинтересовался Кузьмич. — Кому-то зубы жмут?
Кривого будто сразу охолонуло. Он тут же стушевался, видно, слышал, кто такой этот старик, и что с ним лучше не связываться.
— Ну, щегол, мы с тобой еще пересечемся. Дылда, Козява – за мной.
Провожая взглядом удаляющиеся спины местных хулиганов, Антон почувствовал неимоверное облегчение.
— Ну спасибо, Кузьмич. Вовремя ты появился.
— Да я уж от дома своего почуял что-то копчиком, пригляделся – а у тебя кипеш какой-то намечается. Не бросать же кента в беде. Бабосы-то не посеял?
— Да нет, все при мне.
— Завтра в школу? Учись хорошо. Если решил стать вором – необязательно забивать на учебу. Может, и в институт еще поступишь. Но то, чему я тебя обучаю, не забывай. Кстати, на днях познакомлю тебя кое с кем, представлю. Люди серьезные, со мной одного полета птицы. Так что держись ровно. Потом напомню, как себя вести надо, щас, вижу, голова у тебя другим занята. Ну все, бывай, мне тоже пора по делам.

Глава 3. Пижон
Знакомство с маститыми ворами состоялось в ближайшее воскресенье на квартире у Кузьмича. Сурский одел что почище да поприличнее, придирчиво оглядел себя в зеркало и своим видом остался доволен.
— Куда вырядился, на свидание, что ли? — поинтересовалась возившаяся на кухне мать.
— Да мы тут с классом на экскурсию собрались, — приврал Антон.
— А-а, ну это дело хорошее. Мелочь возьми на всякий случай.
Сурский про себя улыбнулся, вспомнив про честно украденные пятьдесят рублей, которые пока осели в его копилке. Он еще не придумал, что делать с деньгами. Не на мороженое же тратить, в самом деле, может, бизнес какой затеет, ларек свой поставит. Правда, ждать надо совершеннолетия… Или на мамку оформить? Ладно, чего сейчас делить шкуру неубитого медведя, эти деньги еще накопить надо.
До дома воровского авторитета было не больше пяти минут хода.
— Заходи, — сказал старик, впуская Антона в квартиру.
Там, за столом, сидели трое. Один дымил папиросиной, пуская струю дыма в потолок, двое лениво перекидывались в картишки. На вошедшего Антона они, казалось, не обратили абсолютно никакого внимания.
— Ну вот, братва, знакомьтесь — Антоха. Это Сиплый, Бес и Сеня-Волга. Все воры в авторитете, про тебя я им уже напел. Пусть теперь поглядят на тебя. Может, заодно и погоняло придумаем.
— Да че там думать, Пижон и есть, — сказал Сиплый, выпустив в потолок очередную порцию дыма, и голос его на самом деле оказался подсевшим, а скорее всего прокуренным. — Вон вырядился как.
Картежники оторвались от игры и тоже смерили Антона взглядами, под которым подросток почувствовала себя не очень уютно.
— А че, нормальное погоняло, — подтвердил Сеня-Волга.
Бес просто кивнул, не выпуская карт из татуированных пальцев.
— Ну вот и окрестили, — вздохнул Кузьмич, и отправился на кухню, откуда спустя минуту вернулся с бутылкой водки и четырьмя гранеными стаканами. — Пижон, метнись на кухню, там еще тарелка с закуской. Щас отметим твое погоняло.
Из спиртных напитков Антоха раньше пробовал только пиво, было дело с друзьями, тайком от матери. Сейчас же, сообразив, что ему предстоит впервые в жизни пить водку, немного напрягся. Вот закосеет, и в каком виде придет домой?..
Но переживал напрасно. Порцию ему налили символическую, буквально на один глоток, видно, понимая, что в его возрасте рано еще употреблять такие крепкие напитки. Зажмурившись, он залпом опрокинул в себя содержимое стакана. Волна тепла пошла вниз по пищеводу, а на глазах непроизвольно выступили слезы. Кузьмич молча сунул ему в руку маринованный огурец.
— Ну, малой, дай Бог не последний стакан в твоей жизни, — изрек Бес, поглядывая на свой также опустевший «граник», и потер ладони одна о другую. — Так, Сеня, давай банкуй, у меня как раз масть пошла.
Игра продолжилась, и на Антона уже никто не обращал внимания. Разве что Кузьмич, похрустывая огурцом, кивнул:
— Ладно, все отметили чин чинарем, можешь гулять, Пижон. Нечего тебе пока с авторитетами тереться, у нас тут еще базар свой намечается. Как нужен будешь — я тебя найду.
Антон вежливо попрощался со всеми, на что ему кивнул только Сиплый, и отправился восвояси. Шагая по двору, думал… Он по-прежнему Антон Сурский для всех знакомых, а для воров теперь Пижон. Если бы ему предложили самому выбрать себе прозвище, наверное, придумал бы что-то поинтереснее. Например, Красавчик! И у девчонок с таким прозвищем имел бы успех. Но, с другой стороны, и Пижон не такое уж плохое погоняло. А то назвали бы каким-нибудь Козявой, как местного хулигана, или вообще Дрищем — вот было бы смеху.
Домой он сразу решил не идти. Если уж соврал матери, что ушел на экскурсию, то нужно где-то провести ближайшие пару часов. Не придумал ничего лучше, чем сходить в видеосалон, на голливудский блокбастер «Рокки» с Сильвестром Сталлоне. Под впечатлением от фильма подумал, что неплохо бы записаться в секцию бокса. А что! Вот встретит его как-нибудь Кривой с компанией, и он им так наваляет…
А на следующий день, когда Антон возвращался из школы, его на полпути к дому подкараулил Кузьмич. Поздоровались по-взрослому, за руку. После чего старик как бы между прочим сказал:
— Ну ты как, с монеткой упражняешься?
Антон извлек из кармана рубль с профилем Ленина, и продемонстрировал, что уже научился более-менее перекатывать металлический кругляш пальцами одной руки.
— Давай, давай, тренируйся, — одобрительно кивнул воровской авторитет. — У тебя пальцы должны быть как у пианиста. Они — твой главный рабочий инструмент. Ну еще и голова, само собой.
Антон чувствовал, что Кузьмич встретил его вовсе не затем, чтобы поинтересоваться, как он научился перекатывать пальцами монетку. Но события не торопил. Наставник заговорил о деле уже на подходе к их двору:
— В субботу мне понадобится твоя помощь. Нужно отвлечь одного фраера, пока я буду у него подрезать лопатник. И причем отвлечь не только его, но и охрану, потому как птица высокого полета, ходит с телохранителем. А вот как ты это сделаешь — это мы с тобой покумекаем. Мыслишка у меня одна есть. Подходи вечерком, как уроки сделаешь, посидим-обсудим.