Гей-парад

Сергей Цыганенко
     Прайд проходил совсем не так, как рассчитывали его участники. Собралось едва ли две сотни гостей, из них почти половина иностранцы. Мэр южногерманского города шел за руку со своим новым другом - молодым беженцем из охваченной огнем ближневосточной страны, которая щедро рассеяла своих детей по всей старушке Европе. Рядом с ним брел министр экологии одного небольшого, но очень сытого скандинавского королевства. Мужчина был немолод и грузен, с лысой, как бубен макушкой, но несмотря на внешность он был очень романтичным, этот еврочиновник. Министр недавно развелся со своим мужем и его сердце было вновь свободно.


    Дальше следовали представители местных правозащитных организаций, которые вообще геями не были, а тусили здесь, чтобы мелькнуть на экране и лишний раз пропиариться. И лишь в самом конце колонны шли местные сторонники однополой любви.


- «Варварская страна», - раздраженно подумал немец и покрепче сжал смуглую руку сирийца, - «а еще собираются вступать в ЕС, дикари». Он направил приглашение на прайд мэру этого города, но тот даже не ответил на письмо. На гей-парад не пришел никто из руководства страны, хотя европеец точно знал, что многие депутаты Верховной Рады и Киевсовета могли бы смело здесь присутствовать. Но куда там! Эти фарисеи истово целуют кресты перед журналистами, а вечером в закрытых барах обнимают друг дружку.


   Первый раз прайд попытались провести в двенадцатом году, еще при тогдашнем президенте, но ничего не получилось. Бородатые ортодоксы перекрыли проспект Победы, ложились на дорогу, выставив как щит свои иконы. Женщины бросали в них яйцами и помидорами, а немногочисленная милиция никак не могла совладать с протестующими киевлянами.


   В тринадцатом году собирались подписывать ассоциацию, и решили лишний раз не нагнетать обстановку, потом случился майдан и события понеслись как снежный ком. И только в этом, 2015 году наконец решили провести правильный гей-парад, многотысячный, с бразильскими танцами, движущими платформами, чтобы празднично было всем. Но оказалось, что жители этого солнечного города веселиться упрямо не хотят, к геям относятся резко отрицательно, и вообще секс меньшинств здесь на уровне статистической погрешности. А те, кто есть, участвовать в прайде не будут, дескать себе дороже, да и вообще зачем все это?


   Но новый президент этой постсоветской страны, сам отец четырех детей, все же был вынужден подчиниться требованиям своих «патронов», и дать добро на проведение гей-парада.


 - «Четверо детей», - мысленно присвистнул германский мэр, - «средневековье, а у того, кто был перед сбежавшим, целых пятеро. Зачем заставлять так много рожать несчастных женщин?» - Сам он давно ратовал за законодательное ограничение воспроизводства в семье, - «Одного ребенка на семью вполне достаточно».


   Он оглянулся на плотные ряды полицейских, национальных гвардейцев и бойцов территориальных батальонов. Две сотни участников прайда охраняло две тысячи хорошо экипированных силовиков - вездесущий «Правый сектор» пообещал устроить бойню. Полицейские были с табельным оружием, гвардейцы и террбатовцы в бронежилетах и касках. Место проведения прайда до последнего держали в секрете, чтобы противники марша не успели подготовиться. И только утром участникам гей-парада сообщили – это будет Оболонская набережная.      


   Немец восторженно огляделся, место было чудесным, пожалуй, впервые прайд проходил в таком живописном уголке. Широкий седоусый Днипро раскатисто нес свои волны «из варяг в греки», его пересекал, вытянувшийся остров Дружбы народов, густо заросший лиственным лесом. По реке плыли моторные лодки, белоснежные яхты, ракеты и небольшие прогулочные кораблики.


   Набережная была застроена современными высотками, которые стыдливо прятали старую Оболонь – панельные девятиэтажки, памятник эпохи социализма. На обочине стояли немногочисленные растерянные киевляне и с округлившимися глазами смотрели на странное шествие, окруженное диким количеством силовиков.


   Сириец послал воздушный поцелуй очаровательной белокурой девушке, она стояла возле двойной коляски, рядом с мужем, который держал третьего карапуза на руках. Женщина с отвращением сплюнула и отвернулась, ее супруг посмотрел на араба с презрением и плотно сжал губы. 


 - «Дикари», - в который раз подумал немец и ласково погладил расстроенного друга по щеке, - «им не место в Европе». Погода резко поменялась, солнце закатилось за тучу, подул резкий ветер и в глаза участникам прайда полетел прибрежный песок. Гей-парад пора было заканчивать.


    Всеволод, в который раз ласково оглядел свою гитару. Конечно это не «YAMAHA», но отечественная «Трембита» ничем не хуже. Отличная акустика, плавный изгиб деки, необычный цвет мореного дуба, все это, в купе с ценой в тысячу триста гривен делали изделие Львовского завода музыкальных инструментов прекрасным приобретением. Заодно он купил утепленный чехол за четыреста гривен и подставку под ногу за двести. На это ушли все его сбережения.


    Сева жил с бабушкой вдвоем, отца он никогда не видел, в семье про него не говорили, а мать умерла пять лет назад от рака груди. Не помогли операция и химиотерапия, болезнь обнаружили очень поздно. После смерти матери мальчика хотели забрать органы опеки, но бабушке с огромным трудом удалось оставить внука у себя.


    Жили они бедно, но дружно, бабушка подрабатывала, убирая квартиры богатых киевлян, Всеволод помогал ей. По воскресеньям мальчик ходил в церковь, где служил пономарем, он мечтал стать священником, но никому не признавался в этом. У Севы были очень красивые волосы, длинные и очень густые, светло-русого цвета, таким позавидовала бы и любая девушка, он их укладывал хвостом, как и их батюшка. Пытался отпускать и бороду, но из этой затеи ничего не вышло, юноше было только шестнадцать и три кривых волоска никак не смахивали на гордость библейских патриархов.


    Отец Константин давал Всеволоду немного денег и продукты, из тех, что приносили прихожане «за упокой». Еду он приносил домой, а гривны откладывал вместе со своей сиротской пенсией, которую бабушка не тратила, а отдавала внуку. Вот на эти сбережения он и купил акустическую гитару, теперь можно было начать учиться играть на этом музыкальном инструменте. Как Высоцкий. Гребенщикова, Виктора Цоя, русских бардов и соловьиные украинские песни. Сева так замечтался, что пропустил свой троллейбус, который отправился без него.


    Эрика и Зоя были вместе уже два месяца. Все было так ново и необычно, не рутинные отношения с парнями, а настоящая любовь, без опасности «залететь». Зоя была местной, а Эрика из Хуста, пятый ребенок в семье потомственных «субботников». Дома она работала с утра до вечера и ходила на скучные протестантские собрания. И только поступив в столичный «политех» с головой погрузилась в богемную жизнь Киева.


    С прайда они ушли пораньше, опасались зловещих «правосеков», и на остановке увидели молоденького парня с длинными волосами. – «Наш», - решили подруги, и приветливо улыбнулись гитаристу, тот покраснел и смущенно отвернулся. – «Нет, не наш», - юноши их круга не краснели от женских улыбок.


 - Я тебе точно говорю Битюг – это гомосек, - бритый наголо парень с колючими глазами указал пальцем на троллейбусную остановку.
 - Ну не знаю Пархом, - засомневался накаченный крепыш с бесцветными рыбьими глазами, - по ходу он один, педики обычно парами ходят.
 - Ты их часто видел Битюг, - скривился третий, высокий мужчина лет тридцати с острым шакальим лицом и кличкой Крыса, - давай хоть этого отоварим, к тем гомикам не добраться, там ментов тьма.


    Странная компания к «Правому сектору» никакого отношения не имела, но под их знаменами во всевозможных потасовках участвовала регулярно. Правды ради стоит заметить, что также они дрались вместе с футбольными фанатами, за антимайдан в Мариинском парке, а позже и против него. Дубасили вьетнамцев возле Троещинского рынка и курдов на арбузных раскладках.

   Но ни националистами, ни скинхэдами, ни, тем более, сторонниками «русского мира» компания не являлась. Это были обычные гопники, которым немного платили разные «дяди» за грязную работу, а те и рады были стараться. Заказы находил Крыса, хотя лидером был Битюг.


 - Ладно, - после недолгого колебания согласился здоровяк, - только по-быстрому, здесь «вовчики», они ребята крутые, по майдану запомнились. Погнали!
   Сева вздохнул: - «Ну вот, троллейбус пропустил, жди теперь следующего, а ведь обещал бабушке помочь убрать в квартире Елизаветы Андреевны». Юноша переложил гитару в другую руку и увидел трех парней, перебегающих дорогу среди бурного потока машин. Компания пересекла асфальтовую реку и на одном дыхании заскочила на остановку.


 - Держи, гомосятина! – первый удар кастета пришелся Всеволоду прямо в скулу и рассек лицевые мышцы до кости. Парень охнул от боли и упал на свою гитару. Второй удар тяжелого армейского берца пришелся в висок юного пономаря и заставил разжать долгожданную «Трембиту». Дальше гопники били уже по неподвижному телу.
- Помогите! – дурным голосом закричала старушка на остановке, все остальные словно заледенели, не в силах вымолвить ни слова. Со стороны Оболонской набережной бежало четверо солдат в зеленой форме и бронежилетах. Взвизгнула тормозами японская легковушка и из нее выскочил грузный мужчина с бейсбольной битой в руке, он увидел избиение Севы и спешил спасти несчастного парня.
 - Валим! – выкрикнул Битюг и многоопытная троица бросилась в глубину Оболонских дворов


     Первый гей-парад в столице свободной Европейской Украины прошел успешно. Влиятельные вип-персоны вальяжно рассаживались по бронированным лимузинам и в сопровождении патрульных полицейских мчались в аэропорт Борисполь. Простую публику везли в обычных автобусах, но под присмотром силовиков. На Оболонской набережной вновь гуляли семейные парочки с детьми, а темная вода также неслась к югу.


    И только на троллейбусной остановке под белоснежной простыней лежал мертвый парень Сева так ни разу и не сыгравший на своей гитаре.